Европа

Европа (рассказ)

Когда наша семья переехала на Европу, мне было шесть лет. До этого мы жили в большом тёмном, запылённом и грязном городе, на улицу выходили только в масках и резиновых плащах, а если одно и тоже – безвкусную кашу, которую папа называл баландой. Помню, как-то мама прибежала домой, прикрикнула на меня, чтобы я быстрее одевалась, схватила и куда-то поволокла. Папу я больше не увидела, как я позже узнала – его расстреляли на митинге, в защиту или против чего – мама мне так и не рассказала, она умерла на Европе через год после переселения. С Земли мы выбирались в ржавом шаттле, набитом беженцами, питаясь протеиновыми вафлями и пили тухлую воду, выработанную из мочи. Потом была перевалбаза на Луне и еще десяток мест, где мы жили неделями, или пробегали через пропускные пункты под лай механических собак.

На Европе сносно кормили, разве что приходилось обматываться по самые глаза в паранджу, и все местные жители, смуглые, мужчины – в чалмах, женщины, у которых видны только глаза, все они на нас странно смотрели. Мама устроилась на грибную ферму, но долго не проработала, слегла с кашлем, и больше не встала. Я попала в приют, где и научилась всему, что лучше всего умею – драться, воровать, исчезать из опасных мест и ругаться на всех языках Европы. Пока я взрослела, училась в муниципальной школе и пропадала ночами в комнатах мальчиков, Земля исчезла, о чём на уроке истории нам буднично сообщил учитель-китаец. Земляне преступили все мыслимые законы технологической морали и уничтожили свой мир. А мы разве не земляне, задала я вопрос? Нет, ответил учитель, мы – европейцы, и мы – последний оплот человечества, но не землянства. Человек – он и на Юпитере человек, а земляне – это те, погрязшие в либеральной диктатуре и демократической тирании, пожранные наночумой и прионными бактериями. В тот день меня заставили зубрить десять листов Еврокатехизиса, самых сложных, где про особенность европейского пути и необходимость ношения хиджаба.

После пяти классов приюта у меня была одна дорога – на грибную ферму, но я-то знала, что там дольше трёх лет не живут, и понимала, от чего умерла мама – от споровой аллергии. И не смотря на предписание, я сбежала, скинула хиджаб, прикинулась мальчишкой, спустилась на самый нижний этаж Еврогорода, где обитало самое отребное отребье. Я воровала, занималась проституцией, пару раз кого-то убила, пока не нашла прибыльное дельце – органы. Заболевшие работники грибных ферм умирали в своих пластиковых комнатушках, но ведь споры поражали не всё тело разом, а лишь отдельные органы. Муниципалы давно трансплантацию поставили на поток, но был один способ их обойти – прикончить больного бедолагу раньше, чем он откинет копыта и к не нему явятся муниципальные хирурги. Я сделала выводы из смерти моей мамы. Наши ребята сидели у выхода всех основных ферм, прикинувшись нищими, отслеживали кашляющих и еле плетущих ноги, таких, побитых спорами, было легко отличить от пока еще здоровых. Мы их прослеживали до жилища, ночью вскрывали двери, сворачивали шею и быстренько потрошили тело в ближайшем потайном месте, которых у европейского отребья хватало на всех уровнях. Органы всегда востребованы на Европе, особенно на верхних этажах, среди богатеньких муниципалов и специалистов.

Какое-то время мы поставляли органы двум-трём дилерам, но потом у моего партнёра, Лекса, я его убила чуть позже, когда он начал приворовывать, у Лекса появилась идея, почему бы не устроить пункты трансплантации на нижних этажах, сюда не доходит полиция, а если и появляется – то может и пропасть. Почему бы зарабатывать не только на мясе, но и на дополнительных услугах? Так мы и сделали, открыли десяток клиник, где и зубы вставляли, и ноги пришивали новые, и что угодно могли сотворить с человеческим телом.

Я разбогатела. Избавилась от конкурентов и партнёров, переехала на средний уровень, и жить почти наладилась, но я понимала, что теперь я во власти других сил. Коррупция, интриги власти, алчные банкиры, муниципалы во всём своём уродстве. Даже здесь, на среднем уровне, где жили упитанные от грибной диеты специалисты, инженеры, учителя, мелкие торгаши, даже здесь никто не знал – а что же там, на самом верху, кто нами управляет? Каждый наизусть декламировал Еврокатехизис, но кто в эту новую библию вписывал абзаца? Моё дело крепло, появились клиенты с верхних уровней, и однажды я встретила странного человека, точнее, это уже не было похоже на человека. Ему так часто пересаживали всё подряд, от внутренних органов до костей, что от базового генома ничего не осталось, разве что мозг, пока еще способный соображать, а ведь по законам Европы он и человеком не считался, перешёл предел дозволенных замен. Муниципальные клиники его не обслуживали, а ведь он - один из первых поселенцев, высушенный радиацией, ядами, тяжёлой работой, когда-то – один из десяти главных на Европе, теперь же – гнилая развалина, в которой жизнь теплилась только благодаря мясникам моих клиник, за самую скудную оплату, за самую дешевую требуху, у нас не было стоек, где бы спросили номер соцстрахования или муниципальный статус, и оплату принимали всем, в том числе золотыми зубами. Доживая последнее, этот космический старик решил отомстить тем, кто его оттёр от власти. И во мне он увидел орудие возмездия.

Я не знаю подробности той операции, потому что я их не помню. Для пересадки мозга нужна долгая подготовка, один из побочных эффектов процедуры – локальная амнезия. Я проснулось в другом теле, мозаике из чужих органов, и даже мозг не принадлежал тому человеку, который родился из женщины, неизвестно сколько лет назад. Я было мужчиной, генеральным секретарем партии, небожителем, верховным руководителем Европы, окружённым свитой, живущим в дворце, на самым верхнем этаже европейской иерархии. Меня прошлую и его разделяло три сотни этажей европейского муравейника. И когда я-он вышло из своих покоев, не смогло справиться с планшетов с какими-то новыми пунктами Катехизиса, слуги, эти плебеи, лишь потупили взоры. Им было всё равно чьи нейроны в голове генсека, они и сами то давно забыли кем и когда появились на свет. Чуть позже я навело справки. Мой благодетель, предложивший план захвата власти, умер, не дождавшись от меня вознаграждения. Клиники мои прекрасно работали. Недолго я разбиралось как тут, наверху, всё устроено. Не зря муниципалы запрещали книги и фильмы со Старой Земли, слишком уж похоже на неравноправие, которое клеймится в Еврокатехизисе. Теперь я – первое среди остатков человечества, если не считать колонию на Луне, которая то ли существует, то ли погибла, то ли молчит, чтобы не привлекать внимание. И я задумалось. Почему мы именно такие, подобные землянам, с двумя руками, с двумя ногами, головой и определённым набором органов? Разве одного сердца и двух почек достаточно, чтобы жить на Европе, не самой гостеприимной планете? Даю министрам задание разработать новый Катехизис, в котором нужно прописать: человек – не обязательно тот, у которого одна голова, но может быть две, или вообще без головы. Почему бы и нет. Зачем нервным системам страдать на грибных фермах, где выполняется определённый, чётко регламентированный, набор движений? Собирать грибы могут люди и без головы, для этого достаточно спинного мозга.

Илья Лукошкин, Анадырь, 23.05.2024 г.