Ёшкин Матрешкин

Всем гениям, не признанным при жизни, поможет чудо, гибель и любовь…(Из творчества душевноздоровых)

Все совпадения с действительностью являются случайными по причине глубокой аморальности случая и действительности как таковых.

(с) Хольгер

Саша решил обойтись безо всяких предсмертных записок. «Ребячество!» - прикинул он для себя и был прав, так как неправым он не бывал. Как всякий порядочный гений, Саша постоянно находился в состоянии перманентного суицида, знал об этом и, втихаря, испытывал гордость собственной живучестью. Всё его творчество станет одной большой запиской грядущему во мрак последнему поколению. Угораздило же так не вовремя появиться на свет! В недоношенном мире, со всеми признаками мертворождённости и глубоких органических пороков, приводящих к неизбежной мучительной смерти! Однако у всего есть цена и, прикинув большинство «за» и меньшинство «против», Саша решил за ней не постоять. «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт…» - напевал он вместе с Высоцким, прикидывая, о чём скоро с ним поговорит. Даже наложение рук на пышущий, пусть и не здоровьем, но аппетитом, собственный организм не казалось Александру чем-то предосудительным. Наоборот, и это хотелось скромно упрятать в тень посюсторонней неизвестности, он клал свой живот на алтарь высокой цели – духовного просвещения и напутствия современников с потомками, тех, кто сегодня называл его Санёк, Сашка, Сан Саныч, Санюля (особенно Санюля, было в этом что-то от санузла), а завтра уже не посмеет. Кроме того, давно пора было избавиться от небольшой, хоть и лобной, доли инфантильного атеизма, и заглянуть за горизонт – чего там на самом деле происходит. С научной миссией, так сказать. В целом решение пришло абсолютно осознанно, без соплей, истерик и переживаний, когда он смотрел на тонущее в Финском заливе осеннее небо. Два куска серой стали сомкнулись в его глазах, перекусив убегающий в дальние страны теплоход, а над ухом раздался приятный голос:

- Тоска! Да, вечная тоска, и выход из неё страшен.

Голос на последнем слове закашлялся, захрипел и забулькал застарелым эмфизематозным клекотом. Саша скосил глаза в сторону нарушителя его великого одиночества. Он уже нарисовал себе этакого бомжа, стреляющего на бутылку смысла жизни, и потянулся за сторублёвкой. Но в прицеле его раздражённого милосердия оказался вполне респектабельный гражданин солидной наружности и приличной окружности, так что ни на деньги, ни на Сашин недопитый коньяк человек явно не претендовал. Претендовал он, видимо, на потрындеть. А трындеть сейчас для Саши было не в тренде. Он как раз обдумывал тему страха смерти, как банального страха боли от прекращения жизни и, соответственно, свой собственный безболезненный, но яркий уход. К тому же яркость теснила безболезненность качелями «цена-качество», порождая массу вариантов суицида. Весьма сомнительного характера вариантов. Саша сдержал сердитое сопение, решил отшутиться и быстренько слинять.

- Ничего страшного! – сказал он. - Говорят, у страха глаза велики. Верно. Только забывают, что они ещё и слепы.

- И глухи! – подхватил незнакомец. – Но лекарство есть!

- Да, ещё есть, не желаете? – Саша встряхнул оставшиеся на дне сто пятьдесят армянского.

- Что вы! Я никогда не пью, и мешать не желаю.

- Чего же вы желаете? – уже несколько раздражённо спросил Саша.

- Помочь, конечно… – как-то слишком быстро ответил собеседник и вдруг воровато огляделся по сторонам.

«Мошенник, что ли? - напрягся Саша. - А может, приличного вида граждане нынче поддерживают приличность при помощи гоп-стопа?»

Саша вопросительно замигал светлыми ресницами.

- Вы ведь умирать задумали, - утверждающе произнёс человек с лёгкой улыбочкой. - Не удивляйтесь, в этом месте постоянно топятся, вены вскрывают, а иногда и то и другое, третье. На редкость неэстетично, негигиенично и вообще жутко, никакой фантазии! А наша фирма…

У Саши сразу отлегло от горла. «Фирма, значит. Ёшкин матрёшкин! И до несчастного самоубийцы дотянулись щупальца капитализма. И тянутся к счастливому!»

- Помогает?

- Ещё как. Вот. – он подал Саше карточку со всего одной строчкой – suicide@wel.com. – Вы какого вероисповедания?

- Да я ближе к древним грекам, - пробормотал Саша растерянно. - Стикс, там, Харон, Елисейские поля…

- Ну, тогда приятного плавания! – мягко сказал незнакомец и растворился в широком рукаве густого вечернего тумана, незаметно подкравшегося со стороны Питера.

Уже дома Саша понял - всё получается ладненько. Понял он, с трудом, через тяжкие глюки и переходы, оказавшись на искомом портале, что это судьба. Иными словами – ейный перст, если не полное намахалово. Всего за какую-то тысячу у.е. фирма в течении часа гарантировала доставку вернейшего и приятнейшего средства препровождения в мир иной. Далее следовало весьма убедительное описание товара. Тысячи у Саши не было. Зато была зеркальной чистоты кредитная история и квартира, которая покойнику нужна не совсем. Поэтому он быстренько взял онлайн-кредит под бешенный процент. «Если нае.ут, то буду жить и творить как можно дольше и счастливее, всем назло, - думал он, - а нет – Рукописи приведены в порядок, любимым намёки сделаны, враги на х.й посланы!» Палец задрожал при нажатии энтер – «купить».

Ровно через час, минута в минуту, в домофон позвонил курьер. В чём, чём, а во вкусе этим харонам отказать было нельзя. Курьер выглядел как сама смерть – бледный, тощий и длинный выходец из ракового корпуса, весь в чёрном. Сунул Саше небольшой пакет и немедленно ухромал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. В пакете всё было в полном комплекте, как на инэт-страничке, и даже больше. Часть содержимого представляла собой небольшую, величиной с полмизинца обычную матрёшку, вакуумно запечатанную в целлофан. Вторым предметом оказалась катушка лески с наклейкой «бонус». Также присутствовал прайс, где каллиграфическим шрифтом пропечатывались состав, инструкция по применению и правила техники безопасности на трёх языках – английском, русском и китайском. По картинке даже дебил смог бы прицепить фиксатор на конце лески к позолоченному колечку в гладкой заднице матрёшки и отправить в рот столь интересно расфасованный препарат. Который нельзя было жевать или сильно тискать пальцами! А в препарате чего только не было! По всей видимости, там было как раз всё! Послойно нанесены лучшие достижения современной наркологии от эстракта марихуаны, псилоцибина, ЛСД, героина, мескалина и всякого прочего туйона-шмайона, кокаина-шмакаина, до последней внутренней капсулы со старой доброй синильной кислотой. Саша прочёл брошюрку от корки до китайского варианта, но так и не понял, что будет, если дёрнуть за верёвочку – сразу откроется капсула с цианидом или её можно вытащить, если передумаешь вдруг помирать. Однако в своих решениях и поступках Саша был твёрже гранита невских набережных и передумать не боялся, а леску прицепил больше для порядка, который ставил выше принципиальности.

- Ну, поехали! – сказал он и с трудом проглотил крупную пилюлю.

Саша сидел в любимом кресле и слушал как Джим Моррисон спокойным котейком урчит «дис из зи енд, май пипл френд!» С Моррисоном он тоже хотел провести беседу нравоучительного характера. Но тут комната покрылась изморозью. Все стало в такую малюсенькую фиолетовую ёлочку. Матрёшка растворялась в желудочном соке.

«Ёшкин матрёшкин!» - только и успел подумать Саша перед тем, как лишился большей части чувствительности.

Темнота в глазах быстро сменилась красноватым пульсирующим светом. Саша видел с трудом, словно ему на глазные яблоки натянули мошонку, а потом несколько раз придавили дверью. Хватило взгляда, чтобы выразиться самыми грязными терминами из нецензурного словаря. Походу его тупо обнесли. В комнате не осталось даже мебели, только шикарное компьютерное кресло крокодиловой кожи продолжало мягко лосниться под Александром. Весь пол был усеян его Основными Рукописями со всеми Истинами в Истинном Выражении, записными книжками, листочками и даже кусками обоев, на которых отпечатались первые детские шаги в большую литературу Александра Величайшего. Он крякнул и попытался встать. Ноги не слушались.

- Абыдно, да? – раздался откуда-то снизу голос с весьма приличным восточным акцентом. Саше показалось, что звук доносится из его собственной задницы.

- Не то слово! – автоматически ответил он и заткнулся. Странно дискутировать с ж.пой в подобных обстоятельствах!

«Мля! Что за гадость мне подсунули?» - подумал он.

Мысль забренчала в совершенно пустой голове как бубенчик.

- Давай, вставай уже, генацвале! - не унимался голос из зада.

И тут Саша понял, что говорит с ним любимое кресло, а в следующую секунду, в подтверждение данного факта, кресло попросту вытряхнуло его в кучу макулатуры, заготовленной для музея. Кресло расправило спинку, потянулось и подкатило к Саше.

- Ты что… глюк? – только и смог выдавить он. Что-то мешало говорить. Саша поводил губами и обнаружил торчащую изо рта леску от матрёшки.

- Нэт, дарагой, это ты – глюк! А я твой этат… гипа-аталамус!

Саша уже врубился, что хароны не так и обманули. Становилось интересно, он даже принялся обдумывать поэму «Разговор гения со своим гипоталамусом». Кресло протянуло Саше подлокотник и помогло подняться на ноги.

- Благодарю, - буркнул он, - а чего у тебя, гипоталамус, такой странный акцент?

- У прабабки спраси! Но коли тебе не по душе … - кресло, блеснув чешуйками, внезапно перешло на славянскую звуковую схему с запахом свежего навоза и сена… - мы и так могём.

Саша хотел плюхнуться в кресло, но больно промахнулся.

- А, ты что, правда, гипоталамус? – он собственно и не знал о чём беседовать с шустрой, ярко выраженной галлюцинацией.

- Эх, молодёжь! До стольких годов дожил, а веришь первому встречному гипа-аталамусу! Технически – да, а всамделишно – мозговые мы, потомственныя!

Саша почесал макушку.

- Ну чего непонятного? – кресло откинуло спинку и заложило ногу за ногу, – в воде – водяной, в доме – домовой, а в мозге? Честь по чести – мозговой! Ёшкин меня зовут. Из Матрёшкиных мы.

- Бред, сказки! – у Саши внезапно прихватило живот.

- Сказки! – кресло придвинулось вплотную. – Сказки, Сашенька, -прошипело оно, - страшные сказки!

Саше было не до фельдиперсов. Кишки урчали, извиваясь вокруг пупкапучком растревоженных змей. - Мне бы это… куда тут?

- Ах, это! Иди туда, не знаю куда, сядь на то, не знаю на что… Сказочное местечко!

Саша огляделся. Никаких дверей не наблюдалось, а разбросанная повсюду бумага терзала выпученные задом глаза.

- Ёшкин Матрёшкин! Я сейчас обделаюсь прямо у тебя в мозгу!

- У себя, Сашенька. Хотя, и негоже делать любое место отхожим. Садись, подвезу.

Саша осторожно присел.

- Эх, прокачу! Только держись, места у тебя в голове злые, заповедныя, столько всякой нечисти по лимбической системе шляется… - и рвануло с рёвом гоночного болида.

Тугой ветер подхватил Сашины волосы. Свет распался на кусочки, те растянулись в полосы. Саша приближался к сверхсветовой. Аж в подмышках зазудело! Он оторвал руку от подлокотника, чтобы почесаться и поздно понял – не стоило. Космический сквозняк выдернул литератора из кресла и с размаха швырнул в темноту.

Темнота оказалась очень твёрдой. Череп со страшным скрипом выдержал столкновение. Саша разлепил засыпанные грязью ноздри и глубоко вдохнул. Смердело, как на стрельбище, порохом и, кажется, ещё горелой резиной. Саша сидел в глубокой яме, а над головой пролетали облака, смешиваясь с клубами чёрного дыма. Неподалёку надрывался пулемёт, кашляли миномёты, и пару раз оглушительно рвануло. На каску посыпалась свежая земля. Саша одурело снял с головы каску. Это был немецкий шлем с рожками и полустёртой надписью «SS» в виде двух молний. На всякий случай он снова натянул каску и, встав на цыпочки, выглянул из окопа. Лучше бы он этого не делал. Метрах в тридцати прямо на него двигал родной Т-34. Грязь с лязгающих гусениц разлеталась в стороны, всё вокруг дрожало от инфразвука и пронизывающего кости ужаса! Саша упал на дно окопа, обхватил руками каску и заверещал. Сквозь собственный крик и грохот приближающегося танка до Саши доносился ещё один истошный вопль: «Фаустпатроне! Вольфганг! Фаустпатроне! Шайсе!» Волю сковало намертво, но тренированная рука сама протянулась к трубе с курносой болванкой, вскинула её на плечо, а ноги выбросили Сашу по канавкам в стенке окопа на бруствер. Дура в ладонях рявкнула. Прямо под башней танка полыхнул огонь, потом, видимо, детонировали боеприпасы, и башню страшным взрывом подкинуло в облака. «Вот это мне башню рвёт!» - подумал Саша, с облегчением сползая в окоп.

«Браво, Вольфганг! Вольфганг?» - прозвучало во внезапно наступившей тишине. Сашу ещё трясло. Под ногами хлюпала вязкая жижа. И жижа эта стремительно прибывала. Саша увидел, что это жидкость непонятного цвета, струями вытекающая из его собственных драных, испачканных грязью галифе. Спустя миг он уже барахтался в смеси грунта с поносом. Стенки окопа крошились и скользили под сапогами. Саша отплёвывался, с холодным равнодушием отмечая, что дерьмо, которому положено быть безвкусным, сильно отдаёт пережаренным говяжьим жиром и его последний вдох будет полон собственных фекалий. Действительность сомкнулась над страдальцем волной полупрозрачного дриста, сквозь который ещё доносилось: «Вольфганг, Вольфга-а-анг! Га-анг…»

«Ганг – священная индийская река, - подумал Саша напоследок, - и Стикса никакого не надо. Не, но это ж надо?! А обещали приятную прогулку!..» Вдруг он стал всплывать. Резко, будто оно самое в проруби. Вокруг простиралась огромная теплая гладь реки, возможно Ганга. Рядом, и правда, плавало несколько крупных какашек. Такая мелочь уже совсем не испугала Александра. Неподалёку елозил по воде колёсами Ёшкин Матрёшкин. Не обращая никакого внимания на Сашу, Ёшкин азартно резался в его новую виртуальную стрелялку на его же ноутбуке, пристроенном на седушку. Поручни так и прыгали по клавишам и тачскрину. Утренняя река уносила звуки взрывов и очередей из тяжёлого ручного оружия.

- Ей, мозговой, Матрёшкин, твою мать! Это что было?! – нервно воскликнул Саша, пытаясь ухватиться за ножку кресла.

Ёшкин брезгливо отъехал в сторонку.

- Ну, ты ж хотел по-большому. По очень большому! По самому великому! Вот. А теперь извини, мне пора баиньки, а тебе наоборот – просыпаться…

Мозговой изогнулся, подпрыгнул вверх, и настоящим крокодилом нырнул в мутные воды Ганга, а Сашу отшвырнуло волной от хвоста в рамки привычной реальности.

Он сидел в кресле, у себя в кабинете. Почему-то без штанов. Мебель, окна и двери вернулись на свои места, только вся комната была закидана листками Рукописей в коричневых зловонных потёках и брызгах. А была ли это реальность? Саша не знал. Может это один из наркотических слоёв матрёшки, не самый приятный, бед-трип? А дальше пойдёт хорошая добрая сказка? Не факт. Матрёшку надо срочно извлечь. Саша дёрнул за леску, но не почувствовал ничего, кроме рези в животе. И понятно. Вскоре он увидел матрёшку. В совершенно прежнем состоянии она свисала на леске из ануса. Штука баксов за матрёшку, смазанную ЛСД и заряженную слабительным. Завтра он возьмёт за такую две тысячи. Он даже знает, кому предложить и где!.. Ёшкин матрёшкин!

Загрузка...