Ее Злодейшество

Ее звали Мурана. Для мира она была Ее Злодейшеством, Повелительницей Бездны, той, что украла закат и сковала реки льдом. Ее имя шептали со страхом в темных переулках и выкрикивали с яростью на советах королей. Оно стало синонимом конца света, который наступил тихо, без огня и грома, а с медленным угасанием солнца.

Но никто не знал, что у Мураны был сад.

Он прятался в самом сердце ее черной цитадели, закованной в обсидиан, парящей над миром подобно предостережению. Там, где по стенам ползали тени, сотканные из забытых клятв, а в бесконечных залах вечно носились призраки скорби, напевая жуткие песни, этот сад был оазисом чистой, не оскверненной жизни. Воздух здесь был свежим и сладким, а не склоняли свои ветви под невидимым солнцем. Кусты роз, что цвели, не зная сезонов, источали дурманящий аромат. А в пруду с водой, кристально чистой, как слеза, золотые рыбки стайками приплывали к ее руке, едва она касалась воды.

Все началось с кражи. Ее первое великое злодейство. Она не похитила золото или магические артефакты. Она украла «Солнечное Ядро». Сердце древнего бога солнца, которое жрецы-хранители прятали в своем неприступном храме, используя энергию для своих нужд, но не для жизни. Она не пролила реки крови, а нашла иной путь. Мурана вошла в храм, неся с собой не разрушение, а магию забытых сновидений. Быстро усыпила стражей и жрецов, полным светлых грез о зеленых лугах, чистой воде и смехе детей, о том, чего они сами лишили этот мир. И ушла, не оставив ни единой царапины, унося в руках маленькое, пульсирующее солнце.

С тех пор мир погрузился в вечные, унылые сумерки. А в цитадели Мураны, в саду, всегда светило солнце.

***

— Ваше Злодейшество, — голос верного слуги по имени Шепот, прозвучал почтительно, нарушая умиротворенную тишину сада.

Он являлся сгустком тьмы, лишь отдаленно напоминающим человеческий силуэт.

Мурана, высокая и статная женщина в платье цвета звездной ночи, с лицом, хранящим вечную, неизбывную печаль, не отрываясь, смотрела на георгин. Она провела пальцем по бархатистому лепестку, и капелька росы, как слеза, скатилась на землю.

— Они снова что-то хотят, Шепот? — спокойно спросила Мурана.

— Королевства опять недовольны. Они говорят, вы украли день у их детей. Что младенцы рождаются, не зная, что такое солнечный свет.

Мурана медленно подняла голову, ее взгляд устремился ввысь, на искусственное небо сада, где висело спасенное ядро.

— Дети, — протянула она с легкой горькой усмешкой. — Дети, которые рождаются в их королевствах, и так не видят солнца из-за ядовитого дыма, что клубится над их фабриками. Их реки отравлены стоками, а леса, где когда-то водились феи, давно вырублены на их корабли и дворцы. Они называют это прогрессом. Они уничтожили свою планету, Шепот. Превратили ее в утиль. Я же просто перераспределила ресурсы. Я забрала солнце у тех, кто не ценит, и дала светить здесь.

— Но они посылают героя, — прошептал Шепот, и его бесформенное тело заволновалось. — Сироту, воспитанного старым магом Элианом вдали от скверны городов. Говорят, у него чистое, ничем не запятнанное сердце. И меч, закаленный в слезах феникса, способный рассечь любую тьму.

— Предсказуемо, — тихо усмехнулась Мурана, и в ее глазах, глубоких как омут, вспыхнули знакомые Шепоту искры холодной решимости. — Они всегда ищут простые ответы на сложные вопросы. Убей злодейку и вернется свет. Никто из них не спросит, а почему она это сделала? Приготовьте моих грифонов. Мне нужно проверить новые ледники на севере. И принеси новый черный алмаз. Тот, что кричит, когда на него падает свет. Он прекрасно дополнит коллекцию.

***

Героя звали Индри. Он был молод, полон отваги и свято верил в правоту своего дела. Его приемный отец, маг Элиан, часто с тоской рассказывал ему, каким прекрасным был мир до Прихода Теней, как Мурана своей черной магией погрузила все в хаос.

— Она ненавидит жизнь, сын мой, — говорил старик, глядя на потухший камин. — Ведьма хочет, чтобы все живое погрузилось во мрак и отчаяние. Только ты, с твоим чистым клинком, можешь остановить ее.

И Индри верил. Он видел умирающие посевы, люди с бледными лицами, дети, которые пугались собственной тени. Все это было делом рук Мураны.

Путь к цитадели был долог и труден, сама судьба проверяла на прочность. У ворот, высеченных из черного камня, его встретили големы. Их тела, сложенные из хрустального льда, искрились в тусклом свете. Каждый удар его меча откалывал осколки, которые с шипением превращались в пар, но големы молча сходились вновь, их неживые сердца бились бесстрастно. Сражаться с ними было все равно что биться с вечной мерзлотой. Лишь вложив в финальный удар всю свою ярость и отчаяние, он смог расколоть их лидера, и остальные рассыпались с тихим хрустом.

За вратами его ждал Лабиринт Иллюзий. Стены здесь были не из камня, а из спрессованного страха. Они дышали и пульсировали. И призраки, что здесь обитали, были куда страшнее любых големов. Это не были монстры с клыками и когтями, а лица тех, кому он когда-то не смог помочь. Девушка из сожженной деревни, смотревшая на него пустыми глазами, старик, которого он не успел вытащить из-под завалов, мальчик-сирота, протягивающий к нему исхудавшие ручонки. Они не нападали. Они просто смотрели. Их безмолвный укор впивался в душу острее любого клинка. Он слышал их шепот, не звучащий в ушах, а возникающий прямо в сознании: «Ты опоздал... А ведь мог... Их слезы на твоей совести...» Он шел, стиснув зубы до хруста, сжимая эфес меча так, что металл впивался в ладонь, и повторял как мантру имя Мураны. Имя того, кто, как он верил, был источником всего этого зла.

Затем Индри окружили призраки скорби. Они не показывали ему образы, они шептали.

«Зачем ты идешь? Она сильнее. Она видела крушение империй. Твоя попытка лишь пылинка в вечности. Тщетно. Все тщетно. Сложи оружие, и холод забвения будет слаще твоей бессмысленной борьбы».

Этот шепот просачивался сквозь доспехи, пытаясь погасить последние угольки надежды. Но с каждой пройденным метром в нем зрела ярость. Он должен был дойти. И вот, израненный, с душой, исполосованной видениями, он распахнул массивные двери и ворвался в тронный зал, который был пуст.

Гигантские витражи изображали не святых, а сцены великих разрушений. Горящие леса, пересохшие реки, мертвые поля. Лишь одинокий трон из отполированной кости дракона стоял на возвышении.

— Выходи, Повелительница Бездны! — крикнул Индри, и голос, полный юношеского гнева, эхом разнесся под сводами. — Я пришел вернуть свет миру! Я пришел уничтожить тебя!

Тишина была ему ответом. Он сжимал рукоять меча, ожидая появления исчадия ада, чудовища из кошмаров.

— Свет? — тихий, спокойный женский голос прозвучал прямо за спиной.

Индри резко обернулся, вздымая меч. Мурана стояла там, не поднимая на него руки, без доспехов и оружия. Она была прекрасна и страшна одновременно. Ее глаза были не злыми, не полными ненависти, как он ожидал, а усталыми. В них читалась печаль тысячелетий.

— Что ты знаешь о свете, мальчик? — спросила она, и взгляд скользнул по сияющему клинку. — Ты видел, как он умирает? Я вот видела.

Она сделала шаг в сторону, и стена за ее спиной растворилась, превратившись в гигантское прозрачное окно. Но за ним был не унылый мир сумерек, а сияющее видение.

Индри ахнул. Он увидел пышный, цветущий сад. Яблони, розы, пруд с рыбками. Это был контраст настолько сильный, что у него перехватило дыхание.

— Это… что это? — прошептал он, опуская меч.

— Это то, что они уничтожили, — голос Мураны прозвучал тверже. — Ты хочешь воспоминаний, герой? Хочешь знать, что было до меня?

Она взмахнула рукой, и картина в «окне» сменилась. Теперь Индри увидел долину, которую знал с детства. Но на видении она была не выжженной и пустой, как сейчас, а зеленой, утопающей в цветах, с серебряной рекой.

«Воспоминание, — подумал Индри с ужасом. — Это то, какой был дом».

И он увидел, как приходят люди с топорами и машинами. Он услышал рев моторов и треск падающих деревьев. Река почернела от стоков. Цветы завяли, отравленные ядами. Земля, лишенная защиты, превратилась в пыль. Ветры, что когда-то пели, теперь лишь выли над пустошью.

— Они вырубили все… на дрова для своих паровых машин, — сказала Мурана, и в голосе впервые прозвучала боль. — Я была там. Я пыталась остановить их. Я умоляла. Меня назвали сумасшедшей, чудачкой, врагом прогресса.

Видение сменилось. Теперь это был великий лес, где, по легендам, жили духи. Огненные сполохи, дым, застилающий небо, крики животных. Люди с факелами в руках.

— Они сжигали леса, чтобы освободить место для полей, которые сами же и губили своей алчностью. Они не сеяли, они потребляли.

Еще одно воспоминание. Великий город, королевская столица. Не серый и унылый, как сейчас, а сияющий огнями, полный жизни. Но взгляд Индри опустился ниже, в трущобы. Он увидел детей, бледных, с огромными глазами, копошащихся на свалке среди отбросов. Увидел черные, задымленные небеса над ними. Увидел, как богачи во дворцах, освещенных тысячами ламп, веселятся, не замечая ничего вокруг.

— Они украли солнце у своих же детей задолго до меня, — тихо сказала Мурана. — Они загнали свой мир в промышленный ад, где нет места для чистоты и жизни. Они уничтожили все, к чему прикоснулись. Я лишь забрала последнее, что у них оставалось. Забрала, чтобы сохранить. Не для себя. Для памяти. Для того, чтобы хоть где-то оставался идеал. Чтобы хоть кто-то помнил, каким мир мог бы быть.

Индри стоял молча. Его вера рассыпались в прах. Меч выпал из ослабевшей руки и с грохотом упал на пол. Он смотрел на цветущий сад, на идеальное яблоко, висящее на ветке, и вспоминал кислые, сморщенные плоды, что ел в своем детстве. Вспоминал рассказы Элиана о зеленых полях и понимал. Старый маг тосковал не по солнцу, украденному Мураной, а по тому миру, который они сами уничтожили своим «прогрессом».

— Что мне делать? — выдохнул он. — Я… я не могу вернуться к ним. Я не могу сказать им, что они сами виноваты. Они не поверят, они убьют…

— У тебя есть выбор, — сказала Мурана. — Ты можешь поднять свой меч. Убить меня. Забрать Ядро и вернуть им. И через год, может два, они снова превратят свет в энергию для своих дымящих фабрик, которые отравят еще один лес, еще одну реку. Или…

Она подошла к яблоне и сорвала одно из румяных плодов и протянула к Индри.

— Или ты можешь остаться. Выпить чаю. Попробовать яблоко. И помочь охранять этот последний осколок прекрасного. Не как герой, несущий свет в мир тьмы. А как хранитель, охраняющий свет от мира, который хочет его уничтожить.

Индри медленно поднял руку и взял плод. Он откусил кусок. Вкус был таким насыщенным и сладким, что выступили слезы. Это был вкус потерянного рая. Вкус мира, которого больше не существовало.

Он посмотрел на Мурану. На сад. На свой меч, лежащий на каменном полу.

Выбор был сделан.

Теперь в мире два злодейства. Одно, что украла солнце. И другое — герой, который позволил ей это сделать. А в сердце черной цитадели, которую мир ненавидит и боится, цветет сад. И двое хранителей, проклятых миром, пьют чай в лучах украденного заката. И иногда, глядя на сияющее Ядро, Индри задается вопросом, а не является ли их великая кража последним по-настоящему добрым делом в этом прогнившем, забывшем о красоте мире?