Эпистолярный жанр на заре мироздания

Свирепый ветер гнал снежные хлопья над седой равниной, по которой, спасая свою жизнь, мчался мамонтозавр. Несчастный зверь отчаянно вращал хоботом и вихлял длинным хвостом, похожим на хвост гигантского крокодила. Толпа первобытных дикарей, одетых в шкуры, издавая нечленораздельные вопли, гналась за ним, и в глазах их было написано одно: «Пища! Жрать!».

Впереди был обрыв, и пришлось остановиться. Мамонтозавр тяжело вздохнул и обернулся.

С любым из этих двуногих он бы разделался запросто, но когда их целая куча – когда они нападают на несчастного мамонтозавра толпой, как лилипуты на Гулливера, это уже не смешно…

- Гхырх, ву! Ыы ау-ау! – раздался меж тем вопль вождя, что на местном первобытном наречии означало «Гхырх, давай! Заходи сзади!»

Гхырх – средних лет питекантроп с тяжелой усталостью в глазах - тоже скорбно вздохнул. Умирать не хотелось, а заходить сзади к мамонтозавру – дело гибельное. С другой стороны, смерти он боялся куда меньше, чем гнева вождя, и на то у него была веская причина…

Он уже и счет потерял (собственно, он и считать-то не умел), сколько раз, погибая, он снова возвращался в один и тот же день своей жизни. Открывая глаза, он опять видел отблески костра на потолке родной пещеры, снова ощущал себя юным, полным сил Гхырхом, и жизнь его начиналась заново – до очередной гибели на охоте. Ну, или как вариант - в племени кто-то по макушке настучал, всякое бывало… Тогда еще Арх-арх была жива, молодая и прекрасная, по меркам их племени, питекантропица, к которой Гхырх был неравнодушен, что и говорить. Вот только до любви дело никак не доходило, ибо не понимала вредная первобытная дева его страстного пофыркивания и пылких взрыкиваний…

Поэтому смерти он не особо боялся. Для него она означала лишь возможность проснуться в тепле, а тепло лучше холода, это вам скажет любой питекантроп. Ну, если слова подберет.

Гхырх поднял дубину и попытался подобраться к мамонтозавру сзади. Если удастся добежать по хвосту до спины, взобраться на спину, по ней доползти до головы и огреть дубиной, то у племени появится шанс: оглушенный мамонтозавр уже слабо соображает, хоть голыми руками его бери…

Гхырх изловчился и прыгнул мамонтозавру на хвост.

Чем на этот раз закончилась охота, он так и не узнал. Ибо мамонтозавр хлестнул хвостом по земле, а вторым ударом отшвырнул Гхырха так, что тот полетел в пропасть, головой на камни.

«Ну, вот и все», успел в полете подумать Гхырх, уже предвкушая, что опять очнется в теплой пещере у костра….

Однако в этот раз что-то пошло не так. То есть, так, но не совсем…

***

Среди сияющих золотом облаков, за роскошным письменным столом мореного дуба, восседал Великий Регистратор, задумчиво пялясь в монитор.

- Так-с, и куда же мне девать эту? – бормотал он себе под нос. – Главный бухгалтер, сорок девять лет, погибла при невыясненных обстоятельствах… Ха! Знаем мы эти обстоятельства, слишком дотошной была, вот и результат. Ладно. Отправим в тело средневековой принцессы – пусть наведет порядок в финансах королевства. Теперь студенточка, траванулась от несчастной любви… Эту к эльфам, дуру трепетную, путь разбираются с ней… А этот парень погиб, когда сцепился с гопниками – туда же его, в средневековье, в дружину какого-нить барона, пусть дерется сколько влезет… А? Чего тебе?

Этот вопрос был ответом на деликатное покашливание юного Практиканта, который с восторженным вниманием наблюдал за действиями своего мэтра.

- Простите, Учитель, а почему вы всегда отправляете души отсюда - туда, то есть из двадцать первого века – в прошлое? А не наоборот?

Великий Регистратор замер. Он словно наткнулся внезапно на невидимую преграду. Видимо, задать сей простой вопрос ему никто не удосужился, теперь же он был застигнут врасплох. Потом он пожал плечами.

- Традиция, - проговорил он неохотно.

- Но чем вызвана эта традиция? – продолжал донимать его Практикант.

- Да что ты пристал, - буркнул Великий Регистратор. Он и сам не знал ответа, и, желая уйти от расспросов, встал и пошарил по карманам белоснежной шелковой рясы. Вынув пачку сигарет, он пошел прочь от стола, и кинул через плечо Практиканту:

- Я покурить. А ты пока займись новоприбывшими… Если кто в прошлом погиб – тут же ему новую душу, понял? А кто в настоящем – тому новое тело. Короче, действуй.

Практикант осторожно приблизился к столу, воззрился на монитор, коснулся клавиатуры…

Итак, решил он, посмотрим… Ага!

Погибшие в настоящем: в горах над пропастью сорвалась кабина канатной дороги… Погибли: пожилая дама-лингвист (одна), слесарь-сантехник (один), коммерческий писатель фэнтези (один), девушка-айтишница (одна).

Погибшие в прошлом: в тех же горах, от удара хвоста мамонтозавра, в доисторическую эпоху, погиб некий питекантроп по имени Гхырх…

Ясненько. Ну, как сказали, так и сделаем.

…Через пятнадцать минут Великий Регистратор, брызгая слюной, орал на Практиканта, а тот, съежившись, оправдывался дрожащим голосом:

- Ну я ж не виноват, Учитель, что тот, погибший в прошлом, был только один, а этих, в настоящем, целых четверо!

- И что теперь делать прикажешь?! – бушевал Великий Регистратор, - Четверых! Ты души четверых совершенно разных людей засунул в одного питекантропа! Что теперь делать?!

- Да ничего, - пожал плечами Практикант, - питекантропы живут недолго… когда он опять помрет, мы души этих людей из него повытаскиваем, и пристроим куда-нить поприличнее…

- А он с чем останется?! Погодь… Так ты что - ты его собственную душу-то из него вынул? Или нет?

- А что – надо было?! – удивился Практикант.

Что сказал ему в ответ Великий Регистратор, я лучше цитировать не буду…

***

Гхырх, как и ожидал, очнулся в теплой пещере у огня очага.Он с наслаждением потянулся, ощущая свое тело снова юным и гибким. Не ломила поясница, не скрипели простуженные суставы… Он повернул голову к очагу: у огня сидела прекрасная Арх-арх, и глаза ее, из-под тяжело нависших надбровных дуг, сверкали черным пламенем.
«Хур мняу», - подумал он, что означало «Как прекрасна!»

И тут он внезапно услышал хор голосов, явно охваченных паникой. О чем они говорят, ему было непонятно – но ясно было лишь то, что голоса эти звучат откуда-то изнутри, из его собственного сознания. Эти голоса кричали:

- Господи, что за ужас! Где я?

- Какая жуткая зверюга там, у огня. Наверное, она кусается?

- Как я попала в эту пещеру? Мамочки!!!

- Не понял, нас тут сколько? Эй, кто тут?

Гхырх недоуменно помотал головой, повертел руками перед лицом, перевел взор на свои ноги, покрытые пушистым мехом. Голоса на минуту смолкли, а потом взорвались – сначала пронзительным женским визгом:
- Почему у меня такие волосатые ноги? И руки?! Я что – обезьяна? Аааааа!...

- Кто тут еще, кроме меня? Блин, шизофрения, - отозвался мужской баритон.

- Хочу домой! Хочу проснуться… это сон, - бормотал чей-то низкий бас.

Гхырх в отчаянии стукнул себя по голове. Затем вскочил, немного попрыгал, потом на своем наречии приказал голосам заткнуться и молчать. Голоса замолкли.

Но ненадолго. Тихий женский голос прошептал:

- Мне кажется, эта обезьяна… или обезьян… ну то есть я, но как бы не совсем я… в общем, он на нас злится.
- Похоже на то. Вот не нравится мне, что он по башке себя лупит. Больно же, блин.

- А я понял! Братва! Мы все были в той кабинке подвесной дороги, верно?
- Да, я тоже там была… Ой! Так страшно было падать!
- И я.
- И я тоже! Мы, все четверо. Но как мы попали… И все вместе…

После небольшой паузы уверенный мужской голос произнес:

- Как-как, как все попаданцы. Стандартный прием фэнтези. И, заметьте, в тесноте, да не в обиде. А то обычно каждую попаданку или попаданца мучит чувство одиночества в незнакомой локации, а у нас тут дружный коллектив…

- Но что нам делать?

- Как что? Осваиваться. И кстати….Тсссс! Вслушайтесь… Слышите?
Наступила пауза.
- Во что вслушаться? – недоуменно переспросил женский голос.
- Попытайтесь примерить на свое сознание язык этого существа. В конце концов, нам придется общаться на этом языке с его соплеменниками…

Попаданцы замолкли, мысленно зажмурились и попытались пропустить сквозь себя поток мыслей Гхырха.

***

А Гхырх меж тем думал о своей возлюбленной Арх-арх. О том, как прекрасны ее ножки, покрытые золотистым мехом; как очаровательно ее лицо с изящно выдвинутой вперед нижней челюстью. И о том, как был бы он счастлив, если бы она ответила на его чувства. Далее мечты его перешли уже в совсем интимную плоскость, и тут раздался возмущенный женский голос:

- Ну и как тут перенимать язык, если он мыслит картинками!
- Все мужики о таком думают картинками, - хохотнул баритон.

- И долго мы должны смотреть эту доисторическую порнографию?!

- Да какая порнография, - фырнул обладатель баса, - это даже не легкая эротика, а так, детский сад…

Поток сознания Гхырха прекратился. К него возникло чувство, что за ним подглядывают. Мечты оборвались, и он вернулся в горькую реальность, в которой он одинок, отвергнут, и самое страшное – обречен переживать отвержение раз за разом, в каждой новой жизни. Согласитесь, для мужчины быть отвергнутым единожды и то мучительно, но когда тебя заставляют пережить такое раз за разом – невыносимо.

- А вообще, мне его жалко, - протянул женский голос. – Бедняга не может даже рассказать своей даме о своих чувствах.

- Стесняется, - хохотнул сантехник басом. – Застенчивый, бедолага.

- Мог бы письмо написать, - возразила дама-лингвист, - что-нить вроде «Я вас люблю, хоть я томлюсь, хоть это стыд и труд напрасный, и в этой глупости несчастной у ваших ног я признаюсь…»

- До этого уровня ему еще тыщи и тыщи лет, - возразил баритон.

- Э? Ыр уа крар мямямя? – неожиданно вмешался в диалог голос Кхырха.

- Не понял, - заметил бас.

- Я тоже не понял, - согласился баритон.

- А мне кажется, я поняла! – восторженно прошептала девушка. – Он спрашивает, о чем мы тут говорим.

Начало диалогу было положено…

***

Через неделю Гхырх, прослушав курс молодого бойца личного фронта, преподнес своей даме букет эдельвейсов, которые только-только показались из-под снега. Отвечая на недоуменный взгляд Арх-арх, которая искренне не понимала, зачем ей преподносят что-то несъедобное, он нежно, на местном наречии, проворковал, что она прекрасна, как эти цветы.
И удалился, провожаемый недоуменным взглядом черных глаз.

- Ничего-ничего, лиха беда начало, - успокоила Гхырха пожилая дама-лингвист. – Дай ей время подумать и привыкнуть к мысли, что кто-то находит ее прекрасной, и что этот «кто-то» - именно ты…
- Пусть напишет ей любовное письмо, - предложила девушка-айтишница.

- У них нет письменности, - возразил писатель.

- Ну, давайте им ее, эту письменность, придумаем, заодно и сами язык подтянем, - предложила дама-лингвист.

- А чё, круто, - согласился сантехник.

Вскоре соплеменники с удивлением наблюдали, как Гхырх выводит углем какие-то закорючки на стене пещеры. К слову сказать, эти письмена тысячелетия спустя пытались расшифровать все археологи мира, но безрезультатно. Потом к нему присоединилась прекрасная Арх-арх, снедаемая женским любопытством, и тоже принялась мазюкать стены углем.
И настал день, когда Гхырх приволок в пещеру (не без труда) огромный камень-валун, исписанный загадочными письменами, и поставил его рядом со спящей Арх-арх. Он знал, что проснувшись, она обнаружит его письмо, и тогда… Его сердце заходилось от сладостного предчувствия.

Сам он ни за что бы не справился. Но текст ему продиктовал писатель, поднаторевший в таких делах. Письмо гласило:

«Моя драгоценная Арх-арх! Я не силен в эпистолярном жанре, поэтому начну сразу с главного. Ты прекрасней, чем рассвет над морем, прекрасней, чем все благоуханные цветы лесов и полей. Ты вошла в мою жизнь — как приходят в мир, где все реки ждали твоего отраженья, все дороги — твоих шагов... Я тебя обожаю и всей душой надеюсь на взаимность. Твой Гхырх».

Проснувшись, Арх-арх попыталась прочесть письмо, но застряла на выражении «эпистолярный жанр». Что это такое, она понятия не имела. Потому что никогда не читала, как вы понимаете, ни «Опасные связи» Шодерло де Ланкло, ни даже «Бедных людей» Достоевского.

Кстати, не спрашивайте меня, как это выражение на скудный язык пещерных людей перевел сам писатель. У нас же тут фэнтези, а фэнтези еще и не такое бывает. И как ему удалось растолковать значение этого термина Гхырху. Короче, отстаньте от меня все, вот!

Ну, а дальше события развивались стремительно.
Прекрасная Арх-арх поняла главное: она любима самой романтической любовью, и уже приготовилась отдать свое сердце Гхырху, но увы! Влюбленные уже сидели рядышком, уже нежно пофыркивали, придвигаясь друг к другу все ближе; уже томное вожделение… или вожделеющее томление, короче, неважно - коснулось их обоих – и тут…

Они не заметили, как над ними нависла чья-то враждебная тень с занесенным каменным топором.

Короче. Вождь племени сам имел на виды на прелестную Арх-арх, поэтому бедного Гхырха стукнули по голове, и жизненный путь его снова оборвался… Словом, тяжела доля влюбленного в эпоху неолита!

***

- Ну вот видите, Учитель, - обрадовано вскричал Практикант, купаясь в золотом облачном сиянии, - я же говорил, что питекантропы живут недолго. Теперь вся эта четверка свободна, а времени прошло всего ничего.

- Ну так пристрой их… раскидай куда-нить, - рассеянно ответствовал Великий Регистратор, прихлебывая обжигающий кофе и колотя пальцами по клавишам.

- Только тут… неувязочка одна вышла,- продолжал Практикант виноватым тоном.

- Что еще?! – вскричал разъяренный Великий Регистратор, - покоя от тебя нет. Что ты еще натворил?

- Да я-то ничего, - обиделся Практикант, - только эти четверо разлучаться, понимаете, не хотят. Говорят, попривыкли уже друг к дружке. Их бы вместе как-нибудь определить…

Великий Регистратор поморщился. Допил кофе. Покопался в папке «Отложенные».

- Вот тут, четверо. Восемнадцатый век, Россия-матушка, все четверо погибших боярского роду-племени, их разбойнички на большой дороге подстерегли да кистенем по головушкам приложили. Молодой боярин с женкой, при нем советник его да невестина тетушка. Так-с… Значит, писателя в боярина, айтишницу в его женку, лингвистку в тетку, а сантехника в советника.

- Сантехника в советники? И чего он насоветует? – усомнился Практикант.

- Не боись, по делу насоветует, сантехники народ бывалый.

- Страшновато там, - промямлил Практикант, - При Петре-то Первом… Церковники лютуют, Тайная канцелярия свирепствует… Они не согласны категорически. Говорят, им неолита хватило, сыты по горло.

- Ну надо же, еще и капризничают. Вот тут четверо из девяностых годов двадцатого века, вроде их кастетом по голове…

- Тоже не согласны. Говорят, девяностые хуже каменного века.

- И куда их тогда?

- Придумал! Тут одного актера, третьего дня, инфаркт хватил. Давайте в него опять всех четверых – и им вместе веселее, и актеру проще будет входить в разные образы. Эти четверо не против…

- Действуй!

***

Гхырх осторожно открыл глаза. Он лежал все в той же пещере, и отблески огня как всегда мерцали на потолке.

«Огонь, огонь священный древний, - подумалось Гхырху, -

Пришедший к нам из тьмы веков,

Легенд старинных звук напевный,

Беседы шепот задушевный

У пламенеющих костров…».

Он удивился сам себе – ишь, как сочинил! - и подумал, что надо это записать, а лучше высечь каменным зубилом на стене пещеры, и прочитать Арх-арх, которая сейчас грела бок у костра. Ей понравится.
Но сначала – прежде, чем создавать с Арх-арх ячейку общества - надо, черт возьми, как-то привести в рамки правовых норм действия соплеменников, а то каждый тебя норовит топором по башке, и никаких регламентированных правил поведения!

Он взял уголек, что откатился в сторону от костра, подошел к стене и уже привычными закорючками вывел заголовок:

«КОНСТИТУЦИЯ НАШЕГО ПЛЕМЕНИ».

Подумав, дописал:

П.1 Не убий…

П.2 Не пожелай жены соплеменника твоего…

Арх-арх с интересом приглядывалась к тому, что там делает Гхырх.

Меж тем творилось дело поистине великое. Ибо то был сделан первый шаг на пути к цивилизации…