Ключ, который Катя нашла на заброшенном чердаке бабушкиного дома, был не простой. Пыльный сундук с позеленевшими от времени замками хранил в основном воспоминания о прошлой, до Кати, жизни: пожелтевшие письма, кружевные скатерти, от которых пахло лавандой и тоской. Но под стопкой выцветших фотографий лежал он — холодный, как лёд, даже в летний зной, и отливающий странным синеватым светом, если на него падал луч солнца.
Катя уже хотела отнести находку бабушке, но её взгляд упал на стопку старых книг в углу. Толстый кожаный фолиант без названия на корешке привлёк её внимание. Книга раскрылась на странице с древним, выполненным чернилами чертежом. Это был план дома. Этого самого дома. Но на чертеже, в глубине стены между спальней и гостиной, была изображена дверь, которой в реальности не существовало.
Сердце Кати забилось чаще. Она спустилась вниз, подошла к указанному месту. Обои, поклеенные, кажется, ещё при прадеде, сливались в ровную поверхность. Никаких намёков на проём. Но в руке она сжимала ключ, и его холод будто проникал внутрь, подсказывая, что она чего-то не видит.
Катя с силой сжала ключ в ладони, пока холодный металл не начал жечь кожу.
— Ну что это за глупости? — строго сказала она себе вслух. — Двери там нет и быть не могло. Просто старая игрушка и случайное совпадение.
Она решительно положила ключ обратно в сундук, захлопнула крышку и спустилась вниз, в привычный мир, где не было места сияющим артефактам и несуществующим дверям. Весь вечер она помогала бабушке, стараясь не смотреть на ту самую стену. Но периферией зрения она все равно ловила ее — ровную, заставленную комодом, обыденную и такую обманчивую.
Ночью Кате приснился сон.
Она стояла в полной темноте, но при этом видела себя со стороны. Перед ней была дверь — высокая, из темного дерева, с витиеватой резьбой, которая складывалась в узоры, похожие на языки холодного пламени. В центре замка зияла замочная скважина, и от нее исходил тот самый синеватый свет.
Во сне Катя протянула руку, и в ней уже был тот самый ключ. Она вставила его в скважину. Поворот сопровождался не громким щелчком, а тихим, печальным вздохом, будто кто-то за этой дверью долго ждал и наконец облегченно выдохнул. Дверь медленно стала открываться, и из щели хлынул ослепительный белый свет. Он был не просто ярким — он был звенящим, наполненным шепотом тысяч голосов. И сквозь этот шёпот Катя ясно расслышала собственное имя, произнесенное тихим, знакомым голосом, который она не слышала с детства... голосом давно умершего деда.
— Катя... найди...
Она проснулась от собственного крика, вскочив на кровати. Сердце бешено колотилось, а в ушах все еще стоял тот самый звенящий свет и эхо голоса. За окном была глубокая ночь. Комната тонула в тенях, но Катя уже не сомневалась.
Это не было игрой воображения.
Она тихо поднялась по скрипящим ступеням, сердце уходило в пятки с каждым шагом. На чердаке было холоднее, чем в остальном доме. Лунный свет слабо освещал злополучную стену. Катя подошла к сундуку, снова достала ключ. Его холод теперь казался не пугающим, а... ожидаемым.
Она стояла перед стеной, держа в дрожащей руке ключ. Шёпот из сна все еще звучал в ее сознании.
Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавеску, ложился на обои бледной полосой. В тишине ночи каждый шорох казался оглушительным. Катя подошла к стене, к тому самому месту, где на чертеже была изображена дверь. Она провела ладонью по шероховатым обоям — ничего. Ни щели, ни бугорка, ни намёка на что-то иное.
Но сон был слишком реальным. А холод ключа в её руке напоминал о себе пульсирующим ощущением.
— Дверь есть, — упрямо прошептала она. — Просто её не видно.
Катя начала методично, сантиметр за сантиметром, ощупывать стену. Она надавливала на случайные узоры на обоях, искала едва заметные неровности. Минуты тянулись, превращаясь в вечность. Отчаяние начало подкрадываться к горлу холодными мурашками. Может, она и правда сошла с ума?
И вдруг, когда её пальцы скользнули по участку стены прямо напротив ножки старого комода, она почувствовала едва уловимое углубление. Не царапину, а именно аккуратную, маленькую выемку, скрытую под слоем бумаги. Сердце Кати замерло. Она надавила.
Раздался тихий, но отчётливый щёлк.
И тогда часть стены — ровный прямоугольник чуть выше Катиного роста — бесшумно отъехала вглубь, повернулась на скрытой оси, открыв проём. Не дверь в привычном понимании, а именно проём в толще стены, за которым вилась вниз узкая каменная лестница, тонувшая в непроглядной тьме. Оттуда пахло сыростью, пылью веков и чём-то ещё… сладковатым и неуловимым, как запах увядающих цветов.
Катя замерла на пороге, сжимая в руке сияющий ключ. Лестница уходила в подземелье, в самое сердце тайны. Шёпот из сна будто бы усиливался, доносясь из этой темноты.
Глубокий вдох. Еще один. Воздух, пахнущий тайной, обжигал лёгкие. Шёпот в крови звал вниз, а инстинкт кричал «беги». Но Катя помнила голос деда. Помнила сон.
Она сделала шаг.
Каменные ступени были холодными даже сквозь тонкую подошву тапочек. Они уходили вниз по спирали, и с каждым шагом свет лунного света из гостиной таял, пока от него не остался лишь бледный прямоугольник вверху. Темнота сгущалась, становилась почти осязаемой. Но странное синее свечение ключа в её руке разгоралось в ответ, отбрасывая на стены призрачные блики. Он был не просто инструментом — он был её единственным фонарём в этом подземном царстве.
Лестница оказалась короче, чем ей показалось вначале. Спустившись с десяток ступеней, Катя оказалась в небольшом круглом помещении. Света ключа едва хватало, чтобы разглядеть стены, испещрённые такими же резными символами, что были на двери из её сна. В центре комнаты на каменном постаменте лежал один-единственный предмет — старый, потрёпанный дневник в кожаном переплёте. На обложке была вытеснена та же символика, что и на ключе.
Сердце Кати бешено колотилось. Она протянула руку и коснулась обложки. В тот же миг в тишине прозвучал ясный, как колокол, голос, которого она не слышала много лет:
— Катюша… Я знал, что это будешь ты.
Это был голос её деда.
Катя резко обернулась, но вокруг никого не было. Голос звучал прямо у неё в голове, исходя от дневника. Она с трепетом открыла первую страницу. Строки, написанные знакомым почерком, светились в лучах ключа.
«Если ты читаешь это, значит, ключ нашёл тебя. И значит, ты готова узнать правду. Наша семья — не просто семья. Мы — Хранители. Хранители Порога…»
Катя замерла, забыв о дыхании. Она была на пороге не просто тайны, а целого наследия, о котором не подозревала.
Сердце Кати бешено заколотилось, уже не от благоговения, а от животного страха. Синий свет ключа померк, будто его сила была поглощена внезапно нахлынувшей тьмой. Ледяной ужас сковал её, когда она осознала: она здесь не одна.
Шорох повторился — уже ближе, с верхних ступеней лестницы. Кто-то спускался. Медленно, уверенно, словно знал каждый камень.
Инстинкт самосохранения крикнул громче разума. Катя схватила дневник с постамента, сунула его за пояс пижамы и, сжимая в потной ладони ключ, бросилась к лестнице. Она взлетела по ступеням с такой скоростью, на какую были способны её ноги. Прямоугольник двери в гостиную был так близок!
Но когда она выскочила в знакомую комнату, залитую лунным светом, её ждал новый удар. Тот самый потайной проём начал медленно и бесшумно закрываться. Катя метнулась вперёд, едва успев проскочить в щель, прежде чем каменная панель с глухим стуком встала на место, снова превратившись в ровную стену.
Она прислонилась к ней, пытаясь перевести дух. В доме стояла звенящая тишина. Может, это бабушка? — мелькнула безумная надежда.
Внезапно с верхнего этажа донёсся сдержанный скрип половицы.
Катя замерла. Бабушка спала на первом этаже. Значит, в доме чужой.
Она должна была выбираться. Бежать к выходу было самоубийственно — незнакомец мог увидеть её с лестницы. Единственный путь — через кухню в старую веранду, а оттуда — в сад.
Катины босые ноги бесшумно скользили по полу. Она кралась, прижимаясь к стенам, каждую секунду ожидая, что из темноты вынырнет тень. Её сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно во всём доме.
Она уже почти добралась до кухни, когда позади, в гостиной, раздался спокойный, низкий мужской голос:
— Не стоит прятаться. Я просто хочу поговорить о наследии твоего деда.
Катя не стала слушать. Она рванула на кухню, распахнула дверь на веранду и выбежала в прохладную ночь. За спиной послышались уверенные, быстрые шаги. Погоня началась.
Ветер бил в лицо, цепляясь за развевающиеся полы пижамы. За спиной нарастал стук каблуков по каменным плитам патио — незнакомец был близко. Бежать вглубь сада, в непроглядную чащу, было опасно: там легко споткнуться или заблудиться.
Но у Кати был план. Не детская забава, а по-настоящему тайное место, известное только ей. В дальнем углу сада, за зарослями старой сирени, стоял полуразвалившийся сарай. Ещё в детстве она обнаружила под грубой мешковиной в дальнем углу люк, ведущий в небольшой подвал — вероятно, старый ледник или укрытие. С тех пор это было её убежищем.
Ноги сами несли её по знакомой тропинке. Она нырнула под колючие ветви сирени, не оглядываясь, отодвинула тяжёлый, пропахший землёй и грибами кусок мешковины и, нащупав скобу, дёрнула люк на себя. Деревянная крышка с тихим скрипом поддалась. Катя прыгнула в чёрную дыру, стараясь как можно тише опустить люк за собой.
Она оказалась в крошечном, тесном пространстве. Воздух был спёртым и холодным. Сквозь щели в люке пробивались тонкие лучи лунного света. Затаив дыхание, Катя прислушалась.
Снаружи послышались быстрые, уверенные шаги. Они замерли неподалёку.
— Куда же ты убежала? — снова прозвучал тот же спокойный голос. — Я не причиню тебе зла. Мне нужен только ключ.
Шаги стали медленными, приближающимися. Катя вжалась в земляную стену, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Она сжала в кармане холодный металл ключа. Он знает про ключ.
Вдруг шаги остановились прямо над ней. На люк упала тень.
— У каждого убежища есть свой секрет, — почти шёпотом произнёс незнакомец. Раздался скрежет — будто он провёл рукой по грубой доске.
Катя зажмурилась, ожидая, что люк сейчас распахнётся.
Но вместо этого послышался резкий звук — как будто кто-то окликнул незнакомца из дома. Тень отступила. Шаги затихли, удаляясь.
Катя осталась одна в темноте, дрожа от страха и холода. Но она была в безопасности. По крайней мере, на сейчас.
Сердце колотилось где-то в горле, выстукивая сумасшедший ритм. Катя боялась пошевелиться, но любопытство и необходимость понять, с кем она имеет дело, оказались сильнее страха. Она медленно, миллиметр за миллиметром, приподняла голову и прильнула глазом к самой широкой щели между грубыми досками люка.
Лунный свет заливал поляну перед сараем. Незнакомец стоял спиной к её укрытию, его внимание было приковано к фигуре, вышедшей из дома на порог. Это была бабушка. Но бабушка, какой Катя её никогда не видела — прямая, с суровым, незнакомым лицом, в тёплом халате, наброшенном на ночную сорочку. В её руке был старый, массивный подсвечник.
— Хватит пугать ребёнка, Анатолий, — твёрдым, холодным голосом сказала бабушка. — Убирайся из моего дома.
Катя замерла от шока. Бабушка знает его? Она назвала его по имени!
Незнакомец — Анатолий — усмехнулся. Теперь, в лунном свете, Катя разглядела его лучше: высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти, с сединой на висках и пронзительным, цепким взглядом.
— Милла, мы оба знаем, что это не просто твой дом. Это наследие. И ключ не должен достаться неподготовленной девочке. Она всё испортит. Дай его мне. Я знаю, как им пользоваться.
— Ты знаешь только, как всё сломать! — голос бабушки дрогнул от гнева. — Из-за тебя погиб мой муж! Я не позволю тебе приблизиться к моей внучке. Уходи. Сейчас же.
Анатолий сделал шаг вперёд. В его позе чувствовалась угроза.
— И что ты сделаешь, Милла? Позволишь истории повториться?
В этот момент Катя невольно дёрнулась, и старая доска под её локтем тихо, но отчётливо скрипнула.
Взгляд Анатолия мгновенно метнулся в сторону сарая. На его лице промелькнула улыбка торжества.
— Кажется, наша маленькая Хранительница всё слышала, — произнёс он сладким, ядовитым тоном. — Самое время для семейного воссоединения.
Взгляд Анатолия, полный торжества, был прикован к сараю. Он сделал ещё один шаг к зарослям сирени.
— Стой! — голос бабушки прозвучал не криком, а низким, властным приказом, который Катя никогда от неё не слышала. — Не смей делать и шага.
Анатолий на мгновение замер, презрительно усмехнувшись:
— Ты будешь меня останавливать, Милла? В твоём-то возрасте?
В этот миг Катя перестала думать. Инстинкт самосохранения кричал одно: «Беги!». Она резко оттолкнула люк, выскочила из укрытия и, не оглядываясь, рванула вглубь сада, в сторону, противоположную дому. Она знала каждое дерево, каждую кочку. Сзади донёсся гневный возглас Анатолия и обрывок фразы бабушки: «...не тронь её!»
Катя бежала, не разбирая дороги, чувствуя, как колючки ветвей хлещут по рукам и лицу. За спиной слышались быстрые, тяжёлые шаги — Анатолий бросился в погоню, обойдя бабушку. Но бабушка не осталась безучастной. Послышался звук — короткий, но яростный возглас, и шаги преследователя споткнулись, замедлились.
Это дало Кате несколько драгоценных секунд. Она добежала до старого, полуразрушенного забора на краю участка, юркнула в знакомую лазейку и оказалась на узкой просёлочной дороге, уходящей в сторону леса и дачных участков. Она побежала по ней, сливаясь с ночными тенями, сжимая в кармане ключ и чувствуя, как дневник больно упирается ей в бок.
Она была одна, босая и в пижаме, но она была на свободе. И у неё были ключ и дневник. Теперь ей нужно было найти безопасное место, чтобы наконец прочитать его и понять, что же это за «наследие», из-за которого её семья расколота.
Ноги сами понесли её по знакомой тропинке, петляющей между спящими дачами. Заброшенный домик лесника стоял на отшибе, почти у кромки леса. Когда-то дед водил её сюда за грибами и рассказывал, что его собственный дед строил этот дом. Теперь он был пуст и забыт всеми, кроме Кати.
Она подбежала к покосившемуся крыльцу, отодвинула доску с оторванной петлёй — её же детский секрет — и проскользнула внутрь.
Воздух в доме был неподвижным и густым, пахнущим пылью, сухой хвоей и тишиной. Лунный свет, проникая через разбитое окно, освещал пустую комнату с голыми стенами и очагом, чёрным от старой копоти. Здесь было безопасно. По крайней мере, пока.
Катя прислонилась к стене, пытаясь перевести дух. Дрожь постепенно отступала, сменяясь леденящим осознанием произошедшего. Бабушка... она знала. Всё знала. И этот Анатолий... он был как-то связан с гибелью деда.
Она дрожащими руками достала из-за пояса дневник. Синий ключ в её кармане отозвался тусклой вспышкой, словно подтверждая, что момент истины настал. При свете луча, падающего из окна, она открыла потрёпанную обложку и перевернула первую страницу с надписью «Хранители Порога». На следующей странице почерк деда стал более плотным, торопливым.
«Катюша, если ты читаешь это, значит, худшее случилось, и я не смог тебя подготовить сам. Наша семья хранит величайшую тайну — Портал. Он не ведёт в иные миры. Он ведёт во Время. Мы, Хранители, следим за тем, чтобы ничто не нарушило ход истории. Ключ — не просто отмычка. Он — проводник, позволяющий видеть прошлое, но не вмешиваться в него.
Но есть и другие. Те, кто жаждет власти. Те, кто считает, что прошлое можно переписать. Их возглавляет мой брат, твой двоюродный дед Анатолий. Именно он виновен в исчезновении нашего отца...»
Катя замерла, с трудом веря своим глазам. Анатолий... её двоюродный дед? Значит, бабушка кричала на брата своего покойного мужа.
«...Анатолий верит, что Портал можно использовать не только для наблюдения. Он ищет Ключ, чтобы активировать весь механизм — пройти сквозь него и изменить одно-единственное событие. Но Линия Времени хрупка. Одно изменение может всё разрушить, как тонкую нить. Ты не должна позволить ему заполучить Ключ, Катя. Что бы ни случилось.»
Внезапно снаружи, совсем близко, раздался хруст ветки. Чёткий, ясный звук в ночной тишине.
Катино сердце остановилось. Она затаила дыхание, вжимаясь в стену. Кто-то был снаружи. Анатолий? Или... может, бабушка?
Шаги были осторожными, но уверенными. Они приближались к двери.
Сердце Кати колотилось так, что, казалось, его стук слышно на всю округу. Голос Анатолия, льстивый и ядовитый, просачивался сквозь щели в дверях, словно дым.
— ...Я могу показать тебе, кем был твой дед на самом деле...
Эти слова заставили её кровь похолодеть, но не от желания узнать, а от ужаса. Это была ловушка. Она чувствовала это нутром. Мысль о том, чтобы слушать этого человека, была хуже, чем бегство в ночной лес.
Катя, затаив дыхание, попятилась от двери, не сводя с неё глаз. Лунный свет из окна выхватывал в глубине комнаты другой проём — низкую, покосившуюся дверь, вероятно, ведущую в подсобку или прямо на задний двор. К ней и надо было пройти.
Она сделала шаг. Пол под ногой жалобно скрипнул.
Снаружи наступила тишина. Анатолий замолчал, прислушиваясь. Катя замерла, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки.
Затем раздался новый звук — негромкий, но от этого ещё более жуткий. Металлический скрежет. Анатолий не стал взламывать замок. Он вставил в щель между дверью и косяком какой-то инструмент и начал медленно, с усилием приподнимать засов.
Уходить. Сейчас же!
Катя бросилась через комнату, забыв о тишине. Она схватилась за железную ручку задней двери. Дверь заклинило от времени и сырости. Она налегла на неё всем весом, стиснув зубы. Сзади послышался громкий треск — сорванная щеколда на входной двери.
С отчаянным усилием Катя дёрнула ручку на себя. Дверь с пронзительным скрипом поддалась, распахнувшись в чёрную пасть ночи. Она выскочила на небольшой задний двор, заваленный хворостом, и тут же зацепилась босой ногой за ржавое, забытое кем-то ведро.
Грохот медного таза на каменной плите прозвучал, как выстрел.
— Вот и всё, игрища окончены! — прорычал с порога голос Анатолия, сбросивший маску спокойствия.
Катя не оглядывалась. Она рванула вперёд, к спасительной стене леса, что стояла в двадцати метрах. Колючки и острые камни впивались в босые ступни, но адреналин заглушал боль. Она слышала за спиной тяжёлые, быстрые шаги. Он был близко, гораздо ближе, чем в саду.
Вот и первые деревья. Темнота под сенью крон была почти абсолютной. Катя нырнула в неё, петляя между стволами, полагаясь на память и удачу. Её пижама цеплялась за ветки, хлестала по лицу. Дыхание свистело в горле.
Внезапно земля ушла из-под ног. Катя коротко вскрикнула, полетела вниз по крутому склону оврага, кубарем скатываясь через корни и палую листву. Удар о землю выбил из неё воздух.
Она лежала на дне мелкого оврага, оглушённая, вся в царапинах. Сверху, с края обрыва, донёсся голос Анатолия:
— Глупая девочка! Бегством ты ничего не решишь! Я найду тебя! Всё равно найду!
Но его шаги не последовали вниз. Он не стал спускаться в тёмную ловушку оврага. Шаги затихли, удаляясь по верху. Он решил обойти, переждать или найти другой путь.
Катя осталась одна на холодной земле, дрожа, прижимая к груди заветный дневник. Она была в ловушке, раненая, но живая. И у неё было немного времени. Время, чтобы прочитать дальше. Узнать правду. И понять, как можно победить того, кто знает о её наследии больше, чем она сама.
Боль от падения и холодная земля постепенно вернули Кате способность мыслить. Страх отступил, уступив место жгучему желанию наконец понять, что происходит. Она отползла под нависающий корень старой ели, свернулась калачиком, пытаясь согреться, и снова открыла дневник. Синий ключ в кармане отбросил тусклый свет на страницы, словно помогая ей.
Правда, которую она узнала, оказалась проще и страшнее, чем она могла предположить.
Дед писал прямо, без намёков. Портал во Времени был реальностью, но не в фантастическом смысле. Он не позволял путешествовать. Он был как... гигантский проектор, показывающий прошлое. Хранители могли видеть ключевые моменты истории своей семьи, чтобы учиться на ошибках и победах предков, сохраняя равновесие.
Анатолий, его родной брат, всегда был одержим идеей не просто наблюдать, а изменить прошлое. Он считал, что их отец, великий учёный, погиб из-за глупой случайности, и был убеждён, что может предотвратить его смерть, используя силу Портала. Но дед предупреждал: любое вмешательство, даже с благими намерениями, могло разрушить хрупкую ткань реальности, приведя к непредсказуемым последствиям.
Их спор привёл к ссоре, а затем и к трагедии. Во время попытки Анатолия самовольно активировать Портал произошёл сбой, всплеск энергии... который и стал причиной гибели их отца. Не злой умысел, но прямая вина Анатолия. С тех пор он скрывался, одержимый манией исправить одну ошибку ценой тысяч других.
Последняя запись в дневнике была обращена прямо к Кате:
«Катюша, его не нужно побеждать в бою. Его нужно остановить, лишив цели. Ключ подчиняется Воле Хранителя. Твоя воля. Когда он рядом, думай о защите, о сохранении того, что есть. Ключ создаст барьер, который Анатолий не сможет преодолеть. Он силён лишь пока ты бежишь. Остановись. Встреться с ним. И защити нашу историю».
Катя закрыла дневник. Дрожь в руках прошла. Внутри всё стало на свои места. Она не была беспомощной девочкой. Она была Хранителем.
Утром, чуть свет, она выбралась из оврага и побрела обратно к дому. Она знала, что Анатолий будет ждать её там.
Он ждал её на пороге, выглядел уставшим и старым.
— Ну что, прочитала сказки? — усмехнулся он, но в его глазах была пустота.
— Прочитала, — тихо, но твёрдо сказала Катя. Она не стала бежать. Она вынула ключ и сжала его в руке, думая не о страхе, а о деде, о бабушке, об этом доме. О сохранении.
Ключ вспыхнул ярким, тёплым синим светом, который окружил Катю невидимым куполом. Анатолий сделал шаг вперёд и отшатнулся, будто ударившись о стекло. Его лицо исказилось от ярости и бессилия. Он бил кулаками по невидимой преграде, но она была непоколебима. Сила его мании разбивалась о спокойную решимость Кати.
Вскоре он понял, что проиграл. С проклятием он повернулся и ушёл, растворившись в утреннем тумане.
Катя вошла в дом. Бабушка сидела за кухонным столом, её лицо было мокрым от слёз, но в глазах светилась гордость. Они обнялись, не говоря ни слова. Тайна была раскрыта, угроза миновала.
Катя стала новой Хранительницей. Она не путешествовала во времени, но она охраняла его ход. И иногда, в тишине старого дома, ей казалось, что она слышит шепот прошлого — благодарный и спокойный.