Эльфийское стекло 2

Тронный зал в этот час выглядел особенно грандиозно и печально. В звенящей тишине гулко разносился каждый шаг. За стёклами гигантских стрельчатых окон моросил дождь. Тусклый утренний свет лился со всех сторон, окружая серым хмурым сиянием хрустальное ложе, где покоился король.

Тариэль приблизился, не в силах поверить, что отца больше нет. Тот не походил на себя прежнего. Король словно уменьшился, иссох. Сероватое, до боли знакомое лицо замерло, будто маска.

Принц застыл в нескольких шагах. Он помнил отца живым — высоким, с осанкой, от которой дрожали вассалы, с голосом, способным разбивать скалы или шептать древние заклинания. А теперь в хрустальном гробу лежала лишь копия былого короля. Белоснежные волосы, такие же, как у него самого, были аккуратно уложены. Руки со сложенными на груди пальцами казались прозрачными. На бледном, восковом лбу чуть искрился посмертный эльфийский венец — дань традиции всех королей. Лицо, обычно оживлённое мыслью или гневом, теперь хранило лишь отстранённое спокойствие. Король будто спал в ложе из стекла, словно его сковал холод ледяных пустошей, что простирались за окнами замка.

Тариэль горько жалел об их последнем скудном разговоре, жалел, что многого не успел сказать. «Я опоздал. Теперь, отец, ты так и не узнаешь, что я замыслил. Хотя… Не вышло ничего. Я упустил её. Свой шанс, возможность и княжну». Принц покрутил на пальце перстень, который почему-то не снимал. Камень светился мягко, ровно. Боль от предательства сплеталась с горечью утраты. А перстень был напоминанием: «Не доверяй».

Гнев, едкий и болезненный, закипал в нём. На Лею за то, как она скрылась, на самого себя за то, что верил и отпустил. Тариэль злился и на отца, который позволил себе умереть, а после снова на себя — за то, что не был здесь, когда это случилось.

Он сделал шаг вперёд, коснулся гроба у изголовья. Холод, исходивший от хрусталя, обжёг кожу. Тариэль смотрел на лицо отца и искал в нём хоть что-то: последнее слово, намёк, тень упрёка или прощения. Но хрусталь хранил лишь молчание.

«Я хотел добыть стекло, я был так близок… А теперь всё кончено. Зачем? Ради чего? Чтобы упустить последние минуты подле тебя?»

Его великое путешествие обернулось пылью, ничем, оборвалось здесь, перед хрустальным гробом, в тишине и горечи.

Тариэль задумался о кончине короля. Нечто неуловимое казалось ему странным в этом стечении обстоятельств. Отец был здоров как никогда, несмотря на то что разменял двенадцатый десяток. Долгожители среди эльфов — норма, тем более в королевской семье. «Я бы ощутил, как слабеет ток магии в нём, — думал принц. — Может, Беррион ничего бы и не понял, но не я. Отец был стар, да. Но магия в нём билась мощно, ровно. А уж она слабеет задолго до конца». Тариэль был единственным, кто чувствовал это — незримую рану на теле мира, ту пустоту, где прежде пульсировало знакомое эхо магии отца. Его собственный, более чуткий дар теперь стал проклятием, заставлявшим острее ощущать безмолвие, оставшееся после ухода короля. Хотя сила, текущая в жилах принца, была лишь бледной тенью мощи древних эльфов, он был самым одарённым в семье. Оттого столь скорая кончина отца казалась неестественной.

«Должно быть, я просто мучаю себя, — сомневался Тариэль. — Не хочу поверить в то, что его больше нет».

Король Лориэль почувствовал слабость, а наутро не проснулся. Никаких следов, естественная смерть.

«Но разве мог отец оставить королевство? Сейчас, когда снарки выползли из ледяных пещер, когда нечто странное и неестественное происходит в мире? Это было не в его манере. Он был так силён. Как? Почему сейчас?» — думал принц и винил себя, что не был рядом.

Его размышления прервал звук шагов. Тариэль обернулся. От дверей залы неторопливо шагал Булгур.

— Принц. — Он слегка поклонился. — Простите, что прерываю. До церемонии остался час, нам следует поговорить.

Тариэлю казалось, будто он провёл возле хрустального ложа лишь пять минут. Но это было не так. Принц кивнул.

— Если вам ещё нужно время, побеседуем после, — учтиво произнёс советник.

— Нет. Время я уже упустил. Идём.

Тариэль посмотрел на отца, обвёл взглядом пустой величественный тронный зал и пошёл вслед за Булгуром. В дверях он столкнулся с матерью. За чёрной призрачной вуалью, закрывающей её лицо, виднелась влага на щеках. Морщины проступили глубже, скулы заострились, следы печали не скрывал траурный наряд. Она нежно коснулась плеча сына.

— Побуду пока с ним, — произнесла она.

Зашуршали юбки, по залу гулко разнёсся её всхлип.

Тариэль помедлил. Он должен был утешить мать. Но та лишь бросила печальный взгляд на сына и сказала:

— Ступай, Ри. Я побуду с ним наедине в последний раз.

Прикрыв тяжёлые створки, принц спросил Булгура:

— Куда мы направляемся?

— К вам в покои. Поговорим без посторонних глаз, — ответил советник как само собой разумеющееся.

Они прошли по длинной галерее, поднялись по бесконечным лестницам и оказались в уединённой тишине северной башни.

Принц опустился на диван перед камином. Булгур предпочёл стоять.

— Вы удивили всех, так задержавшись у людей, — произнёс он, первым нарушив тишину.

Тариэль только хмыкнул.

— Офелия пару дней как ждёт вас во дворце, — продолжил советник.

— Кто? — не понял принц.

— Ах да, вы же не в курсе дела. Отец выбрал вам невесту. Печально получилось: вместо подготовки к свадьбе она приехала на похороны короля.