... ему — Огненный Змей

— Конец войны видят только мертвые.

(Платон)

Местами лежал снег, но еще не зима. Они собрались в лесу на небольшой поляне. Свет пламени, от костров, придавал их лицам суровый вид. Они встали в круг, готовясь к ритуалу. В центре лежал обнаженный человек мужского пола. На запястьях и лодыжках обмотаны веревки, которые привязали к стволам близ стоящих деревьев и натянули, так, чтобы у человека не было возможности пошевелиться. Он вел себя спокойно и не вырывался. На ночном небе красный лунный диск медленно проступал из-за перистых облаков.

— Время поджимает, — сказал человек в круге. — Давайте скорее.

Языки костров, мрачные тени. Еще один круг, но в другом круге.

Взявшись за руки, они стали качаться из стороны в сторону и петь зловещую песню. Одинокий олень, жуя ветку, наблюдал за этим из-за ствола хвойного дерева. Затем животное чего-то испугалось, убежало в глубь леса. Олень что-то почуял.

Луна стала светить ярче. Из-за багрового диска показалась морда какого-то существа. Она напоминала морду дракона или змея с китайских гравюр. Глаза существа светились белым, как две очень яркие звезды. Скрипнув когтями по лунному диску, оставив на том три глубоких черных пореза, оно устремилось вниз к земле. Приближаясь существо становилось визуально меньше. Но это была оптическая иллюзия; искажение восприятия, которым сопровождается любой контакт одного измерения с другим.

Змей провалился в открытый рот парня в центре круга. Мощный всплеск энергии: волна, которая сбила собравшихся в круг людей с ног.

Живот человека связанного веревками набух, как у беременной женщины.

Под ним появилось движение, словно червивый плод старался вырваться наружу. Сопровождалось это малоприятное зрелище сухим пересыпчатым звуком, как от пустыни под стеклянным куполом в которой разыгралась небольшая буря.

Однако противные дуги, как и сухой звук быстро пропали. Живот осел.

Связанный человек лежал на голой земле, закрыв глаза, и не двигался. Его запястья и голени кровоточили. Были мгновения, когда ему было настолько больно, что он пытался вырваться, но это были секунды, которые никто из присутствующих не заметил. Или боялся вспомнить.

Кровь на лунном диске отступила, вернулось серебро. Чёрные следы от когтей пропали. Взмах четырех топоров и путы укоротились. Напоминанием о них служили джутовые браслеты с короткими хвостиками, на запястьях и лодыжках. В гримуаре они названы “якорями”. Они позволяют “Огненному Змею” оставаться в сосуде.

Он трудился на территории заповедника часовым на смотровой вышке. Его имя — это мелочь. Он вышел на лестничную площадку из будки; ему не спалось, да и спать запрещалось. Октябрьская свежесть сразу же его взбодрила. Размяв позвоночник, любуясь лесом и красной луной, в окружении бесчисленных звезд, он заметил еще одну звезду. Точнее не звезду, а огонек, и не в небе, а среди деревьев; на территории, которую запрещалось посещать посторонним, особенно в такое время суток.

Он осмотрел подозрительное место через бинокль. То, что часовой увидел, повергло его в шок. Люди в ритуальных одеждах стояли на коленях перед нагим мужчиной с веревочными браслетами на руках и ногах. Собравшихся освещало дрожащее пламя от круга костров.

Проглотив ком в горле, часовой какое-то время наблюдал за происходящим. Он буквально оцепенел от увиденного. Неизвестно, сколько бы он так стоял, наблюдая за этим ритуалом, если бы нагой мужчина не повернул голову в его сторону. Блеск в глазах.

Испугавшись, часовой забежал в будку, чтобы сообщить по рации об увиденном (пусть он и не понимал, что конкретно увидел). Однако, стоило ему схватить рацию, как липкие и теплые, почти горячие ладони коснулись его висков. Шея повернулась на 180, и часовой свалился на пол. Еле заметный блеск в его глазах исчез.

Блаженное лицо часового разглядывало пространство под столом с мониторами и клавиатурой. Огненный Змей отмыл кровь с рук и ног в ближайшем ручье. Переоделся в запасную одежду, которую нашел в шкафу смотровой вышки. Про ту одежду, что приготовили ему слуги он и не вспомнил. Убедившись через зеркало, что он походит на нормального человека, Змей спрыгнул с края лестничной площадки и полетел. Его скорость была чуть меньше скорости звука.

Спустя несколько минут он оказался в городе. Приземлился на крышу высокого здания. Стояла ночь, но город жил. Огненный Змей не мог его вспомнить когда был здесь в прошлый раз… Три сотни лет назад на этом месте ничего не было кроме деревьев. А потом эти деревья вырубили, затоптали под тяжелыми танками. Кровопролитная бойня; солдат с чумазым от грязи и сажи лицом скоблит дрожащими руками кишки с гусениц. Рядом с ним лысый лейтенант с окровавленным мечом и лысой разбитой головой. Наблюдает словно контролирует, но на самом деле в его глазах туман; ум закатился в сумеречную зону полную сырого мяса и порохового огня в конце прошедшей битвы и там и останется.

В тех временах для человечества сконцентрировано много боли. Но не для него. Не для Огненного Змея. За стеной из красной луны не существует трагедий. Даже такого слова, как «трагедия», там не существует. Только кипучие благоухающие соки и воздушные облака.

Однако только этим сыт не будешь. Его народ голодает, а родной мир Змея — точнее, всё съедобное, что в нем есть, — съедено и переварено. В измерении людей его воспринимают как божество. Но есть и такие миры, в которых его народ называют обыкновенными налетчиками. Бандитами и убийцами. Такие прозвища не нравились Огненному Змею.

Здешние создания глупы. Они не осознают той мощи, которой он обладает; они не могут ей ничего противопоставить, поэтому боятся. Поэтому раболепно исполняют его волю, поэтому считают невероятно могущественным и поклоняются, как Богу.

Он помнил, как адепты культа умоляли его принять участие в войне, дабы как они говорили: “восстановить справедливость и баланс сил”.

— О великий, — говорили они в унисон. — Мы подчиняемся тебе и только тебе. Но благополучие нашего сообщества под угрозой. Мирские неурядицы могут воспрепятствовать твоему дальнейшему проявлению в нашем мире. У нас, твоих жалких рабов, недостаточно сил, чтобы им противостоять. Однако с твоей помощью нам удастся усмирить распоясавшихся еретиков.

Раболепные твари которые наряжались в балахоны и чтили его как Бога — все же ценные кадры без которых Огненному Змею было бы труднее проникать в измерение людей. Так, что неохотно, но он решил их проблемы, чтобы не создавать себе новые в будущем. Лишние хлопоты Змею были не к чему.

Он принял участие в какой-то войне, но даже не помнит кто победил. Кто за что боролся?

— О, великий Огненный Змей! Твое могущество воистину неоспоримо, — благодарили его слуги.

Он усмехнулся вспомнив с какими глупостями связано его прозвище. Огненный Змей!

В культуре народа, на территории которого он проявился, и в сознании представителя которого он пребывал, его запомнили, как Огненного Змея. И не потому что его настоящий облик пылает огнем или он умеет этим самым огнем управлять. Его чешуя (или точнее то что люди принимали за чешую) бесцветна. Она светится огненно красным, только когда на небе кровавая луна. Единственное время когда он может попасть в измерение людей.

Он прикрыл улыбку ладонью. Ох, уж эти нелепые истории из давних времен. Тогда его считали злым духом, который посещает в ночное время вдову или молодую девицу, чрезмерно предавшихся тоске после потери мужа или сердечного друга.

— После такого гостя бабоньки чахнут и умирают.

Однажды он услышал разговор двух стариков лежа на сеновале под ярким солнцем.

— Если баба стыдлива и совестлива, и бережет честь свою, то змей окаянный пролетит мимо, — сказал один из стариков.

— Да я слыхивал про это. Надо присматривать за нашими бабами.

— Присматривай, присматривай. И обращай внимание на то как часто они сами с собой говорят.

Огненный Змей спрыгнул с сеновала.

— О чем толкуете, отцы? — спросил он.

— Про Огненного Змея толкуем. Слыхивал про такого?

— Слыхивал! Как не слыхивать, — решил он подыграть. — Чудо юдо еще то. Возляжет не только с вдовой, но и с мужиком.

— Идиот! Чепуху мелешь!

— Ничего подобного! В соседнюю деревню сходите. Послушайте, что там толкуют. Взгляните на тамошний народец. Там Огненный Змей совсем распоясался. Пузатые ходят и женщины, и мужчины и коровы. Все одним словом.

— Да, да, — с тревожным выражением в голосе сказал старик, который начала этот разговор. — Там страсти творятся. Беременеют и чахнут. Пузо огромное, а в нем пусто.

Плюнул второй старик:

— Что вы несете?! Что вы всяких недалеких кумушек слушаете? Особенно из соседней деревни! Они вам таких небылиц понарассказывают сон потеряете. Я вам про настоящее зло, а вы мне про непойми что…

— То что бабом худо становиться это факт, — сказал Огненный Змей. — Могут дитя вынашивать до трех лет. У нас тоже такой случай был, али забыл?

Второй старик махнул рукой.

— Чё машешь, — сказал другой старик. — Чё ты машешь нам? Не маши тут, а запоминай. Придет к твоей дочурке Огненный Змей, начнет та чахнуть, а что делать с этим не поймешь. Слушай и запоминай. Такую бабу еще можно спасти. Дай ей отвар репейника и будет как новая.

— Какой отвар! — воскликнул Огненный Змей. — Какой отвар, отец! Псалтырь над ней надо читать. А потом выпороть хорошенько веником из крапивы, чтобы демону уж точно было неповадно возвращаться.

— Лишним не будет, — согласились оба старика.

Огненный Змей громко засмеялся. Люди порой невероятно развлекали его своей недалекостью… Однако истории про вдов и молодых девиц, некоторые из которых беременели, ни разу не возлежав с мужчиной, были вовсе не слухами. В те времена Огненный Змей был обеспокоен тем, что его народ постепенно вымирает. В связи с этим он решил провести эксперимент. Раса, к которой принадлежал Огненный Змей, размножается, оплодотворяя энергию других существ. Но люди оказались настолько слабыми к его семени, что оно начинало поглощать их энергию до того, как полностью крепло. В итоге человек медленно умирал, а неокрепший плод рассеивался.

От этих воспоминаний Огненному Змею стало не по себе. Он спрыгнул с крыши высокого здания и взлетел над оживленными ночными улицами. Прежде чем утолить свой голод, ему было любопытно узнать, что здесь да как. Он приземлился в глухом проулке и, убрав руки в карманы, вышел на хрустящий тротуар, бегущий вдоль проезжей части.

Мрачные лица прохожих, одетых в теплые одежды… Девушка с волосами в пучок стоит на холоде, курит тонкую сигарету и топчет островок снега у края лестницы, ведущей в стены учреждения, в котором она работает. «Центр юридической помощи семьям участников войн», — прочел Огненный Змей.

Невысокое квадратное здание серого цвета с большими окнами спереди и белыми пластиковыми дверьми. Внутри обставлена, как кофейня. Невысокие кресла у круглых столиков. Стойка у стены, из-за которой наполовину выглядывает мужская голова. Взгляд его опущен.

У девушки уставшие карие глаза; только-только проступающие мешочки под ними. Ей недавно стукнуло 25. Она стала понимать в чем заключается жизнь и ей это не нравилось. Сухие губы снова обняли сигаретный фильтр. Лучше мерзнуть и курить чем работать в тепле. Руки ее слегка покраснели; она отпросилась, но не торопилась возвращаться. В ее мыслях еще есть образы счастливого будущего, но потихоньку они становятся короче, как зимние дни. Все короче и короче.

Огненный Змей подошел к девушке с волосами в пучок.

— Угостите сигареткой? — сказал он.

Она открыла перед ним синюю пачку. Он взял одну соломинку. И вдруг…

Учуял этот невероятный аромат. Девушка собиралась убрать пачку обратно в карман, но Змей крепко схватил ее руку.

— Эй! — воскликнула она.

Он всмотрелся в нее повнимательней.

Нет не она, подумал Огненный Змей. Он отпустил руку девушки. Махнул улыбнувшись (вроде бы мило) и пошел дальше по тротуару.

Что это был за запах? Что за пленяющий аромат? Такой вкусный. Такой… Так пахнет только особая энергия. Огненный Змей брел по хрустящему тротуару и неистово пытался учуять источник этого деликатеса.

Мужчина с банкой пива. Он шел вдоль дома. Ему за воротник упал снег скатившийся с отвесной крыши сиротливо стоящего ларька. Мужчина схватился за шею, пролил немного хмельного напитка. Бранно выругался. Нет, это не от него так вкусно пахнет.

Подростки в худи, их человек десять. У всех на спинах черепа. Они смеются, пьют из жестяных банок сладкую бодрящую воду. Не думают о будущем. Только настоящее, только сегодня. Для Огненного Змея их энергия, как алкоголь. Она может наделить его той примитивной энергией и он превратиться в настоящего зверя.

Но это не то…

Он зашел в переулок, взлетел. На крыше одного из многоквартирных домов он увидел человека. Девушка, лет 17. Она лежала на пластиковом шезлонге под припорошенным снегом зонтиком и с кем-то переписывалась. Огненный Змей осторожно приземлился позади нее.

Девушка переписывалась со своим молодым человеком. Между ними был диалог, который Огненному Змею показался забавным:

Она: Сколько у тебя было девушек?

Он: Одна.

Она: Всего одна?

Он: Я не дописал. Одна сотня.

Она: Одна сотня?!

Он: Одна сотня тысяч.

Она: Заебал!

Он: Одна сотня тысяч и один… теперь (и скобка в конце)

Молодая особа засмеялась. Огненный Змей обнюхал ее: снова не то. Слегка раздраженный он взлетел. От поднявшегося ветра у девушки растормошили волосы. Она обернулась, но никого не увидела.

Огненный Змей пролетел еще несколько километров и приземлился на один из не застекленных балконов. Ржавая решетка валялась на полу, вдоль металлических звеньев тянулись белые полоски снега. В углу стояла мутная банка из под томатной пасты (этикетка совсем выцвела, но помидор все еще улыбался); в банке почему-то лежал попрыгунчик с раскраской юпитера. За дверью тянулся коридор освещенный тусклым светом от периодически мигающих лампочек.

Огненный Змей принюхался.

На остановке пожилой мужчина в очках; разглядывал доску объявлений… Слишком стар, подумал Змей. Старик что-то недовольно и неразборчиво проговорил себе под нос. Схватил постер, надпись на котором ему не понравилась и резко сорвал.

Женщина в белом пуховике и с красной помадой на губах улыбнулась, взглянула на свою коллегу по работе, которая стояла рядом (в шапке с длинными ушами) и покрутила пальцем у виска.

Старик смял постер и выбросил его в урну, резким раздраженным движением. Никто из них, подумал Огненный Змей.

Подъехал желтый автобус. И действующие лица этой безмолвной драмы скрылись, как за занавесом.

Огненный Змей повернул голову в другую сторону.

Обеспокоенная мама одевала рукавички на ручки сына детсадовского возраста. Тот наблюдал за этим внимательно, но все же недовольно. Их существование каторга. Малыш это понимал. В эти секунды. Сонливость прерываемая дуновением холодного северного ветра.

Рукавички надеты. Мальчик достал их кармана фантики. И выпустил. Мама увидела это, когда было поздно: фантики кувыркаясь полетели, побежали по тротуару, влекомые холодным северным ветром, на проезжую часть. Она пригрозила мальчику пальцем. Он на нее даже не посмотрел.

Снова запах. Змей взлетел на этаж выше.

За капроновыми шторами: полуголый мужчина с пивным брюшком и рыхлым лицом гладил грудь своей жены. Они вместе лежали в кровати; она в ночнушке, что-то листала на смартфоне. Ей не нравилась рука мужа на своей груди, но она почему-то улыбалась. От него пахло кислым потом и сигаретами. Женщина посмотрела на семейники в которых был муж; спросила его, почему он не носит те новые, что она ему купила. Он взял у нее из рук телефон и отложил в сторону, полез целоваться. Во всем он пытался обозначить себя главным. А она бездумно научилась это терпеть. Очередное необдуманное страдание. Сплетни превратившиеся в ритуал.

Голубь присел рядом. Воркует. Опять мимо.

Он сидел на гаргулье свесив одну ногу. Сигналы авто, чей-то кашель и смех; жирные хот-доги с горчицей и луком, свежесваренный кофе, холодные бетонные джунгли все никак не могли успокоиться. Он наблюдал за жизнью на переулках по дну которых летали мутные целлофановые пакеты; на канализационных люках бродячие собаки, слабые тела бездомных у супермаркетов умоляли им что нибудь купить или дать мелочи. Крики и бьющаяся посуда, сливающиеся тени и разгоряченные стоны за окнами. Где-то прогремел выстрел, скрипнули шины по асфальту.

Тучи да снег, да мрачные лица, подумал Огненный Змей.

Мужчина в кожаной куртке смеялся закуривая сигарету. Пес лаял в спину убегающему школьнику с раскрытым шоколадным батончиком в руке. Мужчина в кожаной куртке зажал одну ноздрю и высморкался.

От кого же этот запах? Почему он чувствует его везде и нигде одновременно? Как это может быть?

Огненный Змей издал что-то напоминающее рык. С карниза упал снег. Но никому за шиворот не попал (пронесло).

Кто это? — подумал Змей заметив фигуру на островке безопасности у двух пересекающихся автомобильных дорог ведущих прочь из города.

Под подсвеченным призматроном стояла девушка в черном тренче красным шарфом обмотанным вокруг шеи. Она смотрела на призматрон какое то время задрав голову; в одной руке тлела гвоздичная сигарета, другой она придерживала сумочку у себя на плече. На призматроне ничего не было кроме белого фона с черными точками разбросанными в хаотичном порядке.

Через заданный промежуток времени призмы поворачивались вокруг своей оси, демонстрируя по очереди каждую из трёх граней. Таким образом, одновременно на них можно было разместить три разных сюжета.

Странно, но Огненный Змей не мог учуять энергию девушки. Раньше такого не случалось. Обычно люди источают вполне конкретные вибрации по запаху которых можно сразу же определить вкус, узнать начинку. Здесь же присутствовала какая то… неопределенность. Может быть невидимые ветра дуют не в ту сторону. А может…

Изображение на призматроне сменилось. Появилось лицо полного пожилого мужчины с красной пухлой нижней губой, седыми усами и кудрявыми седыми волосами. У него было довольное слегка дурашливое лицо и выпученные глаза. Он держал в руках две булочки с кунжутом, между которыми были зажаты исписанные листы бумаги. Сбоку была надпись: Сытнее я ничего в жизни не пробовал. Попотчевайте себя вкусной новинкой!

Девушку в тренче вырвало. Гвоздичная сигарета упала в ее рвоту и с шипение потухла. Огненный Змей собирался подлететь к девушке, но вдруг снова учуял тот самый запах, тот пьянящий аромат который тонкими еле уловимыми нитями растягивается вдоль каждой улицы города. Иногда отрываясь и одинокой паутинкой улетая в случайном направлении.

Как же ему хотелось решить эту загадку! Кому же принадлежит этот запах?

Огненный Змей спрыгнул с гаргульи и улетел, так и не узнав, какое изображения в себе скрывает третья призма. И как на него отреагирует девушка в тренче… Его бы это удивило.

Напротив чернел перекресток, он перешел его и зашел во двор.

Там на скамейке сидел мужчина, он был в домашней одежде, за исключением обуви и куртки. Перед ним стояли два других, за спинами которых женщина с растрепанными волосами и не накрашенная; с внимательным испугом она смотрела на человека в домашней одежде, кусая ноготь большого пальца. Мужчина на скамейке пытался сообщить присутствующим, судя по всему, что-то очень важное, но предательски заикался. Из его рта выходили отрывистые звуки и редкие покашливания. Лица слушающих его двух мужчин выглядели скорее угрожающе; в позах их тел читалась готовность сделать что-то решительное и, вероятно, плохое.

Мужчина обернулся на Огненного Змея, словно почувствовал, а не услышал его тихие шаги. На губах мужчины на скамейки виднелась кровь. Двоя других тоже подняли глаза на прохожего. Огненный Змей не скрывал своего любопытства этой компанией. Женщина выглянула из-за спины, не вынимая ногтя изо рта.

Крепыш в шапке сказал:

— Чё уши греем? Свалил отсюда.

Женщина слегка толкнула его руку и что-то сказала еле слышно («Спокойней будь»).

Огненный Змей пошел в их сторону. Никому в компании это не понравилось, но они недолго негодовали.

Спустя несколько быстрых и стремительных мгновений перед подъездом валялась одна одежда.

Опыт того тела, в котором он, Огненный Змей, пребывал, говорил ему, что следует собрать и сжечь одежду где-нибудь, где никто этого не увидит. Однако, когда он нагнулся, чтобы подобрать полушубок, он одернул себя. За ним есть кому подчистить.

Змей не знал, что чувствует человек, когда из него высасывают всю энергию, однако он был знаком с главой в гримуаре, посвященной ему. В ней говорилось, что поглощение сопровождается оглушительным звуком, напоминающим последний писк тысячи свиней, и длиться этот звук всего несколько секунд; затем тело человека коченеет до состояния камня. Согласно гримуару, человек ничего не чувствует в момент поглощения, ужас начинается позже. В брюхе Огненного Змея, когда энергия начинает перевариваться, для “слепка ума”, который имеет съеденная энергия; для слепка той личности, которой она когда-то была, это равносильно попаданию в преисподнюю, где всё обжигает и режет, ломает и душит, а затем вечное небытие… Огненный Змей согласился с тем, что это похоже на правду, но людским языком не передать всё многообразие той стороны существования, в которой пребывает он и частью которой на несколько мгновений становится незримая субстанция человека.

Он покинул двор более менее насытившись, не подозревая, что уйти незамеченным ему не удалось.

Он снова учуял тот приятный запах, на этот раз более отчетливо. Не многие люди обладают таким запахом; он втянул этот аромат полной грудью, чтобы лучше распробовать его вкус и полетел по его трудноуловимому следу. Надо срочно найти источник пока запах совсем не пропал.

Запах привел Огненного Змея к обыкновенной школе. Он аккуратно, как облачко, приземлился на карнизе у больших окон спортивного зала. Обстановка внутри была довольно странной.

В метре над полом с разметкой висели маленькие колокольчики на красных ленточках. Огненный Змей внимательно принюхивался и наблюдал положив ладони на стекло. Источник рядом. Но где же он?

Из раздевалки вышла девушка в балетном платье и чешках. Огибая колокольчики (очень осторожно не задев ни один из них) она вышла в центр зала и остановилась в том месте где отсутствие колокольчиков образовывало ровный круг. В зале было странное освещение. Из-за чего красные ленточки и золотые колокольчики, как и одежда девушки светились своим цветом. А вот сама ее кожа и остальное окружение, за исключением разве что спортивной разметки, утопало во мраке.

Девушка встала в балетную стойку третьей позиции (пятка правой ноги приставлена к середине левой стопы, носки разведены в стороны). И спустя секунду она закружилась в особом танце.

Прежде чем съесть это создание Змей решил что сперва понаблюдает. Пусть еда покажет на что способна. И пусть недавний ужин переварится.

Её движения были грациозными, как у пантеры, а взгляд — пронзительным, как лазерный луч. Вокруг неё витал едва уловимый флер эротики, наверняка умело используемый ей как оружие в обыденной жизни. Она кружилась в танце и легонько то носком ноги, то тонкими пальцами касалась разных колокольчиков, и те начинали звенеть. Она словно самостоятельно создавала себе музыкальное сопровождение.

Огненный Змей был непривычно взбудоражен происходящим, но пока этого не заметил. Если бы заметил, то встревожился.

Спустя пару минут он почувствовал себя плохо. Эти звуки. Этот звон… Закружилась голова. В ушах запульсировало. Он скрипнул зубами, как когтями. Возникло желание покинуть это тело и вернуться в свой мир, но он решил, что выдержит. Хотя если бы он все равно попытался, ничего бы не получилось.

Голова закружилась сильнее, появилась какая-то непонятная слабость, и он больше не мог держать равновесие. Он сорвался и полетел вниз… Если бы Огненный Змей упал на асфальт, его бы тело умерло, а могущественный дух вынесло бы обратно за луну. Но этого не произошло.

Он упал на растянутый тент. Ему не позволили умереть. Не позволили покинуть этот мир так легко.

Огненного Змея схватили за ноги (на его ногах останутся синяки), дотащили до грузовика и бросили назад.

Колокольчики быстро почти со свистом втянули вверх. Звон продолжался. Девушка ушла даже не поклонившись.

Используя катушку промышленного скотча ему замотали ноги и руки за спиной, чтобы он не смог сорвать браслеты (якоря).

Колокольчик не переставал звенеть в интервале который превращал жизнь Огненного Змея в человеческом теле в сущий ад. Он болезненно вспомнил солдата и кишки на гусеницах, но на этот раз это воспоминание быстро сменилось фантазией того что было до (раньше такого не было) кишок на металлических гусеница. Ему стало еще хуже.

Раз в несколько секунд она дергала в своей руке колокольчик.

— Это оно? — спросил один из похитителей и довольно посмотрел на танцовщицу.

Она успела набросить на себя красный пуловер и обуться в коричневые сапоги.

— Посмотри как корчится, — сказала танцовщица со злорадной ухмылкой.

— Все симптомы на лицо прямо как они и говорили.

— Прощупай его шею, вдруг не он.

Похититель грубо перевернул Огненного Змея на живот и надавил на шею. Огненный змей их убьет. Он убьет их! Он себе в этом поклялся.

— Позвоночника нет.

— И без этого ясно, что это он.

Его снова перевернули на спину.

— Понравилось представление?

— Мы не знали точно какой тональности должен быть колокольчик. Поэтому решили перепробовать сразу же все.

Снова звон. А ведь к нему только-только стали возвращаться силы… Огненный Змей издал стон.

— Мучайся тварь, — сказала девушка. — Мучайся, мучайся. Слизняк! Это тебе за всю боль.

Губы ее сжались в мрачную линию. Очередная девушка с трагическим прошлым. Родители выгнали ее из дома. Они холят и лелеют своего нового ребенка, а про дочку уже забыли.

Огненный Змей не понимал, о чём она говорит. О какой боли идёт речь? По сравнению с той болью, что принесло себе человечество само, его действия раз в несколько сотен лет — это капля в море.

Звон. Очередная мука.

Кажется он догадался почему танцовщица сказала про боль. То как он промывал мозги фанатикам будучи за красной луной, откуда у него была возможность только странствовать по снам, враги его народа те что прозвали его родичей, бандитами и убийцами сделали тоже самое только с другими фанатиками.

Змей рассмеялся.

— Чё ты ржешь? — Снова звон. Невероятная боль по всему телу. Но эта сильная боль перетекла в еще более громкий и истеричный смех.

— Не перебарщивай, — сказал водитель.

— Я не перебарщиваю. Делаю все по инструкции… Это с ним что-то не так.

С ним что-то не так. ЭТО С НИМ ЧТО-ТО НЕ ТАК! Остановите его сейчас, его живот лопнет и он вернется за красную луну. О, остановите его.

— Чё ты смеешься?

Он не мог ответить, настолько смех сковал его голосовые связки. Но даже если бы ему удалось успокоиться он вряд ли бы с ними заговорил. К чему распинаться перед этими… перед этой пищей. Они сделали свой выбор и этот выбор привел к очередной войне. Вероятно они даже не подозревают к какой именно войне.

Он смеялся так громко, думал что задохнется. И без колокольчика и той кошмарной боли, что приносит его звук.

Его привезли к каменному дому. Толкали по тропинке, окруженной сырым грязным снегом и пустыми клумбами.

Стояла отхожая будка с открытой дверцей. Из провала для фекалий торчали две ноги в джинсах. На бедолаге была мантия, в которую облачались адепты культа Огненного Змея. Они, люди, думал Змей, считают, что это очередная война. За выживание. За свободу.

— Твой прихвостень, — пояснил мужчина кивнув на две ноги в отхожей будке. — Отдыхает.

Провели по деревянной галерее. Сняли висячий замок с двери. В доме было почти так же холодно, как на улице. Да, теперь он чувствовал холод.

— Этот домик мы сняли специально для тебя, нравится?

Его ударили коленом в живот, толкнули.

— Пошевеливайся!

Он сидел за длинным столом. Маленькая бутылочка вина, салатик в пластиковой тарелке (магазинный). Тарелка с кумкватом. Салат он уже доел. Отпил вина, забросил кумкват.

— Ну, здравствуй, Огненный Змей, — сказал он.

Один глаз у него бесцветный, молочно-белый, окруженный шрамами, будто бы солнечными лучами. И его взгляд… У него был взгляд человека, одержимого одной единственной идеей в ущерб всем прочим.

Одноглазый говорил и говорил достаточно. Они давно знали о существовании Огненного Змея и тщательно подготовились к его появлению. Люди Одноглазого позволили рабам Змея привести его в это измерение.

— Ты попался в ловушку, — сказал Одноглазый, довольный своим триумфом.

Попасться в лапы таким примитивным созданиям, подумал Змей. Какое унижение!

Глухой жалобный лязг. Огненного Змея бросили в клетку.

Над потолком раскачивалась лампада. Ее лучи что-то шептали. Он почувствовал ее теплое, почти обжигающее дыхание на собственной щеке.

«Мы позволили им свершить ритуал, чтобы они привели тебя в наш мир, — слова Одноглазого крутились в голове обидой, злостью и разочарованием. — Прямо в нашу ловушку».

Змей находился в одурманенном состоянии. Он прыгал по камере (ходить он не мог из-за связанных скотчем конечностей), трогая щекой стены, словно ища тайный проход, катался по полу. Потом заползал в угол и дрожал, обливаясь потом. Он сгибался в неестественных для человека позах. Он пытался прекратить свои мучения, избавившись от уз плоти, но у него ничего не получалось.

Тональность колокольчиков была для него клеткой.

От Огненного Змея пахло мочой и фекалиями. Дни считать он не мог. В углу этой тесной темницы покоилась берцовая кость. Не человеческая, а какого-то животного. На ней было выцарапано «моин сдеинв».

Огненный Змей не знал, реальная это надпись или ему кажется. У него было воспоминание о другом слове, но он не знал, стоит ли верить этому воспоминанию. Возможно, он смотрит на вполне себе осмысленное слово, но буквы в нем спутались из-за той звенящей боли, которая путает все видимое и невидимое.

Раз в пятнадцать минут он звенел колокольчиком. Грубое обветренное лицо. Такое лицо было у надсмотрщика. Щурясь, он курил сигарету и наблюдал за Огненным Змеем через смотровое окно. Было непонятно, доволен ли он тем, что видит, или просто выполняет свою работу.

Бычки надсмотрщик бросал в стеклянную банку из-под растворимого кофе. Из-за звона колокольчика Огненный Змей не мог учуять запах его энергии (если бы учуял, то закрыл бы себе нос в отвращении).

Только никотиновый дым. Только горечь.

У Огненного Змея складывалось впечатление, что он, надсмотрщик, хочет что-то ему сказать, но ему запрещено разговаривать с пленником.

Были часы, когда они просто смотрели друг на друга: он — прищурившись сквозь сигаретный дым; Змей — из-под вспотевшего лба, облокотившись затылком о стену над скамейкой. Жесткой скамейкой.

Раз в пятнадцать минут он звенел колокольчиком...

Был еще другой охранник. В потрепанной фуфайке, которую он не снимал даже сидя у обогревателя.

Этого вообще мало заботил пленник. Большую часть времени он ел и смотрел смешные видеоролики на смартфоне. Полуобморочное состояние Змея сопровождалось смешками и чавканьем из-за толстой металлической двери.

Удивительно, как этот человек не забывал звенеть в колокольчик.

Он поедал всё подряд; полуфабрикаты, фрукты, семечки, консервы и.т.д. Охранник в фуфайке постоянно что-то жевал. Однажды он пришел с пакетом яблок и полдня ими хрустел; и регулярно давился, потому-что любил посмеяться с набитым ртом… Огрызки он бросал в смотровое окно. Змей сомневался, что это было осознанное проявление неуважения. Скорее, проявление слепой глупости, не более.

Огненный Змей давно не ел. Он смотрел на огрызки в своей камере и думал: вероятно они вполне съедобные.

Змей удивился. Человеческая еда под звоном колокольчика, под тяжестью якорей у него на запястьях и лодыжках казалась желанней людской энергии.

Испытывая невероятное унижение, он дополз до огрызка, который валялся ближе всех. Взял его в рот и стал жевать. Раньше он не чувствовал вкуса людской пищи, теперь же ощущал его очень ярко.

Кисло, сладко.

Добравшись до центра огрызка и раскусив семечко, он почувствовал горечь. И ведь, чтобы испытать чувство насыщения, придется это проглотить. Проглотить эту кислоту, эту сладость и эту горечь... Как же так можно?

Надсмотрщик в фуфайке крутил полуфабрикатную пиццу в микроволновке, облучая ее 700-ю ваттами тепла.

Он хлопал себя по ляжкам, предвкушая ужин, который он считал вкусным. Для него все было вкусно.

Через пять минут раздался долгожданный “дзынь”. Он вынул пиццу в треугольной пластиковой тарелке (она оказалась очень горячей), бросил ее на маленький столик рядом с бутылкой газировки без сахара. Отодвинул тарелку с недоеденным рисом заправленным майонезом. Бросил в тарелку с рисом грязную ложку, которая болталась на столе.

Потряс рукой с обожженными пальцами. Прежде чем приступить к трапезе он один раз прозвенел в колокольчик. Огненный Змей закашлялся внутри камеры. Сколько еще это будет продолжаться?

Змей проснулся от выстрелов. Металлическая дверь отворилась. В ней стоял человек в мантии и с мечом. У его ног лежал Одноглазый.

— Бесполезный мусор под нашими ногами, — прошептал Змей довольно.

Вкус первого человека. Он его хорошо помнил.

Пригорелый слой страданий теперь можно отскоблить. Ломтик неба, через который он вошел, теперь снова открыт… Первый человек был слепой старец с шаловливыми помыслами. Он вошел в грот из зернистого туфа. Что он делал? Почему именно он?

Огненный Змей не мог сказать наверняка даже себе. Он помнил детский плач и детские ножки, посиневшие от чьей-то крепкой хватки. И лучи чистой крови, в которых купалась его жертва. Застывшая, как статуя.

Люди веками сгорали под этими невидимыми лучами. Их души до сих пор пузырятся, обугливаются. Они стонут, окруженные незримыми палачами, для которых их страдания — это даже не необходимое зло.

Металлическая дверь снова открылась. На этот раз в дверном проеме стоял незнакомый парень в белой футболке с принтом крылатого банана. Он сжимал в окровавленной ладони смятый колокольчик.

Змей спасен. Но не своими рабами, а одним из своих родственников.

Одноглазый стоял на коленях перед Змеем. Родственник не встревал, скрестив руки у стены.

— Зря ты не дал своему отцу закончить начатое, — сказал Змей держа в руках сломанный колокольчик. — Он пытался сделать тебе очень ценный подарок.

Змей воткнул древко колокольчика в целый глаз. Идея, которой жил Одноглазый, потухла. Затем Змей положил четыре пальца на нижний ряд зубов и рывком вниз сорвал нижнюю челюсть, как постер с неприятным содержанием.

Пульсировала кровь. Извивался язык и трусливо дрожал небный язычок. Огненный Змей поглотил его энергию. Звук: словно работающую бензопилу бросили в ванную, где она металась от стенки к стенке, искрясь и гремя.

Кровь перестала течь, а тело застыло, напоминая скульптуру из черного мрамора.

— Жестоко ты с ним, — сказал родственник. — Мог бы и помягче.

— Он был со мной не церемонился, — ответил Змей.

— Как они додумались поймать тебя?

— Кто-то их надоумил.

— Есть подозрения, кто это мог быть?

— У нас много врагов. Кто угодно.

Родственник согласно кивнул, задумчиво смотря в пол.

— Стоит искать новые угодья, — сказал он спустя недолгую паузу.

— Тебя так легко напугать?

— Если бы не я, кто знает, что с тобой было бы.

Змей хотел возразить, но вовремя одумался. Было бы глупо с его стороны отрицать очевидное. Вместо этого он сказал:

— Мне надоело, что нас считают разбойниками. Они думают, что можно вот так вот просто раскрыть наши слабые места этому скоту и наблюдать, как еда ловит ловца… Нет, бежать нельзя. Они давно науськивали против меня людей. Знали, что мы здесь кормимся… Я просто так не брошу этот мир.

— Найдешь другой.

— Нет.

— Может дойти до того, что земля превратится в поле битвы. Тогда наши вкусные людишки пострадают.

Огненный Змей улыбнулся:

— Им не привыкать.

Шел снег. Полоса от маленьких ног через всю детскую площадку. Школьница со спущенным портфелем до уровня локтей. Голова опущена, сменка болталась почти у самой припорошенной белым земли.

Девочка из начальных классов остановилась. Других детей вокруг не было. Она вытерла кулачком засоплививший нос и пошла дальше. Было за полдень. Темнело...