Элара

Ослепляющий, мертвенно-белый свет пронзил веки. Элара почувствовала его еще до того, как открыла глаза – липкий, всепроникающий, он давил на сознание, пытаясь выдавить из него последние искры сна. Голова раскалывалась, внутри черепа пульсировала тупая, ноющая боль, словно кто-то изо всех сил сжимал ее виски.

Она попыталась пошевелиться, но тело не слушалось, казалось чужим, тяжелым и онемевшим. Едва слышный гул, пронизывающий стены, потолок, пол, был единственным звуком в этой леденящей пустоте. Где она? Что произошло? Воспоминания были обрывками, словно осколки разбитого зеркала: вспышки яркого света, отрывки чужих голосов, ощущение падения, боль. Имя. Свое имя – Элара – она вспомнила, но оно звучало чужеродно, как эхо из другой жизни.

С огромным усилием Элара наконец разлепила веки. Первое, что она увидела, была идеально ровная, безупречно белая поверхность потолка, плавно переходящая в такие же белые стены. Ни трещинки, ни пылинки, ни единого изъяна. Комната была абсолютно стерильной, аскетичной до жестокости. Бетонный пол, койка, на которой она лежала, маленький столик и стул – все было выполнено из холодного, безликого металла. Ни окон, ни картин, ни малейших признаков жизни. Только тяжелая металлическая дверь без ручки в одной из стен.

Ей было, наверное, лет шестнадцать, судя по отражению в тусклой металлической поверхности стола. Но отражение было чужим, бледным, с огромными, испуганными глазами. Она была здесь одна, но чувствовала незримое присутствие, ощущение, что за ней наблюдают. Это был не дом. Это не больница. Это… клетка. Понимание пришло внезапно, пронзительное и отрезвляющее. Она здесь не пациент, не гость. Она – объект. Подопытная.

Сухость во рту была невыносимой. На маленьком столике, слишком далеко, чтобы дотянуться, стояла стеклянная чашка с водой. Ее рука дрожала, когда Элара попыталась протянуть ее. Каждое движение отдавалось болью, мышцы казались атрофированными. Неудача. Рука опустилась на койку. Отчаяние сдавило грудь. Хотелось пить. Хотелось, чтобы эта чашка оказалась рядом, прямо здесь, в ее дрожащих пальцах.

И вдруг...

Легкий толчок. Почти незаметная вибрация.

Чашка, стоявшая на идеально гладкой поверхности стола, скользнула. Она проехала буквально несколько сантиметров, прежде чем остановиться, но это было достаточно, чтобы Элара почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.

Ее глаза расширились от ужаса и изумления. Она ничего не касалась. Она даже не двигалась. Чашка просто… поехала.

Сердце заколотилось в груди, как пойманная птица. Страх смешался с каким-то диким, необъяснимым восторгом. Что это было? Неужели... это я?

Гул в стенах стал чуть громче. И где-то за едва заметным стеклом, которое она только сейчас разглядела в одной из стен, Элара почувствовала чьи-то невидимые, изучающие глаза. Они видели. Они знали. И это пробуждение было не концом, а началом чего-то необратимого.

Дни в Лаборатории слились в монотонный, серый поток. Часов здесь не было, но биологические ритмы Элары быстро подстроились под жесткий график: пробуждение от резкого включения света, доставка безвкусной, но питательной пасты через небольшое окошко в двери, а затем – самое главное: тесты.

Её называли "Объект 734". Элара ненавидела это имя. Оно стирало её индивидуальность, превращало в формулу, в набор данных. Каждый раз, когда механический голос объявлял: "Объект 734, готовьтесь к сессии", по её спине пробегала дрожь.

Комната для тестов была не менее стерильной, чем её жилая камера, но гораздо больше и оснащена множеством датчиков, камер и манипуляторов. Её усаживали в кресло с фиксаторами, к вискам прикрепляли электроды, а перед ней появлялись предметы. Сначала это были простые кубики разных размеров, потом металлические шары, затем – тонкие стеклянные трубки, которые нужно было передвигать, не разбивая.

"Объект 734, переместите красный куб в сектор Альфа," – звучал безэмоциональный голос из динамика. Элара закрывала глаза, сосредоточившись. Она чувствовала эту силу внутри себя, легкий толчок, почти щелчок, и вот уже красный куб скользил по поверхности стола. Это было похоже на напряжение невидимой мышцы, на шепот ветра, направляемый её волей. Чем больше она практиковалась, тем точнее становились её движения, тем меньше усилий требовалось.

За толстым бронированным стеклом наблюдательного пункта обычно находились двое.

Доктор Артур был мужчиной средних лет с уставшим лицом и редкими волосами. Его глаза, часто опущенные в планшет, иногда поднимались, чтобы взглянуть на Элару. В этих коротких, мимолетных взглядах Элара видела что-то, что не мог скрыть даже строгий протокол – сочувствие. Он говорил тихо, иногда почти извиняющимся тоном, давая указания или записывая данные. Однажды, когда Элара случайно уронила и разбила трубку, его губы дрогнули, почти выдавив слово "ничего". Но оно так и не сорвалось. Он был гуманен, но, как она понимала, слаб. Он – часть системы, винтик, который не посмеет восстать против механизма.

Директор Каэль был полной противоположностью. Высокий, подтянутый, с идеально зачесанными назад темными волосами и пронзительными, холодными глазами, он источал ауру неумолимой власти. Он редко говорил напрямую с Эларой, предпочитая отдавать приказы доктору Артуру жесткими, отрывистыми фразами. "Увеличьте вес", "Ускорьте темп", "Объект 734, сосредоточьтесь, или будут последствия". В его голосе не было ни капли сострадания, только стальная решимость и амбиции. Элара чувствовала, что для Каэля она не человек, а инструмент, проект, инвестиция, которая должна принести максимальную прибыль.

"Отлично, Объект 734. Сегодняшние показатели выше нормы на 3,7 процента," – безжизненно констатировал Доктор Артур, когда сессия подходила к концу.

Каэль, не отрываясь от монитора, лишь кивнул. "Продолжайте давление, Артур. У нас нет времени на сантименты. Проект Химера должен выйти на полную мощность как можно быстрее."

Элара слышала эти слова. "Проект Химера". Что это значит? Химера – мифическое чудовище, сшитое из разных частей. Неужели это она?

Когда её возвращали в камеру, порой ей удавалось поймать взгляд Доктора Артура. В нем читалась безмолвная мольба о прощении, или, возможно, предупреждение. Но что бы это ни было, он не мог, или не смел, действовать.

Оставшись одна в своей стерильной капсуле, Элара не спала. Она чувствовала свои силы, они росли с каждым днем, становясь более податливыми, более мощными. В темноте, прислушиваясь к монотонному гулу, она тихонько двигала по столу маленький кусочек от своей пайки, который ей удалось спрятать. В её голове, вместе с страхом и гневом, зрела холодная решимость. Она не была "Объектом 734". Она была Эларой. И она не собиралась оставаться здесь.

Монотонность лаборатории имела побочный эффект: она обострила остальные чувства Элары. Зрение стало острее в тусклом свете, слух улавливал малейшие колебания воздуха. Она училась слушать не только ушами, но и всем телом, чувствуя вибрации, проходящие сквозь стены, словно они сами шептали ей тайны.

Обычно во время тестов в наблюдательной комнате находились Доктор Артур и Директор Каэль. Но иногда, когда Элару возвращали в её камеру, она слышала другие голоса, более приглушенные, но всё равно пробивающиеся сквозь толстые стены. Механизм выдачи еды в стене был не идеален; иногда, особенно по ночам, когда весь комплекс погружался в относительную тишину, через него проникали обрывки фраз.

Однажды ночью, пытаясь отодвинуть маленький обломок металлического прибора, который ей удалось отломить и спрятать, Элара услышала:

"...нестабильность в генетическом коде 734..."

Её рука замерла. Генетический код? Это не просто "улучшение". Это что-то намного глубже.

В другой раз, когда Каэль, казалось, был особенно раздражён, его голос прозвучал резче обычного.

"...потенциал Проекта Химера неограничен... но нужен контроль... эти субъекты слишком... непредсказуемы."

И ответ, предположительно Доктора Артура, был едва слышен: "...мы все еще работаем над протоколом подавления... но мутации сильнее, чем ожидалось..."

Мутации. Слово прозвучало, как приговор.

Элара лежала на койке, вслушиваясь в эти обрывки, пытаясь сложить их в единую картину. Она вспоминала отрывочные сны, которые порой посещали её: образы колб, странных машин, мелькающих цифр. Это были не её воспоминания о детстве, о семье. Это были образы лаборатории, но другой, более ранней.

Однажды, во время очередного теста, Каэль, разговаривая по телефону, забыл выключить микрофон в комнате наблюдения. Элара, с закрытыми глазами, сосредоточилась не на кубиках, а на его голосе.

"...да, Проект Химера на финальной стадии... наш объект 734 демонстрирует феноменальные результаты... лучший из всех... её родители, конечно, были гениями... даже не подозревая, что их наработки будут использованы ТАК..."

Её родители?

Мир Элары перевернулся. Значит, у неё были родители. Настоящие. И они были гениями. И они имели отношение к её созданию? Или к тому, что с ней сделали?

"Эй, Каэль, ты забыл отключить микрофон!" – раздался раздраженный голос откуда-то сбоку.

Каэль с ругательством резко отключил связь. Но было поздно.

Элара почувствовала жжение в глазах. Слёзы? Она давно уже не плакала. Но эти слова, эти обрывки фраз пронзили её сердце. Она не просто "талантлива". Она не просто оказалась здесь случайно. Она была создана. Или переделана. А её родители... они были частью всего этого?

Мысль была чудовищной, но она объясняла всё – отсутствие воспоминаний о детстве, странные сны, стерильность её существования. Она не была рождена в обычном смысле. Она была продуктом. Экспериментом. Химерой.

В эту ночь Элара не пыталась двигать предметы. Она лежала в темноте, чувствуя, как внутри неё пробуждается нечто новое – не только сила, но и осознание. Осознание своего происхождения. Осознание того, что её жизнь – это не просто заключение, а результат чьих-то амбиций, чьих-то манипуляций. Это знание было тяжелым бременем, но оно же дало ей новое, обжигающее чувство – цель. Она должна выбраться. Не просто сбежать. А выяснить всю правду. И, возможно, отомстить.

После откровений, подслушанных сквозь стены, Элара изменилась. Страх не исчез, но к нему добавилась стальная решимость. Она больше не была просто "объектом" на побегушках у Каэля; она была созданием, которое осознало своё происхождение и теперь жаждало свободы, а возможно, и мести.

Её камера, ранее казавшаяся тюрьмой, теперь стала тренировочной площадкой. В темноте, когда надзорные камеры, казалось, были менее внимательны, Элара начинала свои секретные упражнения. Она начинала с малого. С крошек питательной пасты, которую ей выдавали. Это были едва заметные, пылинкоподобные частицы. С закрытыми глазами, сосредоточившись на них, Элара чувствовала внутри себя нечто вроде теплого, вибрирующего узла в солнечном сплетении. Она представляла, как эта энергия распространяется, достигает объекта, и... легкий толчок.

Сначала крошки просто вибрировали. Затем они начинали медленно скользить по металлическому столу. Элара затаивала дыхание, концентрируясь. Каждое успешное движение вызывало прилив адреналина. Она обнаружила, что чем сильнее её эмоциональный заряд – гнев, отчаяние, жажда свободы – тем сильнее и легче подчиняется ей эта невидимая сила.

Вскоре она перешла на более крупные предметы: маленький кусок пластика, отколовшийся от одной из тестовых установок, который ей удалось спрятать; обломок от своей тарелки, который она "случайно" уронила. Она училась не просто толкать, но и тянуть, слегка вращать, приподнимать. Это было похоже на невидимые нити, исходящие из её разума и цепляющие мир.

Ночью, когда вокруг царила полная тишина, Элара прислушивалась к гулу лаборатории. Она чувствовала, как этот гул пульсирует, словно живой организм. И она начала ощущать, как её собственная "энергия" резонирует с этим гулом, взаимодействует с ним. Это было тонкое, почти мистическое ощущение, словно она могла чувствовать неживые предметы на расстоянии, их массу, их структуру, их положение.

Во время дневных тестов она стала более контролируемой. Доктор Артур замечал это.

"Объект 734, переместите цилиндр," – говорил он.

Элара делала это не просто выполняя команду, а оттачивая технику. Она старалась делать это с минимальными внешними признаками усилий, чтобы не выдать, насколько далеко она продвинулась. Она научилась не просто швырять предметы, а мягко, почти невесомо поднимать их, а затем точно опускать.

Каэль, как всегда, был холоден, но его взгляд стал более пристальным. "Её прогресс необычайно быстр, Артур. Мы на пороге чего-то грандиозного."

"Да, Директор," – отвечал Артур, но его взгляд на Элару был смесью восхищения и тревоги. Он, вероятно, понимал, что такая сила не может оставаться в заточении долго.

Элара научилась сопротивляться контролю не только физически, но и ментально. Когда ей пытались внушить что-то через динамики, или когда Каэль пытался подавить её своей аурой, она мысленно ставила вокруг себя невидимый щит. Она не позволяла их словам проникать в её сознание, не позволяла им сломить её дух.

Она начала экспериментировать с собственным телом. Может ли она использовать свою силу, чтобы облегчить боль в мышцах? Или чтобы сделать себя легче, быстрее? Ответы пока были неясны, но перспективы были захватывающими.

Каждое утро, когда включался свет, Элара смотрела на металлическую дверь своей камеры. Она представляла, как эта дверь открывается по её воле. Как она с грохотом отлетает в сторону. Это была пока лишь визуализация, но с каждым днем она чувствовала себя всё ближе к этому.

Внутренняя сила Элары росла не только в её руках, но и в её разуме, в её сердце. Она больше не была просто объектом. Она была силой. И эта сила, однажды накопленная, не могла оставаться в заточении. Её побег был уже не просто мечтой – он становился неизбежностью.