Эксперимент

Боль пронзила виски, словно раскалённый гвоздь. Артём Кузнецов застонал – низкий, хриплый звук, чуждый его собственному горлу. Он пытался поднять веки, будто они были прикованы свинцовыми гирями. Когда ему наконец удалось открыть глаза, перед ним предстал незнакомый потолок – высокий, сводчатый, украшенный мраморными барельефами. Извивающиеся скорпионы, высеченные с ледяной точностью, казалось, следили за ним сверху.

Холод.

Он почувствовал его сразу – не привычный московский холод промозглого офиса, а пронизывающий, костный холод чуждого мира, впивающийся в самое нутро. Металлическая кровать под ним отдавала морозом сквозь тонкую, словно паутина, простыню. Воздух пах озоном, пылью и чем-то… металлическим.

– Ваше превосходительство?

Голос прозвучал совсем рядом, заставив Артёма вздрогнуть всем телом. Он резко повернул голову – мышцы шеи отозвались непривычной силой – и увидел склонившегося перед ним человека в чёрном мундире с серебряными галунами, образующими узор, напоминающий щупальца. Лицо мундирного было бесстрастной маской, но в уголках глаз таилась напряженность.

– Докладываю: шахтёры сектора «Дельта» подняли бунт. Ждут вашего приказа.

Артём ощутил, как его горло сжалось ледяным кольцом. Сердце колотилось где-то внизу, под ребрами, дико и незнакомо.

– Вы... мне? – Вырвавшийся голос был низким, резким, с металлическим отзвуком. Не мой.

Мундирный поднял голову, и Артём увидел в его глазах странную смесь животного страха и глубокого недоумения.

– Конечно, лорд Кейн. Кому же ещё? – В голосе офицера не было и тени сомнения.

Лорд Кейн. Имя ударило по сознанию. Артём поднял дрожащие руки перед лицом. Чужие руки. Длинные, бледные пальцы аристократа, лишенные мозолей, но сильные. На безымянном пальце правой руки красовалась массивная золотая печатка. На ней – все тот же скорпион, хвост поднят для удара, инкрустированный крошечным черным камнем вместо глаза. Он сжал пальцы – костяшки выступили белыми буграми. Не его руки.

Сердце забилось так сильно, что Артём почувствовал острую боль в груди. Он вскочил с кровати, едва не падая от слабости и головокружения, и, спотыкаясь о незнакомо длинные ноги, подбежал к огромному зеркалу в резной, темной, почти черной раме.

Не его лицо.

Холодные серые глаза, словно высеченные из глыбы арктического льда, смотрели на него без тени тепла. Острые скулы, подчеркивавшие худобу и жестокость. Тонкие, бледные, почти бескровные губы, изогнутые в привычной, насмешливой ухмылке, которая сейчас была лишь гримасой ужаса. Чёрные, как смоль, волосы, гладко зачесанные назад и собранные у висков изящными серебряными заколками в форме стилизованных жал. Лицо власти. Лицо чудовища.

– Где я? – прошептал он, и его новый голос – этот низкий, режущий металл – прозвучал чужим эхом в пустых, огромных покоях. Отзвук этих слов больно ударил в висок – там, где в его настоящей голове после вчерашнего корпоратива и унижения перед Ольгой всегда ныло. Ольга... Ее смех: "Артём, ты просто никто! Ничтожество!" Он схватился за ледяной мрамор подоконника, ногти чужих рук (длинные, острые, ухоженные!) впились в камень.

Мундирный нервно сглотнул. Артём увидел, как дернулся кадык под тугой серебряной петлицей мундира.

– В ваших покоях, лорд. В столичной цитадели. На Каллисто-7.

Глава 2. Кровавый рассвет

Через три часа Артём – нет, теперь он был Деймон Кейн, он должен был им быть, чтобы выжить – уже знал достаточно. Капли ледяного конденсата падали с высоких сводов тронного зала на полированный пол.

Каллисто-7. Автономная колония на самом краю Империи. Ледяная пустошь, вечная мерзлота, прорезанная лишь шрамами шахтных стволов. Единственное богатство – иридиевые жилы. Гипертопливо для кораблей Империи. Налоги. И – полная, безраздельная свобода действий наместника.

Империи было плевать, что творится на этой забытой богами и людьми планете – лишь бы синие кристаллы иридия исправно текли в её ненасытные хранилища. Здесь правил Закон Кейна. И теперь Артём был Кейном. Мысль ударила адреналином, сладким и тошнотворным.

– Бунтовщиков привели, ваша светлость, – доложил тот же офицер стражи (капитан Лорн, как выяснилось), склонив голову. Его взгляд упорно избегал глаз лорда.

Артём вышел на широкий мраморный балкон. Ледяной ветер, пахнущий железом и снежной пылью, ударил в лицо. Внизу, на промёрзшем до синевы плацу, стояли двенадцать фигур в рваных, пропитанных грязью и потом робах. Их руки были скручены за спиной колючей проволокой, лица покрыты синяками, ссадинами и запекшейся кровью. Некоторые еле держались на ногах. За ними стеной стояли стражи в черных мундирах, со скорпионами на наплечниках, с плазменными карабинами наизготовку. Вдалеке, за стенами цитадели, виднелись убогие купола шахтерского поселка и бескрайняя, серая от льда и камня пустошь.

– Что прикажете? – спросил капитан Лорн. В его голосе была привычка к повиновению, но Артём уловил легкую дрожь. Он боится. Меня.

В голове Артёма, как кинжалы, всплыли лица. Начальник Сергей Петрович, красный от злости, орущий на него перед всем отделом: "Кузнецов, ты бездарь! Твои отчеты – мусор!" Коллеги, притихшие, но их смешки за спиной были громче крика. И Ольга. Ольга с ее карими глазами, полными презрения: "Ничтожество. Ты даже за себя постоять не можешь!" Горечь унижения, годами копившаяся в нем, в его настоящем слабом теле, вдруг вспыхнула белым пламенем ярости здесь, в этом сильном, холодном теле тирана.

Губы растянулись в улыбке – широкой, неестественной, которой он никогда не улыбался в своей прошлой жизни. Улыбкой хищника, увидевшего добычу.

– Пусть каждый отрубит себе правую руку, – сказал он спокойно, почти нежно, наслаждаясь тем, как капитан Лорн резко побледнел, а его пальцы сжали планшет. – Тому, кто откажется… – Артём сделал театральную паузу, глядя, как страх сковал шахтеров на плацу, – отрубите обе. И выбросите в шахту. Живыми.

Тишина повисла тяжёлым, ледяным покрывалом, нарушаемым лишь завыванием ветра. Артём видел, как по спине капитана Лорна пробежала судорога. Лица шахтеров исказились ужасом и неверием.

Потом первый топор, брошенный стражником к ногам переднего шахтера, брякнул на лёд. Звук был громким, как выстрел.

– Спасибо, ваша светлость! – завопил шахтёр, хриплый голос сорвался на визг. Он схватил топор нерабочей, левой рукой, с трудом занес его над правой. В его глазах горел не только ужас, но и истерический, рабский восторг перед шансом выжить. "Ничтожество... Ничтожество..." – звенело в голове Артёма. – Спасибо за милость!

Топор опустился. Раздался влажный, кошмарный хруст, сдавленный крик. Кровь алым фонтаном ударила по снегу.

Артём – нет, Деймон, только Деймон! – рассмеялся. Его смех, ледяной, высокий и бесчеловечный, прокатился по плацу, заглушая стоны. Это был смех абсолютной власти и торжества над всеми, кто когда-либо считал его слабым.

Глава 3. Танец паука

Дни слились в кровавый, опьяняющий калейдоскоп. Цитадель превратилась в театр жестокости, где лорд Кейн был единственным зрителем и режиссером.

Купец третьей гильдии, Хаберт, напоминавший того самого клиента, который месяц водил Артёма Кузнецова за нос, обещая контракт? Его толстое, потное лицо, похожее на клиента до омерзения, мгновенно вызвало знакомую волну унижения. Артём-Кейн обвинил его в завышении цен. Имущество конфисковано в казну. Сам Хаберт отправлен на рудники. Его дочь, шестнадцатилетняя, с испуганными голубыми глазами (совсем не как у Ольги, но это не имело значения) отдана на ночь отряду стражников "за пособничество". Ее крики из казармы доносились до самого тронного зала. Артём пил вино – густое, как кровь – и слушал, пока крики не перешли в бессвязный стон. Пустота после этого была сладка и глубока.

Советник Эрвин, с его надменным, холодным взглядом поверх пенсне – точь-в-точь как у Сергея Петровича? На совете он осмелился мягко усомниться в новых поборах. "Непочтительный взгляд", – констатировал лорд Кейн. На следующий день Эрвина привели в тронный зал. Двое стражников держали его. Артём-Кейн медленно подошел, сжимая в руке раскаленный докрасна стилус с навершием в виде скорпиона. "Империя требует зоркости, советник. Но не твоей", – прошипел он. Металл шипел, касаясь роговицы. Запах паленой плоти смешивался с воплями. Артём почувствовал лишь кратковременный прилив жара, сменившийся все той же ледяной пустотой. "Бездарь... Мусор..." – эхом отзывалось в памяти.

Служанка Лира, с каштановыми, теплыми волосами, уложенными в ту же косу, что носила Ольга? Ее испуганный взгляд, когда она разбила фарфоровую статуэтку (скорпиона!), был последней каплей. Теперь она сидела на цепи у его кровати, серебряный ошейник с крошечным скорпионом впивался в шею. Ее карие глаза (теперь!) смотрели на него с немым ужасом. Он заставлял ее петь. Голос дрожал и срывался. Это напоминало рыдания. Это было прекрасно. Но даже это не заполняло зияющую дыбу внутри.

Каждое утро он просыпался с новой, изощренной идеей для издевательств, рожденной из призраков московских унижений. Каждый вечер засыпал под крики или плач во внутреннем дворе цитадели, превращенном в импровизированную пыточную. Власть была наркотиком, а месть – лишь жалким суррогатом, требующим все большей и большей дозы. Он ловил себя на том, что подолгу смотрит в зеркала, ища в чертах лорда Кейна черты Артёма Кузнецова и находя лишь все более глубокую, насмешливую жестокость.

Но был один человек, который не боялся. Который смотрел ему прямо в глаза. Чей взгляд прожигал лед его новой души.

Капитан Марк Вейланд. Командир шахтерской стражи. Человек с лицом, изборожденным шрамами от ожогов плазмы, и глазами, как две стальные пули.

Глава 4. Тот, кто не склонил головы

– Вы губите планету, лорд Кейн, – сказал Вейланд, стоя перед троном. Он не склонил головы. Его голос звучал чётко, ровно, без тени страха, как удар молота о наковальню. Он был в походном мундире, без парадных галунов, но с тем же знаком скорпиона на наплечнике. – Шахтеры гибнут как мухи. Цитадель тонет в крови. Скоро некому будет добывать иридий.

Артём почувствовал, как в висках застучала кровь. Знакомый гнев, но в тысячу раз сильнее, ударил в голову. Этот голос… эта непокорность… Это был вызов. Не просто ему, лорду, а ему, Артёму, который всегда отступал.

– Ты забываешься, капитан, – прорычал он, впиваясь ногтями в рукояти трона, вырезанного из черного камня в форме гигантского скорпиона. Стражи по бокам зала напряглись, пальцы легли на спуски карабинов.

– Нет. – Вейланд сделал шаг вперед. Никто не посмел его остановить. Его взгляд, прямой и неотрывный, буравил Артёма. – Это вы забыли, кто вы. Настоящий Деймон Кейн был чудовищем… но он правил. Он знал цену иридию и цену жизни. Он был хищником, но хищником умным. Вы же… – Вейланд презрительно оглядел трон, окровавленные плиты пола, – вы просто трус. Трус, который мстит тем, кто слабее, прячась за титул и страх. Вы играете в жестокость, как мальчишка, ломающий муравейник. Вы – пародия на власть.

Гнев вспыхнул, как плазменный взрыв. Белый, ослепляющий. "Пародия! Ничтожество!" – завыли голоса в голове. Артём вскочил.

– ПЫТАТЬ ЕГО! – его голос сорвался на визгливый крик, эхом разнесшийся по залу. – ДО СМЕРТИ! НО ЧТОБЫ ОН ЗАПОМНИЛ КАЖДУЮ СЕКУНДУ!

Стражи бросились к Вейланду. Он не сопротивлялся. Его стальные глаза не отрывались от лица лорда Кейна, полные не страха, а… жалости. Это было невыносимо.

Его приковали к стойке в подземелье. Принесли инструменты. Артём-Кейн лично наблюдал. Он ждал мольб, воплей, признания его власти. Он хотел увидеть, как этот стальной взгляд помутнеет от ужаса.

Но даже когда раскаленный прут прожигал кожу на груди Вейланда, оставляя черные полосы, даже когда щипцы вырывали ногти, а кожа слезала с живого тела лоскутами под ножами палачей, Вейланд… смеялся. Хриплый, кровавый смех, прерываемый кашлем.

– Ты… проиграешь… – выплюнул он сгусток крови на сапог палача. – Потому что… настоящая сила… – он вдохнул, и это был страшный, свистящий звук, – не в страхе… Трусишка… Она в… уважении… Которого ты… никогда… не добьешься…

Артём с ревом выбежал из подземелья. Смех Вейланда преследовал его по коридорам, сливаясь с его собственным бешеным сердцебиением. Он приказал усилить пытки. Но слова капитана, как ледяные иглы, впивались в его мозг. Трус. Пародия. Ничтожество.

Глава 5. Падение

Бунт начался в ночь ледяного шторма. Неистовый ветер выл в башнях цитадели, как души замученных.

Артём проснулся не от криков – их заглушал вой стихии. Он проснулся от запаха. Резкого, едкого, неопровержимого. Запаха гари. И – глухих ударов где-то внизу.

Он выбежал в тронный зал, накинув на плечи меховую мантию с золотым скорпионом на застежке. Пламя уже лизало гобелены на дальних стенах. Двери главного входа были выломаны. И перед ним стояла толпа. Шахтеры в рваных робах. Стражи в изодранных мундирах. Горожане с обожженными лицами. Все с окровавленными топорами, ломами, горящими факелами. В их глазах горел не страх, а ярость долго копившейся ненависти.

Впереди них, опираясь на огромный двуручный меч, стоял человек. Его тело было сплошной кровавой раной, лицо обезображено ожогами и синяками, один глаз закрыт опухолью. Но другой глаз горел холодным, нечеловеческим огнем. Капитан Марк Вейланд. За ним стояли десятки, сотни таких же изувеченных, но не сломленных людей.

– Ты не наместник, – голос Вейланда был хриплым, как скрежет камня, но он прозвучал громче воя шторма. Он поднял меч, указывая лезвием на Артёма. – Ты – шут. Жалкая пародия. Твое время кончилось.

Артём закричал. Нечеловеческий вопль ярости и страха. Он схватился за элегантный плазменный пистолет у пояса – оружие лорда Кейна, которым он так и не научился пользоваться по-настоящему. Но его пальцы скользнули по рукояти.

Удар пришел сзади. Тяжелый, тупой. Что-то вроде лома или приклада. Белая вспышка боли – и всепоглощающая темнота. Последнее, что он услышал, был рев толпы, слившийся с воем ветра, и хриплый голос Вейланда: "За Каллисто!".

Эпилог. Лаборатория

Тьма.

Не ледяная тьма Каллисто, а плотная, бархатистая, искусственная. Без запаха гари и крови. Без воя ветра.

– Испытуемый №317 не прошёл тест, – прозвучал ровный, лишенный эмоций голос. Голос техника. – Паттерн 4-Гамма. Аберрация власти по типу "Мелкая месть". Деградация морального ядра до критического уровня за 172 виртуальных дня. Эмпатия – ноль.

На огромном главном мониторе, где секунду назад пылал мятежный дворец на фоне ледяного шторма, погасли последние сполохи пламени. Появилась холодная, зеленая надпись:

«ПРОВАЛ. Следующий кандидаТ – через 60 минут».

Где-то в темноте скрипнула тяжелая дверь, впуская полосу резкого, белого света. Осветила стерильные металлические стены, ряды мигающих индикаторов, сложное кресло-кокон, из которого только что поднялся стеклянный купол. Внутри кресла, опутанный сетью проводов и сенсоров, прикованный мягкими ремнями, дергался и стонал человек. Лицо Артёма Кузнецова было покрыто холодным потом, глаза дико метались под полупрозрачными веками. Его губы, бледные и потрескавшиеся, беззвучно шевелились: "Вейланд... Ольга... Рука... Отрубить..."

– Готовьте подопытного №318, – сказал тот же техник, не глядя на конвульсии в кресле. Он ткнул кнопку на консоли. Данные с монитора исчезли. – Сбросить память 317-го до базового уровня. Очистить нейрослот. Загрузить профиль "Тирания-Альфа". Цель – устойчивость к аберрациям власти. Параметры среды – "Каллисто-7. Экстремальные".

Второй техник, сидевший у другого терминала, равнодушно кивнул, не отрываясь от показаний.
– Стандартная преамбула? "Московский офис, унижение"?
– Стандартная. Усилить триггеры на комплекс неполноценности и социальную фрустрацию. Пусть ненавидит весь мир еще до погружения.

Из глубины лаборатории, из-за другой двери, донесся слабый, прерывистый плач. Женский плач. Потом звук электронного замка.

Первый техник взглянул на часы. – Время синхронизации. Запускаем подготовку носителя для 318-го. Надеюсь, этот окажется психически устойчивее. Империя нуждается в эффективных наместниках, а не в психопатах.

Он нажал еще одну кнопку. Свет над креслом Артёма погас, погружая его судорожно дергающееся тело в полную темноту. Провода отсоединились с тихим шипением. В кресле что-то щелкнуло.

Тьма лаборатории, холодная, бездушная и бесконечная, окончательно сомкнулась над призрачной, ледяной планетой в его угасающем сознании. Готовясь к новому витку Эксперимента.

КОНЕЦ.

------------------------------------------

П.с. Спасибо за чтение! Буду очень благодарен за лайк, подписку и добавление в библиотеку! Этим Вы помогаете продвигать моё творчество, а также придаёте мне сил и желание продолжать!