Двойной анхель

Глава 1. Мусса не хочет идти в тюрьму

За окном скулил дождь. Он начался третьего дня, когда Матушка мочила нижние юбки в океане, и с тех пор ныл не переставая. Университет даже отменил запуск метеошара – аэростат должен был поднять корзину с ртутным барометром на высоту в двадцать пять миль. Изобретатели утверждали: на этой высоте шар лопнет, а корзинка с барометром благополучно спустится на парашюте под ноги зрителям. Мусса собиралась отправиться на лётное поле, но теперь сидела в кресле, пила крошечными глотками горячее молоко и разбирала накопившуюся корреспонденцию. С утра госпожа Фонбора была похожа на взъерошенную птицу, устроившуюся в гнезде из серого клетчатого пледа и старого тёплого халата. Послания благотворительных фондов, во множестве возникших с началом войны, отправлялись в мусорную корзину сразу. Мусса отдавала часть заработка детскому приюту, поэтому с лёгкой душой выкидывала конверты с жалостливыми рисунками. При желании она могла бы определить, какие из них написаны мошенниками – бумага хранила длинный ментальный след. Но скулящий дождь действовал на хозяйку гнезда угнетающе: не хотелось делать лишнего умственного усилия. Ещё были письма от бывших студентов – их Фонбора читала с вялым интересом. Возможно, в другое время она написала бы вежливый ответ, но только не сегодня... Сегодня она проснулась со странным чувством предстоящей утраты. От него остро щемило внутри, заставляя прислушиваться к погребённым на дне памяти воспоминаниям, покрытым осколками раковин и толстым слоем донного ила. Это чувство было сродни расплывчатым предсказаниям шамов, живших на островах архипелага Хеглор: неясное, туманное, невразумительное и очень печальное.

Опустив ноги на пол, Мусса выскользнула из гнезда. Половицы под ногами громко заскрипели, и женщина от неожиданности чуть не выронила чашку. Мысли Фонборы унеслись в то время, когда были живы братья – Тор и Цик. Воздушная экспедиция с их участием бесследно исчезла за Барьером десять лет назад. Вместе с братьями погиб Терзо дон Сирокко – муж Инсе, единственной подруги Муссы. Погибли дерзкие парни Циклона, сменившие палубу морских кораблей на шаткую корзину под пузырями с газом.

Взгляд хозяйки остановился на портрете Тора в тяжёлой раме на стене. Старший брат сидел на балюстраде, и за его спиной виднелась акватория порта – корабли, причалы, доки, склады. Над безбрежным океаном дымили трубы, трепетали разноцветные лоскуты парусов и парили поморники, выглядывая добычу. Мусса прекрасно помнила тот день: брат не желал терять время на позирование уличному художнику, но проиграл спор и вынужденно исполнял уговор. Спор вышел донельзя нелепым: она попросила помочь донести продукты с рынка. Тор недовольно хмыкнул, в тот день ему хотелось поскорее отправиться в порт по своим мужским делам.

– Собьёшь цену в три раза, – подначил он, зная, что сестра не умеет торговаться, – помогу. Нет – иду по своим делам.

– Согласна! – завелась Мусса. – Но если собью, несёшь домой корзину и позируешь художнику!

Тор с прищуром посмотрел на неё, он терпеть не мог сидеть без дела.

– В три раза! – напомнил он. В хриплые нотки его простуженного голоса вплелось глухо прозвучавшее сомнение. – И без фокусов! Ты не должна мысленно заставлять продавца снизить цену.

– Согласна! – повторила Мусса с самым безмятежным видом.

Брат не отводил от неё пристального взгляда. Никто на рынке не задирал цену на рыбу в три раза, да и в два не задирал, ибо конкурентов вокруг было как воды в море. Торговались – да, отчаянно, с азартом и страстью, но спор шёл о четвёртой или пятой доле цены.

– Ты не должна мысленно воздействовать на продавца! – ещё раз повторил Тор.

– Чтобы он снизил цену? – зачем-то уточнила сестра.

Брат кивнул.

– Согласна! – в третий раз произнесла Мусса.

В рыбных рядах Тор выбрал торговца с самой разбойничьей рожей. Нависая над прилавком, тот смотрел на покупателей так, будто не продавал рыбу, а намеревался приставить к горлу нож и потребовать деньги. Тор бросил насмешливый взгляд на сестру и подтолкнул к прилавку. С решительным видом Мусса принялась перебирать рыбу, выбирая посвежее и пожирнее.

– Двенадцать монет, – оценил отобранные рыбины торговец.

Голос у него был груб, словно рыбацкая ткань из мочальных лент. Тор присвистнул: двенадцать малых бронзовых монет за рыбу, куда это годится? Цены за последний год заметно выросли, но он и не предполагал, что настолько.

– Два мара, – неуверенно произнесла Мусса, оглянувшись на брата. Тот демонстративно сложил руки на груди, не собираясь вмешиваться.

– Двенадцать монет, – стоял на своём торговец.

– Рыбам на смех! – взорвалась Мусса. – Никто за такую цену у тебя не купит. Три мара!

На разбойничьем лице продавца отразилось сомнение. Он помотал головой и злобно посмотрел на Муссу:

– Десять монет, или убирайтесь на все четыре стороны.

– Да ты издеваешься, торговец! – воскликнула Мусса. – Глаза протри, таких цен не бывает! Четыре мара – последняя цена.

Продавец послушно протёр глаза и с некоторым удивлением уставился сначала на рыбу, затем на покупательницу. Тор тут же заподозрил нечистую игру, и уголки его губ опустились, обозначая раздражение. Договорились же: никаких фокусов! Словно подтверждая его мысли, продавец вдруг стал сама любезность:

– Пусть будет четыре! – заявил он, скаля кривые зубы. Такой улыбкой можно было перепугать дюжину контрабандистов Циклона.

– Мы к тебе ещё придём! – озорно пообещала ему Мусса. – Одно удовольствие иметь с тобой дело, торговец.

Кивком указав брату на корзину, она развернулась и направилась к рядам с овощами. Брат догнал её через несколько шагов.

– Ты нарушила обещание! – прошипел он.

– Клянусь чем хочешь, нет.

«Клянусь чем хочешь» было их детской клятвой, куда более серьёзной, чем большинство взрослых.

– Но как? – растерянно воскликнул брат.

Мусса напустила на себя невинный вид.

– Я не просила его снижать цены, – призналась она. – Я попросила повысить их в четыре раза против самых высоких. Потом он очухался и с радостью отдал нам рыбу на один мар дороже обычного.

Тор покраснел от возмущения.

– Ты сам виноват! – чисто по-женски заявила Мусса. – Надо чаще на рынок ходить, чтобы знать цены.

И озорно улыбнулась.

Спустя десять лет, сидя перед рисунком в богатой раме, она вновь улыбнулась, совсем как тогда. Но улыбка тут же погасла.

Прошло десять лет.

За окном шёл дождь.

Братья погибли, разбившись о Барьер или сгинув в чужих землях. Но от Тора у неё остался портрет, а от Цика не осталось и этого. А ещё от Тора у неё остался племянник в семье Сирокко. Нынче там правила донна Хёлль, но ни одно важное решение не обходилось без согласия вдовы Терзо Инсе, молчаливого или выраженного вслух. Связей подруги в самых различных слоях общества, от островитян и мореходов до тайных служб и преступного мира, хватило бы, чтобы отправить всю семью в небытие. Её сыну скоро должно было исполниться десять – он родился через несколько месяцев после отлёта экспедиции. Был он темноволос, и глаза его были цвета небесного серебра, вот разве что нос… Фирменный орлиный нос Терзо дона Сирокко мальчику не достался. Потому что его настоящим отцом был Тор Фонбора.

Отодвинув непрочитанные письма, Мусса встала, поморщилась от скрипа половицы и стала собираться на работу.

Закрыв дом, она прошла по дорожке меж высоких кустарников и оказалась на широкой аллее, соединявшей центральные ворота и главное здание университета. Даже в сырую погоду каменные скамьи здесь не пустовали: укрывшись под зонтами, студенты что-то весело обсуждали между собой. В иные дни Мусса прислушивалась к их репликам и шуткам, но сегодня шутки текли мимо, растворяясь во влажном воздухе. Десять лет назад невозможно было и подумать, что здесь будут обучаться островитяне. Ныне, по негласному повелению Бриза, для них был открыт отдельный факультет. Муссон спорить не стал: в клане понимали, что война с Югом будет затяжной, а для войны нужны грамотные солдаты. Правда, отношение мореходов к новым студентам было в лучшем случае снисходительным.

Едва скамьи на главной аллее закончились, как Мусса снова свернула, скрывшись от дождя под сплетёнными ветвями высокого кустарника. Студенты называли кустарник «вонючкой»: в конце сезона штормов его созревшие плоды с шумом лопались, обдавая прохожих липкой зловонной жидкостью. На месяц, а то и больше, тропа становилась непроходимой, и Мусса добиралась на работу в обход.

– Госпожа Фонбора!

Оклик с аллеи успел догнать её, и женщина обернулась. Долговязый делопроизводитель с потной плешью и пустым взглядом приветливо махал рукой.

– Вы не забыли о своём обещании начальнику тюрьмы?

– Мне некогда!

– Будьте милосердны к узнику, госпожа Фонбора, он ведь из клана Бриз!

– Завтра! – пообещала Мусса. – Завтра обязательно!

И, развернувшись, прибавила шаг.

«Милосердны к узнику, как же! – раздражённо подумала она. – Просто начальнику надо поскорее покончить с формальностями и отправить очередного убийцу на каторгу». С некоторых пор университет обязал её давать экспертные заключения о ментальном воздействии на личность. После того как эта тема стала публичной, тотчас появились люди, уверенные, что они подверглись мысленному насилию. Особенно часто заявляли об этом заключённые в тюрьме, стремясь отсрочить отправку на каторгу. Но если с островитянами или мореходами других кланов тюремное начальство особо не заморачивалось, то в отношении преступников из Бриза старалось обезопасить себя вердиктом специалиста из университета.

В помещении лаборатории было малолюдно: Мусса приходила на работу раньше большинства своих сотрудников. Приветствуя наиболее радивых, она прошла между клетками с подопытными питомцами, собранными из разных концов Аквы; заглянула в искусственную пещеру к кожанам – утратившим меховой покров летучим мышам; проверила, хорошо ли полита оранжерея-лабиринт с полуразумными растениями-хищниками, доставленными от одного из открывшихся проходов Барьера. Бриз, не сумев переманить Муссу, щедро финансировал через университет разработку языка мысленных приказов для животных. В будущем это сулило хорошие экономические и военные перспективы.

Покинув зоосектор, Фонбора перешла в больничный комплекс, где в нескольких палатах лежали пациенты, подвергшиеся воздействию чужого разума. Двое были доставлены из-за Барьера, четверо с островов около него и один снят в бессознательном состоянии с корабля, на котором не оказалось больше ни единого человека.

– Доброго здравия, госпожа Фонбора! – улыбнулся ей бывший студент, а ныне дежурный медик и правая рука Муссы в лаборатории Амбрус де ла Муссон. – Вы силой мысли не научились ещё влиять на дождь? Надоел хуже кислого щавеля.

Помощник был влюблён в начальницу, и она знала об этом.

– Увы, Амбрус, – вернула Мусса улыбку, но та вышла ненатуральной и измученной. – Кстати, ты не знаешь, отчего скрипят полы?

– Может, рассохлись? – предположил де ла Муссон.

– В дождливую погоду? Ладно, не важно… Как прошло дежурство?

– Всё спокойно, никаких перемен. Звонили из университетского журнала, просили напомнить, что ожидают вашу статью в ближайший номер.

Кивнув, Мусса скрылась за дверью кабинета, но едва устроилась в кресле, как тишину нарушил звонок. В начале года по указанию начальства главный корпус и все лаборатории соединили с помощью новомодного изобретения – говорящего телеграфа. И теперь через университетский коммутатор можно было дозвониться в город и из города.

Мусса сняла трубку.

– Госпожа Фонбора? – уточнила девушка с коммутатора. – Вас вызывает городская тюрьма.

– Соединяйте, – недовольно пробормотала хозяйка кабинета.

Она уже знала, о чём пойдёт речь. Но категорически не хотела тащиться в город на очередное освидетельствование бездельника из Бриза, подорвавшего, как ей сказали, корабль и хладнокровно убившего двух человек.

Глава 2. Пять дней тому назад

Стоя на берегу, Маур дель Бриз с любопытством наблюдал за сценкой, развернувшейся на пришвартованном клипере. Двое громил выволокли на палубу господина без штанов и, раскачав, выбросили за борт. Голозадый извернулся в воздухе, ударился о воду и поднял фонтан брызг. Портовая рвань, толпившаяся у сходней, встретила это событие дружным хохотом и похабными шутками. Вынырнув, бедолага визгливо выкрикнул несколько проклятий и по-собачьи поплыл к пирсу. В бледном отсвете Сестры, висевшей над бухтой, было не разглядеть, где у него лысина, а где зад.

Глядя на удивлённое лицо Маура, бородач из Бора вытащил из сумы бутыль и пустился в объяснения.

– Перед тобой, приятель, клипер «Истинный полдень». Был когда-то гордостью флота, а нынче это притон пополам с борделем.

Маур с ухмылкой посмотрел на корабела, едва достававшего ему до плеча:

– Этого бедолагу раздели в притоне или в борделе?

– В кости проигрался. Есть у местных традиция: коль у игрока не осталось монет, он может поставить штаны. Между прочим, приятель, здесь неплохо кормят. Зайдём?

Маур с сомнением посмотрел на публику у сходней.

– В эту грязную дыру? Давай поищем что-нибудь почище.

– Не спеши!

Ладони у корабела были что надо – крепкие, рабочие. Лёгким шлепком о дно он вышиб из бутыли пробку и протянул вино товарищу. Тот отхлебнул добрый глоток и поморщился – пойло оказалось жуткой кислятиной, хотя пробирало знатно. Собутыльники постояли пару минут, наблюдая, как неуклюже пытается вылезти на пирс бесштанный господин. Вскарабкавшись, голозадый тут же двинул обратно в притон, ничуть не смущаясь отсутствием штанов.

– Пусти отыграться! – орал он, пытаясь миновать вышибалу. Охранник лениво повёл рукой и столкнул наглеца со сходней, словно муху отогнал. Тот шлёпнулся на спину, приложился до крови затылком о земную твердь и зашипел обиженно:

– Эх ты, сволочишка, шушваль, гнида мерзкая. Я эту кровь за Муссон проливал!

Затем вскочил на ноги и запрыгал вокруг сходней, но остатки разума в хмельной голове не позволяли ему лезть на верзилу-охранника с кулаками. Корабел, наблюдавший за этой сценкой, обернулся к Мауру и скомандовал:

– Двинули, приятель!

Маур неуверенно потоптался на месте и зашагал следом. У сходней бородач отодвинул голозадого железным плечом и пробасил с лёгким презрением:

– Пшёл прочь, сухое копыто!

И уже на палубе, обернувшись к собеседнику, пояснил:

– Я, дружище, на глаз определяю, кто по земле ползает, а кто по морю ходит. Ты вот тоже не моряк, а сухое копыто.

– Я – сухое перо! – покачал головой дель Бриз. – Могу летать на всём, что поднимается в небо.

И, вздохнув, грустно добавил:

– Правда, сейчас без корабля.

«Истинный полдень» действительно знавал лучшие времена: между стойками его фальшборта ещё сохранились панели с изящной резьбой – мореходы на них сражались со штормами и морскими чудовищами. На корабле было многолюдно: подвыпившие завсегдатаи шатались по палубам, пили вино, играли в кости и развлекались с девочками не первой молодости в тесных каютах под ютом. Мауру дель Бризу приходилось бывать и не в таких притонах, но те годы давно остались позади. Сегодня словно приоткрылась дверь в прошлое, и оттуда вырвался на палубу затхлый воздух чужого пота и чужих страстей. В какой-то момент он удивился, зачем пришёл сюда – ведь собирался пройти мимо, и ему захотелось выпить чего-нибудь по-настоящему крепкого. Не того кислого пойла, что таскал с собой в сумке его товарищ, а так, чтобы обожгло горло и заставило забыть всплывшие со дна воспоминания.

– А ведь где-то идёт война, – заметил Маур, хорошенько приложившись к бутыли, когда они устроились за свободным столом. Луна висела прямо над ними: сезон штормов уже миновал, и тент, что раньше накрывал ют, сняли. Бледный свет Сестры делал лицо корабела контрастным, почти чёрно-белым. Когда кельнер с физиономией завзятого проходимца принял заказ и отошёл, он спросил:

– Говорят, южане на рыб похожи: жить без моря не могут, погибают на суше. Как думаешь, правда?

Дель Бриз неопределённо повёл плечами. Вскоре хмель стал смазывать промежутки времени, и Маур сам не заметил, как оказался за столом, где играли в кости. Не особо задумываясь, он выиграл несколько партий, после чего жердястый тип с шулерской мордой предложил ему пройти в кают-компанию. Маур идти не хотел, но корабел снова с лёгкостью уговорил собутыльника. Спустившись под ют, они оказались в помещении, где вместо грубо сбитых скамеек стояли диваны, набитые конским волосом, и добротный стол, покрытый гладким и дорогим сукном с разметкой под игру в кости. На длинном буфете вразнобой стояли бутылки и стаканы.

– Захотите промочить горло – выпивка бесплатно, – махнул рукой шулер. Он был неимоверно тощ – из тех, про кого говорят: щека щёку ест.

– Мы своё пьем, – вмешался корабел. – Мало ли что вы там намешали.

– Дело ваше, – двинул плечами Жердястый. – Играем в кланы, начальная ставка – марин за выигранный, полмарина за отыгранный обратно. Заведение забирает четвёртую часть выигрыша.

Маур приподнял бровь:

– Не многовато ли за пару продавленных диванов?

Соперник оценивающе посмотрел на него. Дель Бризу не понравился этот взгляд, и природная подозрительность взяла верх над хмелем. Всё было не так, неправильно. Весь его опыт говорил, что перед ним опытный катала и сейчас его, Маура, разденут до нитки. Но при этом, как ни стряхивал он с себя непонятное наваждение, остановиться не мог.

Игра под ютом шла по более сложным правилам, чем наверху. Поле было разделено на области с названиями кланов – точь-в-точь как на карте. Чтобы завоевать их все, нужно было выбросить кубики в нужное место и в нужном сочетании.

– Циклон сгорает? – уточнил Маур, сосредотачиваясь на игре. В каждом городке были свои нюансы.

– Обе кости на Циклоне – теряешь два клана, одна кость – один. Исключение – два анхеля, тогда ход пропускаешь.

Анхелем игроки называли грань кубика с шестью якорями.

Игра началась, и Маур сразу заметил, как преобразилась манера бросать кости у соперника. Игрок сгребал их в кулак, располагая нужными гранями вверх и выбрасывал так, чтобы они переворачивались нужное количество раз. Это называлось контролируемым броском, дель Бриз и сам владел этим искусством. Наблюдая за соперником, авиатор проиграл Муссон, Пассат и Сирокко. За следующие кланы он боролся упорнее, приноравливаясь к размерам стола и разминая руку. Оставалось два незанятых, когда Маур выиграл первый раз, заняв родной Бриз. Затем грубо ошибся и отдал Фён. Откинувшись на диване, он некоторое время сидел, изображая мучительную борьбу. Катала и два его спутника – авиатор узнал в них громил, выбросивших с корабля проигравшего штаны господина – внимательно наблюдали за эмоциями на лице жертвы. Наконец, оно приняло столь лихое выражение, что шулеры поняли: будет рисковать.

– Двойной анхель на Брата и Сестру! – поднимаясь с дивана, заявил Маур.

Жердястый ухмыльнулся. Брат и Сестра на игровом поле располагались в разных углах, поэтому кости бросались не одной рукой, а двумя сразу, крест-накрест. Даже простая комбинация при этом броске была верхом мастерства для игрока, а уж двойной анхель одновременно на обоих лунах – об этом рассказывалось только в легендах. Маур потряс кистями, расслабляя пальцы. Затем подхватил кости шестёрками вверх и, не примериваясь, выбросил их, скрестив руки. Все присутствующие сгрудились у стола, с жадным любопытством наблюдая, как катятся по столу кубики.

Муссон-Пассат...

Первый ореховый шестигранник выскочил из-под пальцев, коснулся игрового поля и устремился от Муссона на юго-запад к Брату. Одномоментно с ним другой шестигранник покатился от Пассата на северо-восток к Сестре.

Нортер-Мистраль...

Кости разбегались друг от друга, словно поссорившиеся супруги. Маур скорее почувствовал, чем увидел: кубики выкатились под нужным углом. Это было необходимое, но далеко не достаточное условие фантастического броска.

Торнадо-Фён…

Пять пар глаз напряжённо следили, как ореховые снаряды теряют скорость и замедляют бег. Пять человек затаили дыхание, замерли статуями в душном трюме вокруг стола с разноцветными гербами кланов. Вот первый кубик перекатился через Торнадо и замер точно в центре большого диска Брата. На верхней грани его были выбиты шесть якорей.

– Анхель! – выдохнул корабел.

Другой кубик подкатился к краю Фёна и на миг замер, словно размышляя, по какую сторону границы упасть. Но всё же завалился вперёд и упал на Сестру, показывая все шесть своих якорей.

– Двойной анхель! – хором заорали громилы.

Они пять лет провели в этом притоне, ежевечерне наблюдая за игроками, но ещё ни разу не видели ничего подобного.

– Игра сделана! – буднично произнёс Маур и бросил взгляд на выигрыш, прикидывая шансы уйти целым и здоровым. Только сейчас он оценил осмотрительность хозяев: на верхней палубе сделать это было легче. Но здесь, в тесном помещении, один против троих… Авиатор посмотрел на корабела-сображника и решил: нет, не поможет. В это затянувшееся мгновение никто не произнёс ни слова, никто даже с места не сдвинулся, только напряжение возросло настолько, что любое резкое движение могло спровоцировать драку.

Маур оторвал взгляд от монет и объявил ровным бесстрастным голосом:

– Оставляю выигрыш заведению, мы уходим.

– У нас не принято отказываться от выигрыша.

Жердястый указал на деньги, предлагая их забрать, в ответ Маур отрицательно покачал головой. Он крепко помнил правило: пока не дотронулся до вещи, она не твоя. Шулер и его громилы не выглядели отморозками и нарушать правила криминального мира было для них чревато. Неизвестно, чем закончилось бы это противостояние, но тут не вовремя вмешался корабел.

– Бушприт тебе в глотку, приятель! – воскликнул он. – Ты спятил отказываться от эдакой кучи денег. Бери меня в долю! С таким броском, как у тебя, мы к утру набьём полные карманы маринов.

– Господа умеют играть, – фальшиво улыбнулся шулер, глядя, как корабел добавляет на кон три монеты. – Не хотите вина?

– У нас своё! Мало ли что вы там в свою бурду подмешаете!

Корабел протянул бутыль Мауру, и тот жадно отхлебнул из горлышка.

– Сыграй, сухое перо! – подзадорил сображник. – Возьми этот притон на абордаж.

Авиатор не хотел играть, но вновь вороватая старуха азарта овладела им и заставила плясать у стола. Дель Бриз слышал об игроках, что не могут справиться со своей страстью к игре, но у него никогда не было такой страсти! Даже сейчас, после крупного выигрыша, после фантастического своего броска он не испытывал какого-то особого удовольствия. Но захмелевшее сознание смягчило сомнения, и он выгреб из лопатника несколько монет.

– Двадцать семь маринов! – объявил корабел, подсчитав сумму на кону.

Несмотря на войну и инфляцию, это было гигантской суммой! Крестьянин купил бы на неё целое стадо коров, а обычный горожанин мог беззаботно прожить года полтора, нигде не работая.

– Не будем тянуть осьминога за щупальце! – заявил корабел. – Сыграем на всё!

– Согласен, – кивнул Жердястый. – Любая комбинация, одна кость на Брате.

Они одновременно обернулись к Мауру в ожидании его решения. На лице авиатора отразилась борьба, но азартный сображник и тут не утерпел:

– Маур дель Бриз, ты обязан сыграть! – взвился он.

Авиатор чуть ли не физически ощутил, как подставные кости скатились по рукаву в ладонь соперника. Бросок! Кубики вылетели, покатились через кланы, моря и острова к жёлтому кругу Брата. По царапинам и выцветшим краскам этого мира, минуя города и деревни и легко преодолевая горные пики и морские пучины. Один из снарядов стал отставать и вскоре, не докатившись до цели, утонул в океане. Другой в это время пришёл точно в центр большой жёлтой луны и выставил напоказ шесть якорей.

– Анхель! – насмешливо произнёс соперник дель Бриза.

Кубики разного веса были старым шулерским подвохом. Честный игрок приучен к одинаковым костям, он интуитивно сверяет силу броска с их весом, поэтому ни одна из поддельных не остановится после его броска там, где нужно. Мошенник тренирован на своих, он концентрируется только на одном снаряде. Мауру вспомнились прибарьерные воды Циклона и старый контрабандист, учивший его играть. Старик возник из небытия, из тёмной пучины океана, поглотившей одноглазого разбойника при кораблекрушении, заглянул через плечо авиатора и напомнил: лёгкий кубик между большим и указательным пальцами, средний палец загнут, отделяет один снаряд от другого, тяжёлый прижат к ладони мизинцем и безымянным. Теперь перевернуть ладонь тыльной стороной к столу и отщёлкнуть кости так, чтобы они катились друг за другом. Это был невероятно сложный бросок, и увидев, что собирается сделать Маур, корабел подскочил на диване и воскликнул:

– Ты проиграешь, приятель!

Но авиатор не отреагировал, он весь был погружен в бросок: вот вылетала первая кость, вот отсёк мгновение между бросками средний палец, вот покатился вдогонку тяжёлый кубик. Теперь расстояние между ними не увеличивалось, как при броске шулера, а сокращалось. Через несколько секунд обе кости остановились на Брате.

– Двойной анхель на Брата! – объявил Маур.

Присутствующие неверящими взглядами уставились на игровой стол. В этот момент проигравший ткнул пальцем в сторону соперника и с кривой ухмылкой заявил:

– Он подменил кости! Несите весы, мы сейчас их взвесим!

Гнев, смешанный с обидой, ударил по мозгам дель Бриза, и вместе с наваждением на какое-то время с него слетел и хмель. Маур выхватил из-за пояса револьвер и направил на громил. Один из них попытался выхватить свой, но авиатор не раздумывая выстрелил в плечо.

– Бери деньги, – крикнул он корабелу.

Тот как-то странно усмехнулся, подхватил недопитую бутылку и обрушил её на голову Маура.

– У нас своё, – пробормотал он.