Енот в помощь

Непонятного возраста человек сидел на холодном кафельном полу подземного перехода на пересечении Ивановской улицы и улицы Бабушкина и с тревогой и надеждой смотрел приближающегося полицейского. Быть может, сегодня он прогонит Ивана с места вынужденного ночлега. Те три месяца, что парень вынужден жить на улице, он, казалось, спал во всех возможных местах Невского района на правой стороне реки и вот сегодня, а точнее, вчера, решил попробовать и левую.

Полицейский, заметив пристально смотрящего на него бездомного, поспешил к нему. Иван, чтобы не провоцировать конфликт, поспешил уйти из перехода. Недалеко отсюда, прямо по улице, должен быть парк. Быть может, там ему удастся провести этот холодный ноябрьский день.

Кутаясь в найденное ночью на помойке рваное пальто, парень едва ли не бежал мимо вестибюля метро, подволакивая покалеченную в детстве ногу. Бросив случайный взгляд на красивую архитектуру явно конца позапрошлого, а может и начала прошлого, века он с удивлением для себя увидел дорожки, кусты, молодые, недавно высаженные деревца. Последний раз в этом месте Иван был ещё при жизни отца больше двадцати пяти лет назад и, конечно, ничего это не помнил. Обилие лавочек и полное отсутствие желающих на них посидеть понравилось бездомному и он поспешил туда.

Странные выверты петербургской погоды снова преподнесли горожанам сюрприз, во всю светило солнышко, лишь изредка перекрывемое куцыми облаками, и дул лёгкий приятный ветерок. Иван, севший на самую дальнюю лавочку в новом парке, не заметил, как уснул. Проснулся он от того, что его лица кто-то касался маленькими ручками. Или не ручками. Открыв глаза, он увидел сидящего у него на коленях енота с жалобной мордочкой.

— Прости, приятель, — развёл руками парень, стараясь не сильно напугать неожиданного гостя, — у меня ничего нет, я теперь самый настоящий БОМЖ.

— Так я и не прошу ничего, — отозвался енот. — Или ты думаешь я слепой и не вижу, в какой ты одежде?

Иван вздрогнул. Последнее, что он ожидал, была внезапная говорливость явно не приспособленного для человеческой речи существа.

— Чего ты застыл? — тут же спросил собеседник. — Или говорящего енота никогда никогда не видел?

— Представь себе, не видел, — повинился Иван. — Я, как оказалось, ничего в своей жизни не видел, всему доверял и поплатился за это. А может быть, ты моя галлюцинация? Али нечисть какая нехорошая?

— Да тьфу на тебя, сказочник, — натурально сплюнул енот, перебираясь с колен парня на доски скамейки. — Ещё и говоришь так, будто родился века три назад в деревне.

— Перед тобой, вообще-то, кандидат филологических наук, животное, — моментально приосанился бездомный, но вспомнив о своём текущем положении, тут же сник. — Ты на животное не обижайся, это я не со зла. Так, присказка, не более того. Я Иван, кстати.

— Сидорович, — отозвался енот. — То ли фамилия, то ли отчество, а может и то и другое сразу. Так зовут, на это и откликаюсь. А с тобой-то что? Социальный эксперимент?

— Да ну, какой эксперимент, — моментально погрустнел Иван. — Всего лишь разругался с последними родственниками да доверился не тем людям. Ничего необычного.

— И поэтому ты называешь себя бомжом? — хитро, совсем по человечески, прищурился Степаныч. — Темнишь ты чего-то.

— А даже если и так, чего я должен первому встречному-поперечному всё про себя рассказывать? Ты про себя хоть что-нибудь рассказываешь? Вдруг ты тоже обманщик и решил отобрать у меня теперь уже самое последнее?

— Рваное пальто что ли? — хмыкнул енот. — Да больно надо, оставь себе, зимой пригодится. У меня шкура есть, с ней очень даже тепло, получше любого пальто будет. И уж свою шкуру я ни на что не променяю и никому просто так не отдам. Видишь?

С этими словами Степаныч повернулся к Ивану задом. Там, на левой лапе розовел шрам от давнего ожога чем-то длинным и узким, очень походим на нож.

— Это с меня как раз пытались шкуру спустить мои, так сказать, хозяева, — почти сплюнул енот. — Но я не дался и сбежал. Никто не смеет лишать Степаныча его шкуры! Хм, чтоб им пусто было, живодёрам недорезанным. Теперь живу у Елизаровской больницы. А ты, получается, нигде не живёшь?

— Получается, нигде, — грустно констатировал Иван. — Раньше у Балтийского вокзала жил, но сначала умерли родители, потом тётка по отцовской линии, затем троюродный брат уехал обратно к жене, в Тамбов, и больше знать обо мне не хочет, а потом те, кого я считал друзьями, несколько раз накачивали меня какой-то гадостью, выставляя асоциальным типом перед соседями, и в конце концов напоили меня так, что я подписал им дарственную на квартиру. Так я и оказался на улице без денег и документов, только с ключами от старого входного замка. Больше в той квартире появляться я не могу, пробовал, приезжала полиция и забирала в отделение. Я пробовал писать заявление, но надо мной только смеялись. Теперь я самый настоящий БОМЖ.

— Подожди-подожди, — вскочил на задние лапки Степаныч. — Что значит «накачивали какой-то гадостью»?

— То и значит, — выдохнул Иван. — Мы встречались, что-то ели-пили, а потом я обнаруживал себя в подъезде, а соседка снизу рассказывала странные небылицы обо мне. То я по двору бегал в голом виде, то из мусорного бака нецензурные стихи Маяковского декламировал, то на кошке пытался по лестнице кататься. Сначала я думал у старушки маразм проснулся, всё же восемьдесят семь лет это не шутки, да ещё и «друзья» в этом же убеждали, а потом, когда из квартиры выгнали, всё встало на свои места. А я видел ту дарственную, там ведь подпись совсем не моя! Только доказать это не получится…

— Ну почему же не получится, — оскалился Степаныч. — Есть у меня одна знакомая, каждую неделю с племянницей навещает меня, вкусности приносят. Она юристом работает, это я точно слышал. Она точно сможет тебе помочь.

— Нет, не может, — покачал головой Иван. — У меня нет ни денег, ни документов, я же говорил. Юристы без денег и документов не помогают. Все деньги остались в сейфе за книжным шкафом, ключ от него у меня, он в единственном экземпляре.

Иван достал из кармана ключ, явно от входной двери. К нему через кольцо был привешен маленький пластиковый брелок овчарки. Иван снял собачке голову, обнажив тонкий изогнутый металлический штырёк.

— Зачем тебе деньги и документы, если у тебя есть я? — даже не обратив внимания на манипуляции парня. — Тётя Оксана меня точно примет.

— Енота? Юрист? — хихикнул Иван. — Ты смешной. Я хочу посмотреть на это.

— Ну так пойдём, я покажу, — спрыгнул Степаныч с лавки, поманив за собой. — Чего ты теряешь? Ты и так уже на улице.

Иван хотел было отказаться, но что-то остановило его. И в самом деле, куда хуже? Социальное дно от него никуда не денется, а гулять по городу в компании енота ему ещё не приходилось. Так что была не была, а там, может, и в самом деле существует юрист Оксана, который сможет помочь ему.

— Хорошо, допустим, — произнёс Иван, чувствая себя пловцом-ныряльщиком. — Где живёт тётя Оксана ты знаешь?

— Где живёт — не знаю, — покачал головкой енот, — а вот где работает примерно сказать могу. Среднеохтенский проспект, долго идти, вывеска с бронзовыми весами. Это далеко отсюда?

— Прилично, — протянул Иван, прикидывая маршрут. — Сначала на метро до «Новочеркасской», потом до Красногвардейской площади, ну а там непонятно сколько идти по самому проспекту. Описание всё же уж очень размытое.

— Другого нет — развёл лапками Степаныч. — Я ведь там не был и даже показать не смогу. Метро-то далеко?

— Нет, совсем рядом, — показал парень на массивное серокаменное здание вестибюля позади них. — Только у нас денег нет, чтобы туда пройти.

— Нужны именно деньги? — уточнил Степаныч. — По-другому никак?

— Деньги нужны на жетон, — пояснил Иван. — Только у нас ни того, ни другого нет. Придётся идти пешком.

— Не пешком не надо, — хмыкнул енот. — Я постараюсь решить проблему.

С этими словами Степаныч сорвался с места, самым настоящим галопом несясь к зданию вестибюля. Иван хотел было остановить нового друга от безрассудства, но не успел. Пришлось идти следом, сильно прихрамывая, нога, всегда остро реагировавшая на отвратительную погоду, не подвела и в этот раз. Ветер резко усилился, небо заволокло серо-свинцовыми тучами, заморосил мелкий, но очень неприятный дождик. Перелом заныл с невероятной силой, будто противился возможным изменениям в жизни Ивана и всеми силами оттягивал их.

Когда парень подошёл к вестибюлю, из него резко, будто подгоняемый тяжёлой прозрачной дверью типа пендельтюр, вылетел Степаныч, держа в зубах монетку, похожую на десятт рублей. Приземлился он неудачно, прямо под ноги солидному мужчине в черном плаще, едва увернувшись от его ног. Монетка выскользнуля из пасти енота и, подпрыгивая на ступеньках, покатилась к проезжей части.

— Держи его! — крикнул Степаныч, уворачиваясь от многочисленных заходящих в метро людей.

Иван, не замечая ноющую ногу, едва ли не прыжками помчался к билету в старую, лишенную ночных ночёвок под открытым небом, жизнь. Не успел совсем чуть-чуть — «монетка» выкатилась за ограждение, отлеляющее тротуар от дороги с машинами. Благо, дальше не полетела, закончив свой побег у давно уже не белого поребрика. Иван почти лёг на асфальт, ещё больше испачкав и без того совсем не чистое пальто, но жетон поднял. Прохожие бросали на него брезгливые взгляды, но хотя бы ничего не говорили. Этого доктор филологических наук не выдержал бы.

В метро Иван и Степаныч зашли спокойно, жетон, несмотря на внутренние опасения парня, оказался настоящим и турникет пропустил его к эскалатору. Еноту монетка не понадобилась, он проскочил так, благо никто этого, казалось не заметил.

После долгого спуска Иван прошёл к информационной стойке в центре подземного зала. В «прошлой» своей жизни он мало ездил на метро, предпочитая наземный транспорт и вот теперь пытался узнать где находится неведомая ему «Новочеркасская». Оказалось совсем недалеко, всего-то надо проехать три станции и сделать пересадку, после чего ещё один перегон — и они в нужном месте.

Подъехал поезд, открылись двойные двери — одни чёрные, станционные, другие синие, вагонные — и парень, подхватив Степаныча, поспешил внутрь. Вагон оказался битком и Иван еле-еле протиснулся, прежде чем напирающая толпа оттеснила его к задней двери с надписью «Не прислоняться!». Держаться за поручень оказалось нереально, слишком тесно было вокруг. Но это и не нужно было, упасть возможности не было.

Проехав два длиннющих перегона, Иван и Степаныч вместе с толпой просеменили из вагона. Парень хотел было пойти на переход, но заметил двух сотрудников в форме, пристально смотревших на него. Иван след вид, что изучает карту окрестностей станции, исподтишка посматривая на полицейских. Те смотрели на него, своим видом показывая, что в метро ему и его спутнику не рады. Им ничего не оставалось, кроме как пойти на выход.

Поднявшись на эскалаторе, енот и человек оказались на площади. Конный памятник, комплекс жёлтый зданий, огромная уродливая стекляшка гостиницы — здесь Иван за все годы, что живет в городе, не был ни разу.

— Ну и куда мы теперь? — спросил Стапаныч. — Как далеко до Новочеркасской?

— Через мост, — нервно ответил Иван. — Нам всего лишь надо пройти через мост. Только это займёт много времени.

— Почему? — не понял енот. — Мост такой длинный?

— Я высоты боюсь, — тихо признался Иван.

— Нашёл чего бояться, — хмыкнул Степаныч. — Что такое высота по сравнению с ночлегом в грозу под куцым кустом? Или поиск еды в буран? Я знаю о чём говорю, я всё это пережил. Ты именно такой жизни себе хочешь?

— Нет, не хочу, — так же тихо ответил парень.

— Ну так пойдём на этот твой мост. Я помогу тебе, одно уж точно не оставлю.

С тяжёлым сердцем и трясущимися коленями Иван подходил к мосту. Он знал, что его страх иррационален, но сделать с этим ничего не мог. Степаныч как мог подбадривал парня, но страх не уходил. Первые несколько метров прошли относительно легко, ничем дальше они шли, тем сильнее боялся Иван. Машины, мчащиеся на огромной скорости, задевали разводные зазоры переправы, парню казалось, что она от такого вот-вот рухнет. Ситуацию усугубляли ветер и дождик, делающий металлические части моста скользкими. Оступиться и улететь прямо в реку Иван не хотел, поэтому шёл медленно, постоянно смотря под ноги и стараясь не смотреть вниз, на воду.

Более-менее Иван пришёл в себя, когда Степаныч сообщил ему о твёрдой земле под ногами. Иван остановился, переводя дух, ему казалось, что они шли целую вечность. И всё-таки он справился, пусть и обмирая от страха едва ли не каждую секунду.

Минут через пять Иван и Степаныч вышли из подземного перехода под Заневской площадью, в котором и находилась станция метро. Наземного перехода площади не оказалось, поэтому пришлось спускаться и долго искать выход к трамвайным остановкам. Степаныч, после очередного неправильного выхода, философски заметил, что, видимо, надо прожить здесь всю жизнь, чтобы с первого раза выходить там, где нужно. Иван был согласен с этим и чуть ли не проклинал тех, кто проектировал такое. Особенно ему было жалко бабушек, вынужденных скакать по ступенькам.

— А зачем мы вообще пришли на трамвай, если у нас денег нет? — шёпотом спросил Иван, когда они наконец правильно вышли из этого клятого перехода.

— Потому что так быстрее, — наставительно заметил Степаныч. — Ты видел в метро, сколько сейчас время?

— Видел, — ответил Иван. — Начало двенадцатого.

— А сколько мы потратили на мост знаешь?

— Нет.

— И я не знаю, а тётя Оксана работает до тринадцати тридцати. Надо успеть.

— Так ведь выгодят же за отсутствие оплаты проезда!

— А ты демонстративно ищи проездной и сокрушайся по поводу его отсутствия и своей дырявой головы. Не такое уж и грязное у тебя пальто, больше мокрое, как у всех вокруг. Так что одну остановку проедешь. А если проверяющий попадётся сердобольный, может и простить. И вообще, почему я тебя должен этому учить?

— Потому что я законопослушный гражданин! — шёпотом прокричал Иван. — Я никогда не забывал проездной, мне это было не нужно.

— Теперь вот придётся забыть, — меланхолично отозвался енот. — Или ты передумал возвращать себе свою квартиру.

Подъехал трамвай-гармошка, Иван вместе со всеми вошёл внутрь, через заднюю площадку, Степаныч ловко забрался на крышу и притаился там. Люди прикладывали проездные к валидаторам, парень делал вид, что ищет свой, потихоньку ища кондуктора. Тот оказался молодым парнем и нашёлся, исключительно благодаря ярко-оранжевой жилетке, в голове трамвая, разбирался с кем-то из пассажиров по поводу проезда. И, видимо, разбирался долго, раз все «старые» пассажиры с интересом прислушивались к этим разборкам. «Безбилетником» оказался дедушка с расстройством речи и явными проблемами слуха. Иван едва ли не молился, наблюдая за представлением, чтобы кондуктор раньше времени не понял, что его дурачат. «Дедушка» оказался липовым, в его «костюме» явно был кто-то молодой, решивший разыграть общественность. Иван не понимал, как можно не догадаться о этом, но с подсказками не лез. Складывающаяся ситуация была ему только на руку.

Впрочем, сильно наглеть парень не собирался и сошёл на первой же остановке на Среднеохтенском после площади. Он и так достаточно проехал, к тому же не знал где именно работает тётя Оксана.

Идя по тротуару и внимательно рассматривая вывески на обеих сторонах улицы, Иван, тем не менее, внимательно слушал рассказы Степаныча, сидящего у него на плече, о юристе и её племяннице. Он узнал о том, какие они добрые, какие отзывчивые, как приезжают к нему каждые выходные, как привозят что-нибудь поесть, как играют с ним и как не стараются забрать в свои жуткие квартиры, в отличии от остальных. Особенно Степаныча раздражали женщины с маленькими детьми, которые, сюсюкая, едва ли не силой тащили енота за собой. В этот момент Иван понял, что не только у него есть страхи.

И всё же, помимо глаз и ушей, у парня на всю работал ещё и мозг. Он пытался подобрать убедительные аргументы, чтобы юрист Оксана его выслушала. Ведь на работе добрая и отзывчивая тётя вполне может быть жёстким человеком, и ведь даже не по своей воле. Работодатель, особенно в юридической сфере, вряд ли позволит оказывать бесплатную помощь просто так, а рекомендация «мне вас Степаныч посоветовал» даже при живом Степаныче выглядит не слишком убедительно.

— Вот они часы, смотри! — воскликнул енот.

Он показывал своей лапкой направо, на другую сторону проспекта, где на углу пересечения с какой-то улицей располагалась вывеска «Кузьмин и Ко» и весы в аиде тех, что держит в руках Фемида. Ивана тут же охватило волнение и пересохло во рту.

— Ну что же ты встал? — удивился Степаныч. — Пойдём же!

— Да, конечно, — растерянно кивнул Иван, — конечно, пойдём.

— Ты боишься? — верно истолковал состояние парня енот.

— Боюсь, — вздохнул Иван. — А вдруг откажут.

— Но ты хотя бы попытайся. И вообще, скажи что ты от Стёпоньки-кнопоньки, тётя Оксана всё поймёт.

Кивнув, Иван как в тумане пересёк по пешеходному перехода проспект, едва не угодив на красный, и подошёл к двери. Рядом со входом висела табличка с именами сотрудников и часами приёма. Иван нашёл строчку «Штиглиц Оксана Игоревна — 9:00–13:30; вт-пт» и страх куда-то исчез. Часы за стеклянными дверьми показывали 12:50 и парень решительно вошёл внутрь. Поискав глазами ресепшен, он отправился прямо туда.

— Молодой человек, вы к кому? — спросила миловидная девушка в белой блузке и русой косой.

— Я… я к Оксане Игоревне, — на секунду растерявшись, ответил Иван.

— У вас назначено?

— Нет, но…

— Если не назначено, можете записаться на любое удобное для Оксаны Игоревны время. У нас только по записи.

— Я от Стёпоньки-кнопоньки, — тихо пробурчал Иван.

— А тоже самое, но вслух?

— Я от Стёпоньки-кнопоньки, — гораздо увереннее повторил парень.

Самое страшное уже случилось, он сказал эту странную фразу, но мир не перевернулся, он не провалился в пучины геены огненной и даже девушка за стойкой не посмеялась над ним, а взяла телефон и стала звонить.

— Слушаю, — раздался из трубки приглушённый женский голос.

— Оксана Игоревна, тут к вам молодой человек, говорит, что от Стёпоньки-кнопоньки.

— От кого? — удивилась женщина.

— От Стёпоньки-кнопоньки, — повторила девушка.

— Марина, ты ничего не перепутала?

— Нет, Оксана Игоревна, так утверждает молодой человек. Мне его выгнать?

— Нет, Марина, я сейчас спущусь.

Не веря своему счастью, Иван отошёл от ресепшена и даже присел на диван, но тут же вспомнил о четырёх месяцах, проведенных на улицах города, и вскочил раненым кузнечиком. Что-либо ещё сделать он не успел, из коридора справа от ресепшена вышла женщина лет сорока в строгом черном брючном костюме и целенаправленно пошла к Ивану.

— Это вы от Стёпоньки-кнопоньки? — спросила она с долей растерянности в голосе?

— Да, это я, — кивнул Иван. — Понимаете, после смерти родителей я связался не с теми людьми, ошибочно считая их друзьями, за что и поплатился квартирой. Благо, ключ от сейфа у меня, но документов нет, я вынужден жить на улице. Сегодня утром я встретил енота Степаныча и он сказал, что вы хорошая женщина и можете мне помочь. И вот я тут, всё, что он говорил, правда и вы…

— Подождите, молодой человек, не надо так быстро, — остановила Ивана женщина. — То, что умеете без многочисленных междометий и слов паразитов излагать саму суть проблемы это хорошо, но я всё же спрошу. Вы встретили енота Степаныча и он посоветовал меня?

До Ивана, хотевшего было ответить, дошёл весь абсурд ситуации. Говорящий енот! Да с таким не в частную юридическую фирму идти надо, а прямо в Кащенко, лечиться от внеалкогольной белой горячки.

— Я понимаю, — поникшим голосом произнёс Иван. — Я пойду, вы и так потеряли на меня своё время.

— Нет, молодой человек, вы никуда не пойдёте, — решительно сказала женщина. — Вернее, пойдёте, но в мой кабинет на втором этаже, второй слева от лестницы. Он открыт, поднимайтесь и ждите.

— Но почему? — не понял Иван. — Это де крайне нелепо — говорящий енот по кличке Степаныч!

— Может и так, — согласилась Оксана Игоревна, — но я знаю енота Степаныча. И знаю его именно как Стёпоньку-кнопоньку. Так что проходите в мой кабинет, я помогу вам.

Иван вне себя от счастья не без подсказки девушки за ресепшеном нашёл лестницу и поднялся на второй этаж. Оксана Игоревна в этот момент звонила племяннице.

— Да, тётя, — ответил на том конце девичий голос лет тринадцати.

— Света, ты ведь ещё помнишь, как вчера говорила мне, что хотела бы, чтобы наш Степаныч после смерти находил тех, кому требуется юридическая помощь и отправлял ко мне?

— Да, тётя, — надломленно ответила девочка, — я помню. И ваши слова о том, что это лишь глупые детские мечты, тоже помню. Но ведь прошло всего два дня, неужели вы думаете, что напоминать о трагедии правильно?

— Ко мне буквально только что пришёл человек, которому точно требуется моя помощь и сказал, что он от Степаныча, — не обращая внимания на слова уже готовой рыдать племянницы, сказала Оксана Игоревна.

— Это правда? — тут же обрадовалась Света. — Тётя, скажи, что ты не врёшь. Ну пожалуйста, тётя.

— Я не вру. Именно так всё и было. Не знаю как, но он даже про Стёпоньку-кнопоньку знает. Похоже, и в самом деле надо начинать верить в чудо.

Оксана Игоревна ушла из зоны совшимости Марины. Последние слова она слышала уже с большим трудом. Убедившись, что никто ничего не видит, он бросила взгляд на камеру наблюдения, посылая в неё заклинание техно-слепоты, и достала своё зеркальце. Посмотрев в него пару секунд, она вызвала своего куратора.

— Марбинальда Вальциевна, первое испытание вашего заклинания прошло успешно, — отчиталась Марина, в считанные мгновения превращаясь в классическую фею из мультиков, с крылышками и полупрозрачной одеждой.

— Никто ничего не заподозрил? — строго спросила синекожая женщина с такими же крыльями за спиной.

— Нет, Марбинальда Вальциевна, о нашем вмешательства не узнал никто.

— Продолжай, — кивнула женщина. — Земля остро нуждается в доброте и бескорыстной помощи.

— Буду делать всё от меня зависящее, Марбинальда Вальциевна, — по-солдатски вытянулась Марина. — Уже готово к реализации следующее чудо. Буду использовать тот же стиль, тем более что моя начальница верит в него.

— Это хорошо, что верит, — прокомментировала синекожая собеседница, помахивая крылышками. — Ничто так не дарит добро, как вера в чудо.