Дьявол из селения мангровых рощ

Мальчик охотился один со своим луком в мангровом лесу. Вот уже семь дней и семь ночей он не мог убить ни одной птицы. Ни одного гоацина. Прятался в папоротниках, как учил отец, но никакого толку. Миновал день, за днем – ночь, за ночью приходил новый день, – не приходила удача. Не гоняться же за попугаями на смех обезьянам. Макаки и носачи на ветках уже привыкли к неподвижной статуе мальчика, застрявшей в папоротниках.

Встретить дикого кабана или буйвола мальчик не мечтал. На таких животных ходят всем селением.

Он возвращался с охоты между высоких дымов, их разжигали перед каждой хижиной, перед каждым походом мужчин за добычей. Дымы стояли как хлопковое дерево сейба. Но сегодня костры означали наступление Времени изгнания дьявола. К ритуалу готовились с зимы. И День изгнания надвигался уже как раненый буйвол, неистово и неукротимо.

Мальчик, сбросил стебли канатника, нечего ими было связывать, и посмотрел на мать. Мать не стала его задерживать, вынесла маисовую лепешку и кивнула на уходящую в лес толпу мужчин. «На их тропе добыча?» – спрашивали глаза мальчика. «Да», – отвечали глаза той, которой он верил.

Он разбежался и перепрыгнул через плетень. Крик, который раздался на все селение – был криком мальчика. Стопой он попал на торчащие железные прутья, что отец заготовил для ловли Дьявола. Мать освободила его ногу и стеблями канатника замотала всю стопу в листьях лекарственного растения.

Но пришла боль… К ужину боль выросла как тростник у реки. К ночи боль стала невыносимой.

Мальчик лежал на соломе, и чтобы не слышали его стоны зажимал в зубах толстый стебель бамбука. Если люди увидят его боль, жрец не позовет его на Шествие изгнания Беса, как не позвали на охоту, когда он однажды поранил в зарослях кактусов руку и та разбухла, как папайя.

Оставалось уходить, унести боль в дальние заросли, подальше от людей, чтобы ее никто не видел, туда, в рощу, за деревья фикусов.

Ночью началась Великая охота мужчин.

Мощным ударом палки размозжили голову обезьяне, ее тело повесили на ворота селения. Прошли все дома и обрызгали их стены обезьяньей кровью, а порог подмели обезьяньим хвостом.

Когда у каждого мужчины на лице появился мазок обезьяньей крови, толпа двинулась в путь.

Охота сопровождалась диким улюлюканьем, завываниями, ударами в тари, вырезанными из панциря черепахи, визжанием, беготней и выкрикиванием проклятий злым духам. В руках толпы были заготовлены луки и копья, по пути собирались камни. Пройдя последнюю хижину, мужчины убивали любую живую тварь, что была на их пути. Дьявол единственный день в году отступает и вселяется в любую живую тварь. На пути оказались ослица, коза и кошка.

Толпа с шумом прочесала высокие кусты, оттуда выскочила лиса, но была тут же убита. Процессия подходила к деревьям фикусов, за которыми заметили некоторое шевеление. Вот где их поджидал Дьявол. Нескольким охотникам показалось, что это мальчик. Они быстро отбросили эту мысль. Дьявол принял его облик.

Окружили рощу и под крик вождя забросили первые камни, самые тяжелые. Затем бросали камни полегче, кто сколько мог. Атаку закончили прицельным посыланием стрел туда, где раздавался звук, где возникали шелест или шорох. Они дождались предсмертного стона. Они дождались, когда раненая тигрица шатаясь вышла из зарослей, рухнула и издохла перед ревущей толпой.

Дьявол хитер. Он готов прикинуться мертвой тигрицей или мертвым ослом, но он бессмертен. Ему никто не верит. Стон его означал, что он не собирается покинуть рощу , а значит покинуть селение. И тогда лазутчики точно показали, откуда возникли новые стоны. Туда полетела последняя партия наточенных копий с наконечниками, отравленными ядом кураре. Тринадцать копий взлетели в воздух. И те, кто увидел мальчика, вспомнили, что ему тринадцать лет. Одно копье убивало один год его жизни. Не оставляя ему ничего.

Когда взошла луна воины покинули место последнего изгнания Дьявола. Возвращались в пыли и в тишине, в тишине и в пыли. Лунная дорога казалась легкой и неземной.

После крутого изгиба все увидели, что на дороге кто-то стоит. Скорее, это был жрец, который все знал и вышел поздравить с победой.

Но каждый шаг давался тяжелее, потому что это был не жрец.

Посреди дороги возвышалась фигура высокого человека в темной накидке, натянутой на голову.

Да кто же это? Почему он один и не держит в руках дары?

Первым по Закону племени путника должен опознать Вождь.

–Дьявол! – заорал Вождь.

–Ангел! – заорал кто-то из толпы.

–Он обхитрил нас, – завизжал Вождь. –Он захватил деревню и наших женщин. Кто назвал его Ангелом? Племя вытолкнуло худосочного молодого охотника, у которого тут же было вырвано сердце.

Вождь протянул человеческий орган путнику, хотя тот был на расстоянии выстрела стрелы.

Все узнали мальчика, и старейшина прошептал вождю об этом.

–Дьявол принял облик мальчика. Он победитель, а потому смеется над нами.

Робкий шепот и дрожь в коленях охватила племя мужчин.

–На колени! Признаем – он наш владыка! – крикнул Вождь.

Все рухнули на колени в ожидании наказания от Дьявола. Но Дьявол молчал. Порывы ветра трепали его накидку, вскрывали под ней оголенные стволы бамбука.

Вот-вот вместо лица мальчика появится оскал человеческого черепа. И тогда все погибнут. Они виновны, что упустили Дьявола в День его изгнания. Толпа рванула на боковую травянистую тропу, по которой ходили в сезон дождей, когда размывало дорогу.

Мужчины побежали в селение. Только бы Дьявол не оглянулся, только бы оставил в живых их женщин. Он что-то кричит им, он смеется над ними. Даст ли добежать до хижины и не испустить дух.

…Деревня погасила костры и перебила всех петухов, чтобы они своими криками не позвали Дьявола. Луна в тишине облизывала дорогу и того, кто на ней стоял.

–Прости меня. Я не мог терпеть и отправил тебя в долину, в заросли. Я не знал, что они найдут тебя. Нога перестала болеть, когда они убили тебя. Я этого не хотел. Я бы терпел. Я пошел за ними, встретил на дороге, – они пели победный гимн. Я – Дьявол, – так сказали они.

Мальчик уснул на дороге. Мальчику снилась белая пантера. Он видел, как нога распухла и превратилась в папайю, а из папайи вышла белая пантера. Она позвала мальчика в долину, и он пошел.