СССР и ее Вооруженные Силы перед 22 июня 1941 года.
Корни многих проблем РККА лежат ещё в 20-х годах, когда она завершила Гражданскую войну. Страна была разорена и не могла дать вооружённым силам достаточного количества, самого элементарного оружия и снаряжения. Войскам недоставало даже пулемётов, запчастей, патронов к стрелковому оружию, снарядов.
Другую проблему составляли кадры. Первая мировая и Гражданская война выкосили командный корпус. Основная масса офицеров старой армии оказалась либо убито, или в эмиграции. Общий уровень образования в стране оставался низким, так что придирчиво отбирать кандидатов на командные должности особо не приходилось. Наконец, из-за проблем в промышленности страна хронически не могла выделить достаточных средств для обучения личного состава. Красноармейцы редко стреляли, мало участвовали в маневрах, лётчики нечасто летали. Несмотря на всю риторику о мировой революции, Красная армия того периодас трудом могла противостоять сколько-нибудь серьёзному противнику на тот момент. Перед советским руководством после окончания Гражданской войны стояла насущная задача восстановления экономики и нормализации жизни в стране. Снятие экономической блокады в январе 1920 г. позволило начать экономические контакты с европейскими странами, но они так и не стали прочными, поскольку на их развитии сказывалась политическая конъюнктура. Невозможность получения инвестиций на Западе без уплаты дореволюционных долгов вынудила советское руководство принять идею экономической автаркии с опорой на собственные силы. Провозглашенная в 1921 г. новая экономическая политика позволила восстановить экономику, но поставила ряд трудноразрешимых проблем. Центральной из них была проблема баланса государственного и частного секторов экономики, который так и не был найден. Применение принципов НЭПа было достаточно избирательным, порождая проблему степени государственного управления экономикой. Сформировавшийся рынок в силу вышеуказанных причин оставался неразвитым и деформированным, сохраняя высокий уровень монополизации. К середине 20-х гг., двигаясь по рельсам нэпа, экономика постепенно приближалась к показателям 1913 г. На очередь вставала задача не столько переоснащения действующих заводов, шахт, нефтепромыслов, сколько строительства новых предприятий и подготовка профессиональных кадров. Ведь страна по-прежнему оставалась преимущественно аграрной, крестьянской, основная масса работающих была занята ручным трудом; в городе росла безработица, деревня оказалась перенаселенной. «Если исходить из имеющихся у нас заводов, социализма нам никогда не создать,— писал тогда председатель ВСНХ Ф. Э. Дзержинский.— И количественно, и качественно они для этой цели не годятся...» (13, с. 74) .Сохранение высокого уровня дефицитности товарного рынка порождало периодические кризисы в 1923, 1925, 1927–1928 гг., урегулирование которых неэкономическими средствами из-за стремления сохранить политическую стабильность подрывали развитие рынка. Будучи компромиссом, НЭП не мог не кончиться кризисом, но позволил нормализовать экономическое положение в стране после Гражданской войны. В целом восстановление промышленности затянулось до 1928 г. СССР за счет экспорта сырья импортировал промышленное оборудование. Ставка на иностранные концессии как на проводников новейших технологий в целом не оправдалась, хотя и позволила получить некоторые выгоды. "Военная тревога" 1927 г. обнажила ряд внутренних противоречий советского общества, показав, что значительная часть населения не поддерживает власть, паника обострила дефицит и привела к срыву хлебозаготовок. Советское руководство убедилось, что имеющаяся оборонная промышленность и армия не позволяют вести масштабные военные операции. Соответственно начался период планомерной подготовки экономики и армии к войне, которая была, по мнению советского руководства, неизбежна. Но развитие ВПК и армии требовало решения крестьянского вопроса и достижения морально-политического единства общества. Низкая товарность сельского хозяйства стимулировала необходимость государственного контроля за хлебным рынком, который был практически монополизирован им к 1926–1927 гг. Экономическая отсталость, характерная для дореволюционной России, не только не была устранена в 1920-е гг., но, наоборот, усугублялась, что ставило под угрозу выполнение задачи возвращения СССР в клуб великих держав. Перед советским руководством стояла дилемма: либо страна вновь станет великой державой и усилит свое влияние в мире, для чего требуется коренная модернизация экономики, либо ей придется довольствоваться ролью региональной державы с перспективой дальнейшего ослабления своего влияния. Стремление быстро поднять экономический уровень страны вело к подготовке экономического скачка, который должен был завершить начатое в конце XIX в. создание индустриальной структуры экономики. Первая пятилетка началась 1 октября 1928 года (в то время хозяйственный год начинался с октября). Пятилетний план еще не был утвержден. Госплан завершил его разработку, опираясь в основном па директивы XV съезда. Было подготовлено, как и предполагалось с самого начала, два варианта плана. Один назывался отправным, другой — оптимальным, примерно на 20 % объемнее. Комплекс таких мероприятий, непосредственно затронувший военную организацию СССР, известен как военная реформа 1924-1925 годов. Ее подготовкой и осуществлением занималась специальная комиссия под руководством видного государственного и военного деятеля тех лет, активного участника гражданской войны М.В. Фрунзе . Военная реформа включала в себя мероприятия по перестройке и укреплению Вооруженных сил Советского Союза. Была принята так называемая смешанная система устройства Вооруженных сил, позволявшая в то время при меньших затратах иметь небольшую кадровую армию, способную обеспечить безопасность границ страны, а в случае войны быстро отмобилизовать крупные вооруженные силы. Смешанная система устройства Вооруженных сил предусматривала сочетание кадрового и территориального принципов комплектования Красной Армии. Она поначалу распространялась на стрелковые и кавалерийские дивизии. Ее сущность состояла в том, чтобы дать необходимую военную подготовку максимальному количеству трудящихся с минимальным их отвлечением от производительного труда. В дивизиях примерно 16-20% штатов составляли кадровые командиры, политработники и красноармейцы, остальной же состав был временным, ежегодно призывавшимся (в течение пяти лет) на военные сборы сначала сроком на три, потом – на один месяц в году. Остальное время бойцы работали в промышленности и сельском хозяйстве. Такая система широкого обучения военнообязанных в случае необходимости обеспечивала быстрое развертывание достаточно подготовленного боевого состава вокруг кадрового состава дивизий. При этом расходы на обучение военному делу одного бойца в территориальной части за пять лет были гораздо меньше, чем в кадровой части за два года. Эта система, конечно, уступала по уровню боевой подготовки традиционному кадровому принципу комплектования армии, однако в условиях послевоенных трудностей восстановления народного хозяйства и осуществления задач по его коренной реконструкции создание полностью кадровой армии, способной надежно обеспечить оборону страны, было пока невозможно. Военной реформой предусматривались меры по упорядочению организационно-штатной структуры Вооруженных сил, по качественному обновлению командного состава. По мере ее осуществления была реорганизована система снабжения Вооруженных сил, заложена плановая система боевой подготовки. В Красной Армии вводились новые уставы, началось ее техническое переоснащение, была изменена система переподготовки кадров командного состава, при этом краткосрочные курсы были заменены 3-4 годичными военными школами. В целях профессиональной подготовки высшего звена командования в стране создавались 6 военных академий. В армии вводилось единоначалие, пришедшее на смену коллегиальному методу командования и управления войсками, широко распространенному после октября 1917 года и отражавшему не только сущность социалистического переворота, но и тогдашние настроения народных масс, защищавших в рядах Красной Армии завоевания революции. Однако опыт гражданской войны и начало социалистического строительства показали неизбежность перехода к единоначалию в армии, что, безусловно, способствовало ее укреплению. В ходе военной реформы 1924-1925 годов были усовершенствованы органы управления Вооруженными силами. Центральный и местный аппараты военного управления были реорганизованы. Новый штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) становился основным ее организующим центром. Управление войсками упростилось, повысилась оперативность в работе. Народным комиссаром по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета в январе 1925 года стал М.В. Фрунзе. Мероприятия военной реформы были закреплены в Законе о военной службе, принятом в сентябре 1925 года. Это был первый общесоюзный закон об обязательном несении военной службы всеми гражданами страны, одновременно определивший и организационную структуру Вооруженных сил. На протяжении ряда лет серьезнейшим тормозом в обеспечении боеготовности Красной Армии вплоть до конца 20-х годов являлась ее низкая техническая оснащенность. Армия была вооружена сравнительно слабо. Все надежды руководства страны покоились главным образом на организованности, революционной дисциплине, на идеологических посылах и патриотизме всего советского народа, стремившегося во что бы то ни стало обеспечить обороноспособность страны. И как только появились соответствующие экономические возможности, было принято решение о реализации новой сложнейшей задачи – технической реконструкции армии и флота.В течение пяти лет после принятия военной реформы 1924-1925 годов были заложены основы организации РККА. Но, как уже отмечалось, техническая вооруженность ее в это время, отражая уровень развития производительных сил в стране, значительно отставала от армий крупнейших империалистических держав этого времени. Дальнейшее повышение обороноспособности СССР и мощи его Вооруженных сил было возможно только на основе индустриализации страны, создания современной тяжелой промышленности. Главную роль в решении этой задачи должен был сыграть первый пятилетний план развития народного хозяйства, который требовал форсированного развития, в том числе и отраслей производства, повышавших обороноспособность Советского Союза. Отложить или надолго растянуть выполнение этой задачи не позволяла международная обстановка второй половины 20-х – начала 30-х годов. Поэтому Советское правительство вынуждено было, проводя политику ускоренного развития тяжелой промышленности, в том числе и оборонной, поддерживать напряженность производственных планов, ограничивать производство предметов широкого потребления, урезать снабжение дефицитными материалами и сырьем многих заводов и фабрик второстепенных, по мнению правительства, отраслей народного хозяйства. Проблема финансирования модернизации усугублялась отсутствием свободных капиталов, что требовало от СССР получения средств из-за границы или изыскания их внутри страны. Интеграция в капиталистическую экономику была для советского руководства совершенно неприемлема, поскольку ставила проблему сохранения командных высот в экономике, а тем самым и власти в стране. Оставался лишь один путь — опора на внутренние средства, что вело к усилению традиционного вмешательства государства в экономику, которое было единственной силой, способной осуществить аккумуляцию финансовых средств и их использование для модернизации промышленности. Убедившись на рубеже 1920-1930-х гг., что в международном плане у СССР нет серьезных проблем, советское руководство решилось на скачок. Кризис хлебозаготовок 1927–1928 гг., совпавший с подготовкой экономического скачка, обнажил проблему взаимосвязи дальнейшего развития сельского хозяйства при сохранении нэповских принципов и индустриализации. Осуществление форсированной индустриализации зависело от стабильного снабжения населения продовольствием, что требовало государственной монополии не только на хлебном рынке, как оказалось — явно недостаточной, но и во всем сельском хозяйстве. Эту проблему была призвана решить начавшаяся в 1929 г. коллективизация, которая резко подняла товарность сельского хозяйства за счет снижения жизненного уровня в деревне.
Первый год первой пятилетки принес хорошие результаты. Промышленность уверенно выполняла и перевыполняла планы. В первую очередь — отрасли группы А, выпускающие орудия труда, машины, оборудование, предопределяющие технический прогресс и экономическую независимость страны. Произошло численное увеличение рабочего класса, занятого в тяжелой индустрии. Многие из намеченных показателей были превышены. Продолжался рост производительности труда, шло снижение себестоимости продукции, улучшилось использование оборудования. Строительные работы перестали носить сезонный характер. Обобществленный сектор народного хозяйства впервые произвел свыше половины материальных благ. Характерен был также подъем творческой активности рабочего класса. В короткий срок соревнование охватило все отрасли промышленности, все индустриальные центры страны.
Однако в дальнейшем отправной вариант все чаще стали именовать минимальным, оппортунистическим, враждебным. Совнарком стал рекомендовать только оптимальный вариант. Затем был выдвинут лозунг "Пятилетку — в четыре года!", а принимавшиеся годовые планы приобретали все более форсированный характер. Так, в докладе сессии ЦИК о контрольных цифрах па 1931 год новый председатель Совнаркома В. М. Молотов сообщил, что намечен прирост промышленной продукции на 45 процентов вместо 22, предусмотренных пятилетним планом для третьего года пятилетки.
В ходе начавшейся одновременно Первой пятилетки дефицит финансовых средств стимулировал сокращение непроизводственных расходов, внеэкономическое принуждение и ударничество, которое должно было позволить преодолеть первую фазу индустриализации. В этих условиях советское руководство сделало ставку на форсированное развитие передовых отраслей тяжелой промышленности, которые могли стать базой для индустриализации других отраслей экономики. Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. умело использовался СССР для закупок техники и технологии за рубежом. В годы Первой пятилетки около 95 % советских промышленных предприятий получили западную помощь в форме техники, технологии или технической помощи. Сотрудничество с западными фирмами и использование дешевого труда советского населения позволили заложить основу современной тяжелой промышленности. Одновременно в сельском хозяйстве нарастал кризис, который привел в 1932–1933 гг. к голоду в деревне. Экстенсивное развитие в период создания основ современной индустрии в годы Первой пятилетки сменилось во Второй пятилетке более планомерным промышленным строительством, интенсивным освоением производственных мощностей и наращиванием производства. Одновременно ускоренным темпом развивался советский ВПК, общий прирост производства которого возрос за 1933–1937 гг. на 286 % по сравнению с общим промышленным приростом на 120 %. В 30-е годы государство совершило индустриальный рывок. Вторая пятилетка (1933—1937 гг.) проходила в более нормальной обстановке, хотя и в этот период планы неоднократно перекраивались, вновь выдвигались предложения многократно увеличить выпуск продукции. Однако урок не прошел бесследно. Теперь и Орджоникидзе, ставший в 1930 г. председателем ВСНХ, уже призывал к реализму, выступал за уменьшение ряда заданий.
Успехи в освоении новой техники позволили вывести на проектную мощность крупнейшие предприятия, построенные в годы первой пятилетки. Вступило в строй 4500 новых предприятий . Подъем производительности труда (она выросла вдвое) стал решающим фактором роста производства, произошло заметное усиление его интенсификации. Валовая продукция всей промышленности СССР в 1937 г. выросла по сравнению с 1932 г. в 2,2 раза, а по сравнению с 1929 г.— почти в 4,3 раза. Против же дореволюционного, 1913 г., объем производства советской промышленности увеличился более чем в 8 раз . В начале третьей пятилетки промышленность в целом стала рентабельной.
Принципиально важный результат осуществления в 1933—1937 гг. политики индустриализации — преодоление технико-экономической отсталости, завоевание экономической независимости СССР. По структуре промышленного производства Советский Союз вышел на уровень развитых стран мира, по объему промышленной продукции он обогнал Англию, Германию, Францию, уступая лишь США.
Успешно развивалась оборонная промышленность. Если в 1930—1931 гг. советская авиационная промышленность выпускала в среднем за год 860 самолетов, то ее среднегодовая продукция в 1935—1937 гг. составила 3578 самолетов. Танкостроительная промышленность, производившая в 1930—1931 гг. 740 танков в год, в 1935—1937 гг. увеличила среднегодовой выпуск до 3139 боевых машин. Производство артиллерийских орудий всех видов за этот же период возросло с 1911 до 5020 штук в год. Выпуск винтовок достиг в 1938 г. 1175 тыс. штук , было налажено производство и других виден вооружения, боевой техники, средств связи.
Такой рост военного производства делал СССР независимым от капиталистического мира в военно-техническом отношении и позволял перевооружить Красную Армию, превратить ее из технически отсталой, какой она была еще в 1928 г., в современную армию. В 1936 году решением VIII Чрезвычайного съезда Советов СССР был образован Народный комиссариат оборонной промышленности. В целях координации всех мероприятий по вопросам обороны страны 27 апреля 1937 года вместо Совета труда и обороны при Совнаркоме СССР создается Комитет обороны. Через год при нем учреждается Военно-промышленная комиссия, которая занималась вопросами мобилизации и подготовки всей промышленности страны к обеспечению выполнения планов и заданий Комитета обороны по производству вооружений для армии и флота. По мере расширения объема задач военной промышленности и усложнения руководства ею, в январе 1939 года Наркомат оборонной промышленности был преобразован в четыре отдельных ведомства – наркомат авиационной промышленности, наркомат судостроительной промышленности, наркомат вооружений и наркомат боеприпасов.
Курс на ускорение развития оборонной промышленности СССР в связи с нарастанием военной угрозы. РККА начала массово получать относительно современную технику. Однако в полный рост встала новая проблема. Вооружённые силы постоянно увеличивались численно, и пропорционально росли их потребности.
Между тем в государстве по-прежнему не хватало кадров для массовой армии. Высшее образование имело менее одного процента населения страны. К началу Второй мировой войны большинство советских командиров обладало подготовкой в объёме краткосрочных курсов. Проблему осознавали и в Наркомате обороны, и в Генштабе. Однако для того, чтобы получить хорошо обученного командира, в него опять-таки необходимо вкладывать силы и ресурсы в большом объеме, которых у страны на все не хватало.
Стремительная индустриализация 30-х годов привела к разнообразным перекосам. С одной стороны, в войска выдавалось на-гора огромное количество техники, танков и самолётов. Однако возможность массово строить танки была куплена за счёт очень узкой номенклатуры выпускаемой военной техники. Советская промышленность производила тысячи лёгких танков, но не была в состоянии изготовить скоростной тягач для тяжёлой артиллерии, оснастить войска достаточным количеством обычного транспорта, не могла поставлять в войска достаточно вспомогательной техники, средств связи.
Интуитивно танк кажется куда более важным элементом вооружённых сил, чем неказистые грузовички или автоцистерны. На деле без этих самых грузовичков боевая техника доедет ровно до того места, до какого хватит её собственной единственной заправки. Огромной проблемой, которую великими трудами удалось решить только к 1944 году, стала нехватка боеприпасов.
При этом теоретические взгляды на будущую войну в СССР были вполне современными. Верховное командование РККА прекрасно понимало, что будущая война будет вестись с использованием массы разнообразной техники с преобладанием авиации, бронетанковых войск и артиллерии, что она будет носить высокоманёвренный характер. В сухопутной войне ставка делалась на крупные силы бронетехники, сведённые в танковые дивизии и корпуса.
Кстати, именно желанием приобрести знания о современных тенденциях западного военного дела связаны совместные учебные программы с немцами. Германские военные приобретали место для тренировок, советские получали сведения о тактических и организационных новациях. Характерно, что все эти программы были свёрнуты после прихода к власти нацистов, а в советской военной доктрине 3 рейх стал рассматриваться в качестве наиболее вероятного противника.До 1940 гг. СССР был радикально преобразован и стал могущественной военно-экономической великой державой, была создана современная тяжелая промышленность, заложены новые экономические центры. Создание современной промышленности позволило несколько повысить жизненный уровень населения и сократить закупки техники за границей. Теперь закупались лишь новейшие образцы техники и технологии, что привело к сокращению внешнеторгового оборота страны. Если в 1913 г. доля России в мировой торговле составляла 3,9 %, то в 1929 г. на СССР приходилось всего 1,3 %, в 1936 г. — 1,24 % и в 1938 г. — 1,1 %. Тем самым значительно сократилось использование страной международного разделения труда.
План третьей пятилетки, принятый на XVIII съезде ВКП(б), являлся программой дальнейшего развития социалистической экономики и культуры, роста благосостояния трудящихся. Задания пятилетки предусматривали бурный рост всех отраслей социалистической экономики, и прежде всего тяжелой и оборонной промышленности. Почти вдвое по сравнению с последним годом второй пятилетки должен был возрасти общий объем промышленной продукции.
В связи с нарастающей угрозой войны особое значение придавалось созданию крупных государственных резервов — продовольствия, топлива, электроэнергии, вооружения и т. д. Все это потребовало увеличения бюджетных ассигнований на оборону. В 1940 г. они возросли до 56,8 млрд. рублей против 17,5 млрд. в 1937 г. Если в 1928—1929 гг. они составляли лишь 10 процентов бюджета, то в 1940 г.— уже 32,6 процента .
Коммунистическая партия и Советское правительство принимали чрезвычайные меры к увеличению промышленного производства, особенно в отраслях, непосредственно связанных с укреплением обороноспособности страны. С этой целью в 1940 г. вместо шестидневной недели и семичасового рабочего дня были введены семидневная неделя и восьмичасовой рабочий день. Запрещался самовольный уход рабочих и служащих с предприятий и из учреждений, усиливался спрос за качество выпускаемой продукции. Была создана новая государственная система профессионального обучения молодежи. Народные комиссариаты тяжелой промышленности, машиностроения и оборонной промышленности были разделены на самостоятельные отраслевые наркоматы.
Третий пятилетний план выполнить не удалось — этому помешала война. Но за три года последней, предвоенной, пятилетки была проделана огромная работа. Советский Союз достиг больших успехов в развитии социалистической экономики и укреплении обороноспособности. Валовая продукция всей промышленности СССР выросла за это время на 45 процентов, а продукция машиностроения и металлообработки по всей промышленности — на 76 процентов. Удельный вес производства средств производства составлял в 1940 г. 61,2 процента валовой продукции всей промышленности, а производства предметов потребления — 38,8 процента. В 1913 г. это соотношение было обратным: доля производства средств производства составляла всего лишь 33,3 процента.
По ряду экономических показателей Советский Союз в 1940 г. шагнул далеко вперед. Добыча угля, составлявшая в 1937 г. 128 млн. тонн, в 1940 г. поднялась до 166 млн. тонн. С шестого места в мире, которое занимала Россия по добыче угля в 1913 г., СССР перешел на четвертое место в мире и на третье в Европе. Особое значение имело создание и развитие новых районов угольной промышленности на востоке. На их долю перед войной приходилось уже более одной трети всей добычи угля в стране.
Добыча нефти в 1940 г. по сравнению с 1932 г. выросла на 45 процентов и составила 31,1 млн. тонн. Поднялся удельный вес добычи нефти в новых нефтяных районах — в Поволжье, на Урале, Дальнем Востоке, в Средней Азии и Казахстане, где она увеличилась в 7 раз.
Выплавка стали в 1940 г. составила 18,3 млн. тонн, чугуна — 14,9 млн. тонн. Это в 4 раза превосходило максимальную выплавку металла в 1913 г.
Следует отметить, что в годы довоенных пятилеток особое внимание уделялось выпуску высококачественных сталей и проката. Уже в 1937 г. советская металлургия дала стране 860 тыс. тонн электростали против 87 тыс. тонн в 1932 г., то есть почти в 10 раз больше. Выпуск качественного и высококачественного проката за этот же период увеличился с 5,9 тыс. тонн до 140 тыс. тонн, то есть в 24 раза .
В 1938—1940 гг. вступило в строй 2,9 тыс. новых промышленных предприятий. Всего же за 13 лет предвоенных пятилеток их было построено около 9 тыс., в том числе значительная часть — на востоке страны. Благодаря этому были созданы огромные производственные мощности, что позволило наладить большое военное хозяйство в годы Великой Отечественной войны.
Важное значение для обороны страны имел рост машиностроения. По его объему СССР накануне Великой Отечественной войны входил в тройку передовых стран. Теперь отечественное станкостроение было в состоянии создать базу для производства любых машин, включая и все виды вооружения.
Рост валовой продукции оборонной промышленности шел значительно быстрее, чем всей промышленности страны. Уже в 1938 г. при общем увеличении промышленного производства на 11,8 процента выпуск военной продукции возрос на 36,4 процента. В следующем году продукция всей промышленности увеличилась на 16 процентов, а предприятий оборонной промышленности — на 46,5 процента. Накануне войны, в 1940 г.. объем военной продукции возрос более чем на одну треть. Это стало возможным в результате больших капиталовложений в оборонную промышленность. За три с половиной года третьей пятилетки они составили одну четверть всех капиталовложений в промышленность. Выпуск военной продукции за этот период возрос в 4 раза. В первой половине 1941 г. он составлял 17,7 процента всей промышленной продукции. Страна достигла высокого уровня экономической автаркии, что позволяло, наряду со стабильностью политического режима, целенаправленно готовиться к борьбе за усиление советского влияния в мире. "Единство нации укреплялось перед войной всеми возможными (и невозможными) средствами и было сильно, как никогда, в то время как весь мир, введенный в заблуждение чистками и репрессиями 1936–1938 гг., полагал, что СССР стоит на пороге краха.
Значение этих репрессий в наше время зачастую либо абсолютизируется, либо, наоборот, отрицается. В реальности не следует считать, будто именно репрессии подкосили возможности предвоенной РККА: под катком репрессий погибла ощутимо меньшая часть командиров, а проблема нехватки квалифицированных командиров и без репрессий стояла во весь рост.
Однако, даже не говоря о морально-этической стороне дела, для армии были утрачены в результате репрессий до половины старшего и высшего комсостава. Речь вовсе не идёт об отдельных людях вроде Тухачевского и Блюхера, но о замене большинства командиров верхнего звена, а оставшимся отбили всякую охоту к разумной инициативе.
Часто можно слышать вопрос о том, куда делся эффект от всех усилий, которые страна вложила в развитие армии в 20–30-е годы. Кажется невероятным, что государство, сознательно готовившееся к большой войне, не смогло уверенно противостоять вермахту на начальном этапе войны. Однако не стоит забывать, что РККА поднималась с очень низкого исходного уровня. Ещё в 1929 году, во время конфликта с китайскими военными на КВЖД (ДальнийВосток), войскам не хватало абсолютно любого снаряжения.
Пока СССР мучительно преодолевал последствия краха старого государства и Гражданской войны, в Германии не сидели сложа руки. После того как Гитлер пришёл к власти, он сразу взял курс на восстановление влияния Германии в мире силовым путём. Как и в СССР, в Германии вооружённые силы пришлось восстанавливать из крайне немногочисленного формирования.
Однако на этом сходство заканчивалось. Германия пережила экономический кризис, но не полное уничтожение промышленности. Её армия сжалась по условиям Версальского мира после Первой мировой, но офицеры не погибли на фронтах междоусобной резни и не истреблялись по политическим мотивам. Так что нацисты имели куда лучшую базу для создания вооружённых сил ради будущей войны. Более того, Гитлер пошёл на такой рост военных расходов, что отрезал себе путь назад. У фюрера произошёл разрыв с собственным министром финансов Ялмаром Шахтом. Финансист заявил, что экономику ждёт коллапс, если не остановить милитаристские прожекты, а затем ушёл в отставку.
Это обстоятельство делает бессмысленной дискуссию о том, что конкретно подвигло Гитлера на агрессию в Европе. Впереди у нацистов в любом случае был только нехитрый выбор между банкротством или войной.
Пока же посмотрим, чем продолжала радовать высшее военное руководство доблестная советская военная разведка:
«ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ НАРКОМУ ОБОРОНЫ СССР МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ВОРОШИЛОВУ
24 марта 1938 г.
Совершенно секретно
только лично
Написано в одном экземпляре
…
При войне на два фронта СССР должен считаться с сосредоточением на его границах: от 157 до 173 пехотных дивизий, 7 780 танков и танкеток, 5136 самолетов».
Попытки СССР сколотить антигитлеровскую коалицию заранее натолкнулись на ледяное отношение со стороны более влиятельных и, как оказалось, куда менее предусмотрительных западных демократий. Теоретически в Англии и Франции понимали, что агрессию нацистов следует остановить, но на практике в Лондоне и Париже долго не могли решиться на открытие боевых действий. Чехословакию, несмотря на протесты СССР, рейху отдали без борьбы. В этих условиях Советский Союз совершил самое простое и очевидное, что мог сделать. Советы пошли на пакт с нацистами, собираясь выкроить время хотя бы для создания предполья у своих границ. По мере нарастания кризиса капитализма происходит усиление СССР, на стороне которого находятся симпатии всего прогрессивного человечества. Дальнейшая перспектива событий рисовалась автору следующим образом. "Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию". "Конец этой второй войны ознаменуется окончательным разгромом старого, капиталистического мира", когда "между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, — в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы".
Схожие идеи прозвучали в выступлении А.А. Жданова на ленинградской партийной конференции 3 марта 1939 г., в котором он, напомнив, что СССР является "державой самой сильной, самой независимой", заявил, что в силу этого фашизм — "это выражение мировой реакции, империалистической буржуазии, агрессивной буржуазии" — угрожает главным образом Англии и Франции. В этих условиях Англии очень хотелось бы, чтобы "Гитлер развязал войну с Советским Союзом", поэтому она старается столкнуть Германию и СССР, чтобы остаться в стороне, рассчитывая "чужими руками жар загребать, дождаться положения, когда враги ослабнут, и забрать". По мнению Жданова, этот несложный маневр разгадан Москвой, которая будет "копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом". Эти материалы важны тем, что они дополняют характеристику международной ситуации, данную Сталиным в Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии 10 марта 1939 г., в котором были сформулированы задачи советской внешней политики в условиях начала новой империалистической войны и стремления Англии, Франции и США направить германо-японскую агрессию против СССР. Советский Союз должен был "проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками; всемерно укреплять боевую мощь" своих вооруженных сил и "крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе между народами", что позволяло и далее использовать пропаганду для поддержания имиджа "страны рабочих и крестьян". Из контекста речи становится ясно, что "поджигателями" войны являются страны, проводящие политику невмешательства: Англия, Франция и США. В этих условиях целью советского руководства было использовать кризис и противоречия великих держав для дальнейшего усиления своего влияния в мире с перспективой окончательного решения вопроса о существовании капиталистического общества.В середине марта 1939 г. США, СССР, Англия и Франция располагали сведениями о подготовке Германии к оккупации Чехословакии, но державы-гаранты Мюнхенского соглашения не предусматривали никаких мер противодействия. Кроме того, формально мюнхенские гарантии чехословацких границ действиями Германии нарушены не были. 14 марта Словакия под давлением Германии провозгласила независимость, а президент Чехословакии выехал в Берлин, где в ходе "переговоров" дал согласие на политическое переустройство своей страны. 15 марта германские войска вступили в Чехию, на территории которой был создан Протекторат Богемия и Моравия. Первоначально реакция Англии и Франции была довольно сдержанной, но по мере возбуждения общественного мнения Лондон и Париж ужесточили свою позицию и 18 марта, как и СССР, выразили протест действиями Германии, из Берлина были отозваны "для консультаций" английский и французский послы. США также не признали аннексии и заморозили чехословацкие активы в своих банках. То же формально сделала и Англия, но чехословацкое золото было тайно возвращено в Прагу.
Тем временем в ходе продолжавшихся германо-румынских экономических переговоров англофильские круги в Бухаресте решили прозондировать реакцию Англии на вероятность дальнейшего экономического проникновения Германии в Румынию. 17 марта румынский посланник в Лондоне уведомил Форин Оффис о том, что Германия готовится предъявить Румынии ультиматум, выполнение которого поставит ее экономику на службу рейху. Это сообщение подтолкнуло Англию к активизации своей политики в Восточной Европе, и 18 марта она запросила СССР о его действиях в случае германского удара по Румынии. Аналогичные запросы были посланы Польше, Греции, Югославии и Турции. В свою очередь, эти страны запросили Англию о ее намерениях, а СССР предложил созвать конференцию с участием СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции для обсуждения ситуации. 21 марта Англия выдвинула контрпредложение о подписании англо-франко-советско-польской декларации о консультациях в случае агрессии. В тот же день Германия вновь предложила Польше решить вопрос о передаче Данцига и "польском коридоре" в обмен на присоединение к Антикоминтерновскому пакту с перспективой антисоветских действий.
По мнению большинства исследователей, именно экспансионистские действия Германии и Италии в марте — апреле 1939 г. положили начало предвоенному политическому кризису, что вынудило Англию и Францию начать зондаж позиции СССР. М.Л. Коробочкин указывает, что отход от Мюнхенского соглашения в политике Германии начался еще осенью 1938 г., а действия Германии весной 1939 г. потребовали от Англии поисков союзников для сдерживания германской экспансии, но не для войны с ней, поскольку в Лондоне хотели решить эту задачу без применения силы65. В литературе в той или иной степени признается, что с весны 1939 г. Англия и Франция стали отходить от однозначной линии на "умиротворение" Гитлера. По мнению М.И. Семиряги, с марта 1939 г. Англия и Франция решили, не теряя связи с Германией, достичь определенных соглашений и с СССР. Вслед за западной историографией автор считает, что это был "новый курс" Лондона и Парижа, поскольку были даны гарантии Польше и другим странам Восточной Европы, а Советскому Союзу было предложено заключить соглашение о взаимодействии.
1 апреля Москва уведомила Лондон, что, поскольку вопрос о декларации отпал, "мы считаем себя свободными от всяких обязательств". На вопрос, намерен ли СССР впредь помогать жертвам агрессии, был дан ответ, "что, может быть, помогать будем в тех или иных случаях, но что мы считаем себя ничем не связанными и будем поступать сообразно своим интересам". 4 апреля, ориентируя советского полпреда в Германии об общих принципах советской политики, нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов отметил, что "задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позднее к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже нам заплатят"68. 11 апреля в письме советскому полпреду во Франции Литвинов отметил, что Англия и Франция стремятся получить от СССР одностороннее обязательство защищать Польшу и Румынию, полагая, что поддержка этих стран отвечает советским интересам. "Но мы свои интересы всегда сами будем сознавать и будем делать то, что они нам диктуют. Зачем же нам заранее обязываться, не извлекая из этих обязательств решительно никакой выгоды для себя?" Нарком выразил озабоченность английскими гарантиями Польше, поскольку они могли в определенных условиях принять антисоветскую направленность.
11 апреля Германия предприняла зондаж позиции СССР на предмет улучшения отношений, но советская сторона предпочла занять выжидательную позицию. В тот же день Англия запросила СССР, чем он может помочь, в случае необходимости, Румынии. 14 апреля Франция предложила СССР обменяться письмами о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Польшу и Румынию на основе советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г. Одновременно Париж приглашал Москву внести собственное предложение о сотрудничестве. В тот же день Англия предложила СССР заявить о поддержке своих западных соседей в случае нападения на них. 17 апреля в ответ на предложения Англии и Франции СССР предложил этим странам заключить договор о взаимопомощи. Оккупировав Чехию, Германия стала препятствовать выполнению советских военных заказов чешскими предприятиями. Выражение Советским Союзом дипломатического протеста 17 апреля было использовано сторонами для взаимных зондажей. 25 апреля Франция предложила СССР взять на себя обязательство помочь Англии и Франции в случае их вступления в войну и обеспечить тем самым себе англо-французскую поддержку. 29 апреля Париж уточнил свое предложение в том смысле, что в случае вступления Англии, Франции или СССР в войну с Германией они обязуются помогать друг другу. Тем временем 26 апреля Лондон неофициально уведомил Берлин, что советское предложение принято не будет. В 1939 г. именно эти апрельские контакты Англии, Франции и СССР считались началом политических переговоров между ними. Теперь же вопрос о инициаторе начала переговоров подается по-разному, при том, что авторы далеко не всегда уточняют, о каких именно событиях идет речь. Большинство исследователей называет инициатором переговоров Советский Союз, и лишь некоторые — Англию, что более справедливо, поскольку опирается на соответствующие дипломатические документы. При этом никто не оспаривает тот факт, что именно СССР предложил Лондону и Парижу договор о взаимопомощи. Цели Англии и Франции в ходе начавшихся переговоров с СССР не вызывают в отечественной историографии существенных разногласий. В основном воспроизводится официальная советская версия, согласно которой Англия и Франция хотели отвести от своих стран угрозу войны; предотвратить возможное советско-германское сближение; демонстрируя сближение с СССР, достичь соглашения с Германией; втянуть Советский Союз в будущую войну и направить германскую агрессию на Восток. Как правило, отмечается, что Англия и Франция, стремясь сохранить видимость переговоров, в то же время не желали равноправного союза с СССР. Ныне эти оценки пополнились указанием на то, что Франция была заинтересована в военном соглашении и вообще Запад был более заинтересован в союзе с СССР, нежели советское руководство — в союзе с Англией и Францией. Правда, подобные тезисы, заимствованные из западной историографии, следовало бы доказать. Ведь реальная политика Англии и Франции, как верно отметил О.В. Вишлев, только затрудняла создание системы коллективной безопасности, поскольку это требовало признание равноправия СССР в европейских делах. Такая уступка не привлекала Лондон и Париж, опасавшихся, что в случае создания реальной антигерманской коалиции возможен крах нацистского режима в Германии и фашистского в Италии и "большевизация" этих стран. Поэтому все эти дипломатические шаги западных союзников были направлены лишь на запугивание Германии и достижение договоренности с ней.
Основная дискуссия продолжается по вопросу о целях СССР на этих переговорах. Как правило, считается, что советское руководство ставило перед своей дипломатией три основные задачи:
1) предотвратить или 2) оттянуть войну и 3) сорвать возможный единый антисоветский фронт. М.И. Панкрашова, отмечая, что Англия и Франция исходили в своих действиях из заинтересованности СССР в сохранении "санитарного кордона", указывает, что Советский Союз был заинтересован в ликвидации этого "кордона" (т. е. изменении статус-кво в Восточной Европе), поскольку его западные соседи могли, по мнению автора, сговориться с Германией на антисоветской основе. В.Я. Сиполс, наоборот, полностью отклоняет эту версию, заявляя, что СССР был заинтересован в сохранении положения дел в Восточной Европе. Если сторонники официальной советской версии считают, что стратегической целью советского руководства летом 1939 г. было обеспечение безопасности СССР в условиях начавшегося кризиса в Европе, то их критики отмечают, что советская внешняя политика способствовала столкновению Германии с Англией и Францией, что было необходимо для успеха дела расширения зоны "социализма", поскольку возникновение войны в Европе открывало дорогу к достижению "мировой революции". По мнению ряда авторов, с марта 1939 г. СССР получил возможность выбирать, с кем ему договариваться, а следовательно, вовсе не находился в международной изоляции, поскольку в переговорах с ним были заинтересованы и Англия с Францией, и Германия.
Правда, следует помнить, что для Англии и следующей в ее фарватере Франции на переговорах с СССР речь шла прежде всего не о достижении взаимоприемлемого соглашения, а всего лишь о затяжке переговоров, что можно было использовать для давления на Германию. В отношении же Берлина Лондон и Париж то делали грозные заявления, то намекали на готовность к соглашению, убеждая тем самым германское руководство в том, что оно может не опасаться решительных действий с их стороны. С 13.15 до 16.50 21 апреля в Кремле состоялось совещание по проблемам советской внешней политики в условиях зондажей Германии и советских предложений Англии и Франции, материалы которого все еще остаются секретными. 3 мая, когда стало ясно, что Англия и Франция не приняли советское предложение, вместо Литвинова народным комиссаром иностранных дел был назначен В.М. Молотов, по совместительству оставшийся главой СНК СССР.
Западные страны не прореагировали на это событие, а Германия, убедившись, что Япония не пойдет на договор, направленный против западных держав, 5 мая заявила об удовлетворении требований СССР относительно возобновления поставок из Чехии. 10 мая в Берлине было решено активизировать зондажи СССР, но в ходе контактов 9, 15 и 17 мая советская сторона отмечала, что именно от Берлина зависит улучшение двусторонних отношений. 8 мая в Москву поступил английский ответ на советское предложение трехстороннего пакта, в котором СССР предлагалось помочь Англии и Франции, если они вступят в войну в силу взятых на себя обязательств в отношении Польши и Румынии. Английское руководство в оценке советского предложения исходило из того, что союз с СССР перекрыл бы путь к англо-германской договоренности, что могло привести к войне, а этого Лондон стремился избежать, поэтому английское предложение не содержало упоминаний о помощи Москве. 9-10 мая в ответ на советские предложения Польша заявила, что не пойдет на союз с Москвой.
Из подготовленной весной 1939 года справки Разведывательного управления РККА по вооруженным силам ряда европейских стран:
«Боевой состав германской армии с учетом вооруженных сил Чехословакии…
Вооружение: танков в германской армии 7300, в чехословацкой 350, всего 7650.
Бронемашин немецких 4360, чехословацких 120, всего 4480.
Самолетов немецких 4470 без гражданских и учебно-тренировочных военных, чешских 550, итого 5020».
Из справки Разведуправления Красной армии «О наличии танков и автобронемашин в иностранных армиях», подготовленной в мае 1939 года:
«Германия.
По расчетным данным, к началу 1939 года в Германии имелось 7300 танков и 4360 бронемашин.
Исходя из штатных расчетов существующих мотомехсоединений и частей (при полном укомплектовании их танками), общее число танков и бронемашин в армии в настоящее время должно составлять: танков – 7852… Кроме того, в Чехословакии захвачено 469 танков…
Польша.
Общее количество танков и автобронемашин, по ориентировочному расчету на 1.5.39 г., с учетом запасов и производства, составляет:
танков – 2100 (модернизированный Виккерс)
танкеток – 2450 («TK-2», «TK-3» – модернизированная танкетка Карден-Лойд)
автобронемашин – 725…
Англия.
При полном насыщении частей английской армии бронетанковыми средствами в английской армии к настоящему моменту должно было бы иметься 2100 танков и бронемашин. По данным прессы, фактическое наличие не превышает 1/3, т. е. в армии имеется около 700 танков и бронемашин.
Отдельные легальные источники дают различные цифры наличия автобронетанковых средств:
Немецкая газета «Фелькишер Беобахтер» от февраля 1939 года – 600 танков;
Немецкий журнал «Дойче Вер» от февраля 1939 года – 600 танков;
Английский справочник «Дейли Мейль Ир Бук» 1938 года – 300–350 танков;
Польская газета «Польска Збройна» от февраля 1939 года – 1100 боевых машин…
Франция.
Общее наличие танков, по иностранным источникам, определяется в 4500 единиц, из которых 1700 танков в армии… Ориентировочное количество бронемашин составляет около 300–350…».
Стоит ли удивляться, что подобные доклады только укрепляли советских военачальников и руководство страны во мнении, что им нужно «больше, еще больше, как можно больше» танков? Становится понятно, почему списать «убитый» боевой учебой или еще как-то танк в РККА было огромной проблемой. До 1936 года танки в СССР не списывались вообще. Ну, то есть совсем. Это, разумеется, не означало, что танки не ломались, не тонули в болотах и реках и не утрачивались еще каким-либо способом. Проведенная же после замены Ворошилова на Тимошенко на посту наркома обороны инвентаризация выявила совершенно удивительные вещи – в частности, «…сравнивая наличие боевых машин с количеством выпущенных заводами промышленности выявлены следующие расхождения:
Недостает:
«БТ-7» – 96 машин
«БТ-2» – 34 машины
«БТ-5» – 46 машин
«Т-26» – 103 машины
«Т-38» – 193 машины
«Т-37» – 211 машин
«Т-27» – 780 машин
«БА-10» – 94 машины
«БА-6» – 54 машины
«ФАИ» – 234 машины…
Поднятый архивный материал с 1929 года по учету, спец отправке и списанию боевых машин существенного изменения в уменьшении недостачи не дал, т. к. списания боевых машин до 1936 года не велось.
Количество списанных машин, например, «Т-27» – 26 штук, – явно не соответствует действительности, т. к. выпуск этих машин начался с 1931 года и за 10 лет эта цифра должна несомненно быть значительно больше…».
Как вам масштабы «недостачи», а? А ведь начнись война где-нибудь в 1938 или 1939 году – и удивлялись бы потом будущие исследователи: «Отчего ж это незаметен эффект от ввода в бой аж целых 780 числящихся в РККА Т-27?» Ведь 780 танкеток, для справочки – это заметно больше, чем реально имела к началу войны армия Польши (по разным оценкам, от 500 до 650 машин).
А вот уже доклад разведки ближе к роковому июню:
«Танковая промышленность.
Война вызвала быстрый рост производства танков. Завод «Алькет» в Берлине, выпускавший в конце 1939 года 30–40 средних танков в месяц, в 1940 году освоил производство 100 танков в месяц.
Наиболее крупными заводами по производству танков являются: «Алькет» и «Даймлер-Бенц» в Берлине, «Крупп» в Магдебурге и Эссене, «Миаг» в Брайншвейге, «ЧКД» в Праге, «Шкода» в Пльзене.
Система кооперирования заводов дала возможность предприятиям специализироваться на производстве отдельных агрегатов или деталей для танков, что значительно увеличивает производственные возможности танковой промышленности.
Так, производство броневых корпусов сосредоточено на заводах «Эдельшталь» (Ганновер), «Мительшталь» (Бранденбург) и на заводах «Круппа» в Эссене.
Танковые двигатели и коробки передач поставляют фирмы «Майбах» и «Даймлер-Бенц».
Особенностью танковой промышленности Германии в настоящий момент является ее сравнительно равномерное размещение по стране.
Средняя производительная мощность основных танковых заводов Германии колеблется в пределах 70–80 танков в месяц.
Суммарная производственная мощность 18 известных нам в настоящее время заводов Германии (включая Протекторат и Генерал-Губернаторство) определяется в 950-1000 танков в месяц.
Имея в виду возможность быстрого развертывания танкового производства на базе существующих автотракторных заводов (до 15–20 заводов), а также увеличение выпуска танков на заводах с налаженным производством их, можно считать, что Германия в состоянии будет выпускать до 18–20 тысяч танков в год.
В середине мая в Москве состоялось новое многодневное совещание, обсудившее вопросы советской внешней политики, материалы которого все еще недоступны для исследования. 20 мая германская сторона предложила СССР возобновить экономические переговоры, а советская сторона намекнула на необходимость подведения под советско-германские отношения "политической базы", то есть предложила Германии внести конкретные предложения. В тот же день Берлин получил из Лондона сведения о трудностях на англо-франко-советских переговорах, а Франция зондировала позицию Германии на предмет улучшения отношений. Поэтому 21 мая германское руководство решило не торопить события в Москве. 24 мая Англия решила какое-то время поддерживать переговоры с СССР, и 27 мая Москва получила новые англо-французские предложения, предусматривавшие заключение договора о взаимопомощи на 5 лет, консультации в случае необходимости, но упоминавшие Лигу Наций. Этот шаг Англии, в свою очередь, подтолкнул Германию 30 мая вновь попытаться уточнить в Москве, что означает фраза о "политической базе", но советская сторона предпочла занять позицию выжидания.
7 мая был парафирован, а 22 мая подписан "Стальной пакт" между Германией и Италией. 23 мая, выступая перед военными, Гитлер четко обозначил основную проблему германской внешней политики — стремление вернуться в число "могущественных государств", для чего требовалось расширить "жизненное пространство", что было невозможно "без вторжения в чужие государства или нападения на чужую собственность". Германии было необходимо создать продовольственную базу на Востоке Европы на случай дальнейшей борьбы с Западом. С этой проблемой был тесно связан вопрос о позиции Польши, которая сближалась с Западом, не могла служить серьезным барьером против большевизма и являлась традиционным врагом Германии. Поэтому следовало "при первом же подходящем случае напасть на Польшу", обеспечив нейтралитет Англии и Франции. Далее Гитлер сделал обзор возможных дипломатических комбинаций и высказал общие соображения на случай войны с Западом, в которых в общем виде была сформулирована программа достижения Германией гегемонии в Европе. 31 мая на сессии Верховного Совета СССР в выступлении Молотова прозвучала критика позиции Англии и Франции на переговорах, которые, по мнению Москвы, лишь демонстрировали уступки и не хотели дать гарантии Прибалтийским странам. Поэтому "пока нельзя даже сказать, имеется ли у этих стран серьезное желание отказаться от политики невмешательства, от политики непротивления дальнейшему развертыванию агрессии. Не случится ли так, что имеющееся стремление этих стран к ограничению агрессии в одних районах не будет служить прикрытием к развязыванию агрессии в других районах?" СССР следовало соблюдать осторожность и не дать втянуть себя в войну. В этих условиях, отметил Молотов, "мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей" с Германией и Италией, не исключено, что германо-советские экономические переговоры могут возобновиться. Тем самым Москва стремилась оказать давление как на Англию и Францию, так и на Германию.
29 июня в газете "Правда" появилась статья члена Политбюро А.А. Жданова, в которой отмечалось, что англо-франко-советские переговоры "зашли в тупик", поскольку Англия и Франция "не хотят равного договора с СССР". Именно Лондон и Париж затягивают переговоры, что "позволяет усомниться в искренности" этих стран, не желающих дать гарантии Прибалтийским странам и стремящихся возложить на СССР "всю тяжесть обязательств". Скорее всего, Англия и Франция хотят "лишь разговоров о договоре" с тем, чтобы облегчить себе путь для сделки с агрессором. Естественно, что без учета интересов СССР Москва не пойдет на договор, поскольку "не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками"101. В тот же день в выступлении министра иностранных дел Англии Галифакса прозвучала мысль о возможности переговоров с Германией по вопросам, которые "внушают миру тревогу". К этим вопросам он отнес "колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, "жизненном пространстве", об ограничении вооружений и многие другое, что затрагивает европейцев".
На тот момент граница проходила невдалеке от Минска, Киева и Ленинграда, и в Москве хотели получить "подушку безопасности" перед решающей схваткой. Никаких причин вести себя иначе Кремль не имел. Попытки сколотить антинацистский фронт в 1938 году во время чехословацкого кризиса оказались неудачны, а Польша даже прямо перед войной не собиралась принимать помощь от СССР, уповая на гарантии Англии и Франции. В такой ситуации со стороны Сталина было бы величайшей глупостью предоставить Гитлеру свободу рук в Восточной Европе. Этим соображением и объясняется аннексия СССР Восточной Польши в 1939 году и присоединение Прибалтики в 1940-м.
Вермахт неожиданно легко расправился со своими противниками на европейском континенте. Французская армия до своего разгрома в 1940 году считалась ведущей военной силой в Европе. Союзные вооружённые силы серьёзно превосходили вермахт по численности, опирались на сеть долговременных укреплений — и были разгромлены. В Москве без малейшего вдохновения смотрели на творящееся на Западном фронте.
Однако короткий период между летом 1939 года и летом 1941-го стал также временем наглядной демонстрации проблем советских вооружённых сил. Конфликты с японцами и финская кампания показали организационные слабости РККА, продемонстрировали серьёзные проблемы с выучкой, оснащением, связью. Вскрылось очевидное: бойцы недостаточно подготовлены, армияуправляется со скрипом, матчасть ненадёжна, войска несут тяжелейшие потери при решении простейших тактических задач.
Все прекрасно понимали, что само по себе множество танков и самолётов — это ещё не панацея. Немецкие вооружённые силы вышли на пик формы, солдаты и офицеры закалились в боях, отработали взаимодействие, тактику, улучшили структуру соединений. В интересах Третьего рейха работала значительная часть европейской промышленности. Однако основу мощи рейха составляли его сухопутные войска. После падения Франции главным врагом рейха оставалась Британия, но проникнуть на острова немцы не могли. Попытки придумать обходной путь привели Гитлера и его окружение к неожиданной идее.
— Надежда Англии — Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадёт от Англии.
Эта фраза Гитлера может прозвучать для нас очень странно. Затеять войну с таким колоссом только ради того, чтобы нажать на Англию? Между тем СССР стал сверхдержавой уже по итогам Второй мировой войны, и, затевая поход в Россию, нацисты не считали, будто планируют нечто за рамками своих возможностей.
Существует распространённый стереотип о разведке СССР, которая якобы точно и загодя вскрывала планы нацистов. В действительности разведчики сообщали весьма путаные и туманные сведения. Разведчики сообщали о начале войны в марте, потом — в мае 1941 года. Вторая половина июня тоже называлась — среди других дат.
Генеральный штаб осознал степень опасности уже в мае. Во всяком случае, "записка Василевского", призывающая упредить противника собственным наступлением, датируется этим месяцем. Военные предлагали совершить самые необходимые действия: начать мобилизацию и стратегическое развёртывание — то есть вывод войск на позиции, определённые планами. Но время было упущено.
Вермахт превосходил советские войска в зоне боевых действий не только качественно, но и численно — и это был уже приговор. Между тем Сталин до последнего планировал оттянуть войну хотя бы до 1942 года. Проблема в том, что никаких, пусть сколь угодно натянутых претензий из Берлина в адрес СССР не поступало. Советские дипломаты не могли даже понять, в чём состоят разногласия с рейхом и можно ли предложить немцам что-то, что позволило бы отложить открытие боевых действий.
К 22 июня 1941 года Германия и ее союзники имели большое преимущество над СССР, который противостоял им тогда практически в одиночку, и в общих силах и средствах вооруженных сил, и еще больше в силах и средствах сосредоточенной для вторжения своей группировки войск по сравнению с дислоцированной здесь советской войсковой группировкой, а также и в ресурсах для их пополнения. Это фактическое преимущество в силах и средствах противника было как количественным, так и особенно качественным. И такое положение сложилось тогда отнюдь не случайно или всего лишь по произволу отдельных субъектов, а в результате объективно обусловленного хода событий, политических, экономических и иных закономерностей развития стран Европы и отношений между ними.
Однако военное руководство СССР накануне войны самоуверенно преувеличивало силы и потенциал нашей страны, явно недооценивая возможности противника. Инерция этих заблуждений сохранилась и в послевоенное время, в том числе в трудах военных историков и публицистов, как сохраняется она у многих, даже у добросовестных исследователей до сих пор. Впрочем, эти реальные ошибки в оценках соотношения сил сторон довольно трудно отделить от пропагандистских действий советского руководства по поддержанию в Красной Армии высокого боевого духа и уверенности в ее мощи у населения страны. Очевидно, что такого рода пропаганда неизбежно сопряжена с намеренным преувеличением собственных сил и принижением сил противника.
Представляется, что одна из главных причин этой искаженной общей оценки сил сторон состоит в традиционном чрезмерном превознесении роли танков и придании слишком большого значения формальным показателям их производства. После того как в 30-е годы промышленность СССР добилась больших успехов в объемах производства танков, а наши ученые, конструкторы и инженеры — в создании их прогрессивных моделей, и это было подкреплено определенными успехами в конструировании и производстве самолетов и других видов техники и оружия, у руководителей Генштаба и Наркомата обороны, вероятно, возникли идеи военно-технического превосходства над Германией. К этому, скорее всего, добавлялась убежденность в больших ресурсных возможностях СССР, обусловленная восприятием Германии как гораздо меньшей страны, верой в преимущества социализма и надеждой на солидарность трудящихся и силы сопротивления в оккупированных и подчиненных ей странах.
Все это привело к значительным просчетам в планировании и подготовке к войне и методах ее ведения на первоначальном этапе. Отсюда и доминировавшая перед войной, но оказавшаяся в целом несостоятельной в создавшемся положении наступательная стратегия оборонного планирования СССР. Предполагалось, что возможное нападение любого вероятного агрессора будет быстро отражено, после чего его войска должны быть разгромлены решительными наступательными действиями Красной Армии. Надежда была на то, что война будет быстро перенесена на территорию противника. В принципе это была правильная и оправданная стратегия, но к лету 1941 года она уже не соответствовала изменившейся военно-политической ситуации в Европе.
Вместе с тем превосходство СССР над будущим врагом в силах, средствах и ресурсах какое-то время действительно существовало. Не приходится сомневаться, что еще в 1936 году Германия как военная держава очень сильно уступала во многих отношениях Советскому Союзу, но последовавшие затем резкая милитаризация германского общества, прежде всего ее экономики и научно-технической сферы, бескровные установление контроля над Рейнской областью, присоединение Австрии, Судет и Чехии, завоевание «малой кровью» Польши, Франции, Бельгии, Нидерландов, Дании, Норвегии, захват при этом большого количества трофейного оружия, боевой и иной техники, боеприпасов, иных материальных ценностей этих государств и их армий, а также британских экспедиционных войск, привели к многократному увеличению сил и средств ее армии, а также ее ресурсных возможностей в количественном отношении. Ну а немецкое качество техники почти всегда было одним из самых лучших в мире, и уж точно намного выше отечественного. К этому добавилось вовлечение ею в союзнические отношения (фактически — в сферу своего доминирования) Румынии, Венгрии, Испании, Финляндии, Словакии, Хорватии, Болгарии.
Вот что писал о происшедшем накануне начала войны резком экономическом усилении Германии один из руководителей советской экономики в эти годы Н. Вознесенский: «Общая сумма богатства, награбленного гитлеровской Германией в оккупированных странах до 1941 года, составляет, по оценке Управления по делам экономической войны в США, 9 млрд. ф. ст., что вдвое превышает годовой национальный доход Германии до войны. Кроме того, гитлеровская Германия в широких масштабах эксплуатировала иностранных рабочих, численность которых в Германии достигала 12 млн человек, что позволяло немцам компенсировать изъятие из производства в армию значительного количества рабочих» . Одной из форм фактического принуждения побежденных Германией в начале Второй мировой войны стран к финансированию ее дальнейших военных действий стало взимание с них контрибуций, размер которых постоянно увеличивался: с 8 млрд марок в 1940 году (11,4 % доли ее государственного бюджета) до 19 млрд марок в 1941 году (18,4 % его доли), продолжая расти и далее — до 48 млрд. марок в 1944 году (26,4 % его доли) .
Конечно, благодаря стараниям своего политического руководства СССР в 1939—1940 годах также удалось заметно усилиться геополитически, но все же во много раз меньше, чем в это время Германии. Так, население присоединенных, завоеванных, вовлеченных в союзнические отношения Германией в 1938—1940 годах европейских стран и территорий составляло почти 200 млн человек, а население присоединенных в это время к СССР территорий — 20—22 млн человек. При этом, находясь начиная с сентября 1939 года в состоянии войны с Великобританией и другими странами, военно-политическое руководство Третьего рейха имело необходимое оправдание для мобилизации и укомплектования армии военного времени. В результате ее армия с учетом сил союзников стала явно превосходить по большинству показателей Красную Армию, а личный состав вермахта смог в начавшейся войне накопить немалый опыт боевых операций в современных условиях. Подписанные в 1939 году договоры с Германией позволили оттянуть начало войны, но в какой-то мере сыграли с руководством СССР злую шутку, способствовав недооценке военной опасности с ее стороны.
Впрочем, возможности для дальнейшей милитаризации советской экономики и всего общества в целом, еще большего доминирования в структуре производства тяжелой промышленности или ускорения экономического роста к концу 30-х годов в СССР для условий мирного времени были практически полностью исчерпаны. Почти все это уже до предела упиралось в ресурсный потенциал нашей страны, а также «усталость» советского народа от напряжения форсированного развития базовых отраслей экономики и военного производства в годы первых пятилеток. Ведь оно происходило в значительной мере за счет недоразвития сельского хозяйства, легкой промышленности, жилищного строительства и сферы услуг, в первую очередь нужных для материального благополучия населения. Так, доля расходов на оборону в государственном бюджете с 25,6 % в 1939 году, что и так было очень много, выросла в 1940 году — до 32,6 %, а в 1941 году — до 43,4 % . Тем более советские власти в сложившейся ситуации были фактически лишены возможности проведения заблаговременной мобилизации и полномасштабного сосредоточения войск вблизи границ с Германией и ее союзниками.
Можно предположить, что с осени 1940 года и особенно весной 1941 года И. Сталин и другие руководители СССР стали понимать, что военно-политическая мощь Германии значительно увеличилась, и, следовательно, военная опасность с ее стороны существенно возросла. Об этом, в частности, свидетельствуют переговоры и консультации, которые проводили в эти последние предвоенные месяцы советские руководители со своими коллегами из Германии и Японии, различные мирные инициативы, выдвигавшиеся в этот период властями СССР, попытки проведения дальнейших мероприятий по усилению армии, хотя и в основном завуалированного характера. Важным результатом этих усилий был заключенный 13 апреля 1941 года пакт о нейтралитете между СССР и Японией, который в дальнейшем помог избежать нашей стране войны на два фронта. Однако всего этого с учетом всей опасности сложившейся ситуации было, как оказалось, явно недостаточно ни для предотвращения войны, ни для достаточного усиления армии.
Сравнение ресурсов противостоявших сторон следует начать с сопоставления их людского потенциала, ибо люди есть главное богатство любой страны. Численность находящегося в распоряжении властей населения в решающей степени определяла кадровые возможности государств и блоков, а от этого зависела геополитическая, экономическая и в конечном итоге их военная мощь. Особенно важное значение имела подконтрольная сторонам противоборства численность военнообязанных, а также трудоспособного населения, которая, впрочем, в основном соответствовала общей численности населения.
Подсчет численности населения европейских стран, которую она составляла в исследуемый период, является весьма трудной задачей. Более того, точный ее подсчет вообще невозможен из-за сомнительного характера многих устных данных, разрозненности и противоречивости их источников, пристрастности многих исследователей, а также многочисленных перекроек государственных границ, депортаций, переселений и других миграций населения, которые происходили в эти годы весьма часто. Вызывают сомнения и приводимые в литературе сведения о естественном движении населения, происходившем тогда в этих странах. Однако в совокупности все эти данные все же позволяют беспристрастному исследователю дать достаточно точные оценки его численности.
Итак, население Германии и ее европейских союзников (с учетом оккупированных и присоединенных стран и территорий) насчитывало к началу Великой Отечественной войны приблизительно 302 млн человек, в том числе Германии (с учетом Австрии, Судет, Эльзаса и Лотарингии и других присоединенных и аннексированных стран и территорий) — почти 99 млн человек, а население СССР — около 196,5 млн человек .
Прежде всего, следует отметить, что в этих подсчетахне учитывается только численность населения стран и территорий Европы, фактически оставшихся вне союзнических отношений, не попавших под оккупацию или в явную и существенную зависимость от вступивших в войну сторон либо военно-политический контроль над которыми был далеко не полный: Швеции, Швейцарии, Португалии, Ирландии, Сербии, Греции, Албании и Турции (если, конечно, считать ее европейской страной), ну и, само собой, Великобритании, находившейся в состоянии войны с Германией.
Не включено в это число и население Греции, Сербии и Черногории, Албании и Косова, в которых продолжалось активное сопротивление оккупантам. С одной стороны, Германия и ее союзники использовали экономику, инфраструктуру, территорию этих стран, но с другой стороны, оккупанты вынуждены были содержать в них в это время довольно большие воинские контингенты и формирования органов безопасности, которые несли потери в боях с партизанами и другими силами сопротивления, а местные коллаборационисты практически не принимали никакого военного, военно-полицейского или иного подобного участия в войне против СССР.
Особого рассмотрения заслуживает численность населения Германии, которая значительно увеличилась в период с 1938-го по весну 1941 года. К сожалению, большинство авторов, включая отечественных, по указанным уже в этой работе причинам, привыкли считать его с заметным преуменьшением. Даже Б. Мюллер-Гиллебранд, довольно плохо скрывавший в своем знаменитом исследовании желание скрасить горечь поражения своей страны в этой войне и, следовательно, стремившийся к преуменьшению ее сил, средств, ресурсов и потерь, и тот определяет численность населения Германии несколько большими цифрами, чем многие наши соотечественники. По данным этого автора, численность ее населения в 1939 году составляла 80,6 млн чел. (в том числе лиц мужского пола — 38,9 млн чел.), а «накануне Второй мировой войны» — 85 млн человек .
Итак, население Германии в границах, определенных Версальским договором, но с учетом Саара, составляло в начале 1939 года не менее 69,5 млн человек. Затем оно стало быстро увеличиваться за счет аншлюса и аннексии оккупированных территорий (с учетом предполагаемого естественного прироста): Австрии — на 8 млн чел. (включая аннексированные территории Чехословакии и Югославии, точнее — Словении), Данцига — почти на 0,5 млн чел., Судетской области и некоторых иных аннексированных районов Чехии — на 4 млн чел., Эльзаса и Лотарингии — на 3,2 млн чел., Люксембурга и небольших восточных территорий Бельгии (бывших западнорусских) — на 0,5 млн чел., западных и северных районов Польши — примерно на 10,5 млн чел.; и еще около 150 тыс. жителей проживало на территории отторгнутой у Литвы Мемельской области. К этому добавилось переселение (возвращение, репатриация) в указанный период на расширявшуюся территорию Рейха до 1 млн чел. «фольксдойче» (особенно много из центральных и восточных районов Польши, Прибалтики, Бессарабии, некоторых районов Югославии), в то время как выезд населения из Германии в этот момент практически остановился. Наконец, к этому еще надо присовокупить численность выросшего населения основной части Германии за счет естественного прироста, который продолжался в течение 1939—1940 годов и в первой половине 1941 года. Этот прирост, конечно, был не таким большим, как в СССР, который за тот же период составлял, по разным оценкам, от 5 до 6 млн человек. Тем не менее и в Германии население за счет превышения рождаемости над смертностью выросло за это время, по-видимому, почти на 1,5 млн человек . Таким образом, к 22 июня 1941 года развязавший войну против СССР Третий рейх имел население численностью почти 99 млн человек, а не 80 млн и тем более 70 млн, как утверждают некоторые авторы. В конце концов, если бы они были последовательны и непредвзяты, то тогда по их логике при сравнении демографического потенциала сторон надо было бы принимать во внимание только население РСФСР по состоянию на 1939 год, а не всего СССР к 22 июня 1941 года.
Кроме того, еще до 3 млн «фольксдойче» проживали на иных оккупированных Германией территориях (включая советские), которых было бы неправильно включать в число ее жителей рассматриваемого периода, но мобилизационные ресурсы которых все же были в дальнейшем использованы этой страной. При этом общая численность «фольксдойче» в Центральной и Восточной Европе составляла около 10 млн человек. И еще на территории Западной Европы (Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды, Дания) в эту эпоху насчитывалось более 2 млн «фольксдойче» .
Что касается других учтенных здесь европейских стран, то число их жителей к этому моменту, по оценке автора, составляло: Италии — около 46 млн чел. (с учетом населения отторгнутых территорий Югославии и Франции), Румынии — до 15,5 млн чел. (без учета территорий, переданных в 1940 году Венгрии и Болгарии, с населением более 2,5 млн чел.), Венгрии — более 14 млн чел. (с учетом населения присоединенных территорий Румынии, Югославии и Словакии), Болгарии — почти 8 млн чел. (с учетом населения отторгнутых территорий Югославии, Греции и Румынии), Хорватии — более 6 млн чел., Словакии — до 3 млн чел., Финляндии — до 4 млн чел., Норвегии — около 3 млн чел., Дании — около 4 млн чел., Нидерландов — до 9,5 млн чел., Бельгии — свыше 7 млн чел., Франции (кроме учтенного уже населения Эльзаса и Лотарингии, ряда аннексированных Италией территорий, а также тех французов, которые пребывали в заморских территориях страны, находившихся под контролем «Свободной Франции», или, будучи в эмиграции, были ее участниками) — 37 млн чел., Испании — 26,5 млн чел. В протекторате Богемия и Моравия к этому моменту проживало примерно 7 млн чел., а в образованном на территории Польши (центральных, восточных и некоторых южных ее районах) генерал-губернаторстве — около 12,5 млн чел..
Когда говорят о соотношении сил сторон в Великой Отечественной войне, то многие авторы, прежде всего с подачи советской пропаганды, а также отдельных немецких, британских и прочих западных источников, исходят из того, что чуть ли не все население СССР участвовало в борьбе против нацистско-фашистского блока государств, а у Германии тыл был некрепким ввиду активности движения Сопротивления, союзники ненадежные и далеко не все население находившихся под ее контролем стран было использовано в войне против нашей страны. В свою очередь, это укрепляет их во мнении, что у СССР были огромные людские и прочие ресурсы, а у Германии — явно меньшие. Однако в начале Великой Отечественной войны это было далеко не так, как и в значительной мере и дальше тоже, вплоть до середины 1944 года. Не говоря уже о том, что этим представлениям противоречат высказывания других авторов о массовом переходе на сторону врага, сдаче в плен практически без сопротивления, бегстве с поля боя, дезертирстве, уклонении от призыва и мобилизации миллионов красноармейцев, призывников и мобилизуемых, а также подобном поведении значительной части советского населения в оккупированных областях, которое, как известно, насчитывало несколько десятков миллионов человек. И в начавшейся войне так в значительной мере и было. Поэтому в любом случае с ее началом людские ресурсы стран Оси существенно выросли, а ресурсы СССР соответственно уменьшились.
На самом деле степень использования руководством СССР населения и потенциала разных союзных республик была далеко не одинаковой, да и размер их отличался весьма сильно. Если отбросить господствующую в этом вопросе с советских времен особо щепетильную политкорректность идеологии интернационализма, то надо откровенно заявить, что основную тяжесть войны вынесла на своих плечах РСФСР, население которой составляло накануне ее начала примерно 112 млн человек, а основной костяк участвовавших в боях частей Красной Армии составляли этнические русские — до 2/3 , численность которых была на тот же момент приблизительно 103 млн человек (примерно 52,5 % населения страны) . При этом вместе с очень близкими им в этническом отношении украинцами и белорусами их доля насчитывала до 85 % численности всей Красной Армии и до 75 % населения СССР.
В то же время численность этнических немцев Германии, австрийцев и приравненных законами нацистской Германии к немцам судетских немцев, эльзасцев и лотарингцев, люксембуржцев, «фольксдойче» (европейских немцев-переселенцев и их потомков, не утративших свою этническую идентичность, в том числе родившихся в смешанных браках) составляла в это время в Германии и на присоединенных и оккупированных ею территориях, по разным оценкам, от 85 млн до 90 млн человек. А если учитывать всех таких лиц, которые проживали в других подконтрольных Германии странах, их число могло достигать 90—92 млн человек .
Кроме того, в вооруженных силах и прочих военизированных формированиях Германии значительную часть их численности составляли представители иных народов Европы, прежде всего оккупированных стран (до 15 % и, возможно, больше), в том числе многие граждане СССР и российские эмигранты. Последних 2-х категорий, включая «добровольных помощников», участников всевозможных охранных, карательных и особых подразделений, частей и т.д., по разным оценкам, за годы войны немцами привлечено от многих сотен тысяч до 2 млн человек. Так, коллектив военных историков, возглавляемый Г.Ф. Кривошеевым, оценивает общую численность подобных формирований в 800 тыс. человек , но вовсе не исключено, что эти данные не совсем полные. И хотя в важнейших боях на Восточном фронте большинство из них не принимали или почти не принимали участие, а многие из их числа при первой же возможности переходили на советскую сторону, эти наши соотечественники все же немало помогли вражеским силам в преодолении их мобилизационных трудностей.
Здесь уже не приходится говорить о том, что в те войска Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии, Словакии, Хорватии и Испании, которые действовали против вооруженных сил СССР, было мобилизовано за несколько лет войны, как можно оценить, в общей сложности до 5 млн человек и более, а их доля на фронте противоборства с СССР до конца 1942 года составляла почти пятую часть всех войск противника. Так, по данным авторов фундаментальной «Истории Второй мировой войны 1939—1945 гг.», уже к лету 1941 года вооруженные силы европейских союзников фашистской Германии насчитывали около 4 млн человек . Да и вплоть до середины 1944 года они продолжали играть немалую роль на советско-германском фронте.
Конечно, потом уже, почти с середины войны, на нашей стороне начнут сражаться польские, чехословацкие воинские части (и то в большинстве своем состоявшие из лиц, имевших советское гражданство, на нашей технике и нашим оружием), а ближе к концу войны — румынские и болгарские. Это потом итальянцы уйдут с Восточного фронта, да еще и вынудят своими переворотами и прочими политическими колебаниями отвлекать значительную часть немецких войск в Италии, куда вторгнутся британско-американские войска и где активизируются итальянские антифашистские силы. Те же финны перестанут против нас воевать тоже ближе к концу войны. Но в ее начале все они были верными союзниками гитлеровцев.
Сказанное здесь, конечно, не позволяет в полной мере признать Великую Отечественную войну как противоборство в первую очередь немцев и немецкоговорящих этносов («арийцев»), с одной стороны, и русских (восточных славян), с другой стороны, в то время как другие народы были только вовлечены в эту войну. Однако несомненно, что это противоборство было во многом в ней стержневым.
Пожалуй, эту войну следует скорее признать как противоборство Европы (Центральной и континентальной Западной Европы), с одной стороны, и СССР (исторической России либо Евразии), с другой стороны. Тем не менее насколько Германия была геополитической и демографической основой, костяком нацистско-фашистского блока, а вместе с Австрией, Судетами, Эльзасом и Лотарингией, некоторыми иными присоединенными землями оккупированных государств с высокой долей в их населении «фольксдойче» она составляла, образно говоря, вполне сформированный геополитический «организм» всего этого блока, настолько примерно и РСФСР была соответствующим костяком СССР, также составляя вместе с тесно спаянными с ней Украиной, Белоруссией и Казахстаном аналогичный «организм» Советского Союза.
Об экономическом сотрудничестве Германии, Италии и других государств нацистско-фашистского блока, наверное, вообще излишне напоминать. Различные формы экономического и иного сотрудничества немцы и их союзники поддерживали и с такими внешне нейтральными европейскими странами, как Швеция и Швейцария, которые превратились, по сути дела, в значительной мере зависимые от Германии анклавы. По тем или иным каналам, в частности с помощью Испании и французского правительства с резиденцией в Виши, они имели экономические отношения накануне войны и в ее начале также со многими неевропейскими странами: африканскими, азиатскими и южноамериканскими и даже с некоторыми фирмами США. Во всяком случае, они могли в некоторой степени использовать сырьевые, а порой и иные ресурсы отдельных из этих стран, в отличие от СССР, единственным союзником которого в этот период была Монголия, а союзнические отношения с другими странами только начинали налаживаться.
Таким образом, благодаря перечисленным, а также иным обстоятельствам, Германия и ее европейские союзники (с учетом оккупированных и присоединенных ими территорий) в целом значительно превосходили нашу страну в экономической мощи. К началу войны СССР имел над ними преимущество лишь в добыче нефти, заготовке леса, производстве некоторых видов цветных металлов (в основном меди и никеля) и, кроме того (хотя это и спорно), в мощностях по производству тракторов, а следовательно, и танков. Но при этом достигнутое нашей страной превосходство в этих отраслях было отягощено большими экономическими издержками, связанными с более неблагоприятными природно-климатическими и географическими условиями функционирования отечественной социально-экономической сферы, а также гораздо менее развитой социальной и экономической инфраструктурой. Фашистский блок намного превосходил СССР в добыче угля, мощностях по производству электроэнергии, черных металлов, алюминия и особенно сильно — автомобилей и других транспортных средств, различных видов приборов, радиотехнических устройств и другой продукции машиностроительной промышленности. Кроме того, в 1939—1941 годах Германии удалось захватить в побежденных странах довольно много различных видов сырья и материалов, в том числе черных и цветных металлов, не говоря уже об автомобилях, иных транспортных средствах, других видов промышленной, а также сельскохозяйственной продукции .
О большом превосходстве нашего врага в индустриальных мощностях весьма красноречиво говорит и такой факт: в СССР парк металлорежущих станков в 1940 году составлял 710 тыс., а в Германии в 1941 г. — почти 1,7 млн . Важно также отметить, что с учетом производства алюминия в оккупированных странах Германия к началу войны намного опережала по выплавке этого важнейшего вида сырья для авиационной промышленности все другие страны мира, а СССР — в несколько раз .
Забегая немного вперед, нельзя здесь не вспомнить и то, что нехватка алюминия стало одной из наиболее важных проблем советской авиации накануне и во время войны. К примеру, известный авиационный специалист В. Кондратьев одной из главных причин низких характеристик советских самолетов по сравнению с немецкими, наряду с историческим отставанием в развитии отечественной авиации, двигателестроения, приборостроения, радиотехники, считает «необходимость использования» в их конструкции «древесины, фанеры и стальных труб вместо дефицитных алюминиевых и магниевых сплавов». «Непреодолимая тяжесть деревянной и смешанной конструкции, — пишет он дальше, — вынуждала ослаблять вооружение, ограничивать боекомплект, уменьшать запас топлива и экономить на бронезащите» .
Что касается союзников, то у немцев их в 1941 году, как указано, было немало, и все они тогда были достаточно надежными. Во всяком случае, правительства этих стран оставались верными Германии, как и не было тогда на их территории крупных восстаний или мятежей. Не было ничего подобного и на территории оккупированных или присоединенных Германией стран, за исключением, пожалуй, только продолжавшегося сопротивления захватчикам в Сербии и других регионах Югославии, а также в меньшей степени в Греции и Албании, то есть в странах, которые автор в актив германско-фашистского блока не включил. Правда, Италия довольно сильно увязла в столкновениях в Северной Африке, вишисты и другие прогерманские силы постепенно стали терять контроль над французскими колониями и иными территориями в Африке и на Ближнем Востоке. А вот о союзниках СССР сказать почти нечего, потому что их практически еще тогда не было. Можно вспомнить миллионную Монголию, но чем она, находясь далеко на востоке, могла помочь Красной Армии ? Разве что лошадьми, овчинами и мясом, да и то в сравнительно небольших количествах. Поэтому Германия смогла выставить в начале войны против СССР 66,5 % своих пехотных и кавалерийских дивизий и 94,3 % танковых и моторизованных . Остальная часть ее сухопутных войск решала в это время преимущественно небоевые задачи, располагаясь в самой Германии, на оккупированных ею территориях и в зависимых от нее странах. Большинство своих основных сил направили против СССР и ее союзники, кроме Италии, которая тогда была довольно сильно вовлечена в бои с британскими войсками и другими силами в Северной Африке и иных регионах.
Таким образом, ни Великобритания, включая ее доминионы и колонии, ни «Свободная Франция», ни другие силы сопротивления почти никаких больших помех Германии и ее союзникам в войне против СССР в 1941 году не создать не могли, отвлекая их силы в меньшей степени, чем, например, Япония и отчасти формально нейтральные Турция и Иран отвлекали советские силы. Подавляющее большинство своих боеспособных войск блок фашистских государств, кроме Италии, направил для реализации гитлеровского захватнического плана «Барбаросса». В этот период существенной помехой для Германии были, пожалуй, лишь британские ВВС, которые сковывали немалую часть ее авиации. Также значительное число немецких ВМС было задействовано в военно-морском противостоянии с Великобританией, но в 1941 году крупных морских операций против СССР фашистские государства не проводили, как и в ответ советский Военно-морской флот не мог нанести серьезные удары по Германии.
Для сравнения можно отметить, что СССР к началу войны сосредоточил в своих западных военных округах, то есть непосредственно против Германии и ее союзников, 54 % своих дивизий и бригад. Да и потом долю сражающихся на советско-германском фронте войск советское руководство не могло слишком сильно увеличить ввиду необходимости размещения крупных войсковых группировок на других вероятных театрах военных действий — Дальневосточном и Южном . Кроме того, слишком большое число советских военнослужащих находилось во внутренних районах СССР из-за огромных размеров его территории: в пути в среднем наши войска следовали гораздо дольше, чем немецкие и другие западноевропейские, а также на мобилизационные и иные мероприятия нужно было направлять военнослужащих относительно больше в связи с низкой плотностью населения и отставанием в мобилизации. В силу этого советские военные власти вынуждены были в большей мере, чем противник, держать своих военнослужащих на обучении, излечении, переформировании войсковых соединений и частей и т.д.
О значении угрозы со стороны Японии в начале Великой Отечественной войны свидетельствует то, что сосредоточенная у наших границ на Дальнем Востоке японская Квантунская армия вместе с войсками союзного им государства Маньчжоу-Го (основная часть Северо-Восточного Китая), по данным А.В. Шишова, насчитывала к 22 июня 1941 года до 1 миллиона человек. Он также отмечает: «На вооружении Квантунской группировки японских войск состояло 6640 артиллерийских орудий и минометов, 1215 танков и самоходных орудий, 1907 боевых самолетов и 26 речных кораблей». Кроме того, у японцев имелись большие возможности укрепить эту группировку, в частности переправив при необходимости значительную часть из 2,5 миллиона своих солдат и офицеров, которые находились на близко расположенных островах Японии фактически как резерв . «Присутствие на дальневосточных границах мощной группировки вооруженных сил Японии вынуждало Советский Союз на протяжении всей Великой Отечественной войны с Германией и ее союзниками держать на Востоке… войск общей численностью более 1 миллиона солдат и офицеров, 8—16 тысяч орудий и минометов, свыше 2 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок, от 3 до 4 тысяч боевых самолетов и более 100 боевых кораблей основных классов. Это составляло от 15 до 30 процентов боевых сил и средств советских вооруженных сил»,
Значительную часть войск советское руководство вынуждено было держать и на юге — в Закавказье и Средней Азии, где существовала турецкая угроза, а также возможны были враждебные действия определенных сил в Иране и Афганистане. Кроме того, вплоть до начала Великой Отечественной войны у СССР были довольно напряженными отношения и с Великобританией, у которой здесь поблизости располагались колонии и, соответственно, колониальные войска.
Так кто же в большей степени вынужден был действовать в 1941 году на несколько фронтов (ТВД)? В конце концов, немцы могли достаточно быстро перебросить в случае необходимости свои войска в Западную Европу, а попробуйте быстро перебросить войска из Восточной Европы на Дальний Восток или хотя бы в Забакайлье либо обратно. Надо ли доказывать, что расстояние от Парижа и Брюсселя до Львова и Бреста во много раз меньше, чем от последних до Читы, а тем более Хабаровска и Владивостока? И это еще при гораздо более низкой пропускной способности отечественных железных дорог по сравнению с европейскими и почти полном отсутствии на большей части территории СССР того времени шоссейных дорог с твердым покрытием, как, впрочем, сколько-нибудь существенного парка автотранспорта — тоже. В Германии же к войне были построены знаменитые автобаны, а ее автопарк с учетом трофеев превышал советский как минимум в 4—5 раз. С учетом же в несколько раз меньших размеров территории Германии и подконтрольных ей стран Европы по сравнению с СССР и лучшего качества немецких автомашин превышение возможностей нашего противника в интенсивности и объеме автомобильных перевозок могло достигать 10—15 раз.
Таким образом, общее превосходство Германии и ее европейских союзников над СССР в экономических, мобилизационных, трудовых и иных ресурсах к моменту нападения на нашу страну было весьма значительным. Если исходить из приведенных в настоящей главе данных о численности населения и показателей промышленного производства, оно составило разницу примерно в 1,7—1,8 раза. Внешнеполитическая, геополитическая, военно-стратегическая ситуация была в это время тоже явно в пользу фашистского блока. Это и предопределило тогда большое превосходство его вооруженных сил над советскими в силах и средствах и как следствие — значительные военные успехи этого блока в начале войны.
Ужас ситуации в том, что в июне 1941 года Красная армия предвоенного формирования была уже элементарно не успевала. У неё не оставалось ни одной возможности выиграть сражение у советских границ. Сложности предвоенного развития обрекали армию на худшие боевые качества по сравнению с противником, а предвоенные политические ошибки привели к тому, что даже в таком состоянии она должна была драться вполсилы, пока опаздывающие к границе части едут по железным дорогам. В ночь на 22 июня 1941 года, когда в западные военные округа ушла Директива № 1, требовавшая привести войска в боевую готовность, люди, составлявшие Красную армию летом 1941 года, уже были обречены.