Эволюция Генри - 4

Ржавчина открытого люка ракетной шахты перекликалась с красным мхом, которым поросло это забытое всеми болотистое и безлюдное место.

Люди тут не жили давно – вокруг хватало плодородных земель, обильно дающих урожаи под щедрым Калифорнийским солнцем. А если и захотел бы кто – то ограда военной части не дала бы пройти.

Случившаяся на Земле трагедия мало что изменила – просто на дозорных вышках стояли теперь другие люди. Но в готовности открывать огонь без предупреждения они безусловно превзошли тех, кто был до них раньше.

Из странного – все они, кто стоял на посту, были женщинами. Только за то, чтобы увидеть это – пришлось бы заплатить жизнью.

Дорога в это место была плохая – грунтовка, огибающая сложный рельеф. Обычно добирались сюда на тяжелых грузовиках, игнорирующих накатанную за годы колею.

Тем удивительнее было наблюдать современные внедорожники, рядком стоявшие поодаль от ракетной шахты. Машинам, впрочем, пришлось нелегко – серая пыль покрывала их почти целиком, бампер на одном из них был оторван, бока оцарапаны. Но что-то явно случилось, чтобы редкая и дорогая по нынешнему времени техника без жалости была использована, чтобы довезти два десятка богато одетых матрон в церковных сутанах в эдакую глушь.

Впрочем, были на поляне перед открытым люком – явно давно утратившим свою изначальную функциональность, так как внутри него плескалась вода, покрытая бензиновой пленкой – и те, кто был одет куда как скромнее.

Две молодые женщины в черных монашеских сутанах, тоже потрепанных пылью в пути – да так, что поблекло серебряное шитье на вороте, стояли на коленях поодаль от открытого люка. Возле них лежал объемный мешок – тяжелый даже на вид.

- Властью, данной мне Орденом, я, Матерь-настоятельница Ордена, вершу церковный суд над коммодором Агнес и коммодором Марлой. – Плавным речитативом начала невысокая, властная женщина, укутанная в ткани, шитые золотом. – В одном лице как судия и защитник, ибо все вы – дочери мои. Но все вы – назвали меня матерью своей и согласились принять от меня любую кару. И вижу я великий грех на вас, моя Агнес, и моя Марла. Но в сердце моем достаточно сострадания и любви, чтобы принять ваше искреннее раскаяние. Говорите.

- Матерь-настоятельница, - понурившись, начала та, что звалась Агнес. – Сказано – отдай и воздастся. Он... Генри… Рыцарь Ордена отдал свою жизнь, чтобы избавить мир от Зла.

- И вы решили отдать ему купель, предназначенную для сына Его?..

- Он… Ведь сын – не значит младенец! – Подняла Агнес взгляд и с жаром произнесла. – Он дважды сокрушил врага человеческого! Он видит все с неба, как!..

- Этого недостаточно! – Громовым голосом прервала Матерь-настоятельница. – Он – не посвящен канонам. Он не знает миссии нашей и цели!

- Он пожертвовал собой для спасения людей!..

- Наши сестры жертвуют собой каждый день во славу Его. А сыну Его только предстоит родиться, - чуть отстранившись, продемонстрировала она женщину лет сорока, удерживающую руку на своем округлившемся животике. – Так решил конклав! И вы знали о том решении!

- Это ведь политика, Матерь-настоятельница… Все знают, от кого этот сын…

- Ты забываешься, сестра! Конклав решил – зачатие было непорочным! Оспаривание этого – тяжкий грех!

- Анафема… Анафема… - Зашептались за ее спиной.

- Простите, Матерь-настоятельница. – Понурилась Агнес. – Это только мои неосторожные мысли. Я не делилась ими с сестрой Марлой, она действовала не по своей воле, но по моему приказу…

- Мне приятно слышать, что разум и самопожертвование при тебе. Здесь и сейчас мы судим вас за деяние более тяжкое, чем богохульные мысли. Вы желали отдать все накопленное Орденом человеку недостойному…

- Но ведь это я принесла в Орден знания об этой шахте…

- И это будет главным смягчающим обстоятельством. Но помни – ты принесла знания о месте! А само содержимое шахты – принадлежало Ордену всегда! Ибо наполнялось во имя Его и слугами Его! Жаль, что сестры не говорили о своем плане открыто – мы бы поддержали их с первого же дня…

- Смиренно жду решения вашего, Матерь-настоятельница…

- Я полагаю, в мире все происходит по воле Его. И именно Он удержал от великого греха кражи, вовремя упредив ваше появление.

Агнес беззвучно и почти не шевеля губами пробормотала ругательства в адрес сестры по Ордену, которую считала верным другом.

- Скорблю лишь об одном: что не хватило вам рассудка, заблудшим дочерям моим, явиться с раненным рыцарем в мою прецепторию немедля же. Ему бы оказали всю возможную помощь! Вместо того – блуждали вы по горам, пробирались словно разбойники через посты, напали на сестер своих!.. Молитесь же и надейтесь, что ваше промедление не убило нашего рыцаря! И ежели так - это и будет главным отягчающим обстоятельством. Гретхен, - обратилась Матерь-настоятельница к древней старухе в своей свите, стоящей по левое ее плечо.

Та, словно молодая, шустро подсочила к мешку и расшнуровала мешок, склонившись к телу.

- Матерь-настоятельница, - произнес дребезжащий старушечий голос. – Тело рыцаря внутри давно мертво. Полагаю, только отчаяние вело этих двух заблудших дев. Горе лишило их разума. Молю, пощадите их.

Агнес дрогнула, вслушиваясь.

- Это многое меняет, - поджала Матерь-настоятельница губы. – Раз не было в том злого и рассудочного умысла, раз вело их сердце, пусть и запутавшееся в тенетах отчаяния… Я повелеваю: лишить сестер Агнес и Марлу званий коммодора и направить в самый дальний наш монастырь, дабы несли слово Ордена и продолжали служение во славу Его. Но только лишь ежели те раскаются.

- Раскаиваюсь, Матерь-настоятельница, - без промедления ответила Агнес.

- Раскаиваюсь, Матерь-настоятельница, - вторила ей сестра Марла. – Молю об одном: не разлучать меня с сестрой. Вместе мы принесем пользы Ордену больше, чем по одиночке.

- Орден обдумает ваше пожелание, - величаво кивнули в ответ, скрывая искреннее облегчение: лишаться двух возвышенных «семерок» Ордену было крайне невыгодно.

Чуть не сотворили они, конечно, такое, что волосы дыбом встали – но были нужны Ордену, а значит, требовался только повод для помилования. Старуха Гретхен – старая соратница - предложила вскрыть мешок и тихонько убить раненного рыцаря зачарованным костным плавником редкой твари, вещью крайне ценной и не оставляющей следов – план был хорош, но даже он не пригодился.

«Влюбленные дурехи, тащили через горы мертвеца», - с сочувствием смотрела на монахинь Матерь-настоятельница.

- Матерь-настоятельница, - сжав губы до белых полосок. – Разрешите, я лично пожертвую тело рыцаря во благо Ордена.

- Великая ценность, - осторожно кивнула Матерь-настоятельница. – И великая жертва. Талант видеть все, доставленный с телом нашего рыцаря, ныне будет храниться в этой шахте и ожидать взросления сына Его! Дабы принял он этот талант, когда придет время. Разрешаю, сестра Агнес.

«Попрощайся, девочка. Все мы когда-то любили».

Сестра Агнес встала с колен, подошла к мешку и одним движением отправила его вниз, в воду на дне шахты. Выдохнула, постояла.

- Матерь-настоятельница, - повернулась она к той. – Обстоятельства этого дня не дали исполнить мой долг и доложить о событиях в Солт-Лейк-Сити. Проведением Его, Ордену была передана треть умерщвленного там Реликта и предложено участвовать в управлении страной.

- Что?.. – Растерялась та.

- Части Реликта хранятся в морозильнике недалеко отсюда.

- И вы молчали?.. Так. Если вы, две дурехи, решили, что этого достаточно для полного помилования – так знайте, нет! Этого не будет!

- Но можем ли мы молить вас о том, чтобы мы могли сами выбрать себе обитель для наказания? – Вопросительно подняла бровь сестра Агнес.

- Я повелела – место отдаленное!.. Но, так уж и быть, вы можете выбирать среди удаленных мест, - проворчав, завершила та.

Переглянувшись с сестрой Марлой, сестра Агнес уверенно произнесла:

- Мы бы хотели выбрать для служения штат Мэн.

Подруга ее решительно кивнула, подтверждая прошение, крепко сжав кулаки - демонстрируя уверенность отправиться в известный край еретиков и убийц.

И скрывая капли воды на правой руке, коим вроде как неоткуда было взяться.