Фабрика

Обычно я просыпаюсь в восемь часов утра, под мягкую мелодию будильника. Но сегодня на работе меня ждали только после обеда. Найк сказал, чтобы я не торопилась и отдохнула как следует: будет телевидение, и мне надо выглядеть свежей.

Тем не менее, ровно в 8-00 я проснулась сама. Всю дремоту как рукой смахнуло. Сегодня исторический день, который войдёт в учебники! И я тоже оказалась в этом замешана.

Как обычно, сначала получасовая разминка на коврике для йоги, затем контрастный душ, и только потом завтрак.

Не зная, чем занять себя до работы, я включила телевизор. В городе творилось бог знает что: толпы народа, митинги, беспорядки. Не всем нравились происходящие изменения. Сообщали, что из-за демонстраций протеста центр города закрыт для транспорта. Я забеспокоилась, как доберусь до работы.

Проблема решилась сама собой. Позвонил Найк и сказал, что пришлёт за мной служебный автомобиль.

Настало время собираться. Я выключила телевизор и занялась своей внешностью. Долго крутилась перед зеркалом, пока домашний робот накладывал на меня макияж. Всё равно осталась недовольной — пришлось сделать несколько правок вручную. Ничего эта электроника не понимает в женской красоте.

Потом подъехала машина и повезла меня на работу. Как и говорили в новостях, центр был закрыт, а на въезде стояло оцепление из национальной гвардии. Но Найк оформил специальное разрешение, и автомобиль со мной пропустили.

Моё отделение банка располагалось на центральной площади, рядом с домом правительства. Именно там и сконцентрировались протестующие.

Умный автомобиль, впрочем, не повёз меня на площадь. В банк можно было попасть и через чёрный вход, со стороны парка. Петляя по переулкам и избегая скоплений народа, автопилот в конце концов доставил меня на место.

На входе в банк дежурили полицейские. Взглянув на сканер, молодой лейтенант кивнул, пропуская меня внутрь.

— Нвидия, привет, — появился Найк, с его лысой головы градом катился пот, и он утирал её платком. — Как добралась? Там, на улице, просто ужас какой-то. Понаехали эти, из пригородов…

— Привет, Найк, — улыбнулась я. — Да всё нормально, мы с другой стороны заехали, там народу немного.

Пока съёмочная группа готовила сцену, я подошла к окну, чтобы рассмотреть то, что происходило на центральной площади. Оратора не было видно, но над толпой разносился его усиленный мегафоном голос.

— Вы хотите, чтобы монстры ходили с нами по одним улицам?! — восклицал мощный, хорошо поставленный голос.

— Нет! — ревела толпа. — Нет!

— Чтобы они сидели в кафе за соседними столиками?! Ездили в метро?! Ходили в бассейн с нашими детьми?!

— Нет! — раздавались гневные возгласы. — Руки прочь от детей! Монстры должны жить в резервации!

Признаться, от зрелища разъярённой толпы мне стало не по себе. Одно дело наблюдать по телевизору, и совсем другое — когда это происходит за окном.

— Конь-в-пальто, — сказала Икея. Она незаметно подошла и стала рядом со мной.

— А? — не поняла я.

— Не знаешь? — удивилась Икея. — Выступает сейчас. Конь-в-пальто. Знаменитый блогер. У него сотни миллионов подписчиков.

— Не знаю, не слышала о нём, — я пожала плечами. Мало ли блогеров на свете, за всеми не уследишь.

— Как ты, подруга? — с притворным участием спросила Икея. — Коленки трясутся? Если боишься, могу тебя заменить.

— Мне не страшно, — сухо сказала я. — Не беспокойся, подруга, тут нет ничего особенного. Обычная работа.

Неодобрительно хмыкнув, Икея удалилась.

Вот тварь! Даже по имени меня не назвала. Мы же не блогеры-миллионщики, а простые люди, и имена у нас рекламные, спонсируемые корпорациями. Чем чаще тебя называют по имени, тем больше денежек капает на счёт. Подруга я ей, видите ли. Ну и я тебя подругой звать буду.

Она просто завидует, хочет занять моё место. Нет уж, если мне выпал шанс попасть в исторические хроники, то я его тебе не отдам, подруга! Ничего особенного, конечно. Я просто сделаю свою работу и меня покажут по телевизору. Несколько секунд славы. И через несколько дней всё забудется. Останется только запись в резюме. И все начальники будут знать: ага, это та самая сотрудница, которой в своё время доверили ответственное поручение. Для карьеры полезно. Может быть, потом, через много лет, у меня возьмут интервью для документального фильма. Буду сидеть, старая, в окружении внуков, и вспоминать этот исторический день.

Тем временем, на улице демонстранты разбушевались. Полетели камни. К счастью, не в нашу сторону. Весь гнев толпы был направлен в сторону дома правительства.

Наконец властям надоели беспорядки. Появилось подкрепление в виде полицейских роботов, которые взяли протестующих в полукольцо и стали вытеснять с площади. Я не досмотрела. Меня позвал Найк.

— Нвидия, пора! — сказал он. — Ты нужна.

Офис уже расчистили: столы других сотрудников временно убрали, моё рабочее место передвинули. Для камеры был нужен хороший ракурс.

А меня взяли в оборот гримёры. Макияж, на который я потратила пол-утра, был безжалостно смыт, и моей внешностью занялись профессионалы.

— Ты у нас в офисе самая телегеничная, — сказал мне Найк неделю назад. — Поэтому ты и откроешь банковские счета новым гражданам. Я тебе скину ссылку, ознакомься.

Тем же вечером я посмотрела фильм, который отправил мне Найк. На ту тему, которую никто не любит обсуждать. О донорских фабриках — специальном подвиде человеческой расы, который вывели, чтобы снабжать нас запасными органами. Эти несчастные существа разительно отличались от людей внешностью, но создатели фильма уверяли, что они тоже люди, и у них такие же чувства, как и у нас.

Их выращивали и содержали в специальных условиях, мало чем отличающихся от тюремных. Правозащитники давно били тревогу и называли такой подход фашизмом, апартеидом, расовой дискриминацией. Существовало довольно влиятельное движение, добивающееся предоставления донорским фабрикам гражданских прав.

В общем, с одной стороны, я прониклась сочувствием. Не люблю, когда мучают живых существ.

С другой стороны, радикально настроенная часть общества была против появления новых граждан в городах. И их тоже можно понять: фабрики, действительно, выглядят пугающе. Неожиданно встретившись с таким существом на улице, можно получить психологическую травму.

Поэтому, может быть, протестующие в чём-то и правы? Я тоже сомневаюсь, нужно ли допускать доноров туда, где живём мы. В тюрьме их, конечно, держать не надо, но, может быть, выделить им специальные районы для проживания?

Сложный вопрос. Но мне не нужно его решать. Найк сказал, что на самом деле всё уже решено. Парламент скоро примет закон, и состоится официальное вручение паспортов первой группе доноров. После этого они торжественно, под камеры, откроют счета в банке.

— И я рад, — сказал начальник, — что это будет наш банк. И наше отделение. Ты как, справишься, Нвидия? Оформишь клиентов?

— Справлюсь, Найк, даже не сомневайся, — пообещала я.

Меня переполняла гордость за то, что выбрали именно меня. И чтобы не ударить в грязь лицом, в последующие дни я усердно занималась собственным просвещением: смотрела телевизор, слушала разных блогеров.

Пока меня гримировали, противостояние на улице завершилось победой сил правопорядка. Площадь была полностью очищена от протестующих.

— Внимание: пятнадцатиминутная готовность! — объявил руководитель съёмочной группы. — Они уже получили паспорта и движутся сюда.

— Не толпитесь тут, — распорядился Найк. — Лишних в офисе быть не должно.

Сотрудники, ворча, ушли во внутренние помещения банка. В том числе и Икея, одарив меня напоследок взглядом, полным холодной ненависти. Я ответила ей презрительной улыбкой.

Остались только я, Найк, тележурналисты и полиция.

Ждать пришлось недолго. Скоро дверь отодвинулась, впуская посетительницу, и помещение содрогнулось от гулких тяжёлых шагов. Это не преувеличение: донорская фабрика весит, наверное, полтонны. В фильме рассказывалось, что у них в ногах титановые кости и суставы, иначе они просто не выдержат такой вес.

Я наблюдала за фабрикой как заворожённая. В памяти всплывали факты из фильма. Четыре параллельных позвоночника, восемь сердец, восемь пар лёгких, шестнадцать почек. И еще сколько-то там печёнок и селезёнок. Огромный мешок нужных для трансплантологии органов.

Руки у клиентки были длинные и ветвились как деревья. Только вместо листьев были ладошки с пальцами.

Всего сто шестьдесят пальцев, вспомнила я информацию из фильма — по восемьдесят на каждой руке.

Вот странно. Пока моё сознание в оцепенении наблюдало за происходящим, тело автоматически делало всё что нужно.

— Добро пожаловать, — улыбнулась я. — Чем могу помочь?

— Хочу открыть счёт, — произнесла фабрика нежным голосом. Даже удивительно, как эта огромная туша могла издать такой тонкий звук.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Одна из ладоней протянула мне новенький, полученный пятнадцать минут назад, документ.

Фабрику звали Мария Круши. Где-то внутри меня промелькнуло раздражение: не люблю иностранные фамилии. Впрочем, я не подала виду: меня научили все свои размышления насчёт клиентов держать при себе.

Как и положено по инструкции, я сверила внешность клиента с фотографией. Тут не перепутаешь: нечасто у посетительницы встречается восемь пар глаз. Кстати, глаза красивые, если абстрагироваться от их количества.

Я просканировала паспорт и вернула его клиентке. Потом распечатала договор и протянула на подпись.

При этом наши руки случайно соприкоснулись. И ничего не случилось — током меня не ударило. Я сразу как-то расслабилась: это всё накрученный прессой ажиотаж, а на самом деле историческое событие происходило весьма буднично.

— У нас действует акция, — я на автомате протараторила стандартное предложение. — Смените своё имя или фамилию на название нашего банка и получите повышенный процент по вкладам, ежегодные бонусы и уникальную коллекционную монету.

— Спасибо, моё имя меня устраивает, — отмахнулась Мария Круши.

Я пожала плечами: моё дело предложить, а клиент волен соглашаться или нет. Хотя какой смысл носить обычное имя, не приносящее дохода, не понимаю. Что ж, у богатеев свои причуды. А фабрика явно была небедной. Она ещё ничего не внесла на свой счёт, но я безошибочно умею определять вип-клиентов, как бы при этом они не выглядели.

Мария Круши вернула мне подписанный договор, и я вздрогнула: заметила, что на ладони у неё не хватало двух пальцев. Должно быть я не совладала с собой, и что-то отразилось на моём лице, потому что фабрика произнесла успокаивающе:

— Ничего страшного. У нас регенерация, они быстро отрастут.

Я отвела взгляд в сторону, устыдившись своих недавних завистливых мыслей. Деньги-то она зарабатывает, распродавая себя по частям.

Пока я оформляла Марию, в банке появились ещё три донорских фабрики: один мужчина и две женщины. И все они носили фамилию Круши. Я заметила, что у каждого из них не хватало каких-либо пальцев, а у мужчины даже были удалены два левых глаза. Пустые глазницы прикрывали круглые жёлтые пластыри со смайликами.

Я открыла им счета, и после этого моя роль закончилась. Найк был доволен:

— Ты молодец, Нвидия! — сказал он. — Отлично справилась. Езжай домой. Даю тебе пару дней отпуска: съезди куда-нибудь, отдохни. Маловероятно, но если вдруг, какие-то журналисты захотят взять у тебя интервью, расспросить про впечатления от встречи с клиентами, то… ты понимаешь?

— Конечно, Найк, — серьёзно кивнула я. — Инструкции помню и не буду болтать с журналистами.

— И не сомневался в тебе, — сказал начальник. — Просто на всякий случай напоминаю.

Домой меня отвозил тот же служебный автомобиль. Мимо демонстрантов и полицейских. Я увидела пару разбитых витрин, но в целом, историческое событие прошло без каких-либо серьёзных эксцессов. Зато телевизор в машине распинался вовсю. Приглашённые в студию эксперты визжали и бились в припадках. Одни от ужаса, а другие от восторга. В конце концов, я не выдержала и сказала автомобилю выключить всю эту дребедень.

Кстати, я поняла, почему у них были такие фамилии. По телевизору сказали, что генетическую линию фабрик создала группа учёных под руководством доктора Бартоломея Круши. Очевидно, доноры считали его своим прародителем.

Пока машина стояла на светофоре, меня вдруг одолела сонливость, и я на несколько минут задремала на заднем сиденье. Мне приснилось, что мы с Боингом (это мой парень) поженились, и у нас родился сын. Он вырос, пошёл в школу, и оказалось, что его соседка по парте — дочь Марии Круши.

Мне было так страшно во сне. «Только бы он не влюбился в неё, пожалуйста, не хочу внучку от донорской фабрики!», — молила я бога, судьбу, не знаю даже кого. И затем проснулась. Дурацкий сон.

Ну что сказать. С одной стороны, я теперь точно знаю, что фабрики — такие же люди. Да, именно люди, а не монстры, как утверждают их хейтеры. С другой стороны, мне страшно за своих будущих детей, и с этим я тоже ничего не могу сделать.

Сложный вопрос, и у меня нет на него однозначного ответа.