Егерь. Охота. Книга 6

Я очнулся от аромата целебных трав. Мята, ромашка, что-то ещё незнакомое, но приятное — травяная смесь щекотала ноздри, прогоняя остатки тяжёлого сна. Каждый вдох приносил облегчение, словно сам воздух лечил тело.

Лежал на удивительно удобной кровати под мягким одеялом из какой-то неизвестной ткани. Материал был приятен на ощупь, как шёлк, но плотнее и теплее. Ничего не болело — лишь лёгкая слабость напоминала о недавней битве. Боль в рёбрах, которая терзала меня после схватки, почти исчезла, оставив лишь едва заметную ломоту.

Открыв глаза, замер от изумления.

Я находился в комнате, вырезанной прямо в живой скале. Стены были шероховатыми и неровными, покрытыми естественными выбоинами и трещинами. В глубоких расщелинах поблёскивали тонкие прожилки кварца, а кое-где из камня выступали кристаллические образования неправильной формы. Воздух был сухим и тёплым, без сырости, которую можно было бы ожидать в подземелье. Откуда-то тянуло свежим ветерком — значит, где-то существовали выходы на поверхность.

Синеватый свет исходил от кристаллов, торчащих из стен через неравные промежутки. Они неровно пульсировали, то ярче, то тускнее, создавая живые тени на каменных поверхностях. Кристаллы имели причудливые формы — острые, как ледяные сосульки, или округлые, словно замёрзшие капли.

Потянулся, чувствуя, как мышцы отзываются ровным напряжением.

Сел на кровати, ощущая возвращающиеся силы. Голова была ясной, во рту не чувствовалось привкуса крови — лишь лёгкое послевкусие целебных трав. Как меня так быстро поставили на ноги? Сколько вообще прошло времени?

В углу на грубо отёсанном каменном выступе лежали мои вещи. Нож в ножнах, свёрнутый ремень. Одежда была выстирана и заштопана — дыра от когтей химеры исчезла.

Рядом, на второй лежанке, вырубленной из того же камня, лежал Григор.

Великан выглядел безмятежно, но дышал едва заметно — грудь поднималась и опускалась с неровными интервалами. Ритм был тревожным: несколько коротких вдохов, затем долгая пауза, заставлявшая меня задерживать дыхание.

Кровавые трещины на лице частично затянулись, но шрамы остались — глубокие розовые борозды от висков к подбородку. Кожа была бледной, а под закрытыми веками изредка пробегала дрожь. Руки лежали поверх грубого одеяла. Теперь пальцы казались тоньше, с синеватыми прожилками под кожей.

Я встал, оделся, подошёл к нему и долго стоял, глядя на неподвижное лицо.

В голове была пустота. Мысли приходили обрывками. Григор чуть не умер ради собственных идеалов и целей Жнецов Леса, пожертвовав собой. А ещё спас жизнь человека, которого толком не знал. В прошлой жизни я видел смерть, но никто никогда не делал ничего подобного на моих глазах. Тяжесть этого самоотверженного поступка давила на плечи.

Постояв ещё немного, направился к широкому проёму в дальней стене. Арочное отверстие вело в коридор, также освещённый кристаллами, но пульсирующими в другом ритме.

Дойдя до края, я вышел на широкий естественный выступ и замер.

Передо мной раскинулась огромная пещера.

Потолок терялся в высоте, скрываясь в фиолетовых тенях. Массивные сталактиты свисали сверху, некоторые толщиной со ствол дуба. Их поверхности были усеяны наростами кристаллов, отражавших свет причудливыми бликами. Между ними, словно гирлянды, тянулись скопления светящихся камней.

Но самым поразительным был масштаб. Пещера простиралась так далеко, что противоположная стена терялась в дымке.

По всему дну, уходя к горизонту, ютилось поселение.

Жилища были встроены в естественный рельеф — одни построены из грубо отёсанного камня в углублениях, другие вырезаны в выступах скалы. Между ними, устланные плоскими камнями, вились тропинки. Кое-где росли странные растения со светящимися листьями, дававшие дополнительное освещение.

Виднелись небольшие площадки с естественными водоёмами, куда из трещин в потолке капала вода. Звук падающих капель смешивался с гулом голосов и шагов. В воздухе витали запахи травы, готовящейся еды и дыма от костров.

И везде сновали люди с невиданными питомцами.

Мужчина в поношенном плаще шёл по тропинке с огромным пауком размером с лошадь. Хитиновый панцирь зверя переливался в кристальном свете, а мохнатые лапы беззвучно ступали по камню. Мужчина время от времени похлопывал паука по головогруди, получая в ответ тихое…

Урчание?

Женщина сидела на ступенях каменного жилища с крошечной виверной — существом размером с кошку, с кожистыми крыльями и шипастым хвостом. Малыш дремал, изредка потягиваясь, а женщина гладила его чешуйчатую спинку.

На широкой террасе пожилой мужчина обучал парня работе с питомцем — зверем, похожим на помесь волка и дракона. Четыре лапы, покрытые чешуёй, длинная шея, небольшие крылья. Существо послушно выполняло команды.

На центральной площадке подростки тренировались с созданиями, которых я никогда не видел. Один командовал зверем, напоминающим оленя с птичьими перьями вместо шерсти. Другой играл с гигантской светящейся бабочкой с полупрозрачными крыльями.

Боже, что это за звери? Я…

В зоне третьего уровня?

Больше всего поражала атмосфера. Люди и звери взаимодействовали как партнёры, с взаимным уважением. Целый мир в недрах земли. Мир, где люди жили бок о бок с порождениями Раскола!

Пока я любовался подземным городом, что-то шевельнулось в глубине сознания. Ощущение, словно я упустил из виду что-то важное. Разум, отупевший от усталости и перенапряжения, медленно собирал воедино обрывки памяти о недавней битве.

Где мои звери! Паника на секунду накрыла холодной волной.

Ментальные нити связи с питомцами натянулись, я почувствовал их присутствие как слабые вспышки тепла в глубине души.

Режиссёр, Карц и Актриса находились в духовной форме внутри моего ядра — их присутствие пульсировало как тёплые сгустки света. Карц всё ещё был слаб после ранения, Режиссёр восстанавливался после безумной траты сил в бою, но его стихийная сущность постепенно возвращалась к норме. Актриса дремала, залечивая раны.

Но двое других…

Красавчик и Афина были где-то рядом, но не в ядре. Их связи тянулись в физический мир, указывая направление сквозь каменные стены.

Фух, живые и невредимые, слава богу! Облегчение разлилось по груди тёплой волной — после всего, что произошло на поляне, я боялся за их состояние. Память услужливо подбросила картины битвы: рычащая Афина, сражающаяся с пантерой, Красавчик, методично терзающий Виолу своими смертельными клыками.

Но нити связи пульсировали где-то в глубине каменных коридоров, ровно там откуда пришёл.

Я покинул площадку и пошёл по извилистому проходу, следуя внутреннему компасу.

Где-то вдалеке слышались голоса — тихий гул разговоров и смех. Жизнь текла своим чередом даже в этом скрытом от мира убежище.

Тропа привела меня к знакомой каменной арке, из которой я вышел на площадку. В проёме комнаты, где лежал Григор, стояли знакомые фигуры, и я подошёл ближе. Моё сердце забилось чаще. Как они прошли мимо меня?

Седовласый мужчина опирался плечом о косяк, его глаза внимательно следили за мной. С виду старик был расслаблен, но я чувствовал напряжение, готовое в любой момент взорваться действием. Лана стояла рядом с ним, скрестив руки на груди, а у её ног сидели мои питомцы.

— Спасибо, — хрипло произнёс я, опускаясь на одно колено перед ними.

От пережитого напряжения голос звучал сипло. В горле пересохло, словно проглотил горсть песка.

Красавчик тут же подбежал ко мне стремительными прыжками и буквально влетел в мои руки, издавая тихие скулящие звуки. Смесь радости, облегчения и упрёка за долгое отсутствие. Его маленькое тельце дрожало от переполнявших эмоций, мокрый нос тыкался в мою ладонь с настойчивостью, требуя внимания. Когти цеплялись за кожу, не больно, но ощутимо — он словно проверял, что я настоящий, что это не очередная иллюзия.

Я не удержался и рассмеялся, почувствовав, как напряжение начало отступать. Тёплое, живое тельце в руках напоминало о том, ради чего стоило сражаться.

— Всё хорошо, дружище, — прошептал, поглаживая его по загривку. — Я тоже скучал.

Мех был мягким и пушистым, ещё хранящим запах леса и битвы. Красавчик замурлыкал — звук, который горностаи издают крайне редко, только в моменты полного счастья. Его крошечные лапки цеплялись за ткань рубашки, словно он боялся, что я снова исчезну.

Афина степенно, с королевским достоинством, подошла ближе. Каждое движение исполнено грацией хищника. Но её уши нервно подрагивали, а в жёлтых глазах мелькнуло беспокойство.

Кошка тщательно обнюхала меня, её влажный нос скользил по коже шеи и рук, проверяя запахи, ища следы ранений или болезни. Её дыхание щекотало, а усы касались щеки мягкими прикосновениями. Когда она убедилась, что со мной всё в порядке, то тихо мурлыкнула и потёрлась о мою ногу боком.

Привет, девочка.

Поднял взгляд на седовласого. Выражение его лица было холодным и непроницаемым. За плечами висел охотничий рог — тот самый, звук которого разорвал теневые оковы Морана.

На немой вопрос в моих глазах он ответил ровным голосом:

— Ты в Убежище. В доме Жнецов Леса.

Мужчина подошёл ко мне неспешным шагом и со всей силы ударил кулаком в живот.

Воздух выбило из лёгких с хрипящим звуком. Боль расцвела в животе ярким пятном, заставив согнуться пополам. Я хватался за рёбра и кашлял, пытаясь восстановить дыхание. Удар был точным и профессиональным — болезненным, но не калечащим. Прицельно в солнечное сплетение, чтобы вырубить дух.

Афина мгновенно зарычала, её мускулы напряглись для прыжка. Красавчик замер в боевой стойке.

На лице седовласого не дрогнул ни один мускул, словно он раздавил назойливую муху.

Я мысленно передал питомцам волну спокойствия через связь, и они неохотно расслабились, хотя настороженность в их глазах не исчезла.

— Это тебе моё "добро пожаловать", — произнёс седой всё тем же ровным тоном. — Ещё раз тронешь мою дочь, я убью тебя.

В его глазах застыл лёд. Холодная угроза и абсолютная готовность привести её в исполнение. Взгляд человека, который убивал не раз и не будет долго раздумывать, прежде чем убить снова.

Я распрямился, массируя живот, и усмехнулся сквозь боль:

— Малая плата за спасение. Переживу.

— Тебя спасли не из милосердия, — отрезал седовласый. — Ты нужен нам для войны.

— Да уж понятно, — я выпрямился и взглянул на девушку. — Извини, что так вышло. Ситуация была крайне тяжёлая.

— Не думай, что мне нужны твои извинения, — ответила Лана, прислонившись плечом к каменной стене. Её голос звучал равнодушно, будто мы обсуждали погоду. — Благодари богов, что Виола жива. Вот тогда извиняться бы пришлось посильнее.

Она выглядела спокойно, словно недавнее столкновение и вправду её ничуть не волновало. Смуглая кожа мерцала в свете кристаллов бронзовым отливом, тёмные волосы до плеч обрамляли правильные черты лица.

Стройная фигура была скрыта под простой, но хорошо сидящей одеждой — кожаная жилетка, плотные брюки, высокие сапоги. Красивая, но эта красота не кричала — скорее притягивала какой-то естественной, первобытной грацией.

В движениях чувствовалась уверенность хищника, привыкшего полагаться на собственные силы. Она не боялась меня или моих питомцев — в позе читалось спокойствие того, кто знает себе цену. Взгляд внимательный, оценивающий, изучающий каждую реакцию.

Одно слово — пантера.

— Что насчёт Григора? — спросил я, бросив взгляд на седовласого. — Э-эм…

— Меня зовут Вальнор, — представился дед. — По Григору не скажу… Ждать надо.

Беспокойство кольнуло в груди. Образ неподвижного тела отшельника, покрытого кровавыми трещинами, всплыл в памяти. Человек балансировал на грани между жизнью и смертью.

— Что это вообще было? — я покачал головой. — Этот медведь… Я такого раньше не видел.

— Потому что такие способности принадлежат настоящим звероловам, — объяснила Лана, в её голосе звучала гордость. — Григор — настоящий самородок. Настоящий! А не выродок вроде Морана, который изувечил всю суть звериного благородства.

Последние слова она произнесла с такой злостью, что воздух вокруг неё словно потяжелел. Глаза вспыхнули янтарным светом, и на мгновение в них мелькнуло что-то хищное.

Она оттолкнулась от стены и подошла ближе. Движения были плавными, бесшумными — настоящая кошка.

— Григор умеет превращать собственную жизненную силу в стихийную энергию, — продолжила она тише, словно делилась священной тайной. — Первый резерв даёт физическое усиление и позволяет черпать силу питомца, ты уже видел его в бою с Карцем. Второй усиливает этот эффект в несколько раз. А третий… — её голос стал ещё тише, почти шёпотом. — Третий превращает саму душу в оружие. Четвёртый и пятый резервы ещё никто не видел.

— Что? — я почувствовал, как мурашки бегут по коже. — Есть резервы сильнее?

— Есть, — кивнул Вальнор, его лицо потемнело. — По понятным причинам Григор их не изучает.

— Куда уж дальше, если на кону смерть, — я покачал головой и выдохнул. — Невероятно.

— Смерть, да, — серьёзно кивнула Лана. — Вот только не Зверолова… А зверя. Не знаю, что должно произойти, чтобы Григор лишил Марэль жизни. Наверное, только судьба всего мира должна стоять на кону.

Имя медведицы прозвучало с такой нежностью, что стало ясно — для Григора его питомцы были не просто зверями, а членами семьи.

— Моран сделал нечто подобное, — вспомнил я внезапно. — Чтобы создать портал.

— Это просто магия, Макс, уж точно не резерв, — вдруг разозлилась Лана, её янтарные глаза вспыхнули. — Чёрт, ты как слепой котёнок! Как ты вообще дошёл до этого? Как не сдох по дороге?

В её голосе звучало искреннее недоумение, смешанное с раздражением. Словно она не могла понять, как такой невежда умудрился выжить в мире, где знания означали разницу между жизнью и смертью.

— А ты? — я кивнул на неё, проигнорировав этот выпад. — Друид?

Лана рассмеялась. Звук получился горьковатым, полным невесёлой иронии.

— Было бы неплохо, но нет. Я оборотень. — Она пожала плечами с показной небрежностью. — Мне двести лет, если что. В самом начале пути, молода и свежа, ха-ха.

Двести лет? Я внимательно всмотрелся в её лицо. Она выглядела на двадцать, может чуть больше. Гладкая кожа, ясные глаза, никаких морщин. Но в её взгляде действительно была какая-то неуловимая древность — не мудрость старости, а накопленный опыт долгой жизни, которую я принял за раннюю зрелость.

— Когда я отключился… — на меня нахлынули воспоминания. — Ты упоминала что-то про сердце стаи. А ты, Вальнор, говорил, что Виолу нельзя убивать, если хочу, чтобы моя рысь жила. Что всё это значит, мне наконец-то скажут? И что с Виолой? Вы что-то узнали?

Усмешка Ланы стала шире.

— Ты задаёшь вопрос не тем людям, Максим.

В этот момент я услышал тяжёлые, размеренные шаги, эхом отдающиеся в каменных коридорах.

Седовласый и Лана одновременно обернулись к проходу. На их лицах появилось выражение почтения, смешанного с осторожностью. Даже Афина подняла голову, её уши встали торчком.

— Первый Ходок, — тихо произнесла девушка.

В проёме показалась фигура.

Это был не могучий воин в сверкающих доспехах и не облачённый в дорогие одежды владыка с золотыми перстнями.

К нам подошёл старик. Он был высок, но сух, как древний дуб, переживший сотни зим, его плечи были сгорбленными под тяжестью невидимой ноши, которую он будто нёс столетиями.

Простая одежда из грубой ткани висела на нём мешком, словно сшитая для человека куда более крупного телосложения.

Лицо было испещрено такой густой сетью морщин, что казалось, будто оно вырезано из старого корня сосны. Седые волосы падали на плечи неровными прядями, а борода доходила почти до пояса, переплетённая тонкими косичками, в которые были вплетены мелкие кристаллы.

Но всё это — внешность, одежда, даже сама аура древности — не имело никакого значения, когда ты встречался с ним взглядом.

Я редко обращал внимание на такие вещи, но не в этот раз.

Его глубокие, спокойные глаза были цвета мха после летнего дождя. В них не было ни властности королей, ни злобы завоевателей, ни даже усталости от прожитых лет. Только мудрость, накопленная за века одиночества в глубинах земли, и скорбь такой глубины, которую может познать лишь тот, кто видел рождение и смерть целых поколений.

Кристаллы на стенах вспыхнули ярче, откликаясь на его присутствие, и тени заплясали по каменным поверхностям. Воздух наполнился едва уловимым ароматом старого леса — влажной земли, прелых листьев и дикого мёда. Почему-то показалось, что так должно пахнуть… Время.

Он остановился на пороге, и его взгляд медленно обошёл всех присутствующих, скользнул по Афине, надолго задержался на Красавчике, а затем нашёл меня.

— Ты очень похож на него, — наконец тихо произнёс старик.

Его голос был удивительно спокоен. В нём не было дряхлости возраста.

—Тот же прямой взгляд, когда сталкиваешься с неизвестным. Он тоже так хмурился, когда пытался понять что-то важное.

Я замер. Чего?

— На кого? — мой голос прозвучал чужим, охрипшим.

Первый Ходок медленно вошёл в комнату, и я посторонился. Он приблизился к кровати, где без сознания лежал Григор, и остановился рядом. Морщинистое лицо смягчилось — в нём появилось что-то, что можно было бы назвать отцовской нежностью. Медленно, с бесконечной осторожностью, он провёл костлявой рукой по лбу великана.

Прикосновение было едва заметным, но алое свечение, которое едва теплилось на израненном лице Григора, вспыхнуло ярче, а затем мягко растеклось по коже, словно целебный бальзам. Дыхание отшельника стало ровнее, а глубокие морщины боли разгладились.

Ходок медленно выпрямился, его плечи расправились.

— На того, чьё пламя вспыхнуло так же быстро как потухло.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Я говорю о твоём отце, Максим.

— Ты знал его?

— Нет, — Первый Ходок медленно покачал головой. — Никогда не встречал его лично.

Он сделал шаг ближе, и я почувствовал исходящую от него абсолютную силу. Как мощь целой горы или океана.

— Это сложно объяснить. Я просто чувствовал его, чувствовал, что он особенный. Что может делать со зверями невероятными вещи.

— Это и вправду сложно понять, — я нахмурился и взглянул на Лану. Девушка смотрела на старика не моргая.

— Я касался самого Раскола, Максим. Поэтому мне доступно чуть больше, чем остальным. Например, я знаю, что ты делаешь со зверями. Откуда у тебя такой огромный ядозуб и самое главное… Кто твоё сердце стаи.

— Ты говоришь о моей ветряной рыси?

Старик сделал ещё один шаг ко мне, и…

Внезапно улыбнулся.

— О, твоя поимка рысей воистину невероятна, и это вселяет надежду в будущее. Нам нужно прогуляться и о многом поговорить, не считаешь? Похоже, наконец-то твой долгий путь будет оправдан, и ты получишь все ответы. Хотя, ты ведь и сам уже о многом догадываешься, не так ли?

Да. Похоже, что так.

Ваши лайки чрезвычайно важны для меня. Большое спасибо за них.