***

Одинокая фигура в длинном сером платье с высоким воротником безмолвно лежала в холодном полумраке дальней комнаты Чертога миротворцев и казалась спящей. Но лежала она в гробу, чья серебристая поверхность удивительно гармонировала с её простым облачением.

Её звали Эмбер Глоу, но в прошлых жизнях она носила другие имена: Око Бури, Виатрикс, Бета... Она была вестницей космической стихии, пришелицей из мира позади Бездны, безжалостной разрушительницей, служительницей Тьмы, сеятельницей Хаоса – и почти святой отшельницей, которая в последний миг своей жизни снова обратилась к Свету, ибо, как и все заблудшие души, была Его потерянным созданием.


И сейчас душа её была не здесь, а далеко-далеко: раскинув руки, точно крылья, она парила, поднимаясь в потоке мягкого света, из которого, казалось, было соткано это призрачное пространство, чья белизна сливалась с белыми одеждами – её и спутника. Им был высокий светловолосый юноша в длинной котте – дормейд Азенориг Клет, ученик миротворцев, погибший у неё на глазах перед тем, как грянула новая Буря. По её вине.

Но благодаря ей Буря и закончилась: отдав жизнь в смертельном бою, Эмбер остановила предводителя космического разрушения, пришедшего из потусторонней Тьмы и захватившего тело её друга, Тюдюаля Балдвинуса, который стал свободен после того, как она пала, сражённая чудовищным ударом белой молнии.


И теперь Эмбер не могла взять в толк: неужели этого было достаточно для искупления её старых грехов?


Грехов, которые она без зазрения совести совершала, будучи союзницей разрушителей в прошлую Бурю, захлестнувшую Вселенную двадцать пять лет назад потоками боли, огня, крови и слёз.

Грехов, которые она пыталась замолить, когда перешла на сторону миротворцев и потом, после окончания войны, отправилась в двадцатилетнее самозаточение в отшельнический мир между мирами, где никто не мог потревожить её покой – никто и ничто, кроме вещих снов, пророчивших возрождение Бури, которые год назад ворвались в безмятежность её ночей и заставили снова прийти в Чертог.

И других грехов, которым она с ненасытностью предавалась в молодости, до своего тысячелетнего сна в гроте Менауту, откуда её и вызволили разрушители перед прошлой Бурей ради того, чтобы она была её Оком: чтобы вызывала и направляла сокрушительное буйство космической стихии, способное сметать целые эскадры кораблей и сотрясать планеты, чтобы своим проницательным внутренним взором различала грядущее в переплетении вселенских дорог.


И теперь вся жизнь проносилась у неё перед глазами: и то, что она хорошо помнила, сколько бы ни пыталась похоронить в памяти, и то, что накрепко позабыла: вся её прошлая жизнь до того, как она погрузилась в сон на тысячу лет, была предана забвению при помощи миротворцев, которые и оставили её в гроте, чтобы остановить первую Бурю. С тех пор буйство стихии, не считая последней войны, повторялось тридцать восемь раз уже без её участия – и каждый раз миротворцы, служители Света, защищали Вселенную от её всесокрушающей ярости.


В этом светлом пространстве, подобном недрам пушистых облаков, Эмбер была окружена тишиной, но в ней звучало эхо воспоминаний. Она не чувствовала своего тела – холодного тела, которое когда-то было полным жизни и страсти, – но ощущала невесомое прикосновение тёплой руки Норика, который сжал её ладонь, увлекая за собой наверх.

Его юное лицо, обрамлённое светлыми кудрями, и ясные голубые глаза светились неземной добротой, а голос звучал как тихая музыка, унимающая страхи:

– Вы не одна, госпожа Глоу. Я здесь, чтобы помочь вам найти путь к Свету.

«Но примет ли меня Свет?» – мелькнула тревожная мысль, от чего по бестелесному существу Эмбер пробежала волна дрожи.


– Свет принимает всех, – мягко отозвался Норик, – кто готов познать Его безграничную любовь, Его всепрощающие объятия. Для тех же, кто не готов, Его тепло может стать нестерпимым жаром, и такие души лишаются Его – из милосердия, чтобы не быть вечно опаляемыми Им.


Эмбер кивнула, но её мысли вновь уносились к былому: она вспоминала все свои преступления, каждую ошибку, каждую потерю. Лица тех, кого она лишила жизни, тех, кто страдал из-за её решений, мелькали перед глазами. Даже те, о которых она давно забыла, возвращались, как призраки прошлого, и Эмбер чувствовала, как тяжесть вины давит на её душу, не давая ей взлететь.


Она застыла на облаке перед светящейся лестницей, которая вела к огромным золотым вратам, и Норик, занёсший ногу на первую ступень, с изумлением обернулся к ней.


– Я не могу, – в ужасе прошептала Эмбер, – как будто что-то тянет меня вниз...


Словно чьи-то сильные руки легли ей на талию – и держали, не отпуская, приковав её к месту.

И новое воспоминание сокрушило её смятённую душу до основания. Теперь ей открылось всё. И это было невыносимо.

Она рухнула на колени, схватилась за голову и принялась рвать свои длинные рыжие пряди, усиливая недоумение спутника и вызывая у него настоящую панику.


– Госпожа Глоу, – потрясённо взмолился он, – не надо так, это место покоя!

– Ну так ты не видишь, что я немного неспокойна? – кривая усмешка появилась на искажённом страданием лице, и в её тёмно-карих глазах Норик прочитал подступающее безумие.

***

Она видела Вальдо Ксана: его чёрные глаза, сияющие лукавыми искорками, длинные смоляные волосы, ниспадающие на широкие плечи, сильные руки, мускулистый торс... В этом воспоминании он почему-то предстал перед ней без одежды, и Эмбер смущённо потупилась.

Он был её любовью, её светом и тьмой одновременно. Их связь была такой глубокой, что они говорили друг другу: «Мы – одно существо». Путешествуя по потустороннему космосу как наставник и ученица на гигантском корабле-академии «Раздор», на котором мятежные буревестники бежали от праведных светоносцев, они прорвались сквозь Бездну и ступили на порог этой Вселенной две с лишним тысячи лет назад.


Светоносцы – предшественники и прародители миротворцев – убили Вальдо, не дав ему шанса на прощение. На её глазах. С тех пор она ещё трижды переживала его смерть: от руки светоносцев вскоре после его воскрешения с помощью «ловца снов», и два раза от руки Доэтваля Бальдевейна – мятежного миротворца, сражавшегося на стороне служителей Тьмы во время первой Бури и в итоге положившего ей конец: они с Вальдо убили друг друга и растворились во Тьме грота Менауту, оставив Эмбер одну с расколотым надвое сердцем.


Доэтваль Бальдевейн... черноволосый кудрявый юноша с пронзительно-голубыми глазами, чей свет окутывал её теплом и заботой. Она использовала его, чтобы заполнить пустоту, оставленную Вальдо, когда тот после второго воскрешения стал чужим и холодным и не мог дать ей ничего из того, что она хотела. Доэтваль был игрушкой в её безжалостных руках, но в конце концов вызвал в ней ответные чувства: столь глубокие, столь трепетные, что даже в наступившем впоследствии забытьи Эмбер сохранила память о нём как о лучшем миротворце и разрушителе в одном лице, пусть и безумном. Он был соблазнён Тьмой, как гласили легенды, но только сейчас она вспомнила, что этой Тьмой была она сама.


И вдруг, как будто из ниоткуда, в её сердце вспыхнула другая любовь: Виград Сорли. Он появился в её жизни так поздно, но его поддержка и забота стали для неё опорой в самые тёмные времена. Она вспоминала, как он держал её безжизненное тело на руках, прижимая к своей груди, как его бездонные синие глаза полнились болью и нежностью, как он привёл её к миротворцам во время прошлой Бури, как они вместе сражались с Тьмой, и как двадцать лет после этого она была с ним в разлуке: она ушла, чтобы не осквернить это святое существо своей тёмной любовью.


И в этот момент Эмбер поняла, что её сердце навеки принадлежит им обоим: Вальдо и Вигу, – и она, как серая тень между Светом и Тьмой, застыла на пороге между двумя мирами, двумя душами, которые она любила по-своему.


Она терзалась воспоминаниями, сокрушённо стоя на коленях, под жалобные причитания Норика, который тщетно пытался её успокоить, не понимая всей глубины охвативших её противоречивых чувств, когда сквозь облака к спутникам пробился тёплый солнечный луч.

Эмбер и Норик застыли в благоговейном трепете.


Свет окутывал их мягким сиянием, одновременно успокаивающим и приводящим в мистический ужас, и когда Он заговорил, Его голос, полный невыразимого сострадания, звучал как нежная мелодия, проникающая в самую глубину души, как ласковый ветер, в объятиях которого тают все сомнения и страхи.


– Эмбер, – обратился Он, – Ты стоишь на пороге между двумя мирами, но твоя душа полна тяжести. Ты ещё недостойна войти сюда.

Она почувствовала, как Его слова обвивают её, как теплый плед, но в то же время они приносили с собой болезненное чувство вины, тёмной тенью нависавшее над душой.

– Я сотворила столько зла, – прошептала она дрожащим голосом, – и я не знаю, как это исправить.

– Ты должна вернуться туда, откуда ниспала. Только тогда ты сможешь подняться ко Мне, – ответил Свет, и каждое его слово было преисполнено благодати.

– Но как я могу вернуться? – спросила Эмбер взволнованно. – Как мне искупить вину?

– Ты должна исправить свои ошибки, чтобы понять, что значит любить по-настоящему. Ты должна научиться прощать, чтобы освободить свою душу, и понять, что прощение начинается с тебя самой. Ты должна вернуться и завершить начатое. И поэтому Я дарую тебе жизнь. Иди же, дитя, и используй этот последний шанс с умом. И помни, что Я всегда с тобой.


Эмбер почувствовала, как в её сердце загорается искра надежды. Она понимала, что её путь будет долгим и трудным, но на этом пути она будет не одна.

– Я готова, – кивнула она, – я вернусь и всё исправлю.


Свет замерцал, словно в трепетной улыбке, и Его сияние окутало Эмбер, будто крепче обнимая её:

– Тогда иди. Твой путь начинается сейчас. И помни, что Моя любовь всегда будет твоим путеводителем.

С этими словами Норик, облака, лестница и врата начали растворяться в яркой белизне, оставляя её наедине с новым пониманием и решимостью в сердце.


И она открыла глаза.

***

Реальность невыносимой тяжестью навалилась на грудь, и сдавленный вздох сорвался с её губ.

Преодолевая сопротивление грубой материальности – как будто сам воздух был соткан из металла, – она села и огляделась.


Эмбер сидела в серебряном гробу посреди светлой площади перед исполинским зданием Чертога, на которой осколки разбитых статуй и вывороченные громадные камни ещё напоминали о недавней жестокой битве, разразившейся здесь. На площади проходила погребальная церемония, и несколько десятков миротворцев собрались проводить её в последний путь.


Процессия потрясённо замерла на месте, но, хвала Свету, нёсшие гроб не опрокинули его сразу же: только Хранитель Кадмар Огаро, стоявший впереди с левой стороны, отпрянул в ужасе, и гроб покачнулся, от чего Эмбер едва не выпала на землю.

Хранитель Виград Сорли, державший правый угол на своём плече, не шелохнулся. Только молча уставился на воскресшую, и в пронзительном взгляде бездонных синих глаз застыли изумление и замешательство. А его длинные светлые волосы теперь были совершенно седыми.


И в этой неловкой ситуации Эмбер не нашла ничего лучше, кроме как очаровательно улыбнуться, помахать рукой и сказать:

– Ну привет.

Загрузка...