Экстракция

Трёх девушек вели по дворцу, мимо многочисленной охраны. Последние проверки остались позади — у них не нашли ни скрытого оружия, ни яда. Теперь они шли босые, в простых белых платьях. Поверх одежды крепились пояса из тротиловых шашек. Взрывчатка была ненастоящей — ритуальной, ведь девушки были смертницами.

Стражники у дверей развели скрещенные гранатомёты. Девы вошли в покои государя и пали ниц. Сын Пророка, сиятельный эмир Бухары, прошёл им навстречу. Телохранители обступили их плотным кругом.

— Дочери мои, — ласково обратился он к пришедшим: — Ваша подготовка закончилась. Завтра вы отправитесь в земли неверных, чтобы обрушить наш праведный гнев на города безбожников. Несите смерть отступникам, вселите в их сердца ужас и отчаянье. Да хранит вас Аллах!

Сказав так, эмир убрал руку с богатого кинжала, заткнутого за парчовый пояс, и усыпанные перстнями пальцы коснулись подбородка первой девушки. Когда она подняла глаза, мужчина спросил:

— Зачем ты здесь, дочь моя?

— Чтобы умереть за тебя, мой господин, — торжественно ответила дева и покорно опустила взгляд.

Сын Пророка перешёл ко второй гостье:

— Зачем ты здесь, дочь моя?

— Чтобы убивать за тебя, мой повелитель, — последовал ответ.

Осталась последняя девушка. Эмир коснулся её плеча, и она подняла взор. Истинная дочь Аравии — глаза её были как два бездонных омута, а смоляные волосы струились, словно горная река. Залюбовавшись, мужчина помедлил и спросил:

— Зачем ты здесь, дочь моя?

— Чтобы убить тебя, скотина, — последовал дерзкий ответ. В то же мгновение девушка выхватила кинжал эмира: — Вот этим!

Бдительные телохранители вскинули оружие.

Поднявшись на крышу, девушка отбросила уже ненужный кинжал и стала раздеваться. Окровавленная сорочка полетела вслед за оружием. Теперь она стояла совершенно голая. Раскинув руки крестом, девушка повернулась лицом к солнцу и запрокинула голову, чтобы взглядом найти их — косые пенные копья, расчертившие синеву небес. Они были там же, где и всегда: баллистические ракеты, выпущенные полвека назад, но так и не вернувшиеся на землю. Они повисли в небе, на высоте пяти километров, и люди говорят — на самом деле они падают, только очень медленно — по несколько метров в год, и однажды они всё-таки достигнут земли и расцветут ослепительным светом, чтобы испепелить всё живое. То, что когда-то началось, однажды обязательно закончится.

— Забери меня отсюда! — прошептала девушка одними губами. Она почувствовала приближение экстракции и расслабила тело, чтобы подготовиться к её приходу, но экстракция произошла внезапно и жёстко — как всегда.

На том, месте, где только что стояла голая фигурка, вспыхнула яркая звезда, и взрывная волна встряхнула дворец до основания.

Молодая медсестра проводила его до разговорной — комнаты для допросов, как он догадался. Она же помогла ему сесть. Мужчина на той стороне стола кивнул, и девушка удалилась. Они остались вдвоём.

— Меня зовут Антон Пемза, — представился мужчина в мундире: — я клерк Службы Внешних Операций и представляю здесь Великую и Малую Схимы. Я задам вам вопросы, и от ответов, которые я получу, будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Для начала, назовите себя.

Мужчина, которого привела медсестра, никак не отреагировал. Он морщился от яркого света люминесцентных ламп, его заметно пошатывало.

— Вы слышали, что я сказал? — клерк повысил голос.

— Что? — вздрогнул допрашиваемый. Он потряс головой, и несколько раз надсадно кашлянул: — Извиняюсь. Я немного контужен.И у меня ушиб грудной клетки. Ваши медики вкололи мне… какие-то вещества.

— Как вас зовут?

— Знаете, доктора говорят, что у меня повреждены нервы внутреннего уха. Они просто отмирают, представляете? То же самое со всей остальной нервной системой — клетки постепенно умирают. Врачи обещают, что остановят этот процесс и даже обратят его вспять. Я очень на это надеюсь. Очень-очень.

— Я прикажу принести вам слуховые аппараты, — сказал Антон Пемза и буркнул несколько коротких фраз в микрофон, встроенный в столешницу.

— А ведь знаете, она спасла меня, — продолжил глухой мужчина. — Она иммунизировала меня заранее. Иначе бы я сейчас был покойником, как все они там.

В комнату вошла давешняя медсестра и надела ему на уши завитки усилителей слуха. Когда она уходила, мужчина проводил её удивлённым взглядом:

— Ишь, растопалась!

Полномочный представитель обеих Схим прокашлялся:

— Что ж, начнём заново! Я майо… клерк Службы Внешних Операций. Зовите меня Антон Пемза. Как ваше имя?

— Ах, вот вы о чём. Я-то думал, вы спрашиваете, как моё здоровье. Я Гастон. Гастон Бастильер.

— Вы француз?

— Я парижанин! Париж находится в географическом регионе под названием Франция. Если хотите, то я географический француз. Надеюсь, вы не пытаетесь меня оскорбить, Антон? — насупился Гастон Бастильер.

Клерк остался непроницаем:

— Нисколько. Я просто хотел уточнить, что вам удобно разговаривать на французском. Я не имел в виду вашу национальность или гражданство. Такие намёки незаконны.

— Стран больше нет, — Гастон облегчённо вздохнул: — Слава богу, хоть от этой напасти мы избавились. Что вам от меня надо, месье Пемза? У меня лечебные процедуры. Врачи пытаются восстановить миелиновую оболочку нервов. Это больно, и я хотел бы отдыхать.

— Я должен задать вам вопросы.

— Я выполнил свою часть сделки, чего же вам ещё? — Гастон оглядел комнату: — Это и есть Великая Схимна?

— Да, мы на глубине трёх километров, прямо под Уральским хребтом, — подтвердил клерк.

— Вы русский, месье Пемза? — прямо спросил парижанин.

— Теперь уже вы пытаетесь меня задеть, Гастон, — повёл плечами собеседник. — Я уроженец Великой Схимы номер семь. Географический сибиряк и генетический славянин. Зовите меня Антоном. Это будете естественней.

— Жаль, что я не говорю по-русски, Антон. Думаю, теперь мне придётся выучить ваш язык. Не только мне, но и моей семье тоже, ведь вы обещали, что они попадут сюда — в Великую Схимну. Так ведь?

Схимник закашлялся и отвёл глаза:

— Возникли определённые проблемы…

— Snova kidalovo? — выговорил Гастон по памяти, и его собеседник удивлённо поднял бровь: — Что вы сказали?

— Она велела вам так сказать, чтобы вы не заигрывались со мной.

— Кто это она? — подозрительно прищурился Антон.

— Прекрасная вода, — ответил Бастильер как ни в чём не бывало: — Аква Белаква.

Пемза неодобрительно покачал головой:

— Итак, она сказала вам своё имя.

— Вы ведь не ждали, что я вернусь оттуда живым? — подался вперёд Гастон: — Вы послали меня на верную смерть, а моя семья… Вы даже и не думали о них позаботиться!

— Месье Бастильер, не в ваших интересах сейчас меня злить. Между прочим, я прямо сейчас решаю вашу судьбу. И вашей семьи тоже.

— Pridurok, — так же тщательно выговорил Гастон, отчего собеседник заскрипел зубами и вскочил: — Довольно!

— Знаете, что она ещё сказала? — Бастильер тоже поднялся. — Она сказала, что вернётся и проверит, что со мной всё в порядке: что моя семья проходит подготовку в Малой Схимне и что у нас зелёный свет на поселение в Схимну Великую. Как вы думаете, в каком теперь Белаква звании? У вас вообще есть такие звания?

Клерк помрачнел ещё сильнее, но вернулся в кресло:

— Больше никаких русских слов, если вы, конечно, не хотите разозлить меня по-настоящему. И запомните, Гастон. По буквам — не схимна, а СХИМА. Житель Схимы — схимник. Говорите правильно, договорились?

— Подумаешь, оговорился от волнения! Не кричите на меня — эти штуки у меня в ушах чертовски сильно усиливают. Я даже слышу, как вы чешитесь нога об ногу.

Антон Пемза опустил голову, уперев кулак в щёку:

— Гастон, давайте соблюдать хотя бы видимость протокола? Я понимаю, что обстоятельства позавчерашней ночи сблизили вас с нашим агентом, и что наш агент мог пожалеть вас…

— Можно я ещё раз ругнусь по-русски, месье Пемза? Вы подаёте события так, будто вы даже не пытались меня надуть.

— Я вижусь с вами впервые, Гастон. Я пытался вас надуть? Когда же?

— Под вами я имею в виду всю Службу Внешних Операций. Ваш вербовщик, с которым я виделся в Париже, явно действовал в соответствии с инструкциями из центра этих ваших операций. И он отлично справился, уверяю вас! Я купился, как дурачок на сельской ярмарке.

— Гастон, если вы будете настаивать на роли обвинителя в этом разговоре, то мы с вами расстанемся прямо сейчас. Моя функция — допросить вас после операции, а остальные вопросы вы решите с нашими юристами.

— Если бы у меня не была сломана пара рёбер, я бы посмеялся сейчас, ей Богу. Юристы! Может, у вас ещё и дипломаты есть? Как насчёт политиков, месье Пемза!

— Мне нравится ваш весёлый нрав! Нет, правда, Гастон, — эмоционально развёл руками клерк-схимник. — Но так мы никуда не сдвинемся. Никуда и никогда. К тому же, вам сильно повезло, что вас экстрактировали удачно. Вы правы: мы не ждали, что людей будет двое. Мы планировали забрать только нашего агента. Она весит пятьдесят три килограмма. Вы — целых восемьдесят. Не многовато ли для жителя нового мира?

— У меня нормальный вес, по довоенным меркам, конечно. Я занимаюсь спортом и сижу на диете, — ощетинился француз.

— Поздравляю вас. Восемьдесят процентов населения земли голодают. Они не знают слова «диета».

— К чему вы клоните?

— Наш экстрактор чуть не надорвался! Скажите спасибо, что это самая прогрессивная технология в наши дни, и она не даёт сбоев.

— Вы как будто гордитесь этой костоломкой? Из меня чуть сок не выдавило!

— Между прочим, — Антон важно одёрнул рукава кителя: — Это целиком послевоенная технология. До войны не было ничего подобного. И в наши дни мы единственные, кто может экстрактировать агента в мгновение ока, прямо из гущи схватки. Наши противники искренне полагают, что мы телепортируем своих людей. Представляете? Так же они считают, что мы используем антиматерию, чтобы сокрыть сам факт телепортации. Антиматерия и телепортация! Чушь несусветная, но они в это верят.

— Ну теперь-то я знаю, как эта ваша экстракция работает, — Бастильер похлопал себя по медицинскому корсету, стягивавшему ему грудь.

— Да, Гастон, вы знаете, и именно поэтому вы никогда не покинете пределов Великой Схимы. Мы вовсе не хотим, что враги узнали наши секреты, особенно с учётом того, что вы журналист и разболтаете всё в первой же своей статье.

— Но-но! — запротестовал собеседник: — Не называйте меня журналистом. Их повесили на тех же столбах, что и политиков с дипломатами — сразу же после войны. Я корреспондент. Я не выдумываю отсебятины, а говорю людям правду.

— Хорошо, Гастон. Раз вы такой правдивый, ответьте на мои вопросы. Не затягивайте наше общение. У вас медицинские процедуры, помните?

Парижанин помедлил с ответом:

— Зачем вам это, Антон? Разве Аква Белаква не предоставила вам полного отчёта об операции?

— Мне — точно нет, — Антон пробарабанил пальцами по столешнице. — Она не пишет отчётов. Именно поэтому нам так хочется послушать вас, Гастон. Я слышал про вашу публицистику. Говорят, вы неплохой рассказчик, вот и расскажите мне обо всём как-нибудь поинтереснее. Договорились?

— Чёрт, а вы можете льстить помягче? — хмыкнул Бастильер. — Хотя, возможно, я старею, раз даже такая грубая лесть развязывает мне язык. С чего начать?

— С начала, месье Гастильер, с самого начала, — Антон Пемза устроился в кресле поудобнее.

— Я из тех, кого вы называете Сибаритами, то есть бездельниками. Мы не любим это слово и зовём себя Гедонистами — ценителями удовольствия. Когда бомбы не упали, я имею в виду, когда эти ракеты зависли там, в небе, пол века назад, люди отреагировали на это по-разному. Когда у тебя над головой, словно Дамоклов меч, висит тактическая боеголовка, по-новому смотришь на жизнь. Наши отцы и деды быстро сообразили, кто виноват. Обмен термоядерными ударами не случается внезапно — войну долго готовили. Готовили в прессе, по телевиденью, в Интернет. На это им потребовалось семь лет. Нужно было накрутить людей, потому что люди — это естественный предохранитель ядерного оружия. Только когда они перессорили все нации и народы, они выпустили ракеты.

— Кто они, месье Бастильер?

— ОНИ. Политики. Теневые воротилы бизнеса. На их коротком поводке шли журналисты, дипломаты и военные. Сильные мира сего и их верная прислуга. Вот о ком я говорю. Те, кто в момент ракетного обмена сидели в бункерах и убежищах. Они сами разоблачили себя перед нами, спрятавшись туда!

— Вы родились через пятнадцать лет после войны. Вы не знали мира другим, без огненных хвостов в небе, — склонил голову клерк. — Почему же вы их так ненавидите?

— Мой отец принадлежит к Белым Плащам, — признался парижанин.

— Ого, — Антон сделал пометку в блокноте, лежавшем перед ним на столе.

— Да, это звучит дико. Сын Белого Плаща и вдруг — гедонист. Я был младшим из пяти детей, и отец уже тогда понял, что Белые Плащи завершили свою миссию. Он считал, что я должен жить в новом мире и забыть про старый, довоенный мир.

— Кажется, я что-то слышал про вашего отца. Не напомните, что он совершил?

— Он был магистром Белых Плащей и командовал штурмом Парижского бункера. Там спряталось правительство тогдашней Франции. Элита, бомонд, цвет нации. Триста Белых Плащей погибло при штурме бункера, но они не убили ни одного из его обитателей. Напротив, они пленили их всех и вывели на свет Божий! — Гастон плотоядно оскалился, и Антон Пемза также не смог сдержать зловещей ухмылки.

— Мой отец говорит, что возмездие не может быть достоянием одиночек. Возмездие принадлежит всему человечеству. Всем поколениям, которые живут, и тем, которые будут жить после нас.

— Они пытали их? — понимающе покачал головой клерк.

— Да, пытали. Очень долго и очень изощрённо. Всё снималось на камеру. Вы можете найти это в видеоархивах. Ни один из виновных не умер легко.

— Это как-то связано с событиями последних нескольких дней?

— Это то, что роднит нас с вами. Всех нас — и гедонистов, и схимников и даже фанатиков. Возмездие! Белых Плащей набирают из всех трёх фракций, потому что цель у всех одна. Прошлое не должно повториться. Политика, дипломатия, журналистика — табуированные профессии. Ядерное оружие — под строжайшим запретом. Страны, национальности, расы, религии — всё, что разделяет людей, должно остаться в прошлом. Белые Плащи — это стражи нового мира и палачи старого.

— Но вы не Белый Плащ, — напомнил собеседник. — Вы, месье Бастильер, типичный сибарит, судя по вашим опусам в газетах.

— Я был им, — согласился Гастон. — Это вполне соответствует человеческой природе. Мы не знаем, упадут ли бомбы. Да и упадут ли они вообще? Мы же не знаем, что держит их наверху. Хотя у нас есть версии, тысячи версий! И самое главное — человек ко всему привыкает. Человек верит в то, во что ему удобно верить. Мы, гедонисты, верим в то, что бомбы никогда не упадут. Или упадут, но через тысячу лет. Нам удобно жить в наших старых, довоенных городах, ходить по старым улицам. Весенний Монмартр всё так же прекрасен, как и сто лет назад. На Марсовом поле каждый год бывает международнаяярмарка. С Эйфелевой башни чудесный вид, особенно, после чашечки кофе со свежими круассанами.

— А бомба над головой вас не смущает? С Эйфелевой башни должен быть отличный вид на вашу боеголовку, — съехидничал Антон.

— Ааа… Бомба. Знаете, месье Пемза, мы ведь знаем о них всё! О каждой из них. Серийный номер, мощность, где изготовлена, откуда была запущена. Мы даже дали им имена. Наша парижская, например, двухмегатонка, зовётся Благая Весть. Их было тридцать в кассете — двадцать фальшивок и десять боевых зарядов. Они отделились ещё на верхней орбите и распределились надо всей Францией. Знаете, какая страна послала этих малышек?

Антон отрицательно покачал головой:

— Те, кто это сделал, уже примерно наказаны. Схима не имеет с ними ничего общего, кроме территории, которую мы теперь занимаем.

— Хорошо, Антон. Не будем ворошить прошлого. Так вот, мы, гедонисты, решили жить под прицелом бомб — жить, как ни в чём не бывало. Мы боимся погибнуть, но мы не готовы, как вы, схимники, строить убежища и закапываться под землю. Мы живём сегодняшним днём, что, однако, не мешает нам защищать свои долгосрочные интересы.

— Допустим.

— И тут я должен вам кое в чём признаться, Антон, — Бастильер сцепил руки на коленях. — С годами я стал бояться смерти. Я стал бояться Благую Весть, эту чёрную точку в небе. Более того, у меня теперь жена и две дочки, и я не хочу, чтобы они сгорели в ядерном огне, потому что их муж и отец — безответственный эгоист. Именно поэтому я подал заявку о вступлении в Малую Схиму. Я знал, что конкурс туда — двести человек на место, и что только одна семья из четырёх тысяч получает право поселиться в Схиме Великой, под землёй, в безопасности.

— Ваши шансы были ничтожны, — кивнул Антон.

— Да. Признаюсь, я порою плакал ночами, последнюю пару лет. Мои страхи окончательно победили. Мне казалось, что бомбы упадут уже при моей жизни. Они так внезапно замерли на полдороге. Что мешает им так же внезапно отмереть и упасть?

— Господь Бог, — без тени сомнений ответил собеседник.

— Наверное, — без особого энтузиазма согласился парижанин. — Она считает так же. Я про вашу Акву Белакву. Вы, схимники, все, по-своему, фанатики, в хорошем смысле этого слова. Так или иначе, кошмары мучили меня постоянно. Я видел свою семью сгорающей в ядерном огне. Я…

Гастон зашмыгал носом и спрятал лицо в ладонях. Голос его стал глухим и надрывным.

— Я их очень люблю, моих девочек, всех трёх. Когда ваш вербовщик нашёл меня и сделал предложение, я не задумался ни на секунду! Я схватился за этот шанс. Малая Схима, без очереди! Для всей семьи. С правом первоочередного перевода в Великую Схиму в течение первых пяти лет. Бог ты мой, кто бы отказался?!

— Что он потребовал взамен — наш вербовщик? — уточнил Антон Пемза.

— Он знал, что я поеду на Великий Конгресс Народов, что освещать его для парижских газет. Впервые за пол века все три фракции — схимники, гедонисты и фанатики — должны были собраться вместе, чтобы найти общий язык и прекратить бессмысленное взаимоуничтожение. Десять тысяч Белых Плащей должны были обеспечить мирный ход переговоров и безопасность делегатов. Двести тысяч паломников со всей планеты должны были одновременно обратиться к Богу, чтобы молить его о милосердии для всех живущих. Это должно было стать центральным событием новой истории!

— И оно стало, — не без гордости вставил схимник.

— Вот ведь вы подонки! Без обид. Использовали такое благое дело для своих грязных сиюминутных целей, — покривился француз.

— Вы же сами согласились нам помогать. Разве нет?

— Я хотел спасти семью. Я хочу им лучшего будущего.

Сибиряк пожал плечами, как бы говоря «Воля ваша!»

— Ваш человек предложил мне, как только я прибуду на Конгресс, передать оружие и яд ассасину, уже внедрённому в ряды фанатиков. С помощью этого оружия ваш агент должен был убить их лидера — Тайного Пророка, Лицо-Под-Маской.

— И вы согласились?

— Всё звучало просто. Войти в комнату отдыха гостей, передать маленькую коробочку вашему агенту. И всё — моя семья вместе со мной отправляется в Малую Схиму, где нас готовят к жизни под землёй. Через пять лет нас переселяют в Великую Схиму — в сибирскую глушь, на несколько километров под землю, в гигантский город-убежище, где мы сможем забыть о внешнем мире и его ужасах.

— Звучит заманчиво, — хмыкнул собеседник.

— Всё так и преподносилось! Пришёл, передал, победил. Я ожидал, что всё пройдёт гладко.

— А вышло?

— Вышла жопа, — недобро отозвался Гастон Бастильер.

— Я прибыл на Конгресс, прошёл досмотровые формальности в аэропорту Каира. Орудия убийства были спрятаны в муляже карманного компьютера, и, похоже, они распознали угрозу ещё в аэропорту и вели меня до самой встречи с ассасином. Она выглядела как обычная уборщица — вытряхивала пепельницы, меняла гашиш в кальянах. Я не видел её лица под чадрой, но она произнесла кодовую фразу. Как только я протянул ей КПК, в комнату ворвалась вооружённая охрана, и нас скрутили.

— Месье Бастильер, — прервал его представитель Великой Схимы. — До этого я не просил вас о подробном отчёте, но сейчас мы подошли к той части ваших… приключений, которая нам неизвестна. Прошу вас рассказывать максимально подробно, чтобы мы смогли проанализировать то, что случилось в Каире два дня назад. Если вам нужно время, чтобы собраться с мыслями, я готов подождать.

Гастон кивнул и упёрся лицом в ладони. Закрыв глаза, он мысленно отправился в прошлое, в ту самую злополучную минуту, когда его схватили.

Их было шестеро, может, дальше больше. Охранники ворвались в курильню сразу с двух сторон. Гастон и глазом не успел моргнуть, как ему грубо заломили руку, вынуждая безвольно рухнуть на колени. А вот стражникам, пытавшимся задержать девушку, пришлось туго. Один из них тут же кубарем полетел через всю комнату — прямо на мягкие диваны. Хрустнули чьи-то пальцы, и ещё один бородач с воем отпрянул от чёрной фигурки. Ассасинка пробилась к двери, оставив после себя два корчащихся тела. Один держался за промежность, другой за глаза. Охраннику, оставшемуся в коридоре, удалось схватить её поперёк талии. Снова захрустели пальцы, чьё-то колено подломилось, выбитое резким ударом. Чей-то кадык продавился в глотку, но победа осталась за нападавшими. Охранник со сломанной ногой всё же удержал девушку, пока подоспевшая подмога пинала её остроносыми туфлями и молотила кулаками. Через минуту всё кончилось — избитая убийца не шевелилась, повиснув на руках охромевшего здоровяка, охранник с раздавленным горлом задыхался на полу, а тот, что катался по ковру, держась за пах, встал, огляделся и со всей силы пнул обездвиженного Бастильера в живот — для профилактики, не иначе.