Пролог.

"Очередной Кошмар."

Свинцовые струи дождя обрушивались на изъеденную язвами ржавчины крышу химического завода, словно небеса пытались утопить в потоках раскаяния грехи этого проклятого места. Прогнившие листы металла стонали под натиском стихии, а зловонная жижа стекала по стенам, окрашивая все вокруг в оттенки разложения. Внутри, в чреве этой индустриальной преисподней, под дрожащим светом уцелевшей лампы, разворачивался очередной акт извращенной драмы, которую они играли годами. Джокер против Бэтмена. Вечная дуэль безумия и порядка.

Их противостояние никогда не было простым мордобоем. Это был сложный, извращенный танец, где каждый шаг — вызов, каждое слово — отравленный дротик, а каждая улыбка — предвестник катастрофы. Джокер купался в хаосе, упивался абсурдом, и даже поражение было для него лишь частью дьявольского представления. Игры разума, ловушки, сплетенные из бреда и гениальности, в которые Бэтмен раз за разом попадал, чтобы вырваться с еще большим ожесточением. Вечный вальс света и тьмы на руинах Готэма.

Но этой ночью… воздух был пропитан предчувствием беды. Что-то изменилось, словно сама ткань реальности истончилась.

Бэтмен молчал. Обычно он метал короткие, ядовитые фразы, пытаясь задеть Джокера, вывести его из себя, сломать его безумную броню. Но сегодня… лишь обжигающий взгляд из-под маски, взгляд, полный ледяной ярости. Он двигался с нечеловеческой скоростью, обрушивая на Джокера шквал ударов, от которых содрогались стены завода.

"Странно, – промелькнуло в голове Джокера, когда он увернулся от удара, расколовшего бетонный пол. – Даже для него это перебор. Где его кодекс? Где его чертова мораль, которая всегда мешала ему насладиться игрой по-настоящему?"

Джокер расхохотался, его голос эхом отразился от стен, гулкий и безумный. Смех звучал натянуто, истерично, даже для него самого. Он бросил под ноги дымовую шашку, наслаждаясь моментом, когда густой фиолетовый туман поглотил их обоих, словно в смертельном объятии.

– Что, Бэтси? Потерялся в лабиринтах моего гения? Или боишься заглянуть в бездну, скрывающуюся за маской безумия? Хотя… кого я обманываю? Ты никогда не видел дальше своего плаща!

Тишина. Только барабанная дробь дождя по крыше. Джокер напрягся, чувствуя, как сгущается атмосфера. Дождь, казалось, стал тяжелее, плотнее, словно сам Готэм оплакивал трагедию, еще не произошедшую.

Дым рассеялся. И Бэтмен стоял там. Прямо перед ним.

– Невозможно… – прошептал Джокер, отступая. Бэтмен был залит кровью. Маска треснула, обнажая бледное, измученное лицо. В глазах плескалось не просто гнев, а… отчаяние, граничащее с безумием.

– Что… что ты натворил, Бэтси? – пробормотал Джокер, чувствуя, как по спине пробегает ледяной холодок. Обычно его шутки вызывали у Бэтмена ярость, но сейчас… в его глазах отражалась потусторонняя скорбь.

Бэтмен молча протянул руку. В его ладони блеснул серебряный медальон. Джокер узнал его. Это был медальон, который носила Барбара Гордон. Его Барбара. До того, как он сломал ей позвоночник. До того, как ее крик заполнил его больной разум. До того, как ее кровь обагрила его руки.

В голове Джокера вспыхнули обрывки воспоминаний. Взрыв. Крик. Он, хохочущий, наблюдающий за агонией Бэтмена. Он помнил взгляд Бэтмена, полный боли и ненависти, когда рухнул потолок и обломки похоронили надежду.

Барбара… дочь комиссара Гордона, надежда Готэма, яркий луч света во тьме. Она была не просто союзницей Бэтмена, она была его другом, его семьей. Джокер отобрал у него все. Сначала надежду, потом – веру.

– Не может быть… – прошептал Джокер, отступая. – Это… это нереально. Это просто кошмар. Очередной грёбаный кошмар!

Бэтмен не ответил. Он сжал медальон в руке, так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он сделал шаг вперед. И еще один.

– Стой! – запаниковал Джокер. – Не подходи! Я… я не хотел! Это все… игра! Ты же знаешь! Мы всегда играем!

Бэтмен не остановился. Он приближался, словно неумолимая тень, словно само возмездие, сошедшее с небес, чтобы обрушить гнев на голову грешника.

– Это… это не ты! – завопил Джокер, пытаясь найти выход. – Ты… ты сломался! Ты не можешь этого сделать! Ты же герой!

Бэтмен замер. На мгновение в его глазах промелькнула тень прежнего Бэтмена, сломленного, но все еще пытающегося удержаться на краю бездны. Но лишь на мгновение. Ярость вновь захлестнула его.

– Герой? – прохрипел он. Его голос был чужим, сломанным. – Героев не существует. Есть только сломанные люди, пытающиеся склеить себя воедино.

Он бросился на Джокера.

Джокер попытался увернуться, но Бэтмен был слишком быстр, слишком силен. Он отшвырнул его к стене, словно тряпичную куклу. Джокер почувствовал, как ломаются ребра.

Дальше все произошло в бешеном калейдоскопе ударов и криков. Бэтмен обрушивал на него град ударов, используя все, что попадалось под руку: обломки труб, куски бетона, осколки стекла. Он швырнул Джокера в чан с химикатами, тот с трудом выбрался, кашляя и задыхаясь от едкого запаха.

Джокер попытался контратаковать. Он выхватил нож и попытался полоснуть Бэтмена по горлу, но тот перехватил его руку и сломал ее с хрустом. Бэтмен выхватил из его рук нож и вонзил его в бедро Джокера.

– Аааа! – завопил Джокер от боли. – Ты спятил, Бэтси! Это не по правилам!

Бэтмен не ответил. Он вытащил нож и снова занес его над Джокером.

Джокер, истекая кровью, попытался отползти, но Бэтмен схватил его за ногу и потащил к краю высокой платформы, возвышающейся над цехом.

– Нет! Пожалуйста! – взмолился Джокер. – Я не хочу умирать!

Бэтмен остановился на краю платформы. Внизу зияла бездна.

– Спи спокойно, Джокер, – прошептал Бэтмен, его голос был полон боли и усталости.

Он отпустил руку. Джокер полетел вниз.

Удар. Хруст костей. Тишина.

Бэтмен стоял на краю платформы, тяжело дыша. Дождь смывал кровь с его тела. Он смотрел вниз, на тело Джокера, лежащее внизу, в луже крови и химикатов.

Он закрыл глаза. Ему казалось, что он чувствует, как уходит часть его души. Он переступил черту. Он совершил то, чего никогда не должен был делать.

Он убил.

Дождь продолжал лить, смывая кровь и безумие с проклятого завода. Над Готэмом повисла тишина. Тишина, которая была страшнее любого кошмара. Тишина, предвещающая новую эпоху. Эпоху, где даже у безумия есть свои границы. И даже у героя – свои демоны.

***

"Падение в Ничто".

Боль. Не та игривая щекотка статического разряда, не тот сладостный трепет полета с головокружительной высоты, не та привычная ярость бэтаранга, впечатавшегося в челюсть. Эта боль… она была иной. Она не просто ранила, она выжигала, словно адское пламя, разъедала безумное ядро Джокера, уничтожая его изнутри. Мир, доселе такой яркий и хаотичный, рассыпался в прах, словно карточный домик, сметаемый ветром, уступая место… Пустоте.

Не человек, а лишь клубящийся сгусток изумрудного пламени, подобие души, смутно напоминающее зловещую усмешку, Джокер парил в этом безвременье. Зеленый огонь тлел, отражая беспросветную черноту, словно последняя искра надежды в бесконечной ночи. Он чувствовал, как распадается, дробится, теряет себя, словно песчинки, уносимые ветром. Паника, чуждая и оттого еще более пронзительная, ледяной волной захлестнула его.

Где он? Что, черт возьми, происходит? Это какая-то извращенная шутка? Если да, то кто этот кукловод, и где, ради всего святого, смех?

И тогда он увидел его.

Нечто возвышалось впереди, сотканное из мрака и тишины. Скелет, огромный и массивный, превосходящий любого человека в несколько раз, с глубокими трещинами, располосовавшими череп от пустых глазниц до костлявой челюсти. На нем было одеяние, черное, как поглощающая свет воронка, а ладони… ладони зияли бездонными дырами, словно пробитые насквозь пулями. И, словно этого было мало, рядом с ним парили еще несколько рук, таких же костлявых и безжизненных. От существа исходил холод, способный заморозить даже безумие Джокера, превратив его в ледяную статую.

- К-кто ты? – попытался выкрикнуть Джокер, но вместо звука из его пылающей сущности вырвалось лишь слабое потрескивание, словно угасающий костер.

Существо заговорило. Голос был глубоким, резонирующим, лишенным всякой эмоциональной окраски. Он напоминал скрежет камней, сорвавшихся в бездну, предсмертный хрип умирающей звезды.

- Я – Доктор Гастер. И ты… представляешь интерес.

Джокер моргнул (как вообще огонь может моргать?). Гастер? Имя, совершенно чуждое, не вызывающее ни единой ассоциации. Определенно, не геройское и не злодейское, уж точно не из Готэма.

- Доктор? Ха! Не думаю, что нуждаюсь в докторе, дорогой мой. Хотя… может, вы пропишете мне что-нибудь от скуки? Знаете ли, смерть – та еще рутина, – попытался съязвить Джокер, но шутка прозвучала жалко и неубедительно. Его фирменная ирония, его излюбленное оружие, здесь, в этой пугающей пустоте, казалось бесполезным, словно бутафорский пистолет против танка.

Гастер не ответил. Он просто смотрел. Его пустые глазницы, казалось, прожигали Джокера насквозь. Джокер ощущал, как каждая его безумная мысль становится видимой этому существу, как его безумие анализируется и препарируется с холодной, отстраненной точностью. Душа, словно бабочка, приколотая к энтомологической доске, трепетала под его изучающим взглядом.

- Ты – аномалия. Парадокс. Существо, чье безумие выходит за рамки известного мне хаоса, – произнес Гастер, словно ставя научный диагноз.

Джокер скривился.

- Хаос? Я обожаю хаос! Он – мой лучший друг, знаете ли. Мы вместе взрываем здания, травим воду, доводим Бэтмена до исступления. Мы – отличная команда!

- Твой хаос… ограничен. Он привязан к определенной вселенной, к определенным правилам. Здесь правил нет. Здесь есть лишь потенциал, – Гастер протянул руку с зияющей дырой в ладони к зеленому огню, словно предлагая нечто немыслимое.

Джокер отшатнулся, чувствуя, как его пламя съеживается от ужаса.

- Потенциал? К чему мне потенциал? Мне нужно веселье! Мне нужны взрывы и крики! Мне нужен Бэтмен, отчаянно пытающийся меня остановить! В чем, черт возьми, веселье в потенциале?

Внутренний монолог Джокера бурлил, как котел с кипящей кислотой, разъедая его изнутри. Что этот ходячий скелет от него хочет? Что это за проклятое место, эта чернота, пронизанная странными белыми вкраплениями, напоминающими то ли звезды, то ли шрамы? И почему он, Джокер, чувствует себя таким… уязвимым? Обычно он контролирует ситуацию, даже в самом безумном хаосе. Он плетет паутину планов, высмеивает героев и злодеев, устраивает хаос ради самого хаоса. Но здесь… здесь он просто маленький, дрожащий зеленый огонь, окруженный бесконечной тьмой и чудовищным скелетом с парящими руками. Сама мысль о том, что он мертв, была абсурдна и невыносима.

- Ты можешь стать больше, чем ты есть. Ты можешь выйти за рамки своего безумия. Ты можешь стать… чем угодно, – продолжал Гастер, его голос звучал одновременно как заманчивое обещание и как леденящая душу угроза.

Джокер задумался. Впервые за долгое время он действительно задумался, а не просто выдавал безумные реплики.

- Чем угодно? Хм… это звучит… интересно. Но… что я должен сделать?

Он всегда искал новые способы развлечься, новые способы шокировать мир, новые высоты безумия. Он всегда был ненасытен в своем стремлении к хаосу. И, может быть… может быть, этот Гастер прав. Может быть, его безумие, его хаос и впрямь ограничены. Может быть, существует нечто большее, нечто… неизведанное, нечто, способное утолить его вечный голод.

- Тебе нужно лишь позволить мне помочь, – ответил Гастер, и дыра в его ладони вдруг засияла тусклым, зловещим светом, словно портал в иное измерение.

Джокер пристально посмотрел на Гастера, пытаясь разглядеть хоть что-то за маской безразличия. Он не доверял ни единому слову, ни единому жесту этого существа. Но что-то в нем манило его, как мотылька к пламени. Жажда новизны, жажда безумия, жажда… чего-то большего, чем просто игра в кошки-мышки с Бэтменом. Принятие факта своей смерти вызывало ужас, но и манило перспективой нового, неизведанного безумия.

- Хорошо, – проскрипел Джокер, и его зеленый огонь задрожал, словно от предвкушения. – Развлеки меня, Доктор. Покажи мне, на что ты способен. Покажи мне, что такое настоящий хаос.

И Джокер, затаив безумное дыхание, позволил Гастеру прикоснуться к нему. И стоило этому произойти, как душу пронзила такая боль, которую невозможно описать словами. Боли было больше, чем когда-либо. Он чувствовал, как его сущность рвут на части, перекраивают, меняют, словно глину в руках безумного скульптора. Он кричал, но крик был беззвучным, утонувшим в бесконечной пустоте.

И когда боль, наконец, отступила, Джокер больше не был прежним. Он стал чем-то новым. Чем-то… другим. Он взглянул на Гастера, и в его зеленом пламени плясали новые, незнакомые искры безумия. Искры, которые обещали хаос такого масштаба, о котором Готэм даже не смел мечтать. Игра только началась. Теперь ставки возросли, и правила, если они когда-то и были, канули в Лету.

***

"Костяной Джокер".

Комната дышала подростковым хаосом. Пиратский флаг, словно трофей с далёких морей, дерзко развевался над кроватью. На столе, в окружении пыли и разбросанных комиксов, выстроились в шеренгу аниме-фигурки сексапильных роботов – отголоски кибер-фантазий. Шкаф, казалось, вот-вот рухнет под натиском разномастных книг и потрепанных томов комиксов, словно сдерживая лавину знаний и вымысла. Джокер лежал, раскинувшись на мягкой кровати, выполненной в форме красного гоночного болида, словно поверженный гонщик после жестокой аварии. Голова раскалывалась на части, каждая клетка мозга пульсировала болью, словно по ней прошлись кувалдой. Обрывки воспоминаний вспыхивали в сознании: багровая вспышка, шипящий, зловещий голос Гастера, угасающий огонь его души… и непроглядная тьма.

Он попытался пошевелиться, но тело казалось чужим, предательски лёгким и… костлявым? От неожиданности Джокер резко сел, уставившись вперившись в свои руки. Вернее, в то, что от них осталось. Белые, отполированные до блеска кости, соединенные тонкими нитями зловещей магии. Он больше не чувствовал привычной плоти, только странное покалывающее электричество, пробегающее по костным пластинам.

"Что за чертовщина?!" – пронеслось в его голове, но голос был незнакомым, чужим. Высокий, звонкий, почти наивный.

– Нь-Нье-хе-хе! Я проснулся! – этот же голос, усиленный эхом, вырвался наружу, а тело неестественно дернулось в нелепой позе, словно марионетка, дергаемая неумелым кукловодом. Теперь Джокер понял, где скрывался источник этого кошмара. В его голове.

Второй, чужой разум, казался простым и незамысловатым, как детская считалка. И этот разум, казалось, совершенно не замечал его присутствия, словно Джокер стал невидимым гостем в чужом сознании.

– Я, ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС, сегодня просто обязан быть великолепен! Санс будет гордиться мной! – пропел голос Папируса, и тело, словно одержимое, вскочило на ноги, игнорируя робкие попытки Джокера сопротивляться.

Джокер пытался взять контроль, но его воля казалась слабой, словно тонкая шелковая нить, затерявшаяся в густом и запутанном клубке шерсти. Он был заперт, замурован в этом костлявом теле, вынужденный делить его с этим неисправимым идиотом-скелетом.

"Ну, это даже забавно, – подумал Джокер с истерическим смешком в голове. – Я, величайший преступник Готэма, архивраг Бэтмена, превратился в паразита в голове какого-то костлявого добряка! Вот она, ирония судьбы во всей красе!"

Папирус, не замечая внутреннего бунта, направился к двери, напевая какую-то нелепую, но жизнерадостную песенку. Комната провожала его взглядом: постеры с головоломками на стенах, коллекция фигурок спагетти, развешанные по стенам раскрашенные макароны.

"Наверное, Санс опять подсыпал мне чего-то в спагетти, – подумал Папирус, почесывая череп. – Или я просто не выспался. Неважно, сегодня я должен быть особенно бодр и энергичен!"

Джокеру оставалось только наблюдать за этим фарсом, чувствуя, как безумие медленно, но верно просачивается в его сознание. Он был вынужден смотреть на мир глазами этого наивного скелета, зная, что внутри него, под маской невинности, скрывается хищный зверь, жаждущий хаоса и разрушения.

"Что ж, Папирус, – прошептал Джокер в своей голове. – Похоже, у нас впереди очень интересное приключение. И поверь мне, оно будет… уморительным!"

***

Глаза Папируса, отражаясь в зеркале, стали окном в новую, костлявую реальность. Джокер узрел себя в этом нелепом обличье: высокий скелет, облаченный в "боевой" костюм, достойный разве что комикса – алые сапоги, перчатки в тон и развевающийся красный плащ. Голова – чистый череп, зияющий вечной улыбкой широкой пасти и двумя бездонными провалами глазниц.

– Гм… что-то до боли знакомое, – пробормотал Джокер, осматривая свое отражение. – Этот Гастер… он, черт возьми, знал, что творил. Или думал, что знал?

В гостиной – просторной, но какой-то стерильной, словно вырванной из каталога "Идеальный Дом для Скелетов", все стояло на своих местах, ни пылинки, ни соринки, словно здесь обитал маниакальный страх перед хаосом. В воздухе витал приторный запах томатного соуса, смешанный со странной, почти химозной сладостью.

"Интересно, они вообще знают, что такое специи?" – подумал Джокер.

– САНС! – завопил Папирус, грациозно слетев с последних ступенек.

На диване, развалившись, словно ленивый мешок с костями, дрых еще один скелет. Меньше Папируса, облаченный в видавшую виды синюю куртку и шорты. Его глазницы были полуприкрыты, словно он готовился провести в нирване ближайшую вечность.

– Что такое, ПАПС? – пробормотал Санс, не открывая глаз. Голос его сочился ленью, будто каждое слово было подвигом.

– Я сегодня буду тренироваться! Я стану членом Королевской Стражи! Ты будешь мной гордиться! – выпалил Папирус, надув грудь так, словно собирался взлететь.

Санс приоткрыл один глаз, лениво окинув брата взглядом.

– Давай, ПАПС. Верю в тебя. – зевнул он, словно от этих слов у него отвалилась пара позвонков. – Только не разбуди меня, ладно? А то я сегодня собирался спасти мир во сне.

Папирус радостно закивал, не замечая, что Джокер в его голове сверлит взглядом Санса, пытаясь разгадать его сонный покерфейс. Что-то в этом ленивом скелете настораживало, даже пугало. Как и сам Гастер, впихнувший его душу в это костлявое вместилище.

Гастер… Зачем?

"Позаботься о моем младшем сыне…"

Что это значило? И почему именно он, Джокер, должен был стать нянькой для костлявого бездельника?

Первая мысль – игра. Гастер, как и он сам, ценил хаос, любил ломать установленные правила. Возможно, это просто извращенная шутка, безумный эксперимент, достойный сумасшедшего ученого.

"Идеальный способ провести пенсию", - саркастически подумал Джокер.

Но вторая мысль, более мрачная, шептала о чем-то большем. Гастер боялся. Он предвидел угрозу, надвигающуюся катастрофу и пытался защитить своего сына. И Джокер, по какой-то непонятной причине, стал частью этого безумного плана.

"Кажется, я вляпался в что-то похуже Аркхема", - усмехнулся Джокер в глубине души Папируса.

"Может, стоит подыграть? – размышлял Джокер, чувствуя, как его безумие начинает плескаться за костлявыми ребрами. – Притвориться хорошим мальчиком, посмотреть, что будет дальше. А потом… потом можно будет немного повеселиться. Устроить маленький костяной переполох."

Папирус, счастливый и ничего не подозревающий, наконец покинул дом, отправившись на тренировку, не подозревая о хаосе, бушующем в его голове и о том, что в его теле поселился самый настоящий безумец. Джокер чувствовал, что этот Санс не так прост, как кажется. Что-то в его сонной лени таило опасность, словно за прикрытыми глазницами скрывалась бездна.

"С этим парнем нужно держать кости начеку", – пробормотал он про себя, понимая, что эта игра может оказаться гораздо интереснее, чем он предполагал.

В доме братьев-скелетов царила странная атмосфера: запах томатного соуса и приторной сладости витал в воздухе, смешиваясь с привкусом тайны и недосказанности. Джокер чувствовал себя словно внутри фарса, где за каждым углом его поджидает новая порция абсурда. Принять ли ему свою новую роль? Стать ли Папирусом, героем, или же… позволить своему безумию вырваться наружу и превратить этот провинциальный городок в сцену из своего самого безумного представления? Выбор был очевиден.

***

Тренировки Папируса были тем еще представлением. Костлявый воин, словно неуклюжий щенок, с рвением бросался в бой, выкрикивая нелепые, но полные энтузиазма боевые кличи, от которых сводило зубы. Кости, повинуясь его воле, взмывали в воздух, формируя грубые, предсказуемые атаки, больше похожие на балет слона, чем на смертоносный танец. Арена, обычно тихая и пыльная, оживала от его громогласных возгласов и лязга костей, врезающихся в соломенные бока тренировочных манекенов.

Джокер наблюдал за этим хаотичным действом из глубин сознания Папируса, чувствуя себя зрителем в дешевом цирке. Он пытался вмешаться, направить его костлявое тело, придать движениям грацию и эффективность, но тщетно. Воля Папируса была непробиваемой стеной, он жил в мире собственных фантазий, где каждое его неуклюжее движение было подвигом героя.

"Этому растяпе никогда не видать Королевской Стражи," – мысленно усмехнулся Джокер. – "Впрочем, может, и к лучшему. Меньше шума, меньше внимания."

Пока Папирус, увлеченный собственной важностью, кромсал несчастные манекены, Джокер изучал мир вокруг. Тренировочный полигон, словно сошедший со страниц детской книжки, поражал своей наивной простотой. Яркие, почти кислотные цвета, четкие, мультяшные контуры, и физика, пляшущая под дудку чьей-то прихоти. Мир, где магия была не сказкой, а обыденностью, где под землей обитали монстры, а души имели ощутимую энергию.

Костяные атаки Папируса были грубыми, примитивными, но сама возможность материализации костей из воздуха… это интриговало.

"Интересно," – размышлял Джокер. – "Что можно выжать из этой… энергии? Какие возможности она таит?"

Он чувствовал, как светлая, наивная сила души Папируса пульсирует в его костлявом теле. Чистая, почти невинная энергия, пропитанная детской верой в добро и справедливость. Энергия, которая, по мнению Джокера, была непростительно бесполезной. Но…

Но, возможно, ее можно было перековать. Исказить, направить в другое русло. Превратить в инструмент хаоса. Он чувствовал, как в глубине его разума зарождается план, крошечное семя безумия, готовое прорасти пышным цветом. Джокер растянул губы в хищной улыбке, ощущая, как в нем просыпается старый, знакомый инстинкт разрушения. Потенциал Папируса был очевиден, нужно лишь его развить, направить в нужное русло, а не тратить впустую на глупые фантазии.

"Пора начинать игру," – прошептал он, и его голос, словно ледяной ветер, пронесся в голове Папируса.

Папирус споткнулся, на мгновение потеряв равновесие, и чуть не упал, запутавшись в собственных костях.

– Что… что это было? – пробормотал он, оглядываясь по сторонам.

– Нье-хе-хе! Наверное, я просто слишком устал! – решил он, отмахиваясь от странного голоса. – ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС никогда не сдается!

И он снова бросился в бой, продолжая свои бессмысленные тренировки, не подозревая, что в его голове поселился незваный гость, темный демон, который только начинает просыпаться, готовясь превратить его жизнь в хаотичный, безумный спектакль.

Загрузка...