Ещё пять дней

Колесо въехало в небольшую яму, и я подпрыгнул на пассажирском сидении, вернув себе любопытство, подавленное бессонной ночью, проведённой в пути сюда.

Солнце поднялось высоко, его сушь густеет и смолит асфальт впереди. Поля сменялись полями. Таксист ехал на приличной скорости, я ощущал себя подверженным стирке бельём. Ох уж эти ухабистые вены путей. Они ничуть не изменились с дня нашей последней встречи.

Комбайн поднимает облако пыли, оно у нас на пути. Машина въехала в него и на пару секунд вокруг ничего не было видно. А когда оно осталось позади, я увидел, что дорогу сопровождают одинокие домики, собравшиеся в небольшую кучу. Я скоро вернусь домой. Обратно в свой родной хутор. Он не видел меня десяток лет. Путь к нему лежит через небольшой городок, вокруг озера и сквозь поля. Они распростёрлись во все стороны, отчего край похож на поделённое латками пальто.

Старое такси прошло городок насквозь. Дорога стала ещё хуже. Асфальт исчез. С левой стороны показалось заснувшее, заросшее камышом и рогозом озеро. В его центре качается рыбак, повернув голову в сторону кряхтения машины. Двое мужчин остановились у обочины и о чём-то говорят. Один держит под рукою старый велосипед, второй вышел из красной «копейки». Увидев их, таксист замедлился, кивнув:

–Как здоровье? – крикнул он, засмеявшись.

Те кивнули ему в ответ, подняв ладони. Машина попала в глубокую яму и на скорости вылетела из неё. Всё внутри меня булькнуло и поменялось местами. Водитель схватился за руль и повернул голову вперёд, крякнув.

–На дорогу смотри! – послышались смешанные с смехом крики сзади.

С правой стороны желтизной загорелись двухметровые цветы, отворачиваясь от палящего солнца. Оно разжигается с каждым десятком минут всё сильней.

–К какому двору? – спросил меня таксист.

–Прямо. До последнего поворота. И слева будет синий забор.

Время проверить все сумки, убедиться, что ничего не забыл в салоне. Высокий зелёных орех погладил такси по спине. Машина встала на засыпанной щебнем земле. Четыреста рублей пропало из моего кармана, и я вылез на улицу, закинул одну сумку за спину, а вторую взяв в обе руки. Попрощался с усатым водителем, тот начал сдавать назад. Гул ветра проводил его отсюда.

Пока добрался до сюда, почти наступил обед. Жарче сегодня уже не будет. Но на пике небесное пламя прижимает к земле. Открыл скрипучую калитку, попал в пустой заросший жёлтой травой двор. Старый, покрытый паутиной дом станет моим убежищем на неделю жизни.

Ласточки слепили в тени угла навеса гнездо. Они взлетели и закружились над моей головой, прогоняя незнакомца. Я попал в тесноту низких потолков и толстых стен, пройдя порог. Скинул на пыльный ковёр одну сумку, вторую уложил на кресло-качалку.

С собой привёз и чай, и походные сухари. Старый, покрытый белой накипью чайник затрещал над ровесницей плитой. Разуваться нет желания и нет лени проверить все комнаты на примет прошедшего времени. Ничего не изменилось. Всё только желтеет и сереет. Всё также слезают обои, свисая к полу. Всё также копят пыль набитые пером подушки. Всё также в углу таятся пауки и ванна чернеет поверхностью, лишённой кусков эмали.

На кухне засвистело. Я заварил мутную воду, сделал глоток и заснул за столом на минуты четыре. Меня разбудил кот. Я услышал мяуканье под дверью со стороны улицы и подошёл к окну. Он видел меня сквозь стекло и тихо мурчал. Я его вижу впервые, и он никогда не знал меня. Он живёт здесь, видимо, на чердаке. Оттого на полу так мало мышиного помёта. Я вынес ему сухарь, который он есть отказался, и налил в пластмассовую треснутую миску холодной воды.

Плодородный огород порос бурьяном и запустеньем. Он никогда ещё не был так густ. Яблоня пока не одичала, красные наливы падают в кусты малины. Небо лишилось всех облаков. Они уплыли поближе к горам на горизонте. В голове играет гитарная мелодия.

Под раковиной взял веник, сплетённый из высохшей берёзовой полыни, промёл им пол. Согнал пауков и распугал всех мышей. Улёгся в узкую короткую кровать. Осталось дождаться заката. Дождаться прохлады предвечерня и сумерек. С путей поездки сильно устал. Вернувшись домой сразу клонит в дремоту. Сразу тянет назад.

На подоконнике завибрировал телефон, оторвал от подушки и сразу замолк. Раскалённое окно наконец-то остыло. Прикрывая зевоту, вышел на улицу и посмотрел в сторону уезжающих с полей машин. Хочу пройтись по степи. Перед дворами никого. Внутри сельского магазина горит свет, но под ним пустота. Людьми и не пахло. Свернул с дороги и шагнул в травянистую пустоту. За заборами лают собаки, за горизонтом прячется диск.

Деревьев стало сильно меньше. Пропал лесок и слезла пониже глина. В гуще ковыля и типчака не найти смысл жизни. Не найти ничего, можно лишь потеряться. Мой шаг по степному волосу так тих, что это могло лишь показаться. Я иду к семье подсолнухов любоваться закатом и смотрю под ноги каждые два метра, выискивая глазами пугливого ужа. Две выезженные сухие тропы направлены в одну сторону и держатся за руки. Они ведут к полю зелёно-голубых копий с жёлтыми головами на пиках. Они смотрят в одну сторону и провожают день. Я здесь один. И люди могли тут быть дней пять назад в последний раз. Вот красота этой консистенции свистящих сухими деревьями ветров.

На звуки веселья мальчишек, девчонок иду. Иду на собачий лай и мычание коров. Мы все проводили закат. Мы все проводили жар и повстречали прохладу. Люди наконец вышли из своих кирпичных гнёзд и притащили в карманах шум голосов. По приезду я думал, что местных тут меньше, что людей осталась лишь горсть.

Пасутся под тополями козы и гуси щипают перед дворами траву. На ржавой детской площадке бурлит игра в взросление. Меня никто не узнаёт или делает вид, напрягая мышцы лица. Старики косятся причудливому виду чужака. Возрастная забывчивость стёрла мой образ из их голов. Дети родились, когда меня уже не было. Я просто иду домой, здороваясь по привычке и отходя от лая блохастой охраны.

–О! – со двора добежало удивление.

Я обернулся и увидел лицо, постаревшее на десять лет. Оно смотрело на меня в окружении приобретённой семьи с той стороны зелёного забора. И я не знал, как подойти и что сказать тому, с кем мы прошли всю школу и всё детство. Но говорить никто не стал, он позвал меня за столь и красавица жена, по которой я в восьмом классе сох, принесла ароматы жаренной картошки и маринованных огурцов с чаями.

–Ну что? ты к нам надолго? Что-то ты худой стал, - похлопал меня по плечу похудевший товарищ.

Я смотрел и не мог поверить, что столько времени прошло. Я смотрел ему в глаза, я смотрел в глаза детей и понимал, что так много времени с момента наших пьяных студенческих встреч ушло.

–Да я на недельку приехал. Больше не могу.

–Неделя – тоже много. Слушай, давай завтра в город? Я покажу, как наше запустенье изменилось! – загорелась речь и родились планы на следующий день, - а на вечер оставайся с нами.

И мы вдвоём сидели до утра, гоняя байки и вспоминая студенческую ностальгию по детству. Мы выходили подышать свежим воздухом и попортить его дымом сигарет. Ночное небо не изувечено светом ламп и гаражей. Оно стреляет в нас зарядом огней.

Завтра будет новый день. Второй день. надо отоспаться, чтобы подскочить аж в шесть утра, закинуть всё в багажник и поехать далеко. Так мне казалось в детстве, что город далеко, что он почти в другой стране и на его картах нет нас даже близко.

Розовая лужа растекалась по небу, её встречал запрыгнувший на курятник петух. Утренняя прохлада коснулась ног спящего меня на диване. И жить в этот момент очень приятно. Застучавшие часы захотели, чтоб я встал и пошёл, а точнее побежал, но только я их послал, ведь всю ночь не спал.

Пахучий чай заливает горло, пряник тает во рту, как сахар тлеет в молочных кашах детей. Корова уходит в свой путь, искать самую не измученную жаждой траву. Ещё чуть-чуть и мы отправимся тоже. Семья собирает все вещи, закидывает в багажник и сидит на дорогу у порога. Я смотрю на лес у склона кургана.

Открылись ворота, машина тронулась в город. Водонапорная башня ржавеет под тенью тополей. Футбольное поле заросло мятликом и порвалась сетка на единственных воротах. Конь пасётся у фермы. Сегодня жарко будет даже в тени.

Подъехали к небольшому магазину, оказался закрыт и вывески нет. Обзавелись сосисками с водой в другом. Обгоняем тракторы, догоняем иномарку и летим рядом с полями, включив радио и барахлящий кондиционер. Из города едут люди и мигают фарами. Мой друг шепнул, и дети тут же улеглись на кресла, спрятав свои головы пониже. А на кольце стоит полиция, двое крутят полосатыми палками и машут на себя фуражками.

Мост огибает железную дорогу, над домами надзирает элеватор, и заброшенная белая пятиэтажка не изменилась со времён нашей в ней базы на самом верхнем этаже. На вокзале жарятся две маршрутки и возле рынка вздыхает такси. Тут многое изменилось с момента моего отъезда, но много чего осталось по-прежнему.

Мы едем мимо всего, пронизывая город на сквозь как стрела. По дороге спускаемся вниз и видим блестящее озеро, спрятанное в зелёном пуху. Колёса въехали в лужу, мы едем прям по траве и спрятавшись в лесу остановились у глиняного берега в тени.

Листья плывут по зеркальной глади воды. И гул трассы слышен где-то в дали. У машин есть дороги, у дорог есть машины. Дети собирают с земли ветки и палки. Супруга друга нарезает хлеб, а мы разводим костёр и достаём свои удочки.

На холме красным пучком света мигает раздающая связь вышка. В детстве я мечтал залезть на неё, но никогда даже к ней не подходил.

Поплавок танцует с лёгким течением, ветер шелестит листвой. Мы сидим на краю берега и молча дышим природой. Семья за спиной играет с мячом. Над слабым пламенем загорают сосиски и сало. День идёт своей дорогой мимо нас и не оглядывается назад. Ему нет дела до того, что происходит внизу. И я не думаю о том, что будет завтра. Впереди ещё пять таких дней.

Впереди ещё пять дней…