Тоннель пах ржавчиной и стоялой водой. Тяжелый, сырой запах, который въедается в легкие. Я поправил ремень разгрузки. Плечо ныло. Старая рана, еще с прошлой инкарнации — фантомная, но бесит страшно.
Перед глазами мигал красный значок батареи.
Азур: 14/3000. Критический уровень.
— Грэй, ты идиот, — голос Мико в голове звучал устало. Без ее обычной ехидцы. — Лезть в «Серую Зону» с пустым резервом. Если нас тут прижмут, я даже щит не разверну. Мы просто сдохнем. Окончательно.
— Замолчи, — буркнул я вслух. Эхо шагов разлетелось по бетонным сводам.
Я знал, что она права. Риск — не просто благородное дело, а тупость. Но выбор был невелик. Либо сдохнуть наверху, в развалинах, пытаясь выбить крохи энергии из мелких морфов, либо рискнуть здесь.
Тайник. Я оставил его… кажется, две жизни назад? Или три. Память — дырявое решето. Помню только ориентиры: станция «Киевская», третий вагон с головы, под сиденьем. Там должен быть конденсатор. Полный. Пять тысяч чистого Азура. Билет в жизнь.
Я вышел на платформу. Плитка под ногами хрустела, как битое стекло. Света почти нет — только тусклое свечение грибка на стенах да мой интерфейс.
Вот он. Поезд. Смят в гармошку, будто великан решил поиграть и психанул.
Я двинулся к третьему вагону. Рука привычно легла на рукоять Фанга. Металл ножа теплый, он всегда греет руку. Единственный друг, который не предает.
— Внимание, — голос Мико стал ледяным. — Органическая активность. Три объекта. Уровень угрозы — желтый.
Я замер. Слился с тенью колонны.
Включил ночное зрение. Мир окрасился в зеленый и серый.
У третьего вагона стояли трое. Бродяги. Грязные, в лохмотьях, сшитых из кусков шин и пластика. Вонь от них долетала даже сюда — пот, немытое тело и дешевый табак.
Они загнали кого-то в угол.
Я прищурился. Девчонка. Совсем мелкая, лет двенадцать. Тощая, как скелет. Она вжалась спиной в искореженный металл вагона. В руке — заточка из ржавого арматурного прута. Смешно. Против троих лобов с битами и цепями — это даже не смешно. Это приговор.
— Анализ, — прошелестела Мико. — Вероятность спасения субъекта — 12%. Твой текущий запас энергии — на два удара. Рекомендация: игнорировать. Ждем, пока они закончат, забираем конденсатор и уходим.
Логично. Жестоко, но логично.
Я — Инкарнатор. Не герой из сказок. Я просто функция, которая пытается выжить в мире, где над головой висит Черная Луна. Если я ввяжусь — меня сомнут. И воскреснуть будет не на что. Пустота. Конец.
Я начал медленно отступать назад, в темноту.
Один из Бродяг, тот, что поздоровее, шагнул вперед.
— Отдай, сучка, — прохрипел он. И ударил ее наотмашь.
Девчонка не удержалась. Упала. Сверток, который она прижимала к груди, отлетел в сторону. Тряпки развернулись.
Я ожидал увидеть еду. Или, может, старый планшет.
Там лежала кукла. Пластиковая, с одним глазом. Лысая. Грязная.
— Не трогай! — закричала девчонка. Голос сорвался на визг. — Это мамино! Не трогай!
И тут меня перекрыло.
Вспышка. Резкая, как удар током.
Я увидел не этот грязный перрон. Я увидел солнечную комнату. Чистую. До Импакта. И другую девочку — в белом платье. Она смеялась и протягивала мне такую же куклу. «Папа, почини глазик...»
Дочь? Я не помню ее имени. Я не помню ее лица. Но боль — боль была настоящей.
— Грэй, стой! — заорала Мико. — Ты сдохнешь! Какого черта?!
Я уже не слушал.
Рывок вперед.
— Эй, мясо! — крикнул я.
Бродяги обернулись. Медленно, лениво. Они видели одинокого придурка в старом комбезе. Они не видели смерти.
Я выхватил Фанг.
— Активация усиления! — завопила Мико, понимая, что меня не остановить. — Расход критический!
Мышцы налились свинцом и огнем. Мир замедлился.
Первый даже не успел поднять трубу. Я проскользнул под его ударом. Фанг вошел ему под челюсть, легко, как в масло. Синяя сталь, пропитанная Азуром, режет все.
-5 Азур.
Второй, с цепью, среагировал быстрее. Вскинул обрез.
Бах.
Грохот в замкнутом пространстве ударил по ушам. Картечь врезалась в мой щит.
Голубая сфера мигнула и погасла.
Азур: 0.
Всё. Я пустой. Теперь только мясо и кости.
Третий — здоровяк — с ревом бросился на меня. Сбил с ног. Мы покатились по бетонному полу, поднимая вековую пыль.
Он был тяжелый. И сильный. Я почувствовал, как его пальцы смыкаются на моем горле. Вонь гнилых зубов ударила в лицо.
Я хрипел, пытаясь достать его ножом, но он прижал мою руку коленом. В глазах потемнело. Интерфейс залило красным.
«Критическое повреждение трахеи. Гипоксия».
Вот и всё, Грэй. Глупая смерть. За куклу.
И вдруг здоровяк взвыл.
Его хватка ослабла. Он выгнулся дугой.
Из его бока торчал ржавый арматурный прут. Девчонка. Она всадила в него свою заточку по самую рукоять.
Этой секунды мне хватило.
Я рванулся, сбросил его с себя. Фанг описал дугу. Удар в висок.
Здоровяк обмяк. Тяжелая туша придавила меня к полу.
Тишина.
Только мое сиплое дыхание и всхлипы девчонки.
Я спихнул труп. Сел, привалившись к колонне. Руки дрожали.
— Живой, — констатировала Мико. В ее голосе было удивление. — Пульс 140. Множественные ушибы. Мы пустые, Грэй. Если сейчас чихнет крыса — мы трупы.
Я не ответил.
Встал, шатаясь. Подошел к вагону.
Девчонка отползла, прижимая к себе куклу. У нее на лбу была ссадина, кровь заливала глаз. Она смотрела на меня с ужасом.
Для нее я не был рыцарем. Я был монстром. Инкарнатором. Тем, кто убивает без эмоций.
Я залез в вагон. Откинул ржавое сиденье.
Вот он. Контейнер. Матовый, тяжелый.
Я коснулся сенсора. Индикатор полыхнул небесно-голубым.
5000 Азур.
— Забирай, — шепнула Мико. — Забирай и валим. Быстро.
Я взял контейнер. Он приятно холодил ладонь. Жизнь. Сила. Власть.
Я посмотрел на девчонку. Она дрожала.
— Эй, — сказал я. Голос хрипел, как несмазанная петля.
Она вжалась в стену.
Я взвесил контейнер в руке. Пять тысяч. Это новая броня. Это апгрейд нейросети. Это месяц спокойной жизни.
Я кинул контейнер ей под ноги.
Металл звякнул о бетон.
Глаза девчонки расширились.
— Купи себе еды, — сказал я. — И валерьянки. И сваливай отсюда.
Развернулся и побрел к выходу из тоннеля. Ноги гудели.
— Ты... — начала Мико. Замолчала.
Я шел в темноту, пустой, злой и побитый. Без энергии. Без гарантий, что дойду до поверхности.
— Ну и идиот же ты, Грэй, — наконец сказала она. Тихо так, с ехидцей, но тепло. — Хотя... стиль был.
Я усмехнулся разбитыми губами.
— Живем дальше, Мико. Живем дальше.