Две пачки

Эпиграфы:
"Но если есть в кармане пачка сигарет..."
(Виктор Цой)
"Та якщо є в кишені пачка цигарок..."
(Виктор Цой, перевод - Олег Скрипка)

Тётю Машу в округе знали все. Сутулая, с палкой в руке и козами за спиной, она каждый день выходила на трассу. Ту самую, которую обе стороны боялись пересекать.

Слева, если встать спиной к областному центру, стояли одни войска, справа — другие. Обе стороны окопались, смотрели друг на друга через прицелы и беспилотники, но сама трасса пустовала. Никто не рисковал на нее выходить..

Кроме неё.

Жила она в селе по правую сторону.

Тётя Маша — это как та коза из старого детского фильма, где Людмила Гурченко пела про маму в смешном парике с рожками.

Только её козы настоящие, рогатые, с колокольчиками на шее. Козы были её богатством, и пастись им лучше всего удавалось на лугах у соседнего села — по левую сторону.

С весны она гнала коз через трассу. Раньше было трудно проскочить между потоками машин. Вот уже полгода, как машины не мешали, а над головой иногда летали снаряды, за спиной на станции гремели, выгружаясь, танки, впереди, у другой станции, строили укрепления. Но трасса оставалась для неё свободной. К остальному привыкла, не в неё же летит.

Солдаты к ней тоже привыкли, не мешали. Но иногда останавливал новичок, особенно если бдительный с непривычки. Чаще с лицом мальчишки, которому в институт бы ходить.

Тогда тётя Маша неторопливо залезала в карман. В правом — пачка местных сигарет. В левом — такая же, но с той стороны, купленная у контрабандиста на рынке.

Как стороны трассы, чтобы не спутать.

Сигареты отличались только картинкой и буквы те же, но слова разные. И все о том, что каждый Минздрав предупреждает. Точно как солдаты — одинаковый камуфляж, одинаковая усталость в глазах, одинаковые сапоги. Только флажки на рукавах нашиты разные.

— Тётя, — один раз сказал молодой с левого блокпоста, протягивая руку. — Дай-ка прикурить.

Она сунула ему «левую» пачку. Он щурился на солнце, говорил как люди, только «г» у него звучало чуть звонче, чем у её земляков.

— Ишь ты, козы у неё ходят по трассе, а мы тут сидим, как придурки.

На обратном пути другой солдат понюхал сигарету из «правой» пачки и усмехнулся:

— А нам-то шо? Пусть ходят, пока трава есть.

Иногда ей казалось, что они все будто из соседних областей: говорят одинаково, только слова катаются по-разному во рту. Не чужие, не враги — будто родня, что перессорилась из-за забора.

Важно всё-таки было не перепутать. Тем — из правого кармана. Тем — из левого. Тогда всё точно обходилось мирно. Люди разные встречаются, хоть и одинаково одетые. Вдруг офицерик или какой дурной попадётся.

Молодые бойцы затягивались дымом, благодарили и пропускали её с козами дальше.

В селе, у телевизоров, соседи слушали ужасы: кто-то говорил, что «там» люди едят кору с ежами, кто-то — что «здесь» детей продают в рабство. Но тётя Маша чувствовала: ужасы у всех одинаковые. И лица — одинаковые, это она знала.

Она не слушала. Просто пасла коз, угощала сигаретами и ждала зимы. Зимой трава пропадёт — и не придётся больше гнать стадо через эту пустую трассу, которой боятся все, кроме неё, даже целые армии.

Кто ж солдатикам покурить принесёт?..

Зимой тётя Маша на неделю съездила к дочери в соседний район. Вернулась в пустой загаженный дом. В смысле, одни стены с крышей. В котором открутили все металлические трубы и вырвали проводку. Без коз, соседка побоялась приходить.

В сельсовете дали старые двери, чтобы навесить, кровать из закрытой амбулатории и двух помощниц: прибраться и переклеить обои. Чем смогли, «свои» ведь квартировали, жаловаться нельзя, вот если бы «чужие», тогда пиши заявление, мол, я жертва агрессии...