Глава 1. Обычное банальное утро.






5.30. За окном только начало сереть. Грустный , мутный рассвет едва пробивался сквозь жалюзи,

окрашивая комнату в бледные оттенки серого. Истошно орет будильник на телефоне,

роняя холодный звон по комнате, заставляя сонные мышцы напряжённо дергаться.

Ещё не открыв глаз, я на ощупь выключаю его и медленно сползаю с кровати,

чувствуя, как тепло одеяла постепенно уходит с каждым движением. Жена сладко

дремлет, погружённая в свои сны, и я стараюсь не нарушить её мир. В воздухе

пахнет остатками сна, легкой сыростью и ароматом кофе из прошлой ночи,

оставшегося на столе.






Я направляюсь на кухню, каждое движение выверено годами

привычки: заварить кофе, покрутить ложкой, сделать первый вдох утра. Всё

автоматом, словно по нотам давно написанной симфонии. На столе застывает

утренний свет, отражаясь в каплях воды на стекле кружки, пока я усаживаюсь и

делаю первый глоток. Сигарета под рукой, её дым медленно поднимается, сплетаясь

с ароматом кофе, и кажется, будто весь мир вокруг пока ещё спит.






— Чёртова работа… — подумал я, усмехаясь, представив, как

десяток моих сослуживцев в разных частях города повторяют эту фразу.






Ритуал один и тот же: кофе, сигарета, сумка. Минимальный

набор вещей тщательно подобран: несколько вариантов сменной одежды — о, это

отдельное искусство. На работе ты не просто переодеваешься при необходимости,

ты полностью меняешь свой образ: от выражения лица и манеры говорить до походки

и привычек. В сумке — мелкие элементы, слегка меняющие внешность: несколько

разных кепок, очки, блокнот для инструктажа перед выездом и обязательно еда.

Никогда не знаешь, куда закинет судьба и эта самая работа: то в поле, то в

глухое село, где товар на прилавках местных магазинов лежит ещё с тех времён, когда динозавры ходили по земле.






Кофе допит, сумка проверена. Заглядываю в комнату ещё раз —

жена и ребёнок спят, тихо, безмятежно. Стараюсь не шуметь, осторожно

выскальзываю за дверь. Улицы города ещё в полусне, словно застряли между

прошлой ночью и наступающим днем. В воздухе витает сырость, холодок с утра

щекочет лицо. Редкие машины медленно скользят по мокрому асфальту, дворник

лениво машет метлой, оставляя за собой тонкий след в утренней пыли. Старая

бабка тащит собаку на поводке, и кажется, что даже время сегодня двигается

медленнее.






Короткая перебежка до точки сбора, откуда меня подберёт

дежурка. Люди на улицах ещё сонные, как и я.



По прибытию — как

обычно: при получении техники перекидываюсь какими-то древними шутками с

дежурной сменой, интересуюсь последними происшествиями. Не потому что интересно

— скорее из привычки или потому что так положено… потому что так было всегда.






— Ну что, Степаныч, как дела? — спрашиваю у дежурного,

пытаясь выдать легкие ироничные нотки в голосе.






— Очередная «жирная» хата взлетела, — отвечает он. — Ничего

нет. Ни свидетелей, ни улик. Говорят даже на стрелу с «авторитетами» ездили, но

и они не знают, кто это делает.






Эти квартиры у нас чистят уже давно. На моей памяти —

несколько месяцев. И главное — всегда в точку, то есть ни одного раза не зашли

в квартиру обычных людей, только в «упакованные» хаты. Откуда такая

информированность — непонятно.






— Рано или поздно, — говорю Степанычу, — будем вместе с

розыском и жить, и ночевать на этих точках.






Беру выданную спецтехнику и направляюсь на инструктаж,

ощущая легкий холодок в спине и лёгкое предвкушение грядущего дня. Всё, как

всегда, но каждый раз немного иначе — нюансы, которые отличают день от дня, и

делают его уникальным.






Глава 2 . Начало






Инструктаж. Тут, казалось бы, и описывать нечего: стоят 4–5

полусонных сотрудников, впитывая стандартный набор информации о своём будущем

фигуранте. Адрес, фото, возможное место работы, транспорт — всё как по

учебнику. Также проговариваются задачи: обычный режим (фото, видео, наблюдение

за «связями») или что-то более конкретное, если потребуется - вмешательство.






Слушаем, киваем, записываем… В воздухе висит утренний сон,

смешанный с ароматом кофе из соседнего кабинета , где идёт инструктаж смежного

отдела . Внутри себя ощущаешь легкую тревогу: всё ли учтено, не пропустили ли

чего? Но тут же — привычный ритм: погружение в работу лечит тревогу.






После инструктажа загружаемся в оперативный транспорт — и

«на линию». Первым делом, конечно, кофе. Это даже не обсуждается. Кажется, что

именно этот утренний стаканчик решает: день будет удачным или пойдёт под откос.

Мы болтаем о чём-то своём, не связанном с работой, подшучиваем друг над другом,

курим. В голове мелькают мысли: «А вдруг он уедет в область — и нас снимут

пораньше? Или вообще не выйдет?» Но почти всегда все мечты разбиваются о

суровую реальность, как капли дождя о горячий асфальт.






Следующий ритуал — смена номеров на машине. Смешно, но мест

в городе, где это можно сделать спокойно, не так уж много. Почти всегда

сталкиваешься с другими экипажами. И каждый раз это вызывает улыбку: вид

запыхавшихся, слегка перепуганных коллег с номерными знаками в руках,

пытающихся спрятать их — зрелище на редкость комичное. В голове невольно

рисуются карикатуры: «Вот этот — явно новичок, а этот — вечно опаздывает».






Закончив с этой обязательной программой, подъезжаем к

нужному адресу. Улица ещё полусонная, лёгкая дымка с мокрого асфальта

поднимается между старых домов, и кажется, что даже воздух тут словно замедлен.






— Спать охота просто кошмар, — говорит Серёга, пытаясь

запарковать нашу машину так, чтобы она не выделялась среди остальных брошенных

на ночь авто.






— Сейчас подремаем, — отвечаю ему. — Всё равно раньше девяти

не выйдет. — И, повернувшись к сидящим сзади, уточняю: — Только по очереди. Всё

равно нужно посматривать, вдруг выйдет раньше времени.






— Конечно, — отвечает Сашка. — Чур, я первая смотрю. Мне всё

равно спать не охота.



(Сашка, молодая, недавно пришедшая в контору девочка, ещё

верит в справедливость жизни и искренне переживает за любую работу, на которую

выезжает.)






— Можешь и за меня смотреть, — ворчит Максим. — Всё равно

если усну, не разбудишь. Хоть из пушки стреляй.






Мы взрываемся смехом. Это чисто в его стиле. За пять-шесть

лет службы Макс ни разу не пришёл вовремя. Будильники игнорирует, а у его

девушки поднять его получается только с двадцатой попытки и то , наверное,

окатив ведром холодной воды .






Серёга наконец паркуется, и мы принимаем свои «дежурства»:

Сашка наблюдает за подъездом, мы втроём — подремать. Опыт подсказывает: этот

объект особых последствий не понесёт. Максимум потеряет деньги, «решая вопросы»

с заказчиком или позже в суде.






Как бы это обидно ни звучало, но полиция давно превратилась

в бизнес-проект. Все пытаются заработать. Все — кроме нас. И не потому что мы

такие правильные, как Сашка. Просто нам не предлагают. Никто из гражданских

даже не догадывается, что мы — тоже полиция.






Эта мысль мелькнула и вызвала у меня лёгкую улыбку. С ней я

и задремал, ощущая на губах вкус оставшегося кофе и лёгкий холодок салона

нашего авто , а за окном ещё тихо мерцали уличные фонари, словно наблюдая за

нами.






Глава 3. Натали или утро по другую сторону






Будильник зазвенел в 5:30.



Я знала, что он сейчас подскочит, как всегда. Сделала вид,

что сплю, укрывшись одеялом до подбородка.






Слышу, как он на ощупь выключает телефон, как тяжело

отрывает себя от одеяла. Его шаги по комнате — кажутся тихими только для него.

На самом деле каждый шаг звучит как топот слона в посудной лавке. Скрипнула

дверца шкафа. Он выдохнул, тихо проклял что-то про себя и пошёл на кухню. Через

минуту запах кофе и сигареты заполнил квартиру. Снова этот его утренний ритуал,

который я наблюдаю с улыбкой и лёгкой иронией.






— Ну да, есть такая профессия — жена офицера, — усмехаюсь

про себя в темноте.



Эта ирония — мой маленький спасательный круг. Если не

смеяться — останется злость или слёзы.






Он заглянул в комнату. Думает, я сплю. Я чувствую этот

взгляд, даже сквозь закрытые веки. Через секунду тихо прикрывает дверь. И вот —

тишина. Он ушёл.






Я лежу, слушаю, как хлопнула входная дверь в подъезде , и

понимаю: сна больше не будет. Встаю. Надо собираться самой и поднимать сына в

школу.






На кухне — запах его кофе, пепельница с одной недокуренной

сигаретой. Он всегда так торопится — до конца не успевает выкурить. Я наблюдаю

за этими последствиями его утреннего ритуала и понимаю, что эта спешка стала

частью нашей жизни.






Смотрю на часы: 6:10. Ещё чуть-чуть — и нужно будить сына.

Сама ставлю чайник, нарезаю хлеб, колбасу. Всё это — уже механика, так же, как

у него: кофе, сумка, сигарета. Только у меня — завтрак, портфель, форма для

физры.






И вот в этот момент, между хлебом и кипящим чайником,

накатывает злость. Я снова одна. Все заботы — только на мне: дом, ребёнок,

школа, работа. А он? Его нет. Всегда нет. И неизвестно, когда вообще будет.






Иногда мне кажется, что я живу с тенью. Муж вроде есть, но

дома его почти не бывает. Я даже не знаю, что страшнее — ждать звонка о том,

что он в больнице, или так и прожить жизнь, когда тебя вечно нет в его графике.






Я тихо захожу в комнату к спящему сыну.



— Вставай, солнышко, пора в школу, — шепчу, гладя его по

волосам.



Он сонно ворочается, натягивает одеяло на голову.



— Мам, ещё пять минут…



— Пять минут у тебя были вчера. Давай, вставай, пока завтрак

горячий.






Через пару минут он уже сидит за столом, сонный, с

растрёпанными волосами. Я ставлю перед ним чай и бутерброд, наблюдая, как он

медленно просыпается, щурясь на утренний свет, пробивающийся сквозь занавески.






— А папа где? — спрашивает вдруг.



— Папа ушёл на работу. Рано сегодня.



— Он всегда рано, — бурчит сын, откусывая хлеб. — Я его

почти не вижу.






Я чувствую, как что-то сжимается внутри. Хочется оправдать

мужа, но слов нет. Это правда: он всегда уходит рано и приходит поздно. Если

приходит вообще.






— Ничего, — говорю, стараясь улыбнуться. — В выходные мы все

вместе сходим в парк. Отдохнем. Там карусели , сладкая вата , тир. Ты же любишь

стрелять в тире ?



Сын только пожимает плечами. Я вижу в его глазах

разочарование.






Пока он завтракает, я бегаю по квартире: проверяю дневник,

ищу форму для физры, собираю портфель. Всё это — в спешке, в полудрёме, под гул

телевизора, который включаю просто для фона. На секунду ловлю себя на мысли: я

будто одна тащу целый мир на плечах.






Сын наконец обувается у двери.



— Мам, а папа опять не придёт вечером?



— Я не знаю, — отвечаю честно.






Он вздыхает, берёт рюкзак и выходит . В этот момент внутри

накатывает пустота. Я остаюсь одна в тишине квартиры, где на столе остывает

недопитый кофе мужа и недопитый чай сына.






Я сажусь на край стула, закрываю глаза, слушая тихий гул

улицы за окном и шепот собственной усталости. И думаю: а сколько ещё так

можно?..



Глава 4.Опер


Кабинет был маленьким, заваленным папками, словно кто-то
проверял, сколько бумаги способен выдержать старый письменный стол. В воздухе
висел запах старого пластика, бумаги и горького кофе, оставшегося с предыдущих
дежурств. В углу сиротливо стоял графин с водой и стопка стаканов. Рядом —
электрический чайник, который кипятил воду так громко, будто ругался на жизнь,
подпрыгивая на столе и издавая металлический визг.


Николай сидел над очередным отчётом, который нужно было
сдать срочно и ещё позавчера. Пальцы привычно барабанили по столу, а в голове
крутился один и тот же вопрос: как так? Десятки квартир, ни одного свидетеля.
Ни отпечатков, ни камер. Даже «воровская молва» в городе молчала. Словно этих
людей просто не существовало.


Каким-то звериным чутьем он выбрал это дело главным, все
остальное решил отложить. Заходить раз в несколько дней в кабинет и делать
банальные отписки и отчёты по другим делам — скучная необходимость. А этим —
заняться всерьёз, засучив рукава, забыв про всё на свете. Тем более начальство
рвёт и мечет: сверху прилетело. Давление. Совка давно нет, но система не
меняется — вам неделя сроку, и «вынь да положь мне грабителей»! Ни помощи, ни
совета, только крик, мат и угрозы увольнением — вот и вся поддержка.


Он устал, но злость держала его в тонусе. Он бегал по
дворам, как «наружник», проверяя информацию нарытую по делу, на бегу
анализировал, сводил воедино куски данных, копался в базах, искал совпадения
там, где другие давно махнули рукой. Каждый найденный фрагмент был как
маленькая победа, как вспышка света в тумане.


Перед ним лежала карта города, испещрённая разноцветными
точками. Квартиры, где побывали «призраки». Логики почти нет, кроме того, что
это семьи с достатком. Но это и так было ясно всем. Стрелки часов на стене
тикали монотонно, напоминая о каждом упущенном моменте.


Внутренний телефон завибрировал. Короткое сообщение от
дежурного:

«Очередное ограбление. Но тебе повезло — есть свидетель,
хозяин квартиры. Пиши адрес, эксперты уже выехали».


Николай выпрямился. Внутри что-то щёлкнуло. Это был шанс.
Первый настоящий след за всё это время. Сердце замерло на мгновение, а затем
заколотилось быстрее.


Он схватил ручку, нацарапал адрес, продиктованный дежурным,
на полях блокнота. Уже через десять минут по базам вылезла полная информация по
квартире: владелец, кто прописан, детали и нюансы.


Он откинулся на спинку стула, сжал кулак. Впервые за месяцы
туман начал рассеиваться. Мозг заискрил от новых идей, вариантов действий,
стратегии.


— Ну что, ребята, посмотрим, кто вы такие, — пробормотал он,
глядя в экран компьютера.


На столе замигал экран мобильного — вызов от жены. Он
автоматически потянулся к трубке, но замер. Знал, что сейчас прозвучит: «Коля,
ты опять задержишься? Ты вообще дома появляться собираешься ?» — и не нашёлся с
ответом. Телефон замолк, но от этого стало только тяжелее.


Взгляд упал на фотографию, приклеенную к монитору скотчем:
жена и двое детей на море, ещё в прошлом году. Снимок тёплый, солнечный, с
лёгкой морской дымкой. Каждый раз, когда он бросал на него взгляд, в груди
что-то неприятно сжималось, но одновременно вспыхивала решимость: работать,
искать, добиваться.


Не время сейчас. Всё потом.


Николай взял мобильный и набрал номер начальника. Коротко
доложив ситуацию, он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Внутри уже
горела искра — охота начиналась. Он чувствовал каждое мгновение, каждый звук
кабинета — скрип стула, писк чайника, тихое жужжание компьютера. Всё это
сливалось в единую картину, готовую к действию.


Глава 5. Квартира .


Подъезд встретил Николая запахом сырости, плесени и едва
уловимым ароматом пыли. В воздухе гудели голоса, отдалённый шум лифта и скрип подъездных
окон создавали ощущение, что время здесь течёт медленнее. У двери и в коридоре
квартиры толпилась опергруппа и эксперты: щёлкали фотоаппаратами, осматривали
замки, пытались найти отпечатки пальцев, аккуратно обходя перевёрнутый стул и
тёмные пятна на паркете. Похожие на кровь.


— Что у нас тут, Петрович? — спросил Николай, подойдя ближе.


— Как обычно, — ответил эксперт, — уникальная система
вскрытия: замок чем-то заполнили, потом вставили похожую по форме заготовку, и
он открылся, как от родного ключа. Отпечатков — ноль.


— Хозяин жив? -обратился
Николай уже к дежурному.


— В больнице, — ответил тот. — Сотрясение, рёбра, но в
сознании. Очухался быстрее, чем они рассчитывали. Даже успел за ними выбежать
из подъезда, видел, как они прыгнули в машину, — дежурный протянул листок с
записями. — Успел ухватить часть номера.


Николай хотел было прочесть записку, когда боковым зрением
заметил высокого, крепкого, широкоплечего мужчину, стоящего в конце коридора.
Он теребил в руках кепку, лицо уставшее и злое.


— Это кто? — снова спросил Николай.


— Брат потерпевшего, — отозвался эксперт.


Николай подошёл ближе.


— Вы у него были?


— Да, вчера вечером приехал. Не виделись несколько лет, я на
заработках на севере был. Посидели, естественно, выпили. Брат сделал
характерный жест рукой по горлу, ну и перестарались. Я остался с ночёвкой. С
утра ушёл по делам.


Он говорил спокойно, но в какой то момент его взгляд
метнулся в сторону. Николай уловил что-то важное едва ощутимое , но что ?!?! Через
минуту озарение , будто обухом по голове : на стене в коридоре висело фото
семьи хозяина — он с супругой и сыном, где-то на базе отдыха. Точно! Черты
лица, фигура, даже , наверное , походка — брат с хозяином были почти как
близнецы.


Николай задержал дыхание, прокрутил всё в голове, шумно и
долго выдохнул.

Значит, они думали, что хозяин вышел…


В груди кольнуло: вот оно, объяснение, почему всё так чисто.
Они не лезли наобум — сперва ждали, пока жильцы уйдут. Пасли квартиры.
Разводили жильцов из пункта А в пункт Б, и лишь потом, будучи уверенными, что
квартира пуста и соседи отсутствуют, шли на дело. Вот почему всегда пусто. Ни
свидетелей, ни отпечатков!


Он сжал кулак и вспомнил о записке хозяина, которую держал в
руках. Развернув её, увидел неровные буквы: “…47 СХ”.


Холодная злость сменилась азартом. Сердце заколотилось,
адреналин бил в висках.


— Теперь понятно, — тихо произнёс Николай, сжимая бумагу. —
Ошиблись, парни. На этот раз — ошиблись.


Он обвел взглядом комнату: беспорядок, перевёрнутый стул,
следы борьбы. Каждая деталь давала новую информацию. Его мысли быстро строили
план: как выйти на след этих людей, как не упустить ни малейшей зацепки.
Кабинетная тишина и шум подъезда слились в единый фон, на котором Николай
готовился развернуть охоту на «призраков».


Глава 6. Рутина


На месте происшествия Николаю больше делать было нечего.
Дальше начиналась привычная, скучная и до тошноты знакомая процедура для группы
экспертов и дежурных по бумагам. Всё по шаблону: замеры, протоколы, фотографии,
подшивки. Для Николая в этом цирке зрелищ мало.


Поэтому он, не теряя времени, вернулся в управление. По пути
— обязательный заход в магазин. В корзину легла бутылка шампанского и коробка
конфет. Эти вещи в уголовном розыске давно стали валютой: без них с аналитиками
разговаривать — всё равно что с таможней спорить.


Аналитический отдел напоминал оранжерею. Здесь смешивались
запахи женской парфюмерии, оттенки всех мыслимых стилей одежды и бесконечное
щебетание. Десять женщин в организации, где подавляющее большинство — мужики с
хроническими проблемами в семьях, производили особое впечатление.


— Светочка, мне прямо срочно, — с порога начал Коля,
уверенно двигаясь к нужному «цветку» в этом благоухающем саду. Для
убедительности он слегка потряс пакет с покупками.


— У тебя как всегда: всё и ещё вчера, — вздохнула та, не
отрываясь от экрана. — У меня вообще-то обед.


Но заглянув в пакет, Света чуть смягчилась.


— Ладно, давай. Что у тебя?


Коля продиктовал ей обрывок номера — единственное, что
удалось вытащить. Девушка привычным движением забила комбинацию в базу, и через
пару минут принтер выплюнул целую стопку листов с учётными данными автомобилей,
на которых значились эти цифры и буквы.


— Спасибо! — выкрикнул Николай и, схватив распечатки, сразу
ретировался. Задерживаться тут было опасно: ещё чего доброго, заставят кофе
принести или починить принтер.


Теперь начиналась настоящая рутина. Каждый номер, каждую
машину, которая хоть как-то совпадала по цвету и описанию потерпевшего,
предстояло проверить. Работа нудная и пожиравшая часы, если не дни.


Он уселся за стол и разложил распечатки перед собой,
перебирая их пальцами. Каждая строка данных — потенциальная зацепка. Иногда
казалось, что цифры и буквы на листах шепчут ему, подсказывают правильный путь,
если только внимательнее прислушаться.


В одиночку этим не займёшься — слишком большой массив.
Значит, придётся подключать наружку. Но сначала Николай должен составить список
наиболее вероятных авто, привязать их к адресам владельцев и согласовать всё с
руководством. Только после этого наружка вступит в игру.


Он подумал о длинных днях, предстоящих проверках, о
бесконечных звонках и походах по улицам города. Это была рутина, но именно в
ней скрывался шанс: каждый правильно идентифицированный автомобиль, каждая
проверенная улица приближали его к цели. И эта мысль подталкивала вперед,
несмотря на усталость.



Глава 7. Отработка.


Месяцы тянулись один за другим, сливаясь в одно сплошное
дежурство.


Сначала мы даже шутили: мол, у Николая список на целую
жизнь, хватит и нам, и нашим детям. Но со временем шутки закончились. Каждый
новый автомобиль означал десятки часов наблюдения: кофе из пластиковых
стаканчиков, десятки пройденных километров, установка связей, с которыми
общался хозяин машины, хроническая усталость, вечное недосыпание и глаза,
красные от биноклей и фотоаппаратов. И как приговор — вывод: не то. Нужно
начинать всё по новой, только уже с другим автомобилем.


Мы привыкли к этому ритму: утром инструктаж, потом смена
номеров и разьезд по адресам, долгие часы в засаде. Вечером — отчёт, сухие
строки сводки наружного наблюдения, написанные в старом потрепанном журнале:
«Объект вышел, сел в машину, поехал на работу… выехал… вернулся домой… далее
наблюдение продолжено». Иногда казалось, что мы ведём хронику чужой скучной
жизни напрочь забывая и не успевая жить свою.


Десятки машин из списка оказывались пустышками. Кто-то ездил
только на дачу, кто-то — в спортзал и обратно. Пару раз цепляли интересные
контакты, но проверки снимали все вопросы: обычные люди, без тени криминала, со
своей вполне обычной жизнью.


Работа съедала нас. Дома появлялись на несколько часов в
сутки. Семьи привыкли к звонкам «не жди» и «задержусь». С утра снова кофе,
снова ритуалы, снова одно и то же. Адский замкнутый круг… игра на износ и
выживание.


Иногда, сидя в тёмной машине, я ловил себя на мысли: а есть
ли у этой охоты конец? Или мы так и будем до пенсии отмечать галочками чужие
автомобили, ни разу не попав в цель?


Но однажды мелькнуло нечто другое, интересное.


Машина из списка выглядела как очередное «не то». Хозяин
вроде бы «чистый» — спортсмен, семьянин, работа, дом. Но всё же что-то в его
поведении при первом визуальном контакте насторожило меня. То ли его привычка
вечно оглядываться, словно проверяя, нет ли за ним «хвоста», то ли катания по
кругу на авто перед тем как приехать в точку назначения. Не знаю, что послужило
причиной, но именно в этот раз внутри что-то дрогнуло. Слишком давно варилась
эта рутина, чтобы не почувствовать: есть попадание!


Хозяином автомобиля по базам значился Слоневский Виталий
Константинович, которого мы тут же окрестили в своих сводках «Слоном».


Слоневский выглядел уравновешенным и спокойным. Среднего
роста, плотный, с футбольной осанкой. Двигался размеренно, как по полю — шаг в
шаг, без суеты. В нём чувствовалась привычка к дисциплине и уверенность
человека, который редко проигрывает.


Он не выделялся ярко, но именно в этой незаметности и была
опасность. Такие растворяются в толпе, но при случае могут снести любого на
пути.


Постепенно, день за днём, смена за сменой, мы выявили и
установили подельников нашего фигуранта. Таковых оказалось трое. Это было
отнюдь не легко и местами даже опасно, но об этом отдельно.


Каждый шаг, каждая проверка, каждые отработанные сутки
оставляли на нас след: усталость, но и азарт. Мы знали, что нашли не просто
цель — а головоломку, которую предстоит разгадывать предельно точно, иначе
последствия будут серьёзными. И эта мысль подпитывала внутренний огонь,
несмотря на изнуряющий ритм.



👉 Если история вас зацепила и захотелось узнать, что же будет дальше — продолжение можно найти в моем профиле .

Каждая ваша поддержка помогает мне писать новые книги. Спасибо, что читаете! 💙




Глава 8. Подельники

Холод пробирал до костей. Погода в это время года всегда
умела удивить: днём пекло, ночью — куртку надевай. Я втянул голову в плечи и
снова посмотрел на серый «Опель», притулившийся у подъезда. С виду — обычная
машина, таких сотни в городе. Но мы знали: именно из неё вышли те самые
четверо, что недавно засветились на квартире. Теперь задача проста и до жути
сложна: установить каждого из них.

Во дворе стихло. Люди давно разошлись по домам, окна
погасли. Остались только мы — «тени». Сидеть… ждать… не дышать громко. Каждый
шорох , неосторожное движение, каждый
скрип щебенки под ногой отдавался эхом в
тишине, словно звук был слишком громким для этого ночного города.

---

«Боров»

Ближе к полуночи появился первый.

Высокий, широкий в плечах, тяжёлый в походке. Закурил прямо
под фонарём, будто нарочно — чтобы мы его разглядели. Лицо крупное, резкое, с
той самой породой борцов, которые привыкли решать вопросы в лоб.

— Ну и кабан… — пробормотала Сашка, едва заметно улыбаясь
сквозь напряжение.

— Значит, так и запишем, — ответил я. — Боров.

Я щёлкнул фотоаппаратом. Свет фонаря ложился на его плечи,
создавая тени, которые делали его фигуру ещё массивнее. В этот момент из
подъезда вышел «Слон». Они поздоровались и стали общаться тихо, недолго, после
чего «Слон» ушёл домой, а «Боров» ещё какое-то время стоял в тени, словно
проверял, нет ли за ними хвоста.

Затем вышел на улицу, оглядываясь, сел в автомобиль.
Проходящие мимо, под видом влюблённой пары, Макс и Сашка «срисовали» номера.
Дальше дело техники: пробивка по базам «на хозяина», получение фото
водительских прав и сравнение с нашим фото. Все, связь установлена. Андриенко
Богдан Владимирович. Соответственно, и домашний адрес в базах нашёлся.

До утра больше ничего интересного не происходило. Едва
начало сереть, на связь вышла наша утренняя смена. Пара часов на отдых, нужно
было только добраться домой.

Сегодня филерский бог был на нашей стороне.

Глава 9. Две стороны ночи

Он.

Сидеть в машине часами — работа не из романтических. Мотор
заглушен, чтобы не палиться. Ноги затекли, глаза режет от темноты. Смотришь в
окно и стараешься не моргать, чтобы не упустить ни одной мелочи.

В машине тишина, только дыхание напарников рядом. Иногда
радиосвязь хрипнет в станции, и сердце на секунду ускоряется — вдруг движение?
Но снова всё стихает.

Я смотрю на окна того самого дома. Там — его адрес. Там —
возможная ошибка, которую мы ждём. А за спиной — пустая ночь. Лёгкий ветер
шуршит листьями, фонари отражаются в лужах, создавая иллюзию движения там, где
его нет.

Вдруг в голове мелькает: а что сейчас у неё? Спит? Читает?
Или опять сидит с телефоном в руках, ждёт звонка? Чёрт… лучше не думать.

Отгоняю мысли. Работа есть работа. Дом подождёт.

---

Она.

Телефон светится на столе. Я всё равно знаю: звонка не
будет. Но жду. Тихо булькает чайник — включила его просто так, чтобы занять
себя.

Каждый звук в подъезде заставляет сердце биться быстрее.
Может, он? Хотя знаю — не он. Его «ночные» никогда не кончаются внезапно.

Закрываю глаза и вижу, как он сидит там, в машине. Знаю
даже, как он держит руки на коленях, как смотрит в темноту. Он будто рядом — и
одновременно бесконечно далеко.

И хочется закричать: «Вернись домой! Хватит этих игр!» Но
молчу. Потому что понимаю: это не игры. И он не может иначе.

---

Оба.

В разных местах города двое думают друг о друге. Но он
прячет это глубже, чем положено. А она — держит в себе, чтобы не сломаться. И
ночь тянется бесконечно.

Утро.

Дверь щёлкнула ключом. Натали уже проснулась — скорее даже
не спала всю ночь.

Я вошёл тихо, снял куртку, поставил обувь аккуратно, чтобы
не шуметь. Но всё равно было видно: усталость въелась в каждое движение.

— Ты хоть ел? — спросила Натали шёпотом.

— Потом, — коротко отмахнулся я.

Она поставила чашку кофе на стол. Я сел, посмотрел в кружку,
но не притронулся.

— Что-то было? — осторожно.

— Было… ожидание. Как всегда, — провожу рукой по лицу. —
Самое тяжёлое — ждать, когда они двинутся.

Она хотела спросить ещё, но по глазам видела: нельзя.
Закроюсь. И буду молчать.

Поэтому просто обняла меня за плечи. Это было наше короткое
перемирие: её тепло — против моей ночной стужи.

Через пару минут я поднялся:

— Я спать. Через четыре часа выезд снова.




Натали кивнула, хотя внутри нее всё сжималось: ещё ночь. Ещё
ожидание. И снова — тишина.



Глава 10.
Подельники. Продолжение

Ночь шла впустую.
Мы сидели в машине, курили в полголоса, потягивали остывший кофе из термоса и
лениво спорили, кто первый отключится прямо на сиденье. Дом стоял тёмный и
глухой, окна отражали тусклый свет фонарей, а ветер гонял по тротуару сухую
листву, шуршащую, как будто весь город пытался напомнить о себе. Иногда мелькал
свет — тень случайного жильца, проходившего мимо, — но наш объект оставался
невидим.

В такие часы
наступает самая опасная апатия: глаза уже не видят, уши не слышат, мысли плывут
куда-то в пустоту. Кажется, всё зря. Смена вот-вот должна была приехать нас
менять, и мы собирались передать «НВ» («не видели») и убраться домой. Но ровно
тогда, когда надежды не осталось, хлопнула дверь подъезда. Объект вышел .

Слон.

Спокойный, как
всегда, будто вышел не из дома, а из раздевалки после тренировки. Сел в машину,
оглядел двор привычным взглядом — цепким, подозрительным. И поехал.

Мы напряглись,
моторы завелись почти синхронно. Вереницей поехали следом, держа дистанцию.

Минут сорок он
кружил по городу, будто проверяя, нет ли хвоста. И делал это слишком уж
методично: петлял кварталами, проверял зеркала, дважды менял скорость движения.
Такое ощущение, что действовал не наугад, а по знакомой схеме. Только потом
остановился у одного из торговых центров. Не спеша вылез из-за руля, огляделся
и пошёл во внутрь. Вроде ничего необычного: белый день, человек приехал
скупиться. Но чутьё подсказывало мне, что всё не так просто.

На всякий случай
я, выдержав небольшую паузу, последовал за ним. И не ошибся: «Слон» немного
побродил по торговым модулям, ловя отражения в витринах, как будто искал хвост.
Бегло, без особого интереса, поспрашивал цены на какие-то товары и довольно
ловко, для его габаритов, выскользнул на другой выход. Благо дело, ребята у
меня в смене были уже не простаки и заранее перекрыли все выходы, заняв
выгодные места для наблюдения на улице.

Выскочив как пуля
из торгового центра, фигурант в два прыжка перешёл дорогу и юркнул в
полуподвальное помещение булочной. Сашка пошла следом. Через пару минут она
вернулась к нам. Жуя купленную булку и присербывая кофе из стаканчика, она
взахлёб принялась рассказывать.

— Там не человек,
это каланча какая-то. Дядя Стёпа подай горобчика. Метра два ростом, наверное,
не меньше.

— Жирафа, блин, —
буркнул Макс.

— Кто, я? –
выпучив глаза, возмутилась Сашка.

— Да при чём тут
ты, он. Он – Жирафа. Пусть кличка у него такая будет.

— Только жираф,
Максим. Нет такого зверя Жирафа, – спокойно ответил я, как будто передо мной
стоял ребёнок, а не взрослый тридцатилетний мужик.

И тут все
разразились громким, заразительным смехом.

Не знаю, что нас
тогда так насмешило, наверно, просто накопившаяся усталость и стресс последних
месяцев работы нашли выход.

Слон не спешил
выходить. Минуты тянулись вязко, как патока. Наконец из булочной вышел высокий
парень — вся улица будто сжалась: настолько он был высоким. Казалось, если
выпрямится до конца, головой разобьёт уличный фонарь. Худой, вытянутый, с
длинными руками, которые жили своей жизнью.

Он нёс спортивную
сумку так легко, словно пакет с хлебом. Старался сутулиться, будто хотел
спрятать рост, но от этого выделялся ещё больше. В объективе фотоаппарата его
фигура казалась ещё длиннее и страннее.

Походка
пружинистая, шаг широкий. И без машины. Ох и намучаемся мы с ним, подумал я. У
него шаг, а у нас пять, и то полубегом, чтобы хотя бы сильно не отставать.

Жираф тоже
оказался не простым парнем. Он долго водил нас по улицам города, часто
разворачивался, полностью менял маршрут движения, пересаживался с маршрутки на
маршрутку. Даже прошёл через рынок, надеясь затеряться в толпе. Всё это
выглядело не как импровизация, а как заранее выученные приёмы — слишком уж
«правильные». В конечном итоге, через пару часов этого триумфального шествия он
подошёл к обычной пятиэтажке недалеко от булочной, в которой был, и зашёл в
первый подъезд. Макса за собой не пустил, закрыв дверь перед носом. Наблюдая по
междуэтажным окнам подъезда, как он поднимается, мы установили, что живёт он на
третьем этаже справа от лестницы. Подождав ещё минут двадцать, Сашка зашла в
подъезд со следующим жильцом.

— Квартиры 11 и
12, – передала она по станции.

Адрес есть.
Дальше дело за аналитиками.

Мы связались со
второй машиной, которая осталась вести «Слона», и поехали к ним. Там нужна была
наша помощь.

Слон.

С момента
посещения булочной он двигался осторожно, но без суеты. Сначала заехал на
какой-то рынок, долго стоял у палаток, здоровался, переговаривался. Ничего
конкретного, просто фон. Потом — автосервис, где с мастером обсуждал что-то у
подъёмника. Снова фон. Такие моменты изматывают больше всего: сидишь в машине,
греешься под солнцем, глаза слипаются, а объект словно нарочно размывает следы.
Всё это напоминало учебник по «противодействию наружному наблюдению», только
исполненный без лишнего блеска, по-спортивному.

К вечеру Слон
наконец «выстрелил».

Остановился у
небольшого кафе на окраине. С виду — обычная забегаловка для своих: пластиковые
столы, музыка вполголоса, мутное стекло в окнах, через которое уличный свет
расползался грязными пятнами. У дверей стояла пара таксистов, курили молча,
будто тоже чего-то ждали. В воздухе висел запах жареного масла, перегретого
пива и сигаретного дыма. Но нас интересовал не интерьер.

Внутри за
столиком его уже ждал мужчина. Сразу бросались в глаза руки: тяжёлые, с
разбитыми костяшками, словно каждая из них когда-то была печатью приговора.
Лицо — как у боксёра старой школы: грубое, с ломаным носом и узкими глазами,
которые не умели улыбаться. Он поднялся навстречу, и скрипнувший пол под его
шагом будто подыграл моменту. Обнял Слона так, как обнимают только своих —
крепко, без слов, с какой-то скрытой силой, от которой становилось холодно в
груди.

Боксер.

Третий.

Сделав пару
снимков на скрытоносимые фотоаппараты в зале кафе, мы перенесли наблюдение за
выходом. Картинка становилась цельнее.

Слон, Жираф,
Боров, Боксер. Команда собиралась в единый силуэт.

Каждый по
отдельности — чистый, как слеза. Ни судимостей, ни криминального прошлого.
Спортсмены, уважаемые люди. Но вместе они выглядели иначе — слишком слаженной
четвёркой, которая держится особняком и не оставляет следов. И что пугало
сильнее всего — в их манере чувствовалась система. Слишком уж хорошо они знали
наши правила, словно кто-то заранее провёл для них инструктаж.

В груди кольнуло.
Мы наконец-то нашли то, что искали все эти месяцы.

И с этого момента
охота стала настоящей.

За плечами у нас
уже не ночь, а целые сутки. Дом остался где-то в другой жизни: ни сна, ни еды,
ни звонка. Только глаза, режущие от усталости, и желание дойти до логического
конца этой цепочки.

Боксер, на
удивление, не проверялся. Просто сел в такси и приехал к адресу. Макс спокойно
зашёл вместе с ним в подъезд и «взял» квартиру.

Всё. На этом наши
сутки на сегодня закончились. Мы оставили фигурантов смене и поспешили по
домам. Скоро снова на смену.

Глава 11. Мозаика

Кабинет тихо гудел лампой под потолком.

На столе — папки, сводки наружки, фотографии, номера машин,
адреса. Я листал страницы одну за другой, собирая в голове цепочку. Работа
наружников — это километры дороги и сотни часов ожидания. Моя — выдернуть из
этой кучи бумаги главное. Итак, что мы имеем в сухом остатке:

Слон.

Слоневский Виталий Константинович. Футболист в прошлом.
Спокойный, размеренный. Но слишком осторожный для «чистого». Проверки хвоста,
круговые маршруты, встречи на нейтральных точках. Не из тех, кто живёт простой
семьёй с дачей и работой.

Боров.

Андриенко Богдан. Борец. Тяжёлый, прямолинейный, с мордой,
которой пугают детей. Слон держит его близко: первыми в связке засветились
именно они.

Жираф.

По данным аналитиков наружки — Хворостецкий Александр
Семёнович. В прошлом то ли баскетболист, то ли волейболист. Длинный, худой,
глаза бегают. Слишком резонансно смотрится рядом со Слоном. Если тот держит его
возле себя — значит, нужен. За скорость или за смекалку. Но пока данных мало.

Боксер.

Фигура, которая склеила картину. Встреча в кафе. Слон
приехал к нему, не наоборот. Значит, уважают. Значит, не последний в компании.

Я чертил схему на листе: в центре — Слон. От него стрелки к
остальным. Четыре фигуры. Каждая со своим профилем, но вместе — звено. Банда не
собирается из случайных. Это не пьянчуги, которых завтра разнесёт по углам. Это
— кость, спорт, дисциплина. Люди, которые умеют держать удар и работать в
команде.

Всё сходилось. И чем дальше — тем сильнее внутри росло
ощущение: это именно они, призраки, которых мы так долго ищем.

Я закрыл папку, потёр глаза. В голове стоял голос
начальства: «Ну что там твои наружники? Опять пусто?»

Нет, не пусто. На этот раз — попадание.

Теперь главное — не спугнуть. Дать наружке дорисовать
картину, собрать контакты, привычки, маршруты. Пусть сидят сутками в машинах,
пьют свой пластиковый кофе. А я сложу их мозаики в одно большое панно.

И уже тогда — ударим.



Глава 12. След в след. Наружка

Мы привыкли: день сменяет ночь, ночь — день. Для большинства
людей это — пульс жизни, привычный ритм, тихий метроном будней. Для нас же —
всего лишь фон, за которым мы прятались, растворялись, жили чужими маршрутами и
чужими жизнями.

Слон ехал на работу — и мы скользили следом, словно
отражение в грязной луже.

Боров таскал сумки из спортзала — мы стояли через дорогу,
делая вид, будто обсуждаем погоду.

Жираф шатался по магазинам — мы играли роль покупателей, в
упор разглядывающих прилавок с хлебом.

Боксёр встречался с кем-то в парке — и мы прогуливались
неподалёку, с поводком в руках и пустым ошейником, где «собака» существовала
лишь в легенде.

Каждый их шаг фиксировался в сводках до мельчайших
подробностей. Сначала это казалось безнадёжной рутиной, хроникой серости, от
которой мутнело в глазах. Но постепенно в этой вязкой монотонности проступили
узоры, словно вода на стекле собиралась в странные, повторяющиеся линии.

Слон трижды за неделю заезжал в один и тот же автосервис, но
машину так и не ремонтировал — она стояла во дворе, холодная и безмолвная.

Жираф слишком часто маячил возле одного и того же подъезда,
хотя официально там у него не было никого.

Боров стабильно заглядывал в букмекерскую контору, но
исчезал через десять минут, будто оставлял там не ставки, а следы.

А к Боксёру вечерами один за другим заходили остальные — как
паломники к своему храму.

Центр у них был Слон. Мы это знали. Четверка держалась
вокруг него, как планеты вокруг холодного, невидимого солнца.

И вот в одну из смен привычная ткань дней треснула.

Слон вышел из спортзала — но не направился к машине. Его
шаги повели в сторону сквера. Там, на лавке, ждал человек. Ничем не
примечательный: толстовка, натянутый капюшон, простая куртка. Словно серая
фигура, вырезанная из самой толпы.

Рукопожатие — короткое, почти незаметное. В ладонь Слона лег
небольшой свёрток, а в ответ он получил сложенный листок бумаги. Всё уложилось
в несколько секунд, будто оба репетировали это заранее. Незнакомец спрятал
свёрток в карман и растворился в глубине двора, не ускоряя шаг, не оглядываясь
— как капля дождя, скатившаяся по стеклу.

— Ого, оперативненько, — шепнула Сашка, щёлкнув затвором.

— Та да… — пробормотал я, чувствуя, как холодок расползается
внутри. Слишком чисто. Слишком быстро.

Мы пытались зацепиться за него всеми силами, но «Капюшон»
оказался скользким, будто сам воздух помогал ему исчезать. На снимках — одни
обрывки: пол-оборота, капюшон, тень, размазанный профиль. Попытка вести его к
дому провалилась: он скинул хвост мастерски, растворившись в серой реке
Центрального рынка, где лица и движения складывались в бесконечный калейдоскоп.

Казалось, он не просто исчезал — он никогда и не
существовал.

Даже аналитики, наши «боги компьютеров», лишь развели
руками. Ни в базах, ни в соцсетях, ни в архивах. Пустота. Белый лист.

И вот это белое пятно оказалось самым тревожным.

Глава 13. Встреча

Недели рутинной слежки тянулись вязко, сливались в одно, как
бесконечная пленка, заевшая на одном кадре. День за днём — одно и то же. И вот
наконец настал вечер, который разрезал привычный круг, словно лезвие по тонкому
стеклу.

Слон подъехал к кафе первым. Машина замерла у тротуара,
мотор урчал тихо и вязко. Он сидел внутри — проверял зеркала, ждал пять долгих
минут, будто ловил тишину и прислушивался к улицам. По схеме. По ритуалу.
Никогда иначе.

Жираф — быстрый, нервный, глаза метались, плечи
подёргивались, словно он всё время ожидал удара в спину.

Боров — тяжёлый, прущий вперёд, как танк, которому плевать
на углы и стены. Даже походка у него была такая — глухая, топающая.

Боксёр — спокойный, уверенный, двигался так, словно это
место принадлежало ему, и любой чужой взгляд — уже вызов.

Четверо. Впервые — вместе.

На секунду стало ясно: всё, что было раньше, — лишь
прелюдия.

Мы щёлкали фотоаппараты так часто, что суставы в пальцах
ныли, словно металл рвался о металл. Макс рискнул и зашёл внутрь, растворился в
гуле фоном, сделал несколько снимков «от бедра». Сердце у него, наверное,
стучало громче, чем музыка в колонках.

За столом — никакой дружеской болтовни. Лица каменные. Слов
мало. Жесты — отрывистые, точные. Иногда один из них что-то писал на клочке
бумаги, и тут же другой рвал листок на мелкие клочья, словно в этих словах
таился огонь, который нельзя оставлять жить. Ни смеха, ни пива. Это не встреча
друзей. Это планёрка. Совещание.

Воздух в кафе стал тяжёлым, будто пропитался напряжением и
дымом, которого там не было.

Через полтора часа они начали расходиться — каждый по
отдельности, осторожно, будто по команде. Мы сопровождали их взглядами,
маршрутами, шагами. Каждого — до дверей его дома.

И в сводке впервые появилась строка, которая связывала их не
намёками, не совпадениями, а прямым узлом:

«Поздоровавшись, Слон, Боров, Боксёр и Жираф сели за
один стол и начали обсуждение».



Глава 14. Лица. Опер.

Когда смотришь на человека день за днём, взгляд цепляется за
мелочи, и они постепенно складываются в цельный портрет — с тенями, трещинами и
штрихами, которых сам человек, возможно, о себе и не знает.

Слон. На первый взгляд — тихий семьянин, крупный,
основательный. Но каждое утро, садясь в машину, он проверяет зеркала по
несколько раз. Не по привычке — по необходимости. Он всегда помнит, что за ним
могут следить. В его спокойствии чувствуется натянутая струна — осторожность,
доведённая до автоматизма.

Боров. Грубый, прямой, словно удар молота по наковальне. Он
не скрывает своей природы: идёт напролом, не думает, что выглядит опасным. Но
именно такие ломают двери — быстро, просто и без колебаний. В его походке
слышится глухой стук, как шаги охотничьей собаки на следу.

Жираф. Вечно суетится, дёргается, осматривается. Взгляд
бегает, руки не знают покоя. Он словно живёт в постоянной тревоге, и эта
тревога выдает: у него есть «свои» скрытые точки и интересы в городе, куда он может нырнуть и исчезнуть.
Его движения — хаос, но в этом хаосе угадывается система.

Боксёр. Он держится так, будто весь город — его ринг.
Спокойный, уверенный, не нуждающийся в лишних словах. Взгляд тяжёлый, повадки
размеренные, движения уверенные. Ему не нужно показывать силу — её чувствуют
вокруг и уступают дорогу, как бойцу, которому заранее присвоено уважение.

Каждый сам по себе — деталь, пустяк, винтик. Но стоило
взглянуть на них вместе — и становилось очевидно: это механизм. Отлаженный,
выверенный, собранный не ими. За ними стоял кто-то пятый — невидимый мастер,
что однажды собрал этот механизм и теперь время от времени «смазывал» его,
чтобы он работал без сбоев.

И именно этот невидимый — пугал сильнее всего.


Глава 15. Призрак. Наружка

Мы снова и снова прокручивали ту короткую сцену в сквере.

Слон. Незнакомец. Свёрток. Листок бумаги. Каждое мгновение
казалось нагруженным скрытым смыслом, будто воздух вокруг сжимался от невидимой
угрозы.

Больше он нигде не появлялся. Ни на встречах, ни возле кафе,
ни в автосервисе.

Словно растворился в городском шуме, оставив после себя лишь
легкий запах неизвестности.

— Если бы это был друг — мелькал бы ещё, — сказал я,
перелистывая свежие сводки, палец скользил по листам , будто ищущий истину в
темноте. — А так…

— Разовый контакт, — закончила Сашка, глаза её были холодны,
как стекло. — И важный.

Никакой информации. Ни в одной базе. Словно его стерли.


Для меня же это было уже не догадкой, а доказанной теоремой.

Четвёрка — исполнители. А тот, кто был на лавке, — источник.

Призрак.

И именно он открывает им двери квартир. Он даёт им «наводку»
на самые «жирные» хаты. Словно тень, скользящая сквозь городские переулки,
оставаясь незаметной, но все видящей.



👉 Если история вас зацепила и захотелось узнать, что же будет дальше — продолжение можно найти в моем профиле .

Каждая ваша поддержка помогает мне писать новые книги. Спасибо, что читаете! 💙

От автора

Загрузка...