Эхо Вечности

Тиканье было первым, что встречало любого, кто входил в мастерскую Мелисенды Купер. И последним, что провожало. Оно не было мерным и успокаивающим. Сотни часов — наручных, настенных, карманных, антикварных и футуристических — создавали лихорадочную, сбивающуюся с ритма какофонию. Это было похоже на трепет сотен металлических сердец, каждое из которых билось в собственном паническом ритме. Воздух в мастерской был тяжелым, как мокрое сукно. Его можно было пробовать на вкус: горечь машинного масла, кислинка канифоли и тот странный, стерильный привкус озона, который остается после перегрева старой техники.

Мелисенда сидела, сгорбившись над верстаком, под единственной, сиротливо мигающей неоновой лампой. Ее свет был больнично-бледным, он вытравливал из мира краски и рисовал на ее лице глубокие тени. В свои тридцать четыре она ощущала себя не человеком, а хронометром, который слишком долго шел без смазки. Пружина внутри была натянута до предела, готовая вот-вот лопнуть. Тонкие, испачканные в графите пальцы порхали над вскрытым нейроимплантом — старой, но надежной моделью, какие элита уже лет десять как считала мусором.

— Ну же, старик, — прошептала она, поднося к контакту крошечный паяльник. — Не капризничай. Твой хозяин любит тебя.

Она работала молча, ведя внутренний диалог с шестеренками и проводами. Они были ей понятнее людей. В их сбоях всегда была логика. В отличие от хаоса, что творился снаружи, в вечно плачущем Гигаполисе.

И тут тиканье изменилось.

Оно не стало громче или тише. Просто привычный хаос обрел зловещий центр. Источником были часы на ее собственном запястье — громоздкое, собранное ею самой устройство из латуни и меди, с открытым, вечно вращающимся механизмом. Их ритм сбился, ускорился и превратился в паническую, отчаянную дробь. Секундная стрелка задрожала, словно в лихорадке.

Мелисенда замерла, паяльник застыл в миллиметре от платы. По коже, от затылка до кончиков пальцев, прошел ледяной озноб. Будто кто-то невидимый дохнул ей в шею. Она знала это чувство. Скрежет помех на грани слышимости. Ледяной сквозняк в запертой комнате души. Ее дар. Ее проклятие. Тихий, невнятный шепот заскребся на самом краю сознания, как игла по старой, заезженной пластинке.

***

— Выглядит безупречно, мистер Данкуорт. Словно только что из салона.

Голос Алистера Данкуорта был таким же холодным и отполированным, как мраморный пол его пентхауса. Он принял из рук Мелисенды свой старый имплант, повертел в длинных, аристократических пальцах.

— Безупречность — это стандарт, мисс Купер. Я плачу за результат, а не за попытки.

Мелисенда молча кивнула, стараясь не смотреть на панорамные окна, где в огнях тонул ночной город. Готические шпили небоскребов пронзали свинцовые облака, словно копья, нацеленные в равнодушное небо. Здесь, наверху, воздух был другим. Разреженным и лишенным жизни.

— Подключите, — приказал он, садясь в кресло.

Она послушно достала свой диагностический прибор. Стоило контактам сойтись, как ее разум пробило напряжением. Это было не воспоминание. Это было прямое, насильственное подключение. Вторжение.

Ледяной каменный пол. Запах страха, густой, как туман, и сладковатый, медный запах крови. Женщина с растрепанными темными волосами. Ее крик был беззвучен, но Мелисенда ощутила его вибрацию в собственных костях. Запястья, стянутые грубой веревкой, были стерты до мяса. И глаза… глаза, полные первобытного ужаса, были устремлены прямо на нее, сквозь время и пространство.

Тонкая отвертка выпала из ее ослабевших пальцев. Звук упавшего на мрамор металла расколол тишину зала, прозвучав оглушительно, как выстрел.

— Проблемы? — в голосе Данкуорта не было беспокойства, лишь нотка раздражения.

— Статика, — торопливо солгала Мелисенда, судорожно хватая ртом воздух. — Минуту.

Она отвернулась, якобы копаясь в сумке, и в этот момент ее часы на запястье завибрировали снова. Из хитросплетения медных шестеренок донесся едва различимый шепот, пробивающийся сквозь треск помех.

«Найди его».

Это был голос женщины из видения. Дрожащий, сломанный.

«Он близко».

Мелисенда стиснула отвертку в кармане так, что металл впился в ладонь. Зарождающаяся мигрень тугим обручем сдавила виски. Она рискнула поднять глаза. Данкуорт холодно наблюдал за ней. На его пальце блеснуло массивное кольцо — перечеркнутая по диагонали спираль на черном камне.

— Имплант готов? — повторил он, вставая. Его длинный черный плащ из дорогой синтетики беззвучно колыхнулся, и на мгновение Мелисенде показалось, что он не отражает, а впитывает тусклый свет пентхауса.

— Да. Небольшой сбой в системе питания, — повторила она заученную ложь, пряча дрожащие руки. — Все исправлено.

Его взгляд, острый, как лезвие скальпеля, задержался на ее лице. В этот момент его собственный имплант, вживленный у виска, едва заметно искронул. Сознание Мелисенды пронзило крошечное, но ослепительно четкое «эхо» будущего: тень мужчины, заносящего нож. Образ был мимолетным, но оставил после себя привкус пепла на языке. Она поспешно отвела глаза.

— Хорошо, — кивнул Данкуорт, переводя оплату через нейросеть. — Мой секретарь вас проводит.

Он уже потерял к ней всякий интерес.

***

Дождь на улицах Гигаполиса был похож на жидкий неон. Он смешивался со светом рекламных голограмм, отражался в бесчисленных лужах, превращая асфальт в разбитое зеркало. Мелисенда шла быстро, почти бежала, натянув капюшон на самые глаза. Ей казалось, что за ней следят. Что каждая тень в темном плаще смотрит ей в спину. Над головой, жужжа, пронесся патрульный дрон, его красный сенсор-глаз обшарил толпу и двинулся дальше. Она поежилась. Ее устройство в кармане вибрировало, ловя отголоски боли этого города. Крик той женщины. Едва слышный звук падающего на камень ножа. Рыдание.

Вернувшись в свою мастерскую, она заперла дверь на все замки. Дрожащими руками сняла часы и положила на верстак. И только сейчас, в резком свете лампы, она заметила это. На одной из крошечных медных пластин была выгравирована царапина. Перечеркнутая спираль. Идентичная той, что на кольце Данкуорта. Она не помнила, чтобы делала ее.

Пальцы сами потянулись к нижнему ящику верстака и извлекли оттуда старую, потрепанную книгу в кожаном переплете — все, что осталось от матери. «Если элита узнает, они уничтожат тебя», — эхом прозвучал в голове ее голос. Мать шепотом рассказывала ей страшные сказки о Консорциуме «Симметрия» — тайной секте, которая верила, что может управлять судьбой с помощью артефакта, названного в книге «Проектор Каузальности».

Мелисенда всегда считала это параноидальным бредом.

До сегодняшнего дня.

Она нашла его почти сразу. Тот же символ. Перечеркнутая спираль. Знак Консорциума. Знак тех, кто верил, что реальность — это лишь глина в их руках. Страх ледяными тисками сжал ее грудь.

Часы на верстаке внезапно ожили. Шестеренки заскрипели, и голос женщины прорвался сквозь помехи. На этот раз отчетливо и ясно.

«Он убил меня. Найди его».

Подстегиваемая внезапной, отчаянной решимостью, Мелисенда схватила со стола неисправный имплант и проводами подключила к нему свои часы. Она знала, что это опасно. Использование чужого процессора для усиления сигнала всегда било по ней с удвоенной силой. Но ей нужно было знать.

Мир взорвался болью.

Она снова была там. Темная комната. Свечи, расставленные на полу в виде спирали. Окровавленный ритуальный нож на алтаре. И люди. Люди в одинаковых белых масках, на каждой из которых был выгравирован зловещий символ.

Острая мигрень пронзила череп, словно в него вогнали раскаленный гвоздь. Горячая струйка крови потекла из носа, капая на пожелтевшие страницы раскрытой книги. Шатаясь, Мелисенда отсоединила провода. Дрожащей рукой она схватила карандаш и на клочке бумаги, рядом с расплывающимся кровавым пятном, нацарапала три слова: «Ритуал. Консорциум. Убийство».

Она сидела в оглушающей какофонии тикающих часов, глядя на свое творение. На свои часы, которые теперь казались ей чужими и враждебными. Возвращаться в особняк Данкуорта было самоубийством. Но голос духа и чувство долга, вбитое матерью с самого детства, толкали ее вперед.

Она вытерла кровь с лица. С методичностью хирурга, готовящегося к операции, она начала укладывать инструменты в рюкзак.

— Я найду тебя, — прошептала она в густой, пахнущий озоном воздух.

И сотни часов на полках, казалось, замерли на одно невыносимо долгое мгновение, а затем снова бросились вскачь, отсчитывая время. Время, которое для Мелисенды Купер только что сорвалось с цепи.