Осенний дождь заунывно барабанил по запыленным стеклам школьных окон, затягивая мир за ними в серую, размытую акварель. В классе царила мертвая, сонная тишина, нарушаемая лишь монотонным голосом учительницы геометрии у доски. Воздух был густым и спертым, пахнущим меловой пылью, старой бумагой и всеобщей апатией.
Камера мысленно медленно приближалась к большим круглым часам, висевшим над классной доской. Черная секундная стрелка, с противным металлическим скрежетом, будто против воли, прыгала с одной цифры на другую. Каждый ее прыжок отдавался в висках Эмми глухим, назойливым щелчком. Казалось, время не просто тянулось — оно застряло в этой унылой осенней луже, безнадежно увязло в доказательствах теорем и в скучающих взглядах одноклассников.
Атмосфера была настолько тоскливой, что даже муха, сонно ползавшая по потолку, казалось, вот-вот уснет и свалится в чью-нибудь тетрадь. Урок геометрии подходил к концу, но финал этого мучения казался таким же бесконечно далеким, как и выходные.
У самого окна, за которым потоки дождя рисовали на стекле причудливые узоры, сидела Эмми. Подкладка ее школьного пиджака была испещрена тайными знаками — стершимися надписями шариковой ручкой, — а в руках она сжимала не учебник геометрии, а потрепанный блокнот в кожаном переплете.
Его страницы оживали под ее пальцами. Вместо аккуратных колонок формул здесь бушевали чернильные штормы и расцветали фантастические миры. Угловатый дракон с глазами из расплавленного янтаря вился вокруг башни замка, устремленной в небо острым, как игла, шпилем. На соседней странице космический корабль, больше похожий на ската, застыл в прыжке через червоточину, оставляя за собой шлейф из звездной пыли.
«Параллельные прямые не пересекаются… — мысленно бубнил за учительницей ее внутренний голос, пока ее карандаш выводил очередной виток галактики на полях. — А вот и неправда. В моей вселенной они сходятся, чтобы образовать портал в другое измерение. Где нет скучных уроков, домашних заданий и этого вечного дождя за окном».
Взгляд ее был устремлен вдаль, но видел он не школьный двор и не мокрые крыши домов. Она смотрела сквозь них, в гущу приключений, которые ждали ее где-то там, за гранью реальности. Она так отчаянно жаждала хоть капельку этого — настоящего дела, настоящей опасности, настоящей магии. Не выдуманной, а той, от которой захватывает дух и замирает сердце.
«Вот бы прямо сейчас, — мечтала она, — пол провалился, или стена разъехалась, и…» Она ловила себя на этой мысли и с легкой улыбкой проводила по бумаге, добавляя крошечную фигурку с смелым взглядом на носу того самого космического ската. Свою фигурку. Готовую к полету.
— Соколова!
Фамилия, произнесенная резким, как удар линейки, голосом учительницы, прорезало сонную атмосферу класса. Эмми вздрогнула, и карандаш выскользнул из ее расслабленных пальцев, с глухим стуком упав на парту.
— Я вижу, наши теоремы о подобии треугольников не могут конкурировать с творческим порывом, — продолжила Анна Петровна, и ее голос, медленный и ядовитый, заставил Эмми поднять глаза. Учительница геометрии стояла рядом, ее скрещенные на груди руки и холодный взгляд поверх очков говорили сами за себя. — Поделитесь с нами своими открытиями? Или, может, нарисуете развертку параллелепипеда на доске? Поскольку очевидно, что мои объяснения вам не нужны.
Из задних рядов донеслось сдавленное хихиканье. Оно подхватилось, поползло по классу, как цепная реакция. Кто-то кашлянул в кулак, кто-то перешептывался с соседом, бросая на Эмми любопытные и насмешливые взгляды. Жаркая волна стыда ударила ей в лицо, залила щеки некрасивым алым румянцем. Она потупила взгляд, чувствуя, как под ним буквально проваливается пол. Ее блокнот с драконами и звездолетами внезапно показался ей нелепым, детским, постыдным.
«Они ничего не понимают, — пронеслось в голове, горячо и обидно. — Никто не понимает. Здесь все как будто застряли в этой скуке, в этих серых стенах, и им это даже нравится».
Она сжала кулаки под партой, ощущая острое, колючее одиночество. Ей хотелось исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Или, наоборот, взлететь, как тот дракон с ее рисунка, — разбить оконное стекло и унестись прочь от этих хихикающих лиц, от монотонного голоса, от всей этой давящей, унылой реальности. Куда угодно. Лишь бы не здесь.
Резкий, пронзительный звонок, словно сигнал тревоги, разорвал тишину. Он не принес облегчения, а лишь констатировал факт: очередной отрезок времени был бездарно прожит.
Эмми медленно, будто под водой, начала складывать вещи в рюкзак. Учебник по геометрии она сунула внутрь с таким видом, словно это был источник всей ее тоски. Потрепанный блокнот бережно занял свое привычное место в самом дальнем кармане, подальше от посторонних глаз.
Мысль о том, что ее ждет дома, навалилась тяжелым грузом. Та же самая комната, те же самые стены, за которыми лишь предстоит делать скучные уроки и слушать расспросы о школе. Один и тот же день, повторяющийся бесконечно, как заевшая пластинка. Даже дождь за окном, казалось, стучал по крыше один и тот же унылый мотив.
Она застегнула рюкзак и, отбросив тщетную надежду на то, что что-то может измениться само собой, приняла решение. Решительное и четкое.
«Нет. Только не это. Не сегодня».
Она не пойдет прямиком домой. Она свернет с привычного маршрута и зайдет в то самое место, где время замедляет свой ход, а пыль на стеллажах пахнет тайнами. Она пойдет в городскую библиотеку. Мало ли, может быть, там, среди старых фолиантов, она найдет хоть крупицу того настоящего, чего ей так не хватало. Хоть намек на приключение.
Городская библиотека встретила ее знакомым, густым запахом — сладковатым ароматом стареющей бумаги, переплетенным с пылью и легкой затхлостью. Воздух здесь был неподвижным, застывшим, словно время боялось потревожить многовековой сон томов.
Свет от высоких окон, запыленных и матовых, падал робкими косыми лучами, выхватывая из полумрака бесконечные ряды стеллажей. Они уходили вглубь зала, как темные ущелья, образуя целый лабиринт из знаний и забытых историй.
Эмми медленно бродила между этими каньонами из книг, машинально проводя кончиками пальцев по корешкам. Кожаные переплеты были шершавыми и теплыми, коленкоровые — гладкими и прохладными. Ее шаги глухо отдавались по деревянному полу, скрипевшему под ногами. Изредка доносился тихий шелест страниц из дальнего угла или сдержанный кашель одинокого посетителя, что лишь подчеркивало гнетущую тишину.
Но ничто не цепляло ее взгляд. Ни яркие обложки современных романов, ни массивные тома в академических переплетах. Все казалось ей удивительно плоским, обыденным и… пустым. Слова за обложками молчали, не шептали ей своих тайн, не звали за собой. Она искала искру, знак, хоть что-то, что вырвало бы ее из оцепенения этого дня. Но стеллажи безмолвно тянулись даль, предлагая лишь тишину и пыль.
Взгляд Эмми скользнул по неприметной, почти скрытой в тени арочной нише в самом конце главного зала. Там, за стеллажом с пожелтевшими подшивками газет, уходила вниз узкая деревянная лестница. Ее ступени, стертые временем и ногами, поскрипывали под невидимым шагом, словно приглашая спуститься.
На косяке висела потускневшая табличка с едва читаемой надписью: «Архив. Доступ ограничен». Но цепь, обычно перекрывавшая проход, сегодня была распахнута, болтаясь на одном единственном крючке.
Что-то дрогнуло внутри Эмми. Это было то самое чувство — щемящее, колючее любопытство, предвкушение тайны. Обычные книги молчали, но здесь, в этом темном проеме, ведущем в подвал, могло скрываться нечто иное. Что-то, что не лежало на виду у всех.
Она оглянулась. Библиотекарь склонилась над формулярами, в зале ни души. Сердце застучало чуть быстрее. Приняв мгновенное решение, Эмми шагнула за стеллаж, отодвинула болтающуюся цепь и, придерживаясь за грубые перила, покрытые слоем пыли, начала осторожно спускаться вниз, в прохладную, пахнущую старой бумагой и тайной темноту.
Влажный, спертый воздух подвала обволок Эмми, пахнущий сырым камнем, пылью веков и безвозвратно устаревшей бумагой. Свет от единственной голой лампочки под низким потолком, мерцая, выхватывал из мрака груды забытых вещей: сломанные стулья, пустые картонные коробки, батареи отопительных труб, покрытые толстым слоем паутины.
В углу, под кирпичной аркой, громоздилась бесформенная стопка книг. Они явно ждали своей участи — быть выброшенными, сожженными, навсегда стертыми из памяти мира. Их корешки были порваны, страницы покоробились от сырости, переплеты отходили от блоков.
И тут ее взгляд упал на одну из них. Она не выделялась размерами, не сверкала золотым тиснением. Она лежала чуть в стороне, будто ее случайно обронили. Ее обложка была из потертой, почти черной кожи, без каких-либо опознавательных знаков или названий. Но на ней, в самом центре, был вытеснен странный, угловатый символ, отдаленно напоминавший пиксельный куб или блок. Он словно светился изнутри тусклым, изумрудным свечением, притягивая взгляд, словно магнит.
Рука Эмми сама потянулась к ней, будто против ее воли. Пальцы коснулись шершавой, холодной поверхности.
Сердце Эмми учащенно забилось. Пальцы, чуть затрясшиеся от возбуждения, приоткрыли тяжелую кожаную обложку. Она ожидала увидеть пожелтевшие страницы, убористый шрифт, может быть, старинные гравюры.
Но реальность превзошла все ожидания.
Вместо привычных строк текста перед ней предстали странные, геометричные схемы. Причудливые чертежи, напоминавшие инструкции по сборке непонятных механизмов. На первой же странице была изображена решетка три на три, в ячейках которой были нарисованы стилизованные палки и куски камня, а в выходной ячейке — нечто, отдаленно напоминающее кирку. Сбоку было выведено угловатым подчерком: «Крафт. Инструменты. Добыча».
Эмми перелистнула страницу. Ее взору предстал рисунок высокого, тощего существа мертвенно-зеленого цвета с четырьмя ногами и пустой, почти грустной физиономией. Подпись гласила: «Крипер. Осторожно: тихий шаг, самоликвидация».
Она фыркнула. «Самоликвидация? Что за чепуха?»
Следом был зомби с вытянутыми руками и пустыми глазами, а за ним — нечто, напоминающее гигантского паука с пустым взглядом.
— Что за бред? — прошептала она себе под нос, листая страницу за страницей, заполненные рецептами «печек», «верстаков» и схемами строительства каких-то квадратных домов. — Фэнтези какой-то неудачный. Или чья-то глупая шутка.
Она уже была готова захлопнуть книгу, решив, что нашла всего лишь чей-то странный скетчбук или инструкцию к несуществующей настолке, когда ее взгляд упал на последний разворот.
Эмми снова фыркнула, но теперь уже с оттенком любопытства. Она водила пальцем по странным словам, пробуя их на вкус.
— «Крафт», — прочла она вслух, и слово прозвучало резко и технологично, совсем не по-книжному.
— «Биом»… Звучит как какое-то заболевание, — усмехнулась она.
— «Незер»? Это что, с ошибкой? Или имели в виду «сеть»? — она покачала головой, представляя, как зачитывает эти перлы своим друзьям. «Слушайте, я нашла руководство по выживанию для инопланетного ботаника-неудачника!»
Она мысленно рисовала эту сцену: она заходит в кафе после школы, плюхается на стул напротив Маши и Лены, делает серьезное лицо и говорит: «Так, девочки, забудьте всё, что вы знали. Сейчас я научу вас, как правильно крафтить палко-камни и избегать самоликвидации криперов». А потом они все вместе будут хохотать над абсурдностью ее находки.
Эта мысль подняла ей настроение. Ее одинокое и стыдливое сидение в классе, насмешки одноклассников — всё это отошло на второй план перед забавным абсурдом происходящего. Эта книга, такая нелепая и непонятная, вдруг стала ее маленькой личной победой над скукой, ее собственным забавным секретом.
Она уже предвкушала этот рассказ, улыбаясь самой себе, и перевернула последнюю страницу.
Последняя страница книги оказалась совсем не похожа на все предыдущие. Бумага здесь была более плотной, почти пергаментной, и на ней не было ни схем, ни рецептов, ни рисунков чудовищ.
Вся ее поверхность была заполнена одним-единственным изображением. Сложная, многослойная геометрическая фигура, напоминающая то ли витраж, то ли схему звездных врат. Она состояла из переплетающихся линий и угловатых символов, которые образовывали идеально ровный прямоугольный проем. Внутри этого проема будто кипела и переливалась энергия — сотни крошечных, светящихся изумрудным светом частиц, похожих на пиксели, кружились в бешеном танце, стремясь к центру.
Это было гипнотизирующе и красиво. Эмми склонилась над страницей, разглядывая детали. Свет от лампочки подвала играл на пергаменте, и ей почудилось, что пиксели действительно движутся, мерцают, живут своей собственной жизнью.
Неосознанно, повинуясь внезапному порыву любопытства, она протянула руку и кончиком пальца коснулась самого центра этого света.
— Что же это такое? — прошептала она, вглядываясь в переливы света, ожидая почувствовать шероховатость бумаги.
Но вместо этого ее палец встретил… пустоту. И легкое, едва заметное покалывание.
Бумага под ее пальцем вдруг стала теплой. Не просто теплой, а почти горячей, живой. Тихий, едва слышный гул наполнил подвал, идя от самой книги, вибрируя в костях.
И тогда рисунок ожил.
Пиксели, еще секунду назад бывшие просто плоским изображением, взорвались ослепительным изумрудным сиянием. Светящиеся частицы закружились с бешеной скоростью, превратив портал в воронку, в водоворот чистой энергии. Линии за пределами портала потемнели, стали густыми и маслянистыми, как расплавленный обсидиан.
Эмми ахнула и рванула руку назад, но ее пальцы будто приморозило к странице. Невидимая сила, исходившая из самого сердца светящегося вихря, держала ее кисть в стальных тисках.
— Нет! Отпусти! — вырвался у нее испуганный крик.
Она потянулась второй рукой, пытаясь отодвинуть книгу, оттолкнуть ее, но та лежала недвижимо, будто вросшая в пол. Тепло сменилось жаром, а тихий гул перерос в оглушительный рев, будто перед ней раскрылся портал в самое сердце бури. Свет стал таким ярким, что она зажмурилась, но он проникал даже сквозь веки, заливая все вокруг ядовито-зеленым сиянием.
Книга больше не была просто книгой. Она была дверью. И эта дверь открывалась.
Ослепительная, всепоглощающая зеленая вспышка поглотила мир. Тени подвала, стеллажи, пыльные своды потолка — всё растворилось в этом море ядовитого, пульсирующего света. Он заполнил собой всё пространство, выжег глаза, оглушил.
Эмми почувствовала, как пальцы наконец-то разжимаются, но было уже поздно. Не книга держала ее теперь — ее втягивало внутрь самого вихря. Невероятная сила, подобная гравитации черной дыры, потянула ее вперед.
Книга с глухим стуком рухнула на пол, но она уже не имела значения. Портал жил собственной жизнью, вися в воздухе, раскинувшись на месте, где секунду назад была страница.
Эмми закричала. Это был крик чистого, животного ужаса, но его поглотил всесокрушающий рёв энергии. Она не слышала собственного голоса. Она не видела ничего, кроме калейдоскопа мелькающих пикселей, не чувствовала ничего, кроме неудержимого падения в бездну.
Ее затянуло в самую гущу светящегося смерча. Последнее, что она ощутила, — это полное отсутствие опоры под ногами и леденящий душу ветер, которого не должно было быть в подвале.
Безумное, срывающее душу с петель падение. Вихрь швырял ее из стороны в сторону, как щепку в урагане. Не было ни верха, ни низа, только бесконечный, сумасшедший калейдоскоп света и цвета, в котором безнадежно терялось сознание.
И сквозь этот хаос прорывались видения. Яркие, обжигающе четкие, как вспышки молнии.
Квадратная гора, сложенная из идеальных каменных блоков, пронеслась перед мысленным взором.
Зеленое существо с пустыми глазами и шипящим фитилем в голове — крипер — возникло на мгновение и рассыпалось на пиксели.
Дерево с идеально прямоугольной кроной из листьев-пикселей и прямым, как столб, стволом.
Свинья, состоящая из угловатых кубов, хрюкнула и исчезла.
Черный человек с сияющими фиолетовыми глазами и вытянутыми конечностями — эндермен — возник в темноте и испарился.
Образы из книги, ожившие и пугающие, проносились вихрем, врезаясь в ее разум. Ее сознание, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то логику, цеплялось за эти картинки, но они лишь усиливали панику и ощущение полного краха реальности.
Мозг, не в силах более выносить это, сдался. Мысли спутались, поплыли. Яркий свет померк, сменившись нарастающей чернотой. Чувство падения угасло, уступив место пустоте.
Сознание Эмми отключилось, подарив ей миг забытья перед встречей с новой реальностью.
Резкая, оглушительная тишина.
Рев стих так же внезапно, как и начался. Ослепляющая вспышка сменилась ровным, мягким зеленоватым свечением, ласково ложащимся на веки.
Эмми упала. Но падение было коротким и закончилось на чем-то удивительно мягком и упругом, поддавшемся под ее весом с легким пружинящим сопротивлением.
Она лежала неподвижно, пытаясь понять, жива ли она еще. В ушах стоял звенящий тихий гул, заменяющий недавнюю какофонию. Воздух, который она вдыхала, был странным — чистым, свежим, но с явным привкусом… травы? И чего-то еще, неизвестного.
С огромным усилием она заставила себя открыть глаза.
Над ней простиралось небо. Но не то серое, затянутое осенними тучами, к которому она привыкла. Оно было ярко-голубым, почти синим, и по нему плыли идеально белые, квадратные облака. А в центре этого неземного полотна сияло Солнце. Оно было ослепительно ярким, но его форма была невозможной, неправильной — это был идеальный квадрат, от которого расходились лучи-пиксели.
Ошеломленная, Эмми медленно приподнялась на локтях. Ее ладони утонули в чем-то мягком и зеленом. Она опустила взгляд.
Под ней была земля. Но она состояла не из песка, глины и камней. Она была составлена из бесчисленного множества идеальных зеленых плиток, каждая с нанесенным на нее пиксельным узором травинки. Она лежала на гигантской, безупречной мозаике, растянувшейся до самого горизонта.
Тишину нарушил лишь легкий ветерок, донесший странный запах — свежеспиленного дерева и влажной земли.
В ее голове не осталось ни одной связной мысли, только чистейший, обжигающий ужас и абсолютное, всепоглощающее недоумение.
Она была не дома. Она была не просто в другом месте. Она была в другом мире.