СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ


Вторник, 9-е августа. Москва, первая половина дня.


Глядя в глаза полковнику, щупая девушка с каштановыми волосами обхватила губами трубочку, торчащую из одноразового стакана с соком и шумно, с неприличным звуком втянула в себя содержимое.

Стас понимал, что утренняя пророчица делала это специально, чтобы досадить ему.

— Если вы не успеете съесть всё за десять минут, — Стас показательно посмотрел на наручные часы, — еду унесут, и вы останетесь без заветного обеда.

Разумеется, он лгал. Корнилов не стал бы отбирать у девчонки еду. Она и так почти трое суток отказывалась от пищи и едва не потеряла сознание. На диалог утренняя пророчица согласилась только после того, как ей принесли завтрак из любимой сети быстрого питания.

— Поспешите, Ада.

Ада Парусова, как по-настоящему звали очередную пророчицу, недовольно фыркнула, но немедленно отставила сок в сторону и принялась скорее доедать уже вторую порцию картошки-фри.

Как только с едой было покончено, девушка нахально усмехнулась и кивнула Стасу.

— Ну что, начальник? Давай начи…

— Хватит изображать из себя блатную, — беззлобно и почти равнодушно перебил её Стас. — Ада, я знаю кто ты, в какой семье росла, где училась на педагога, чтобы пойти по стопам родителей, и что на втором курсе педфака ты познакомилась с Константином Дракенфельс.

При упоминании имени старшего сына Александры Дракенфельс, девушка на несколько мгновений переменилась в лице – насмешливое нахальство сменилось агрессивной настороженностью. Злость и страх – вот с чем у Ады Парусовой ассоциировался Константин Дракенфельс.

— Я знаю, что Мираж поддержал тебя в трудный момент и предложил отомстить семье Дракенфельс за то, как они с тобой поступили, — немного устало и ни капли не сомневаясь в своей правоте произнёс Стас.

Ада тяжело сглотнула, пристально и презрительно глядя на Корнилова.

— Примерно то же самое он обещал и другим девушкам, — Стас вспомнил Милану , которая сейчас дожидается суда в СИЗО.

Корнилов приказал держать девушку в отдельной камере и позволять ей дважды в день видеться с ребёнком в комнате для длительных свиданий. Это всё, что он мог сделать для Кречетниковой. Но почему-то, при наблюдении за Адой, Стас подумал, что с ней будет намного сложнее. И он не ошибся.

— Так говоришь, как будто прям всё знаешь! — с презрением проговорила девушка, чуть наклонившись вперёд.

Парусова была щуплой, невысокой и имела довольно слабый болезненный вид. У девушки был неприятный оттенок кожи, пятна синяков под глазами, сухость покрасневших кожных покровов на руках, щеках и шеи. В глазах Ады краснели многочисленные лопнувшие капилляры, а секущиеся волосы имели неправдоподобно тусклый оттенок.

— Думаешь, то, что сделали со мной похоже на историю других? — понизив тон до ядовитого шёпота, спросила Ада и тут же со злостью процедила сквозь сомкнутые зубы. — А вот ни хрена!!!

Пальцы на руках девушки сплелись и крепко судорожно сжали друг друга.

— Ты, полковник, наверняка думаешь, что Костя… Константин, — Ада тут же поправилась, — бросил меня, как-то по-скотски или может быть предварительно избил и отдал для развлечения своей охране. Да?

Стас молчал, наблюдая за девушкой. Во-первых, он уже понял, что слегка ошибся касательно деталей её истории, а во-вторых мимика, жесты и взгляды Ады подсказывали ему то, о чём молчала сама Парусова.

Предвкушая, как шокирует Стаса своим рассказом о причине её мести, девушка ёрзала на стуле, мяла пальцы рук, судорожно сглатывала и постоянно то опускала, то вновь поднимала взгляд на Корнилова. Ей было больно и страшно, но не терпелось высказаться.

Потому что, как быстро понял Стас, до сегодняшнего момента о своей трагедии и причине мести она рассказывала лишь однажды и вероятно скомкано и беспорядочно, скорее всего, от ужаса забыв или просто не пожелав говорить о многом.

То, что с ней случилось, Ада до сих до конца не пережила и воспоминания о прошлом, как будто заставляют её заново прочувствовать случившееся когда-то несчастье.

В который раз взгляд девушки уткнулся в стол, а дрожащие пальцы рук огладили руки. Когда рукава тюремной робы Ады чуть задрались, Корнилов заметил многочисленные размашистые шрамы на тонких бледных руках девушки. Можно было подумать, что Ада сама себя изувечила, но формы и характер нанесения ран говорил о другом.

— Я ненавижу семью Дракенфельс! — предупредила перед рассказом Парусова. — Поэтому не жди, что я пойду на сотрудничество, чтобы спасти их! Она гадко усмехнулась.

— Я жду момента, когда смогу станцевать на могиле этих кровожадных тварей!

— Долго придётся ждать, — сухо заметил Корнилов. — Быстро ты отсюда не выйдешь.

— А ничего, полковник, — шире и более зловеще усмехнулась утренняя пророчица, — Я терпеливая. И живучая, ага.

— А ещё изобретательная, — кивнул Стас. — Я помню.

Девушка с пониманием усмехнулась.

— Понравился мой фокус с быком, да? Это была моя идея – натравить на вас зверя.

— Неплохо получилось, — согласился Корнилов. — Но в итоге ты попалась.

— Вам просто повезло! — сверкнула глазами Парусова.

— Возможно, — не стал спорить Стас. — Рассказывай дальше.

Но Ада не спешила начинать свой рассказ. Девушка о чём-то задумалась, зрачки её забегали из стороны в сторону.

— А знаешь, полковник… — проговорила она медленно и откинула на спинку стула.

Ада скривила губы в злой усмешке.

— Чем трепаться, я тебе лучше всё покажу. Чтоб у тебя сомнений не было, как вы и вся ваша долбанная полиция знатно обделались!

Корнилов сохранял спокойствие, но внутри него, как будто кто-то оттянул резинку, а затем резко отпустил, и Стас ощутил хлесткий щелчок.


ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ


Вторник, 9-е августа. Москва, вторая половина дня.


В который раз я скривилась от зашумевшей в голове стрельбы. Гулкий треск автоматной очереди, панические крики людей, звон разбивающейся посуды и грохот взрывов – всё это раз за разом гремело в моей голове.

После случившегося в четверг, у многих гостей бала случилась настоящая паническая истерика. Другие помимо физических травм получили такое количество психических потрясений, что им не помогали никакие седативные препараты – люди плакали, кричали и порывались убежать куда глаза глядят.

Оно и не удивительно: большинство из этих мужчин и женщин, всю жизнь прожили в уютном комфорте, где главные тревоги – это неудачи в бизнесе или какие-то судебные прения с конкурентами и клиентами. А в ночь с четверга на пятницу они увидели кровь, стрельбу, трупы, смерть и предсмертные стоны. Всё это сломало их...

И хотя меня отговаривали Стас с Броном, я не могла не помочь им. Правда, теперь, к сегодняшнему вторнику, у меня уже не было такой уверенности, что я смогу «переварить» негативные воспоминания, которые отняла у многих гостей бала, когда навещала их в больницах. Я хотела, как лучше и у меня получилось, но мне придётся заплатить дорогую цену за чужое спокойствие.

Может быть даже меня не хватит на всю сумму «выплаты»…

Брон остановил машину среди густой лесистой местности и заглушил мотор. Потом Коршунов со смесью недовольства и беспокойства хмуро поглядел на меня.

— Ты не обязана здесь быть, — в сотый раз напомнил он.

Я закрыла глаз, медленно вздохнула. Спорить не хотелось. Как и ещё раз объяснять – я уже не могу отказаться. Видения, в которых я успела побывать за всё время расследования связаны с преступлениями Миража и с преступной деятельностью четырёх семей. У меня нет иного пути, спастись от бесконечных приступов видений, как продолжать пробираться по дебрям воспоминаний, к первопричине всех трагических событий.

— Как минимум, — продолжал Бронислав, — ты могла бы пропустить сегодняшнее мероприятие.

— Чтобы сходить с ума дома, пока вы здесь будете раскапывать тела жертв семьи Дракенфельс? — грустно и тихо спросила я.

— Это только по словам Ады Парусовой, здесь что-то зарыто, — с невысказанным обвинением проворчал Бронислав.

— Вот и узнаем, — миролюбиво ответила я, а затем добавила. — Брон… я очень ценю твоё беспокойство…

— Но? — суховато протянул Коршунов.

— Но ты не в силах защитить меня от моих… особенностей.

— Только до тех пор, пока ты сама этого не захочешь, — напомнил Коршунов и посмотрел мне в глаза.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Ты знаешь, что я не захочу.

— Знаю, — Коршунов протянул руку и медленно, с нежностью, провёл тыльной стороной ладони по моей щеке. — Но ты могла бы стать более избирательной.

Я закрыла глаза, сама легонько потёрлась щекой о руку Коршунова. Его слова меня порой раздражали и утомляли – он последние несколько дней говорил примерно одно и то же – но его прикосновения всегда были такими приятными. Вот бы он иногда молчал и просто обнимал, нежно гладил и просто целовал, с нежностью и властностью, как он умеет.

«Не могу я быть более избирательной, — сердито подумала я и потянулась к ручке автомобильной дверцы. — Хотя… Если честно, то, наверное, придётся»

Брон не дал мне выйти первой. С зонтиком выскочил из машины, оббежал свой BMW и сам открыл мне дверцу, подняв надо мной зонтик.

Вокруг нас, со всех сторон из леса звучало скользящее бесконечное и громкое шипение дождя. Лес дышал на нас плотным запахом влаги, сырой земли, травы и древесной коры. Небо затянуло недавно, и после этого начался бесконечно моросящий дождик, пару раз выросший до кратковременных ливней с грозой.

— Спасибо, — прошептала я с благодарностью и чуть смущённо.

В последние несколько дней Коршунов, как мне казалось, немного перебарщивал с опекой.

— У меня есть капюшон, Брон, — чуть слышно хихикнув, несмело проговорила я. — Вот видишь?

Я подняла капюшон от своего тёмно-синего худака и показательно натянула на голову.

— Твой капюшон быстро промокнет, — покачал головой Бронислав.

— Тогда хотя бы отдай мне зонтик. Я чувствую себя странно, когда ты несёшь его надо мной.

— Если ты возьмёшь меня под руку, то получится, что я несу его над нами, — парировал Коршунов.

Я хмыкнула, чуть улыбнулась, но послушно положила ладонь на округлое предплечье парня с упругим бицепсом.

Автомобиль Стаса мы увидели чуть дальше, а сразу за ним сначала Еву Чайку, Стаса и Влада. Ковалевский отныне один из оперов особой оперативно-следственной группы Корнилова. Сомневаюсь, что его радует это обстоятельство, судя по выражению лица бывшего офицера ГУНКа, он бы предпочёл заниматься более важными делами – например, поисками Арианны.

Рядом со Стасом стояла темноволосая худенькая девушка. По своей комплекции и росту она была примерно такой же, как я. Возможно, из-за этого мне стало её немного жаль – она показалась мне несчастной, с обречённым видом и поникшей головой. Но это впечатление тут же развеялось, стоило мне только увидеть выражение лица Ады Парусовой.

Бывшая невеста Константина Дракенфельс глядела на окружающую местность с жутковатой смесью ужаса и злорадного, немного безумного торжества.

«Она дико боится этого места, — подумала я, — но явно рада, что привела сюда полицию. Ада как будто что-то предвкушает»

— Стас, — позвал Брон.

Корнилов, Влад и Ева обернулись. Взгляды всех троих сначала метнулись ко мне, а затем к Коршунову. Я увидела, как изменилось выражение лица у Стаса, как неодобрительно поджала губы Ева и, как отвернулся Влад. С интересом меня рассматривала только Ада, но её реакция меня не волновала.

Зато выражение лица и взгляда Корнилова насторожило. Во мне мгновенно возросло опасение и вернулось гнетущее чувство стыда, которое наравне с бесчисленным количеством видений не давало мне покоя.

Я уже знала, что адвокат покойного Амоса Галахова, никакой не Мимикриец. Под какой личиной он был на балу, да и был ли вообще достоверно установить так и не удалось. С Миражом, насколько мне известно, дело обстояло чуть лучше: у Корнилова были подозреваемые.

Но самое главное, что меня сейчас волновало с новой силой, это то, что именно из-за меня Бронислав погнался за Шабалиным, который в итоге сбежал, а потом, его нашли мёртвым, со следами жутких посмертных увечий на теле.

Я непроизвольно замедлила шаг и потупила взор, опасаясь приближаться к Стасу. Я не виделась с ним с пятницы и боялась, что он в конце концов отчитает меня за то, что я указала Брону не на того человека. Возможно, кстати, это именно из-за меня поспешные действия Коршунова спугнули Миража и Мимикрийца.

Я зажмурилась на пару мгновений, ощущая, как быстро возрастает частота пульса. Чувство вины скреблось внутри меня и как будто медленно жевало мою плоть и душу. От бессилия и усиливающегося чувства стыда на глаза сами собой наворачивались слёзы.

Я очень хотела бы всё исправить, но понятия не имела как!

— Зачем вы приехали? — прохладным немного уставшим голосом спросил Корнилов. — Я же приказал отвезти Нику в управление и ждать нас там.

— Да, но я подумал, что… — начал Коршунов.

— Брон, с каких пор ты стал вольно трактовать приказы? — беззлобно, но требовательно спросил Корнилов.

— Стас, это я его попросила, — призналась я и вышла вперёд.

Стас на мгновение закрыл глаза, а затем посмотрел на меня.

— Ника, ты же понимаешь, что тебе нельзя здесь находиться.

В голосе Корнилова звучало сожаление и негодование.

— Ты ведь понимаешь, что мы здесь ищем, — Стас не спрашивал. — И знаешь, что с тобой будет, когда… Если ты попытаешься здесь что-то увидеть!

Стасу немного не хватало слов, чтобы донести до меня всю степень опасности. Но я и так понимала, с чем примерно мне придётся здесь и сегодня столкнуться.

— Понимаю, — я вновь опустила взгляд. — Но ведь это по моей вине погиб Шабалин, и настоящего Мимикрийца вы упустили тоже…

— Ника, — Стас шумно вздохнул и подошёл ко мне.

Ладони Корнилова плавно легли на мои плечи.

— Тебя никто ни в чём не обвиняет. Ты тоже можешь ошибаться – это нормально.

Я помотала головой.

— Я знаю чьи воспоминания видела у Шабалина, Стас, — упрямо проговорила я. — Эти видения были связаны с Мимикрийцем!

— Я тебе верю, — успокаивающим голосом произнёс Корнилов. — Но в этот раз ты ошиблась. Так бывает. Я тоже ошибаюсь. Брон, Влад и все остальные ошибаются. Перестань себя винить, Ника. И позволь Брону отвезти тебя в управление.

— Стас, — я посмотрела в глаза полковнику. — Ты ведь помнишь, что есть и другая причина, почему я участвую в расследованиях. В этом и других.

— Да, я помню, — чуть более жестче ответил Корнилов. — И я привезу тебе материалы, которые хранят видения. Это поможет… облегчить твоё состояние и снизить твои приступы. И это будет безопаснее.

Я вновь мотнула головой.

— Я уже в любом случае не могу уехать, Стас.

Корнилов внимательно посмотрел мне в глаза, в его взгляде промелькнула догадка, и на лице полковника появилась досада.

— Я не могу тебе позволить губить саму себя, Ника. Отныне твоё присутствие должно быть ограничено. — сурово заметил Стас и посторонился. — Ты ведь и так уже будешь участвовать в двух операциях. Если ты конечно, не передумаешь…

— Я не могу передумать, Стас, — остановившись, напомнила я. — Если я передумаю – мои видения сожрут мой разум. Все предыдущие видения временно снижают свою активность только после получения мною новых!

Стас небрежно покивал моим словам.

— Ты хоть спала сегодня?

— Да, — кротко бросила я, проходя дальше, к лесу.

— И сколько?

— Часа четыре где-то.

— Это больше, чем вчера, надеюсь?

— Да.

— Насколько?

— На четыре часа.

***

Все остались позади. Стас, Брон, Ева и Влад, который сторожил ту девушку – все они молча следили за моими действиями. Я ощущала на своей спине и затылке их встревоженные или подозрительные взгляды, последние наверняка исходили от Евы и Влада, которые до сих пор не знали, кто я и что могу на самом деле.

Чем дальше я шла в глубь густого леса, тем громче шумел дождь и тем плотнее меня обступали устремляющиеся ввысь деревья. Лес и дождь как будто пытались огородить меня от всего прочего мира. Безмолвные и безликие деревья возвышались и будто бы угрожающе нависали надо мной. Во влажном шелесте стучащих по траве и листьям капель дождя я вроде бы услышала что-то постороннее…

Сквозь монотонный шумный шёпот дождя послышались шепчущие голоса. Поначалу едва слышные, как будто не смелые, слабые и приглушенные. Но чем дальше я ступала вперёд, тем громче становился хор шепотков. Они порхали между стволами намокших деревьев, скользили над стеблями мокрых трав.

Через время мне начало казаться, что я слышу не только усиливающийся хор неразборчивого шёпота, но и ощущаю рядом чьё-то дыхание.

Жутковатое предчувствие с пугающими догадками сформировалось в мыслях, тугим пульсирующим комком сплелось в разуме. Сердце затрепетало, быстро разгоняя по телу холод нагнетающей тревожности.

Я непроизвольно остановилась, медленно опустила взгляд себе под ноги. Пальцы правой руки сами собой крепче сжали рукоять зонтика, я задрожала, как будто от холода. А затем почувствовала и услышала чей-то вздох справа от меня – он щекотным скользящим касанием всполз по коже шеи, коснулся краешка уха.

Я на пару мгновений зажмурилась, и ощутила ещё одно дыхание слева, затем почувствовало новое, где-то возле затылка. Вместе с тем усиливался шёпот голосов – беспорядочный, неразборчивый он был похож на звук, с которым кто-то нервно и долго комкает смятый лист из школьной тетради или… несколько таких листов одновременно.

Я не сразу поняла, что усиливающееся дыхание, которое уже как будто проникало под одежду, поднималось ко мне из-под земли.

Замерев, я со страхом уставилась себе под ноги, на траву между моих кроссовок, а затем медленно присела, удерживая зонтик над головой и в неосознанном жесте, как будто по какому-то странному наитию, коснулась ладонью стебельков мокрой травы.

В тот же миг тяжелая плотная масса воспоминаний вырвалась навстречу, прорвалась сквозь почву, взлетела и врезалась в меня.

Я утонула во тьме, погрузилась в бесплотный, бестелесный мрак. Здесь не было ничего, ни света, ни конца, ни направлений. Только я, мои мысли, дыхание и бесконечная темнота.

Вдали искрой сверкнул слабый свет, и быстро вырос до огромного пятна, а затем до прохода, арочного вида. Я попробовала подойти к нему, не сразу, но у меня вышло.

Откуда-то из-за спины, заставив меня вздрогнуть, прозвучали звуки бега и сбивчивое прерывистое дыхание нескольких голосов. Затем я услышала крики.

— Быстрее! Да поторопитесь же вы! — в панике кричала какая-то девушка. — Они нас догоняют!..

— Не стой – беги! Беги! — кричал чей-то хрипловатый мужской голос.

Мимо меня, неуклюже, но довольно быстро пробежала плачущая женщина с кучерявыми волосами, следом за ней парень в очках, а за ними девушка с каштановыми волосами и мужчина.

Все они были едва одеты в – каких-то пижамных шортах и майках бледно-голубого цвета. Вокруг всё ещё клубился густой полумрак, который лишь местами немного светлел, но я успела заметить ужасную, противоестественную худобу четверых убегающих людей. У них была болезненно-бледная кожа и запавшие глаза на измождённых лицах.

Вслед за пробежавшими мимо меня людьми, из черноты тьмы за моей спиной прозвучал другой топот ног и судорожные тяжелые частые вздохи, которые одновременно напоминали приступ астмы и дыхание человека после долгой пробежки.

Я обернулась, и в то же мгновение, внутри меня жар смешался с холодом, а мрак передо мной породил из себя сразу целую толпу бегущих на меня худых, бледных, голых человеческих фигур. Они хором тяжело дышали и глухо ревели. Их безумные взгляды, казалось, впились в меня – с жадностью и злым вожделением. В костлявых пальцах этих жутких созданий были зажаты ножи и другие режущие предметы. Я мгновенно развернулась на месте и рванула прочь.

Страх придал мне сил – он как чудище ревел и клацал зубами в моих мыслях – и я очень быстро догнала ослабевших исхудавших беглецов. Теперь я бежала следом за ними по узкому арочному коридору, с грубой, какой-то средневековой каменной кладкой.

Мимо нас, на стенах мелькали тускло светящиеся неоновые огни голубого, белого и сиреневого цвета. Они освещали квадратные монументальные метопы с разными символами или гербами.

— Быстрее, быстрее! Нам надо успеть выбежать до того, как закроются ворота! — прокричала в шатенка, которая мчалась впереди всех.

— А куда нам бежать?! — всхлипывая, вскричала плачущая женщина средних лет.

— Пока просто вперёд! — рявкнул коренастый мужчина.

Впереди показались ступени крутой лестницы, вся четвёрка беглецов рванула вверх, то и дело спотыкаясь и сталкиваясь друг с другом.

Плачущая женщина споткнулась, вскрикнула, упала и покатилась вниз по ступеням. Никто из оставшихся трёх убегающих даже не обернулся.

Я в нерешительности остановилась, вернулась было назад, но лишь для того, чтобы с ужасом увидеть кошмарную сцену. Те, кто гнался за беглецами – такие же худые и отвратительные, страшные существа, лишь отдалённо напоминающие людей – столпились вокруг кричащей женщины с кучерявыми волосами. Они окружили её, в их руках засверкали лезвия ножей, и женщина закричала от страха и боли. По ступеням, мимо ног человекоподобных созданий заструилась кровь.

Багровые и алые струи растекались по телу захлёбывающейся криком женщины, а кошмарные создания… Один за другим, с противным хрюканьем и визгом отталкивая друг друга, с жадностью припадали ртами к её ранам!

— Господи! — вырвалось у меня.

Я почти что приросла к месту, где стояла, не в силах шевельнуться или отвернуться. Мой взгляд был прикован к ужасающей и омерзительной сцене. Прижимая руки ко рту, я просто стояла и смотрела, как потерявшие человеческий облик создания с гадким влажным чавканьем слизывали, всасывали и глотали вытекающую из ран женщины кровь. Не в силах наблюдать это, я зажмурилась, продолжая слышать слабеющие крики женщины и тошнотворные хлюпающие звуки.

Резко всё стихло. Будто кто-то нажал на кнопку, и настала тишина. Но лишь для того, чтобы её сменил звук вкрадчивого шороха, прерываемого свистящими дуновениями ветра.

Я медленно открыла глаза. Вокруг меня никого не было. А сама я находилась на открытом пространстве, между голых безжизненных деревьев и заборов нескольких частных секторов.

Деревня, посреди которой я стояла была неправдоподобно тихой и как будто бы безлюдной. Меня окружали приземистые, невзрачные дома, с грязными окнами. У многих домов были грубо сколоченные деревянные крыши, покрытые плесенью, грязью и рваными сухими листьями. Ограды во многих местах покосились, поросли мхом и подгнили. Редкие железные ворота почти везде покрылись ржавчиной.

Деревню рассекали извилистые узкие дороги, сплошь заполненные влажной или засохшей грязью. Растущие вдоль заборов голые деревья в большинстве своём были поражены омелой, а их на их кронах выступали уродливые «ступеньки» трутовиков.

Справа от меня, из-за забора выглядывало уродливое пугало, с разбитым горшком, в виде головы. Может быть это была лишь игра моего воображения, но трещины на «голове» пугала напоминали злокозненную ухмылку.

Мелкая дрожь и фриссоны взобрались по коже шеи и сбежали по спине. Надо мной продолжало что-то тихо шелестеть, как будто кто-то медленно и легонько водил пучком травы по бумаге.

Подняв голову, я завороженно уставилась на парящую в вышине белёсо— сероватую тучу, что закрывала и без того тусклое солнце на затуманенном небосводе.

Шелестящая туча клубилась, ворочалась и парила над крышами домов. А через мгновение я увидела, как вниз полетели сотни белых хлопьев. Они быстро и совершенно бесшумно покрывали собой крыши домов, борозды засохшей грязи и заборы. При этом, на улице не чувствовалось хо́лода, но опадающий «снег» не таял, быстро собираясь в плотные густые кучки.

Часть серовато-белых хлопьев покрыло мои плечи и волосы. Я подняла ладони и, когда несколько фрагментов странного «снега» упали на мои руки, пальцами растёрла некоторые из них.

Да, это бы не снег. С туманного блёкло-серого неба, сквозь которое едва заметно пробивалось слабое солнце, опадал грязно-белый пепел. Под слоем опадающего пепла быстро «седели» крыши и стены домов, ветви деревьев и небольшие пристройки.

Где-то раздалось беспокойное кудахтанье, чуть дальше глухо и ворчливо залаяла собака. Затем я услышала чьё-то глухое и, на первый взгляд, бессвязное бормотание.

Оглядевшись, я стряхнула с плеч, рук и волос чешуйки пепла и пошла на голос. По мере того, как я двигалась вперёд, голос звучал всё более отчётливо. Через пару минут я уже могла различить слова.

— Тише, тише, Фрося, моя маленькая. Тише, голубка, настал твой черёд порадовать Трёх Багровых сестёр. Ничего не поделаешь. Да-а…

Эти слова, судя по отличительным чертам голоса, принадлежали какой-то пожилой женщине. Её реплика прерывалась участившимся беспокойным кудахтаньем.

Я подобралась к забору, из-за которого доносились причитания старухи, поглядела в широкую щель между подгнивших досок и увидела её согбенную горбатую фигуру. Неспешно ковыляя, облачённая в изношенное пальто старая женщина, удерживала под мышкой курицу. Птица, словно предчувствуя что-то недоброе, отчаянно пыталась вырваться, била левым крылом и сучила когтистыми лапами.

— Тише, Фрося, тише. Настал твой черёд. Уж извини, так надо… Всё, всё, всё.

С этими словами хозяйка дома положила несчастную наседку на пень, рядом с небольшой кучей дров и другой рукой подняла над птицей топор. Курица издала последний крик, а затем лезвие топор с глухим стуком опустилось.

Я зажмурилась и отвернулась, а затем услышала, как пожилая жительница деревни приговаривает:

— Вот так, Фросенька, хорошо, дай мне побольше…

Вновь поглядев между двумя досками, я увидела, как хозяйка дома, стоя ко мне спиной и вытянув правый локоть в сторону, проводит какие-то манипуляции. Затем она медленно повернулась, я увидела в неё в руках глиняную глубокую миску, сплошь заляпанную кровью.

— Вот так, вот так, — чуть осипшим скрипучим голосом проговорила пугающего вида бабушка.

На голове у неё был застиранный платок, из-под которого вдоль лица свисали сальные седые пряди. Вдруг хозяйка дома застыла на месте и резко обернулась. Мы встретились взглядами. У старой женщины оказались неприятные блеклые, как будто пустые глаза! Я непроизвольно, но резко отшатнулась.

Страх обжог тело изнутри, выдавил дыхание. Ноги заплелись, я споткнулась и, наверное, упала бы, если бы кто-то не схватил меня за плечи.

Меня круто развернули, передо мной появилась шатенка из четвёрки беглецов.

— Помоги мне! Помоги!!! Они уже рядом! Они идут за мной!!! — истерично, срывающимся голосом и захлёбываясь слезами, прокричала она.

У неё был совершенно безумный взгляд. Я успела заметить, что руки и шея девушки сплошь покрыты тёмно-сиреневыми и грязно-синеватыми гематомами. Такие бывают после уколов или капельниц, поставленных неуклюжими медсёстрами.

— Помоги мне!!! — срываясь на хрип и брызжа слюной, снова прокричала шатенка.

Она с силой затрясла меня из стороны в сторону, так что у меня безвольно замоталась голова, и слегка зазвенело в ушах. Затем девица с неожиданной силой отбросила меня прочь, и я улетела в грязь, с плеском упав в жидкую лужу. Штанины джинсов немедленно промокли, противно прижимаясь к коже ног.

Не совсем вменяемая девица умчалась прочь, продолжая вопить и плакать. Я медленно поднялась, с опасением и удивлением глядя вслед скрывшейся шатенке.

Слева от меня, из-за крутого узкого поворота донёсся агрессивный лай, что эхом разлетался мимо медленно тонущих в пепле домов. Чувство страха удавом сжало тело, не позволяя двинуться с места.

Сквозь опадающую завесу пепла, с громогласным басовитым лаем вылетели сразу несколько огромных псин. Высокие, тёмно-серые, с острыми ушами и длинными лапами, они хором издавали угрожающее рычание. Их низкий утробный лай походил на звук, с которым кто-то с силой хлопает дверцами кухонных шкафчиков, например.

Не теряя ни секунды, я развернулась и рванула прочь. Псы ещё были далеко, у меня был крохотный шанс сбежать от них, но их голодный свирепый лай раз за разом настигал меня и врезался в спину.

Я летела вперёд, перепрыгивая ямы, топча жидкую грязь и с плеском разбрызгивая тёмные лужи. Комки влажной бурой земли облепили джинсы и обувь.

Лай собак приближался. Я не оглядывалась, каждая секунда была слишком дорога. Я во всю прыть неслась между обветшалых заборов. Холодящий ветер вился в моих волосах, набегающими потоками обнимал моё тело. Где-то над головой резко и ехидно каркали вороны.

Перепаханный бороздами грязи, путь между домами разделился на двое. Я инстинктивно выбрала правую дорогу и припустила ещё сильнее.

Псы, судя по лаю, догоняли меня. А влажная, липкая грязь под ногами, цеплялась за подошвы кроссовок и как будто норовила задержать меня. Каждую секунду беспорядочного панического бега мне казалось, что я вот-вот почувствую свирепую боль, от сжимающихся на ноге мощных челюстей.

Вокруг меня вился и кружился пепел. Его гнал внезапно усилившийся ветер. Пепел кружил надо мной и рядом, вился гигантским плотным смерчем. В просветах пепельного вихря мелькали однообразные серые дома, с тускло блестящими окнами.

Вьющийся и воющий вихрь из пепельных хлопьев, резко сомкнулся вокруг меня, я инстинктивно зажмурилась и почувствовала, как фрагменты пепла щекочут кожу лица, падают за шиворот моего худи и легонько трутся о руки.

Разумеется, уже через несколько секунд я обо что-то споткнулась, вновь улетела вперёд и свалилась в особенно глубокую мерзкую лужу. Вокруг меня с плеском разлетелись грязные брызги. На дрожащей поверхности мутно-серой воды я увидела багровые разводы и пряди волос.

Вскрикнув, я отшатнулась, попыталась выбраться, но лужа не выпускала мои ноги. В панике, я начала беспорядочно и столь же бесполезно пытаться высвободить свои ноги, но что-то прочно удерживало мои ступни.

Мелькнула мысль нагнуться и развязать шнурки на кроссовках, чтобы попытаться высвободить ноги, но именно в этот миг стена парящего пепла передо мной рассеялась, и я увидела высокую статую…

Точнее, это были величественные статуи трёх стройных женщин. Они были облачены не в то в мантии, не то в какие-то античные одежды, с красиво лежащими складками «ткани».

У скульптурных женщин были удивительно правильной пропорции, изящные и почти что идеальные тела, должно быть на радость любому мужскому взгляду. У статуй были такие же совершенные аристократичные лица, с приятными и тонкими чертами, но без пошлого «кукольного» облика. На губах троих скульптурных женщин застыли разного вида улыбки, но каждая из них выражала не счастье и восторг, а самодовольное торжество и хищное удовольствие.
Распущенные волосы и развевающиеся подолы свободных одеяний дополняли красоту и величественный облик статуй. Но вместе с очевидным великолепием от похожих друг на друга трёх скульптурных «сестёр» веяло властью, гордостью и презрением ко всем, кто находился внизу, у их ног…

Я услышала новые голоса, они быстро окрепли, усилились и превратились в заунывную монотонную молитву.

От хора стонущих голосов, тягостное жуткое чувство удушающим плотным коконом сплелось вокруг меня и через силу впиталось внутрь. Завеса из опадающего пепла дрогнула, сжалась, странно исказилась… и воплотилась в виде десятков людских силуэтов.

Все эти люди стояли ко мне спиной под сгущающимися в небесах сумерками. Они удержали в руках свечи и чаши. Под ногами у многих из них образовались небольшие лужицы крови, которые медленно впитывались в грязь. На поверхности маленьких багровых луж тонули мелкие чешуйки пепла.

— Воздадим хвалу Триумвирату Мормоликая! Да снизойдёт благодать Трёх Багровых Сестёр на каждого, кто поднесёт багровый дар к ногам Бессмертных Мормоликая! — хором причитали какие-то женщины.

Затем толпа резко и восторженно взвыла, и все люди ринулись вперёд, расталкивая друг друга. На землю пролились новые порции крови. Но никто не обращал на это внимание. Жители деревни торопились поднести «дары» — чаши, наполненные кровью и свечи. Когда толпа начала отходить от широкого постамента, на котором, метров в пять, высились статуи Мормоликая, я увидела, что на постаменте есть три ступени из трёх каменных колец. На первом кольце стояли миски, чаши и другие аналогичные по ёмкости и форме сосуды, на втором трепетали под ветром желто-красные огоньки свеч.

Обильно пахло расплавленным парафином, следом распространялся гадкий сладковато-металлический запах крови и горьковатый запашок от пепла.

— Триумвират Мормоликая! Прими дар наш скромный, от рабов твоих вечных! — воздев руки к статуям, произнесли несколько пожилых женщин.

Толпа вокруг повторяла за ними.

— И позволь надеяться нам на благосклонность твою в вечности и в мире!

— …В вечности и в мире! — нестройным хором проскандировали следом остальные члены паствы этого кровавого культа.

Я не смела шелохнуться или произнести хотя бы слово. Но вот толпа начала медленно расступаться. Между телами людей, сквозь которые сочился подрагивающий свет свечей, появились широкие просветы.

И вот тут я, нервно сглотнув, быстро отступила!.. У подножия постамента с тремя мраморными «богинями», лежали два иссохших костлявых тела – мужчины и женщины из той четвёрки беглецов. Их кожа посерела и буквально повисла на костях, а стеклянные взгляды мертвецов смотрели в землю. Их конечности и тела были сплошь покрыты тёмными ранами от глубоких порезов. На мертвенно-серой коже ещё оставались засохшие потёки крови.

А паства Мормоликая, пятясь назад, вдруг медленно повернулась ко мне, и вот тут уже я сдавленно вскрикнула от страха, запоздало зажимая себе рот.

У жителей деревни, что молча глядели на меня, не было глаз! Верхняя часть их лиц была омерзительно обугленной, покрытая запёкшейся, сгоревшей плотью и осыпанная пеплом.

Пепельный вихрь вновь налетел на меня, завился вокруг, сжал и выбросил меня в реальность.

С частым напряженным дыханием и капельками пота на лице, я с силой вжималась спиной в крону дерева и таращилась перед собой. Рядом хрустнула ветка, и я шарахнула в сторону. Но это оказался Бронислав. Коршунов замер, обеспокоенно, изучающе посмотрел на меня. А над моей головой прозвучал мягкий голос Стаса.

— Ника, чтобы ты не увидела, ты уже в безопасности.

— Стас!.. — я повернулась к Корнилову и нервно шумно сглотнула. — Я видела… Там была деревня… Люди… Кровь и статуи! Там…

— Тише, — перебил меня Стас. — Расскажешь чуть позже. Держи.

Корнилов протянул мне бутылку с молоком, которую я несмело и бережно взяла слабыми подрагивающими пальцами. Давно уже я не испытывала такого блаженства от распития молока.

Вкус молока очень быстро прогнал горьковато-горелый привкус пепла и ощущение запаха крови.

Я аккуратно вытерла краешки губ, после того, как напилась, и проговорила:

— Здесь трупы, Стас. И очень много. Скорее всего полностью обескровленные.

Корнилов не особо удивился моим словам, только оглянулся и посмотрел на Аду Парусову, которую стерёг Владислав. Та в ответ нагло ухмыльнулась.


СУМЕРЕЧНАЯ ПРОРОЧИЦА


Вторник, 9-е августа. Москва, вторая половина дня.


Мираж давно не приходил в таком состоянии – когда он по-настоящему в бешенстве.

Для начала он, как только переступил порог квартиры, выбил поднос с чаем у из рук Сумеречной пророчицы, наорал с ругательствами, а потом схватил за волосы и затолкал в одну из комнат. Позже, когда к нему пришёл Мимикриец, Сумеречная с опаской подслушала их разговор.

Мужчины беседовали довольно громко, но то и дело спохватывались, понижая тон. Только затем, чтобы спустя пару минут, вновь разразиться гневными криками. Впрочем, кричал и рычал в основном Мираж.

— Какого болта ты наделал?! — гневался Мираж.

— А что я, собственно, сделал не так, как ты хотел?— сохраняя ледяное спокойствие спросил Мимикриец. — Амос Галахов Мёртв, его сын – тоже…

— Это не тот сын!!! — рявкнул Мираж.

Сумеречная вздрогнула, услышав, как что-то с треском разбилось о пол. Девушка, сама того не замечая, затаила дыхание. Несколько секунд в квартире звенела тишина.

— Я тебе уже говорил – наша цель прежде всего первенец и его отец! И то, только в самом крайнем случае!

— С Джарджадзе был крайний случай? — насмешливо уточнил Мимикриец.

— Разумеется!!! — вскричал собеседник наёмного убийцы. — А с Галаховыми – нет! Амоса ещё можно было дожать! Стоило только выйти на его след и показать, что ему от нас не спрятаться! Он бы всё вернул! До последней копейки! А ты… Чёрт возьми, ты поломал всю идею! Убил всю философию! Важный смысл, предначертанный звёздами!.. Ты понимаешь, что теперь Вселенский разум не будет нам благоволить?!

— Мы раньше справлялись без него, справимся и сейчас! — как будто бы не реагируя на гневные эмоции Миража, ответил Мимикриец.

— Не хули Высшие силы, о значении которых ты имеешь весьма скудное представление! — прорычал в ответ Мираж. — Что с Данко Галаховым? Где он сейчас?!!

— Понятия не имею, — с показательным ленивым равнодушием ответил убийца.— Он как исчез куда-то на середине праздника, так больше и не появлялся.

— Тогда почему ты здесь?!

— Ты же сам меня позвал.

Молчание. Сумеречная пророчица чуть приоткрыла дверь и с гремящими в ушах ударами сердца, тщательно прислушалась. Из комнаты, где беседовали двое мужчин не доносилось ни звука.

— Что со статуей Амту? — теперь уже голос Миража звучал скорее раздраженно и устало, а не с прежней яростью.

Короткие мгновения тишины.

— Она исчезла.

— Твою мать! Сама что ли?!

— Сомневаюсь. Вероятно, ей помогли.

— И ты по этому поводу, конечно, тоже ничего не знаешь?! Да?! — в голос Миража вернулась агрессивная язвительность.

— Мираж, моей задачей были Галаховы.

— И ты с ней не справился. Данко Галахов жив.

— Данко скоро умрёт, — самоуверенно ответил Мимикриец.

— Да?! И как скоро?!

— Как только я его найду. Мираж, а почему мы сразу не можем просто перебить все эти семейки и забрать то, что тебе так нужно?! А?

— Четыре божества не подарят благодать убийце и грабителю.

— А кому подарят? Просто убийце?

— Торговцу! — процедил Мираж, — Дипломату и завоевателю.

— Дипломату? — засмеялся Мимикриец. — Ты называешься дипломатией свой шантаж?

— Шантаж – нормальная практика в мировой дипломатии, если тебе интересно. И отличается только риторикой и способами угроз.

— Например?

— Например, обвинением в ущемлении «прав человека» и угрозой вторжения вооруженных сил целого Альянса!

— Мне кажется этот подход, в последнее время дал такой же сбой, как и твой прежний метод.

— Значит, в случае с Дракенфельс будем действовать хитрее.

— Это будет непросто, Мираж. У тебя почти не осталось людей. Забыл?

— Я помню! — вновь рявкнул Мираж.

— И новых тебе взять неоткуда!

— У меня есть ты и… она!

Сумеречная пророчица быстро и тихо прикрыла дверь, когда спустя секунду поняла, что «она» — это про неё.

— Всё равно будет сложно, — с толикой грусти, заметил Мимикриец. — Этот полковник Корнилов испортил нам весь вечер в поместье Галахова и может сделать это ещё раз… или два… или все три.

— Хрена там! — рыкнул в ответ Мираж. — Найди Данко и прикончи его! А Корнилов – моя забота!

— А что с Амту?

Мираж вновь ответил после небольшой паузы.

— Сейчас нет времени на её поиски. В конце концов, мы сможем найти её потом. А если и нет… То потерю одного божества я как-нибудь переживу. Всё! Иди, действуй! И на этот раз – тихо и аккуратно!.. Стой! А что с той девкой, которая была там, когда ты грохнул Амоса и Первослава Галаховых?

— Она выжила.

— Это, как ты понимаешь, тоже нужно исправить.

— Исправлю прямо сегодня вечером.

— Ну иди.

— Хорошего тебе дня. На твоём месте я бы выспался.

— Без тебя разберусь. Проваливай!


ИОАННА БАГРЕДНЕВА


Вторник, 9-е августа. Москва, вторая половина дня и вечер.


Еда на подносе казалась слишком тяжёлой. Хотя ещё позавчера, она носила за раз и большее количество блюд. А сейчас только два салата и сомнительного вида бифштексы с картофелем в кляре. Почему ей так тяжело? Или она только думает, что ей тяжело?

Иоанна сама не заметила, как начала ощущать раздражение от собственных же мыслей. Но с гостями небольшого и дешевого ресторанчика, куда она недавно устроилась, нужно быть вежливой и улыбчивой.

— Приятного вам аппетита, — произнесла Ио как можно жизнерадостным тоном.

Она изобразила улыбку настолько искренне, насколько могла, но, видимо, получилось не очень. Потому что скромная пара из щуплого молодого юноши в очках и забитого вида «серой мышки» в похожих очочках, синхронно и опаской отодвинулись от Ио подальше к окну.

Как только Иоанна отвернулась от «дорогих» гостей, улыбка на её губах увяла, а на лицо тут же вернулась угрюмое и недовольное выражение лица. Когда она возвращалась на кухню за очередным заказом, из живота, через грудную клетку, к горлу вновь подступила тошнота. Это был лёгкий короткий приступ, но уже который раз за день!

— Ты в порядке? — участливо спросил высокий повар, с торчащими в разные стороны смешными маленькими ушками.

Он был высоким и худым, как фонарный столб, с крупными и не очень красивыми чертами лица, но эти ушки… Если бы Ио не было так паршиво, который день подряд – морально и физически – она непременно уже придумала бы парню какое-то смешное прозвище.

— Всё нормально, — пробурчала Иоанна.

Девушка взяла очередной заказ и направилась обратно в зал, но на полпути она остановилась и, мысленно чертыхаясь, поспешила в туалет. Это происходило тоже гораздо чаще, чем раньше. Похоже, ей придётся к этому привыкнуть, на ближайшие пару недель.

Вымыв руки, Ио взглянула на себя в зеркало. На неё смотрела шатенка с каре средней длины и с ярко-голубой подводкой. Ио обычно терпеть не могла яркие подводки, да ещё те, которые выглядели на лице так дёшево! Но, наравне с её новым видом бровей – она подрисовывала их для большей выразительности – яркая подводка и парик должны были помочь ей в кратчайшие сроки резко сменить внешность. Иоанна подумывала вообще воспользоваться тоником для волос, но поняла, что в таком случае придётся стричь волосы, а это было слишком – своими мягкими длинными и блестящими волосами девушка гордилась с самого детства! Тем более, что и парика вполне хватало.

Прямо у выхода из туалета Ио, со строгим насупленным видом и нахмуренными бровями, поджидал владелец ресторанчика «Гарибальди». Из итальянского в этой забегаловке было только не самое лучшее вино и вполне неплохая пицца, но большинство посетителей этой придорожной столовки были уверены, что питаются в настоящем итальянском ресторане.

— Долго ходишь по туалетам, Катя, — проворчал Тимофей Петрович. — Что с тобой?

Когда Ио сюда устраивалась в «Гарибальди», она использовала документы с самым простецким и банальным именем, по её мнению.

— Ничего такого, о чём вам стоило бы беспокоится, — немного язвительно ответила Иоанна.

Она помнила, что ей нужно было оставаться вежливой, но сегодня это было как-то особенно трудно.

— Не хами, — сильнее нахмурился владелец ресторана.— Если что-то с животом или другим местом сходи в доктору. Если тебе там надуло чего-то куда-то – сбегай к вашему бабскому врачу.

Иоанна, которая уже подошла к двери, сначала досчитала до десяти, прежде, чем передумала поворачиваться и рассказывать Тимофею Петровичу куда и в какой позе ему следует пойти, желательно безвозвратно.

«Свинья усатая! — в сердцах подумала Иоанна. — Чтоб ты облез, как кот лишайный!»

В ресторан она устроилась для укрепления легенды. Катя Пудовкина, из Новокузнецка, по этой самой легенде, сбежала в столицу от тираничной одинокой и пьющей матери, чтобы здесь поступить на филфак. К слову, экзамены Ио действительно пришлось сдавать, со всей серьёзностью. Результаты Ио не волновали, ей важно было поддерживать образ Кати Пудовкиной, которая ну никак не может заинтересовать того ублюдка, который застрелил Амоса и Славу… А Иоанна не сомневалась, что рано или поздно – скорее рано – он придёт за ней. Она видела его. Видела, как исказилось пространство вокруг него, как переменилось его лицо. Девушка до сих пор не могла объяснить, что это такое было, но больше всего необъяснимое явление походило на то, что с этого страшного человека, как будто бы сползла маска или… Чёрт, она больше ничего не могла предположить. А ещё эти чёртовы мотыльки! Они до сих пор ей снятся!

Ио нужна была защита, и девушка примерно представляла где и у кого она могла её получить.

До наступления вечера, её всё-таки стошнило, из-за чего она вынуждена была провести в туалете около получаса, чтобы привести себя в порядок. После этого на неё при всех наорал владелец Гарибальди, да так, что одна из официанток от страха выронила под нос.

Иоанна Багреднева уже не стала сдерживаться. Схватив стоявшую неподалёку перечницу, девушка сыпанула содержимое прямо в лицо начальницу. Пока тот орал, чихал и матерился, сквозь слёзы, Ио сбросила форменный фартук, швырнула его в лицо ошалевшему повару и, возмущенно постукивая каблуками, вышла из кафе.

Туфли, которые ей приходилось носить в угоду долбанному дресскоду, Ио уже в машине сменила на удобные слипоны нежно-салатового цвета. В зеркале заднего вида девушка вовремя заметила выбежавшую из ресторана фигуру разгневанного Тимофея Петровича, который тут же направился к её белому Nissan Note.

— Вот же кобелина мстительная! — проворчала Иоанна.

Она резко сдала назад, затормозила на мгновение, её уже бывший босс испуганно шарахнулся назад, а девушка поспешно дала по газам, и через несколько секунд уже мчала по шоссе.

В дороге Иоанну настиг звонок от её – если ей повезёт с экзаменами – будущего декана.

— Алло? — голос у стареющего преподавателя был низкий, с долей болезненной хрипотцы и презрительно-недовольными интонациями. — Студентка Пудовкина? Мне нужно, чтобы вы срочно подъехали в институт! Это срочно! Будем говорить о вашем экзамене!

— И вам добрый вечер, Борис Семёнович, — выразительно произнесла Ио. — А зачем мне подъезжать? Уже достаточно поздно, скоро шесть!.. Вы могли бы мне всё так сказать, по телефону. Если хотите, можем по видеосвязи пообщаться.

— Пудовкина! — угрожающим и противно звенящим голосом протянул декан. — Ты нужна здесь! Это касается твоего будущего! Иначе ты рискуешь сделать блестящую карьеру в дешёвом ресторане у дороги! Поторапливайся! У меня мало времени!

Иоанна со злой досадой покосилась на телефон в держателе и кивнула.

— Ладно.

Ей было нужно и важно продержаться в институте хотя бы первых полгода или год, для полноты и правдивости её новой роли.
Примерено, через полтора часа, Иоанна остановилась перед зданием своего будущего института и потянулась за сумочкой. Девушка уже собралась выйти, когда, когда вновь ощутила накатывающее чувство тошноты. Скривившись, Ио потянулась за бутылочкой с минеральной водой. Пока она пила, в её голове ещё раз прозвучал короткий разговор с будущим деканом, и вот тут Иоанна замерла. Девушка медленно убрала бутылку с водой от губ, задумчиво глядя в пустоту. Сердце совершило тревожный кувырок.

«Иначе ты рискуешь сделать блестящую карьеру в дешёвом ресторане у дороги!»

Эти слова эхом прозвучали в мыслях девушки. Но декан никак не мог знать, что ресторан, в котором она работает находится у дороги. Иоанна никогда и никому в институте об этом не говорила!
Багреднева в задумчивости глядела перед собой, когда заметила, как двери центрального входа учебного заведения открылись, и на ступенях появилась узнаваемая фигура декана.

Но что-то с ним было не так, что-то в его походке Иоанне показалось настораживающим, хотя всё было, как прежде. Но откуда декан мог узнать о расположении её места работы?

Иоанна попыталась найти этому рациональное объяснение, но у неё не получилось. Волнение перерастало в тревогу. Приближающийся к машине преподаватель приветственно помахал ей. Иоанна неосознанно подняла правую руку и вяло помахала в ответ, изобразив неуверенную улыбку.

«А может быть я уже просто схожу с ума от страха и паранойи? — чуть скривив губы, подумала Иоанна»

На днях она вызвала сантехника из-за протекающей на кухне трубы и… не пустила его, потому что тот пришёл на полчаса раньше. Чуть позже, когда на улице её догнал официант кафе, в котором она забыла наушники, Ио в страхе выхватила перцовый баллончик. Бедняга официант шарахнулся от неё и торопливо забормотал извинения.

Возможно сейчас она тоже просто накручивала себя. Но всё же… Что-то мелькнуло на лобовом стекле, привлекло внимание девушки. Взгляд Иоанны сам собой метнулся в сторону движущегося мелкого объекта. Девушка едва успела заметить, что это был крупный мотылёк с бурыми крыльями. Насекомое беспокойно ползало по стеклу из стороны в сторону.

Страшные воспоминания, как шальной холодящий сквозняк посреди летней ночи, ворвались в сознание девушки. Перед глазами пронесся вид неподвижных тел Амоса и Славы. Ио инстинктивно вжалась в сиденье и чуть сползла вниз.

Это спасло ей жизнь. Раздались два быстрых глухих звона. Окно водительской дверцы покрылось трещинами, частично осыпалось с глухим треском. Иоанна вскрикнула, повернула ключ в замке, надавила на газ и резко вырулила со стоянки.

В боковом зеркале мелькнул её декан, который с ожесточением и хладнокровием продолжал стрелять ей вслед. Девушка услышала несколько быстрых, гулких ударов по корпусу и заднему окну машины.

Она так резко вылетела из поворота на дорогу, что в неё едва не врезался какой-то внедорожник. Ио было плевать. Девушка с усилием давила на педаль газа, ощущая, как бушующий в душе и теле судорожный ужас, едва ли не выворачивает ей позвонки и рёбра! Страх, мял, жевал и тряс её изнутри.

Иоанна несколько секунд мчала вперёд, едва успевая объезжать движущиеся впереди автомобили. Вслед ей звучали автомобильные сигналы испуганных и раздражённых водителей. Она пришла в себя только после того, как чуть не промчалась на красный на одном из перекрёстков, с пересекающими дорогу трамвайными линиями.

Только здесь, Ио смогла частично перевести дух. Со стучащей в голове кровью, в сознании укоренилась мысль о том, что сейчас у неё не было времени на аккуратную организацию собственной безопасности. Он нашёл её! Нашёл!..

— Тварь!!! — с яростью выдохнула Иоанна. — Чтобы тебя разорвало!!!

Багреднева никогда и никому не желала смерти, кроме людей, которых винила в гибели отца и других родственников. Но этот подонок заставил её сделать исключение.

Иоанна не понимала, где совершила ошибку, но сейчас ей нужно было не допустить ещё одну, которая могла бы стать последней.

Загрузка...