Эпоха шёпота

---

ЭПОХА ШЁПОТА: ХРОНИКИ СЛУШАТЕЛЯ

Глава 1: Искусственная Тишина

Артём Петров ненавидел утро. Не потому, что был соней, а потому, что именно в первые минуты после пробуждения, когда сознание ещё не обрело привычный броневой панцирь, он был наиболее уязвим. Его квартира в жилом блоке 7-Б «Северной Цитадели» — так теперь официально назывался его район — была образцом стерильности. Гладкие белые стены без единой картины, минималистичная мебель из холодного металла и пластика, ни единой безделушки, которая могла бы накопить эмоциональный след, стать антенной для Шёпота. Единственным звуком, вернее, его отсутствием, был ровный, низкочастотный гул «Центуриона-7» — его личного Глушителя. Устройство размером с небольшую колонку стояло на тумбочке из непроводящего полимера и вибрировало, создавая вокруг Артёма невидимый кокон, в котором тонули все внешние психические вибрации. Это был звук безопасности. Звук душевной смерти.

Он поднялся с кровати, и его взгляд упал на серый город за окном. Москва. Вернее, её мумия. Знакомые очертания небоскрёбов Москва-Сити теперь были похожи на гигантские надгробия, укутанные в матовые панели общегородских Глушителей. Между ними бесшумно скользили электрокары. Ни рёва моторов, ни гудков, ни даже отдалённого гула жизни. Тишина. Колоссальная, искуственная, невероятно дорогая Тишина, которую Орден Молчания продавал своим гражданам как единственное спасение. Цена была проста: твои эмоции. Твои воспоминания. Всё, что делало тебя человеком.

Его коммуникатор, такое же гладкое и безликое устройство, беззвучно завибрировал о стеклянную поверхность тумбочки. Сообщение от Департамента Аналитики и Контроля Аномалий (ДАКА). «Агент П-734 (Петров А.Д.). Задание 734-Д. Сектор Д-4, бывший промышленный комплекс ЗИЛ. Цель: оценка текущего уровня пси-фонда в административном корпусе, поиск и изъятие стабильных артефактов 3-й категории и выше. Время нахождения в зоне повышенной активности: не более 180 минут. Уровень защиты: «Омега». Риск признан высоким. Подтвердите получение».

Артём безразлично ткнул в кнопку «Подтверждаю». Сектор Д-4. Одно из мест-уродов на теле города, гигантский нарыв невысказанной боли. Шёпот там был не фоновым статическим шумом, как в жилых кварталах, а живым, дышащим существом, сотканным из эха советского трудового героизма, сменившегося постсоветским разочарованием, нищетой и отчаянием тысяч людей, чьи жизни перемололи жернова истории. Работа Ловца Эха была работой сапёра, только взрывалась здесь не мина, а рассудок.

Час спустя он стоял на КПП «Цитадели». Процедура напоминала подготовку к выходу в открытый космос. Санитары в стерильных белых костюмах и с масками, скрывающими любые эмоции, проверили показания его «Центуриона». Потом был укол нейростабилизаторов — химический щит, дополняющий технический. Холодная волна прошла по вене, притупив края восприятия. И, наконец, ему выдали шлем «Валькирия» с усиленными пси-фильтрами и визором, проецирующим данные об окружающем пси-фоне в реальном времени.

— Показатель вашей личной резистентности — 82%, — монотонно, словно считывая инструкцию, произнесла женщина-врач, её глаза были пусты, как у рыбы. — Падение ниже 60% требует немедленной эвакуации и прохождения курса рекалибровки. Не забывайте проводить ментальные упражнения на отстранение. Шёпот — это вирус. Не позволяйте ему найти в вас точку входа.

Артём кивнул, не говоря ни слова. Разговоры были бессмысленны. Он повернулся и шагнул к шлюзу. Герметичная дверь со шипением отъехала в сторону, и его встретил не звук, а ощущение. Давление. Словно он погружался на большую глубину. Воздух снаружи «Цитадели» был густым, тяжёлым от невидимой взвеси чужих страданий.

Его служебный электрокар, оборудованный собственным Глушителем, мягко тронулся с места. По мере удаления от стерильного ядра «Цитадели» мир за окном начинал гнить. Белоснежные фасады сменялись серым, облупленным бетоном. Окна зданий были темными провалами, словно глазницы черепов. Граффити на стенах выглядели не как рисунки, а как шрамы, синяки на лице города. И сквозь усиленный гул «Центуриона» и шлема начинал пробиваться Шёпот.

Сначала это было просто ощущение тревоги, сосущее под ложечкой. Потом в висках застучало. И, наконец, он начал различать обрывки. Не слова, а именно обрывки, как клочки бумаги, несомые ураганом.

«…опоздаю, опоздаю, опоздаю…»

«…хлеба, хлеба нет…»

«…квартплата… как платить…»

«…ненавижу эти стены…»

«…умру здесь…»

Это был всего лишь фон, предгроза. Но Артём, опытный Ловец, чувствовал — за этим гулом скрывалось нечто большее. Нечто острое, как лезвие, и горячее, как свежая кровь.

Он припарковался у гигантских, ржавых ворот главного цеха. Задание было конкретным — административный корпус. Кабинеты начальства. Личные вещи людей, облечённых властью, всегда несли в себе особый, концентрированный Шёпот — коктейль из страха, мании величия, паранойи и ответственности, которая давила сильнее любого пресса. Такие артефакты высоко ценились Орденом для… исследований. Артём предпочитал не думать, для каких именно.

Дверь в корпус была заварена, но рядом зиял пролом в стене. Войдя внутрь, он почувствовал, как давление Шёпота усилилось на порядок. К голосам рабочих примешались другие, более чёткие, резкие.

«…докладную в партком… уничтожить…»

«…план любой ценой, иначе…»

«…они все шпионы, все…»

«…боюсь, боюсь, боюсь…»

Его Глушитель захрипел, пытаясь парировать психический натиск. На визоре шлема замигал жёлтый индикатор: «ПОВЫШЕННАЯ ПСИ-АКТИВНОСТЬ». Артём сделал паузу, прислонившись к холодной, облупленной стене. Он закрыл глаза под затемнённым стеклом визора и начал мысленно читать мантру, вбитую в него годами тренировок: «Я — камень. Шёпот — это вода. Я — скала. Шёпот — это ветер. Они проходят сквозь меня. Они не могут меня тронуть».

Он двинулся дальше по коридору, похожему на путепровод в ад. Двери кабинетов зияли пустотой, и из каждой доносился свой уникальный букет страхов и амбиций. Наконец, он нашёл ту, что искал — дверь с полустёртой табличкой «Директор». Она была заперта на массивный аналоговый замок. Словно кто-то пытался запереть боль внутри. Артём с силой упёр лом в щель рядом с замком. Древесина с треском поддалась. Физическая сила всё ещё была актуальна в этом мире, одержимом призраками.

Когда дверь отъехала, он замер.

Кабинет был в хаосе. Шкафы повалены, бумаги разбросаны, стул перевёрнут. Словно здесь не искали сокровища, а искали спасения. И в центре этого хаоса, у огромного окна, из которого открывался вид на мёртвые корпуса завода, сидела на полу девушка.

На ней не было защитного костюма. Не было шлема. Лишь поношенная куртка, простые джинсы и наушники старого, допотопного образца, которые не могли блокировать и десятой доли здешнего Шёпота. Она что-то быстро и сосредоточенно писала в потрёпанный кожаный блокнот, её губы беззвучно шевелились, повторяя слова, которые слышала только она.

Артём стоял, ошеломлённый. Протокол предписывал немедленно отступить и сообщить о нарушителе. Контакт с неизвестными в «громкой» зоне был смертельно опасен. Но он не мог пошевелиться. Как она могла находиться здесь без защиты? Она не была Шепчущейся — те имели пустой, остекленевший взгляд. Её глаза, когда она подняла их на него, были ясными, глубокими и невероятно усталыми. В них была не пустота, а переполненность. Переполненность тем, что она слышала.

— Ты новый? — её голос был тихим, хрипловатым от напряжения, но он прозвучал оглушительно громко в тишине, создаваемой Глушителями. — Или пришёл за мной? Сотрудник Ордена?

Артём сглотнул. Его собственный голос показался ему скрипучим и незнакомым.

—Что ты здесь делаешь? — выдавил он. — Ты… из Хора Разбитых Сердец?

Девушка усмехнулась, и в уголках её глаз собрались морщинки. Улыбка выглядела чужой в этом месте.

—Хор? Нет. Они просто упиваются болью. Становятся её частью. А я… — она показала ему блокнот. — Я записываю. Архивирую.

Он мельком увидел исписанные страницы. Не сплошной текст, а что-то вроде картотеки. Имена. Даты. Краткие заметки. «Иван П. Боялся опоздать. Умер от инфаркта в цеху. 12.08.1987». «Мария С. Мечтала стать балериной. Проработала 40 лет у конвейера. Ушла на пенсию, умерла в одиночестве. 2005».

— Они заслужили, чтобы их помнили, — тихо сказала она. — Не как часть этого белого шума, этого рёва. А поимённо. Со своими историями. Шёпот — это не монстр, которого нужно бояться. Это незаживающая рана. И если её игнорировать, она начинает гноиться и отравлять всё вокруг.

В этот момент её старые наушники издали резкий, пронзительный визг — сбой защиты. И на её лицо, всего на секунду, обрушилась вся нефильтрованная агония этого места. Оно исказилось гримасой чистого, животного ужаса и боли. Она вскрикнула и схватилась за голову, блокнот выпал из её ослабевших пальцев.