FallWorldVerse | Undertale AU | Утонуть в омуте желаний.

Пролог.

Свет неоновых огней Сноудина мерцал сквозь густой пар, поднимающийся от холодной земли. Обычно тихий и уютный городок, сейчас он пульсировал ритмами басов и приглушенным хохотом. Воздух был пропитан запахом дешевого алкоголя и сладковатым ароматом благовоний, безуспешно пытающихся заглушить запах похоти.

В центре этого извращенного зрелища, на месте когда-то любимого всеми бара Гриллби, возвышался ночной клуб "Пламя". Его фасад украшали пульсирующие огни, меняющие цвет, а изнутри доносился громкий техно-бит, от которого дрожали стены.

Внутри, на небольшой сцене, залитой фиолетовым светом, двигался Санс. Его движения были вялыми и безжизненными, каждое покачивание бедер, каждая усмешка казались фальшивыми. Короткий топ едва прикрывал его костяную грудь, а обтягивающие черные штаны подчеркивали странную особенность его физиологии – мягкое, почти желеобразное тело под ребрами. Это было отвратительное напоминание о том, что с ним и остальными монстрами сделала розовая душа.

Санс ненавидел все это. Ненавидел танцевать, ненавидел похотливые взгляды, ненавидел себя за то, что позволяет этому продолжаться. Но у него не было выбора. Он должен был кормить себя и Папируса. А в этом проклятом месте "Пламя" платили больше, чем где-либо еще.

Закончив очередной танец под одобрительные крики и свист, он соскочил со сцены и направился прямиком к бару. Гриллби, чьи языки пламени теперь плясали в оттенках оранжевого и синего, как языки костра, ждал его.

- Ты уже выпил третью бутылку виски, Санс, - спокойно заметил тот, протирая стакан. Его голос, обычно теплый и успокаивающий, теперь звучал хрипло и как будто отстраненно.

В ответ Санс лишь буркнул что-то невнятное и потянулся за бутылкой. Гриллби перехватил его руку своей пылающей ладонью. Санс вздрогнул от прикосновения, отдергиваясь.

- Не важно. Налей еще, - пробормотал он, избегая зрительного контакта.

Гриллби вздохнул, тяжело и печально. Он понимал Санса. Он тоже ненавидел то, во что превратился его мир. Но, в отличие от скелета, он нашел способ смириться, использовать это в своих целях. Он построил "Пламя" не только ради прибыли, но и для того, чтобы дать другим монстрам возможность хоть как-то выразить себя, выплеснуть накопившуюся похоть и отчаяние.

- Может, тебе стоит отдохнуть, Санс? Ты сегодня не в форме, - предложил Гриллби, наливая ему виски.

Санс усмехнулся, глядя на янтарную жидкость в стакане.

- Когда это я был в форме, Гриллби? С тех пор, как Гастер решил поиграть в бога?

Имя ученого, ответственного за этот хаос, произнеслось с такой ненавистью, что пламя Гриллби затрепетало. Гастер. Тот, кто пытался создать идеальную душу, душу, способную победить людей. И вместо этого, он создал это... это извращение.

Он закинул голову и залпом выпил виски. Жгучая жидкость обожгла горло, но не смогла приглушить боль внутри.

- Тогда мир был совсем другим, да и ты тоже, Гриллби, - Санс обернулся, окинув взглядом безумную толпу - танцующих, целующихся и раздевающихся. Голова шла кругом от громкой музыки, запахов и неоновых огней. Все вокруг было вывернуто наизнанку и осквернено похотью.

- Ты прав Санс, многое изменилось. Но мы должны продолжать жить, как бы тяжело не было.

Санс оперся локтем о стойку бара.

- Жить? Ты называешь это жизнью? Мы просто марионетки, пляшущие под дудку этой проклятой души, – прорычал он, стукнув кулаком по барной стойке.

- Может быть. Но мы можем сами решать, как танцевать, – ответил Гриллби, пожав плечами.

Санс посмотрел на него с удивлением.

- И как же ты танцуешь, Гриллби? Притворяешься, что все хорошо? Заливаешь все это дерьмо алкоголем?

- Я даю людям то, что они хотят. И в этом процессе, возможно, даю им немного утешения, – спокойно ответил Гриллби.

- Утешения? Серьезно? Ты думаешь, что это утешение – трахаться с кем попало до потери сознания? – Санс злобно усмехнулся.

Гриллби вздохнул. Он знал, что переубедить Санса невозможно. Скелет был слишком сломлен, слишком поглощен ненавистью.

- У каждого свой способ справляться, Санс. Ты ведь тоже пьешь, – указал он.

- Это другое! Я просто пытаюсь забыться, – огрызнулся Санс.

- И чем это отличается от того, что делают остальные? – спросил Гриллби, поднимая брови.

Санс замолчал. Он знал, что Гриллби прав. Но признавать это было слишком больно.

Он снова потянулся к бутылке, но Гриллби перехватил его руку.

- Хватит на сегодня, Санс. Тебе нужно отдохнуть, – сказал он, отбирая бутылку.

Санс попытался вырваться, но Гриллби был сильнее.

- Отпусти! Я хочу еще выпить, – запротестовал он.

- Нет. Иди домой. Поспи. Завтра будет новый день, – твердо сказал Гриллби.

Санс посмотрел на него с ненавистью.

- Ненавижу тебя, – прошипел он.

Гриллби лишь вздохнул. Он знал, что Санс не это имел в виду.

- Я знаю, – ответил он мягко. - А теперь иди. Я присмотрю за Папирусом.

Санс посмотрел на Гриллби еще мгновение, затем отвернулся и, шатаясь, направился к выходу из клуба.

Холодный воздух Сноудина обжег его лицо, протрезвляя. Но даже эта свежесть не могла смыть с него ощущение грязи и отвращения.

Он шел по улицам, стараясь не смотреть на парочки, целующиеся в темных углах, на монстров, предлагающих свои тела за деньги. Он ненавидел все это, ненавидел этот мир.

Добравшись до своего маленького, покосившегося домика, он отворил дверь и вошел внутрь. Папирус, его младший брат, сидел за столом и читал книгу.

Увидев Санса, он радостно улыбнулся.

- Санс! Ты вернулся! Я приготовил спагетти! – воскликнул он.

Санс попытался улыбнуться в ответ, но у него не получилось.

- Привет, Папс. Я не голоден, – пробормотал он, проходя мимо брата.

Папирус нахмурился.

- Ты опять пил? – спросил он с тревогой в голосе.

Санс не ответил. Он просто прошел в свою комнату и захлопнул дверь.

Он упал на кровать, глядя в потолок. Мысли крутились в его голове, не давая покоя. Он не знал, сколько еще сможет это выдержать. Ненавидеть себя, ненавидеть мир, ненавидеть Гастера.

Он закрыл глаза, пытаясь уснуть. Но в голове, словно заевшая пластинка, крутились образы тел, похотливые взгляды, звуки громкой музыки и собственный фальшивый смех.

Слезы потекли по его костяному лицу. Он плакал тихо, чтобы Папирус не услышал. Он не хотел, чтобы брат видел его таким сломленным.

Он должен быть сильным ради него. Он должен защитить его от этого мира.

Но как он мог это сделать, когда сам был так слаб?

***

Холодный воздух Сноудина проникал в щели между досками дома, пробираясь под тонкую ткань топика Санса. Он лежал на кровати, стараясь не обращать внимания на легкий озноб, контрастирующий с внутренним жаром, который начинал подниматься. Длинный, расшитый мехом плащ валялся на полу, словно сброшенная шкура. Рядом небрежно были брошены сапоги, оставляя на полу потертости от острых углов.

Комната была небольшой, но обставленной с какой-то небрежной практичностью. Кровать, простой деревянный комод, заваленный всяким хламом, стол, предназначенный когда-то для работы, но сейчас скорее служивший подставкой для пустых бутылок из-под кетчупа и разбросанных комиксов. На стенах висели постеры скелетов, играющих на тромбонах, и несколько карикатурных рисунков, несомненно, принадлежавших кисти Папируса. В углу стоял пыльный телескоп, выглядевший здесь совершенно неуместно, словно осколок другой, более научной жизни.

Санс вздохнул, раздраженно дернувшись. Обтягивающие штаны, которые он носил, казались сейчас особенно вульгарными, липнущими к коже и подчеркивающими несуществующие изгибы. Желейное тело, подарок Гастера, вызывало у него лишь отвращение. Он был костлявым, черт возьми! Скелетом! А теперь… это.

Он прикрыл глаза, пытаясь отогнать навязчивые мысли. В прошлой жизни, в каноне, все было проще. Шутки, каламбуры, защита брата… никаких липких взглядов, похотливых шепотков, унизительных предложений. Он был Сансом, ленивым скелетом-комиком, а не… этим.

Память о прошлой жизни была обрывочной, словно фрагменты сна. Но он помнил четко, как его мир разрушился, как реальность рассыпалась на пиксели, и как он очнулся в холодном, стерильном инкубаторе. Вокруг него – другие монстры, дети похоти, выращенные в жутких лабораториях Гастера.

Гастер… проклятый гений, одержимый идеей бессмертия. Он искал способ создать душу, которая не распадется после смерти монстра, и нашел ее – душу похоти. Неиссякаемый источник энергии, способный к самовосстановлению. Сколько бы Гастер ни пытался ее разделить, она всегда возвращалась к своему первоначальному состоянию. Санс был уверен, где-то глубоко под землей, в истинных лабораториях Гастера, все еще хранится ее оригинал, бьющийся в клетке, как пойманная бабочка.

Легкий зуд начал распространяться по телу, предвестник новой волны похоти. Санс застонал, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в подушку. Он ненавидел это! Ненавидел эти импульсы, которые заставляли его чувствовать себя грязным, сломленным, марионеткой в руках своих инстинктов.

Резким движением он вскочил с кровати и бросился к комоду. Ящик открылся с тихим скрипом, обнажив хаотичное содержимое: мятые фантики от конфет, старые очки, сломанный гаечный ключ и, в самой глубине, небольшой пузырек с таблетками.

Санс вытряхнул последнюю пилюлю на ладонь и, не раздумывая, проглотил ее, запив воображаемой водой. Эти таблетки не были панацеей. Они лишь притупляли чувства, заглушали назойливый голос похоти, давали ему немного передышки. Но это было все, что у него оставалось.

Он опустился на пол, прислонившись спиной к кровати. Холод дерева немного успокоил его пылающую кожу. Дыхание постепенно выравнивалось, прилив похоти отступал, словно отлив.

- Нужно что-то решать, - пронеслось в его голове. Таблетки заканчивались, и он знал, что долго так продолжаться не может. Он должен найти способ контролировать эту проклятую мутацию, избавиться от нее, или хотя бы научиться с ней сосуществовать.

Но как? Гастер исчез много лет назад, оставив после себя лишь руины своей лаборатории и проклятых им монстров. Никто не знал, где он находится, и жив ли он вообще.

Перед глазами всплыло лицо Доктора Альфис, робкое и застенчивое. Она, вероятно, знала больше других. Она работала с Гастером, помогала ему в его безумных экспериментах. Но она всегда была слишком напугана, чтобы говорить о прошлом.

- Может быть, стоит поговорить с ней, - подумал Санс. - Может быть, она знает, как это остановить.

Но что, если Альфис откажется помочь? Что, если она испугается и сбежит? Или, что еще хуже, попытается использовать его в своих собственных целях?

Санс покачал головой, отгоняя мрачные мысли. Он не мог позволить страху парализовать его. Он должен действовать, бороться за свой разум и свою свободу.

Вдруг тишину комнаты нарушил звонкий голос Папируса.

– САНС! Я ПРИНЕС ТЕБЕ СПАГЕТТИ! ОНИ ОЧЕНЬ ВЕЛИКОЛЕПНЫ!

Санс вздохнул. Папирус… его наивный, добродушный брат. Он был единственным, кто принимал его таким, какой он есть, не видя в нем лишь объект похоти. Он был его якорем, его единственной связью с нормальным миром.

– ИДУ, ПАПС, – крикнул Санс в ответ, стараясь придать своему голосу бодрый тон. Он не хотел, чтобы Папирус заметил что-то неладное. Он не хотел обременять его своими проблемами.

Он медленно поднялся на ноги, ощущая слабость в коленях. Нужно собраться с силами, надеть плащ, улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Как обычно.

Выходя из комнаты, он нащупал в кармане куртки пачку сигарет. Закурив, он затянулся горьким дымом, чувствуя, как он обжигает легкие.

- Еще одна вредная привычка, - подумал он с грустной иронией. - Но, по крайней мере, это отвлекает.

В гостиной Папирус уже накрывал на стол. На нем стояла огромная тарелка с небрежно намотанными спагетти, покрытыми толстым слоем томатного соуса. Запах был… специфическим.

– САНС! ТЫ КАК РАЗ ВОВРЕМЯ! Я ТОЛЬКО ЧТО ЗАКОНЧИЛ ГОТОВИТЬ! – воскликнул Папирус, сияя своей широкой скелетной улыбкой. – НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ МОЙ НОВЫЙ РЕЦЕПТ! Я ДОБАВИЛ СЕКРЕТНЫЙ ИНГРЕДИЕНТ!

Санс слегка улыбнулся в ответ.

– Уверен, будет великолепно, Папс, – сказал он, стараясь скрыть сарказм.

Он знал, что секретный ингредиент, скорее всего, окажется каким-нибудь ужасным соусом, который Папирус нашел в подвале. Но он не хотел его расстраивать.

Садясь за стол, Санс взял вилку и начал ковыряться в спагетти. Аппетита не было совсем, но он знал, что должен что-то съесть.

– И КАК ТЕБЕ? – нетерпеливо спросил Папирус, наблюдая за ним с надеждой в глазах.

Санс проглотил небольшой комок макарон, стараясь не скривиться.

– Вкусно, Папс, – ответил он. – Очень… оригинально.

– Я ЗНАЛ! – воскликнул Папирус, гордо выпятив грудь. – Я ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ПОВАР!

Санс усмехнулся.

– Это точно, – сказал он.

Они начали есть в тишине, прерываемой лишь звоном вилок о тарелки и громким чавканьем Папируса. Санс наблюдал за своим братом, за его наивностью и энтузиазмом. Как же он хотел защитить его от этого грязного мира, от похоти и извращений.

– САНС? – внезапно спросил Папирус, прервав тишину. – ТЫ В ПОРЯДКЕ? ТЫ КАЖЕШЬСЯ СЕГОДНЯ КАКИМ-ТО… ЗАДУМЧИВЫМ.

Санс вздрогнул.

– Все нормально, Папс, – ответил он. – Просто… устал немного.

– НУ, ТОГДА ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ХОРОШО ОТДОХНУТЬ! – сказал Папирус. – Я МОГУ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ СВОЮ НОВУЮ ИСТОРИЮ О ВЕЛИКОЛЕПНОМ ПАПИРУСЕ!

Санс улыбнулся.

– Может быть, позже, Папс, – сказал он. – Сначала нужно доесть твои спагетти.

Он снова принялся за еду, стараясь не думать о том, что ждет его впереди. О таблетках, которые заканчиваются, об Альфис и ее тайнах, о похоти, которая вновь поднимется, как только действие лекарства закончится.

Сейчас он просто хотел побыть с братом, насладиться его наивной любовью и забыть обо всем на свете. Хотя бы ненадолго.

***

Запах спагетти, щедро приправленных чем-то пикантным и определенно не съедобным для людей, витал в воздухе маленького домика в Сноудине. Папирус, высокий и сияющий, как новогодняя елка, с гордостью наблюдал, как Санс ковыряется в своей порции. Хоть что-то. Хоть один маленький луч света в этом кромешном аду похоти, в который превратился их мир. Даже этот жгучий вкус папирусовской стряпни казался сейчас даром небес.

- НУ КАК ТЕБЕ, САНС? ЭТО МОЙ ЛУЧШИЙ РЕЦЕПТ! Я ДОБАВИЛ НЕМНОГО... ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ СПЕЦИЙ! – Папирус распирало от гордости. Его скелетный рот растянулся в широченной улыбке.

Санс вздохнул, стараясь не показывать отвращения.

- Вкусно, Папс. Честно. Просто… устал немного.

Усталость была его постоянным спутником. Она проникала в кости, в каждую трещинку его измученного тела. Усталость от этого мира, от взглядов, от предложений, от осознания собственной… измененности.

Он бросил короткий взгляд на Папируса. Тот, как обычно, был одет в свой обтягивающий комбинезон с открытым животом. И, как всегда, выглядел… не так отвратительно, как сам Санс. Мутация Папируса, эта проклятая трансформация в желейное существо, на которое натянули кости, казалась… мужественной. Особенно в нижней части тела. Санс невольно покраснел, отвернувшись.

А его собственная мутация… Он видел себя в зеркале каждый день. И каждый день ему хотелось разбить его вдребезги. Короткий топ, открывающий слишком много кожи. Обтягивающие штаны, подчеркивающие… округлости, которых у него никогда не должно было быть. Длинный плащ с меховым воротом, нелепо прикрывающий его андрогинную фигуру. И эти чертовы сапоги на шпильке! Кто вообще додумался до такого?!

- ТЕБЕ НУЖНО БОЛЬШЕ ОТДЫХАТЬ, САНС! Я УЖЕ ГОВОРИЛ ТЕБЕ! ВЕЛИКОМУ ПАПИРУСУ НЕ НРАВИТСЯ ВИДЕТЬ СВОЕГО БРАТА ТАКИМ ГРУСТНЫМ! – Папирус нахмурился, и его костяные брови сошлись на переносице.

- Спасибо, Папс. Я в порядке, – пробормотал Санс, отодвигая тарелку. - Я пойду, приму ванну. Может, станет полегче.

Он встал из-за стола, стараясь не привлекать внимания к своей походке. Эти каблуки… Он ненавидел их всей душой.

- ВАННУ? ОТЛИЧНАЯ ИДЕЯ! ТОГДА Я ПОСМОТРЮ НОВОЕ ШОУ МЕТТАТОНА! ОН ТЕПЕРЬ ВЕДЕТ… ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНЫЕ ПРОГРАММЫ! – Папирус подмигнул, и Санс содрогнулся. Ему не нужно было знать, что именно Папирус считает "очень интересным".

Он поспешил в ванную, стараясь не думать о том, что его ждет. Нужно успокоить тело. Он съел последнюю таблетку от похоти. Осталась только холодная вода. Еще один способ смыть с себя эту грязь, это наваждение, этот проклятый мир.

Папирус проводил Санса взглядом и, вздохнув, включил телевизор. Экран ожил, показывая гламурного Меттатона, сверкающего, как новогодняя игрушка. Но это был уже не тот Меттатон, которого Папирус помнил. Его шоу больше не были полны взрывов и экшена. Теперь это были долгие, тягучие разговоры с психологом. А монстры в зале требовали… требовали того же, что и весь этот проклятый мир.

- ОХ, МЕТТАТОН… ТЫ ТАК ИЗМЕНИЛСЯ, – пробормотал Папирус, устраиваясь поудобнее на диване. Он любил своего кумира. Он старался не думать о том, что стало с его шоу. Он старался видеть в Меттатоне того, кого знал раньше. Хотя это становилось все сложнее и сложнее.

В ванной Санс дрожащими руками расстегнул топ. Ткань соскользнула с плеч, обнажая… его. Он зажмурился, стараясь не видеть отражение в зеркале. Складки, округлости, намеки на то, чего не должно было быть. Это не его тело. Это тело какого-то другого существа, запертого в его скелете.

Он сбросил штаны, плащ, сапоги. Оставил их кучей на полу, словно сбрасывая с себя шкуру. И, наконец, шагнул под струю холодной воды.

Вода обжигала, проникая в самые кости. Он зажмурился, запрокинув голову назад. Пытался ни о чем не думать. Просто чувствовать холод. Просто ощущать, как вода смывает с него грязь.

Он обмывал каждую косточку, каждую складку тела. Старался не думать о том, как это выглядит. Старался не думать о том, что его ждет снаружи. Старался не думать о том, что он такое.

Вода стекала по его лицу, смешиваясь со слезами, которые он не мог остановить. Он плакал беззвучно, сжимая кулаки. Он ненавидел этот мир. Он ненавидел себя.

В голове крутилась одна и та же мысль:

- Это не я. Это не я. Это не я.

Но отражение в запотевшем зеркале говорило об обратном. Это был он. И он не знал, как с этим жить.

***

Время тянулось медленно. Папирус смотрел шоу Меттатона, стараясь не обращать внимания на крики и стоны, доносившиеся из телевизора. Он старался сосредоточиться на лице Меттатона, на его гламурных нарядах, на его успокаивающем голосе. Но это было трудно. Очень трудно.

Он бросал взгляд на дверь ванной комнаты каждые несколько минут. Ему было не по себе. Санс проводил там слишком много времени.

- САНС? ВСЕ В ПОРЯДКЕ? – крикнул Папирус, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно.

Ответа не последовало.

Папирус нахмурился. Он встал с дивана и подошел к двери ванной комнаты.

- САНС? Я СПРАШИВАЮ, ВСЕ ЛИ У ТЕБЯ В ПОРЯДКЕ? – повторил он, постучав в дверь.

Тишина. Только шум льющейся воды.

Сердце Папируса забилось быстрее. Он почувствовал, как по спине пробегает холодок. Что-то было не так.

Он решительно толкнул дверь. Она оказалась не заперта.

Картина, открывшаяся перед его глазами, заставила его замереть на месте.

Санс стоял под струей холодной воды, дрожа всем телом. Его глаза были закрыты, лицо искажено от боли. Он выглядел… сломанным.

Папирус не знал, что делать. Он никогда не видел Санса таким. Обычно Санс был… отстраненным. Саркастичным. Но не таким… уязвимым.

- САНС… – прошептал Папирус, делая шаг вперед.

Санс вздрогнул, услышав его голос. Он открыл глаза и посмотрел на Папируса. В его взгляде была такая боль, что Папирус невольно отшатнулся.

- Уйди, Папс, – прошептал Санс. Его голос дрожал. - Просто уйди.

- НО САНС… Я… – Папирус был в замешательстве. Он не понимал, что происходит.

- Я сказал, уйди! – закричал Санс, и его голос сорвался.

Папирус испугался. Он никогда не слышал, чтобы Санс кричал на него.

Он сделал несколько шагов назад.

- ХОРОШО, САНС. Я ПОДОЖДУ СНАРУЖИ, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

Он вышел из ванной комнаты и закрыл за собой дверь. Прислонился к стене и закрыл глаза.

Что-то сломалось. Что-то сломалось в Сансе. И Папирус не знал, как это починить.

***

Санс остался стоять под холодной водой, пока не почувствовал, что теряет сознание. Он выключил воду и вылез из ванны. Вытерся полотенцем и посмотрел на себя в зеркало.

Отражение смотрело на него с отвращением.

Он надел свою одежду. Снова натянул на себя этот проклятый топ, эти обтягивающие штаны, этот плащ, эти каблуки.

Он вышел из ванной комнаты.

Папирус ждал его у двери. Он смотрел на Санса с тревогой в глазах.

- ТЕБЕ ЛУЧШЕ? – спросил Папирус.

Санс кивнул.

- Да. Просто… немного устал.

- Я ПОНИМАЮ. МОЖЕТ БЫТЬ, ТЕБЕ СТОИТ ЛЕЧЬ СПАТЬ? – предложил Папирус.

- Да. Наверное, так и сделаю, – ответил Санс.

Он прошел мимо Папируса и направился в свою комнату. Лег на кровать и закрыл глаза.

Но он не мог заснуть. В голове крутились мысли. Воспоминания. Страхи.

Он вспомнил тот день, когда все началось. День, когда их мир изменился. День, когда они стали другими.

Он вспомнил боль. Страх. Смущение.

Он вспомнил взгляды. Предложения. Прикосновения.

Он вспомнил таблетки. Холодную воду. Бессонные ночи.

Он вспомнил себя.

И ему стало еще хуже.

Он открыл глаза и посмотрел в потолок.

Он ненавидел этот мир.

Он ненавидел себя.

И он не знал, как с этим жить.

***

Папирус сидел в гостиной и смотрел телевизор. Но он не видел то, что показывали на экране. Он думал о Сансе.

Он знал, что Санс страдает. Он видел это каждый день. Но он не знал, как ему помочь.

Он пытался быть рядом. Пытался его поддерживать. Пытался его развлекать.

Но ничего не помогало.

Санс становился все более и более отстраненным. Все более и более закрытым.

Папирус боялся. Боялся потерять своего брата. Боялся, что Санс сломается окончательно.

Он не знал, что делать.

Он встал с дивана и пошел в комнату Санса. Тихо приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Санс лежал на кровати, уставившись в потолок. Его глаза были широко открыты, в них не было ни капли сна.

Папирус вошел в комнату и сел на край кровати.

- САНС… – прошептал он.

Санс повернул голову и посмотрел на него. В его взгляде была грусть.

- Я знаю, что ты страдаешь, – сказал Папирус. - Я вижу это каждый день.

Санс ничего не ответил.

- Я не знаю, как тебе помочь, – продолжил Папирус. - Но я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду рядом. Я всегда буду поддерживать тебя. Я всегда буду твоим братом.

Санс посмотрел на Папируса, и в его глазах появились слезы.

- Спасибо, Папс, – прошептал он.

Папирус обнял Санса. Крепко-крепко.

- Я люблю тебя, Санс, – сказал Папирус.

- Я тоже тебя люблю, Папс, – ответил Санс.

Они сидели так некоторое время, обнявшись. В тишине.

Пока Санс не заснул.

Папирус осторожно уложил Санса на подушку и накрыл его одеялом.

Он посмотрел на своего брата. На его измученное лицо. На его хрупкое тело.

Он пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы защитить его. Чтобы помочь ему пережить этот кошмар.

Он вышел из комнаты Санса и закрыл за собой дверь. Он вернулся в гостиную и сел на диван. Он включил телевизор. Но он не видел то, что показывали на экране. Он думал о Сансе. Он думал о том, как ему помочь. Он думал о том, как спасти их мир. Но он не знал, с чего начать. Он чувствовал себя беспомощным. Он просто сидел и смотрел в пустоту. В надежде, что завтра будет лучше. В надежде, что они выживут.

***

Утро ворвалось в тишину дома, словно без приглашения, окрашивая комнату сначала серыми, а затем и робкими розовыми оттенками зари. Санс проснулся резко, как будто его выдернули из глубокого сна ледяной рукой. Миг дезориентации, и его пронзила знакомая, но от этого не менее болезненная реальность – он все еще здесь, в этом проклятом теле, в этом проклятом мире.

Он с трудом, словно через вату, ощупал себя. Сердце болезненно сжалось. Просто очередной кошмар, отвратительный сон, от которого некуда сбежать. Он провел костлявыми пальцами по короткому топику, едва прикрывающему ребра. Ткань была тонкой и неприятно липла к коже, словно подчеркивая его уязвимость. Под ребрами он чувствовал желеобразную массу – результат чудовищной мутации, распространившейся вниз, до самого таза.

Дрожащими руками он опустился ниже, чувствуя, как обтягивающие штаны сдавливают бедра, формируя линии, которых не должно быть. "Женские" линии. Андрогинная структура нижней части тела вызывала в нем лишь ярость и отвращение. Он – мужчина! Кости скелета кричали об этом, его душа вопила, но тело предательски молчало, не в силах изменить свою мерзкую форму. Почему мутация выбрала именно такую форму? Почему не оставила его в покое?

Попытка сесть в кровати обернулась провалом. Слабость, пронизывающая все тело, словно ядовитые корни, парализовала его. Он рухнул обратно на подушки, издав негромкий стон. Откат. Откат от таблеток, подавляющих похоть.

Волна жара, мучительной похоти, которую он так тщательно, так методично подавлял на протяжении стольких лет, окатила его с головой. Все барьеры сломались, все дамбы рухнули, и теперь грязная река желаний грозила захлестнуть его, утопить в своем липком, отвратительном потоке. Он зажмурился, стискивая зубы до боли в челюстях.

Нужно что-то делать. Сейчас же. Иначе… иначе он просто сломается.

Собрав последние крохи воли в кулак, Санс применил свою розовую телепортацию. Мгновение, и он оказался у старого, покосившегося комода в углу комнаты. Холодный пот выступил у него на лбу, когда он открыл нижний ящик.

Скривился. Это было отвратительно. Устройства. Чёртовы устройства для "игр". Оружие похоти, выставленное на обозрение, как трофей. Особое развлечение, которым он ни разу не пользовался, и никогда не собирался. Он скорее сдохнет, чем позволит себе прикоснуться к этой мерзости.

Но выбора нет. Сейчас нет выбора.

Его взгляд пробежал по ассортименту, ища что-то… менее отвратительное. Вибраторы, стимуляторы, фаллоимитаторы всех форм и размеров… Тошнота подступила к горлу.

Закрыв глаза, он наобум вытащил из ящика небольшую коробочку. Открыл. Внутри лежал массажер. Простой, без излишеств. Просто вибрирующий шарик.

Этого достаточно. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы успокоить бушующий ад в его теле, чтобы приглушить эту мерзкую похоть, сосредоточив ее в "женской зоне", пока он не сможет принять таблетки снова.

Убедившись, что дверь заперта на засов, он вернулся на кровать. Дрожащими руками включил массажер. Маленький, пластиковый монстр зажужжал в его руке, вторгаясь в тишину комнаты.

Он прикрыл глаза. Пусть это закончится быстро.

***

Тем временем, этажом ниже, Папирус проснулся с первыми лучами солнца, полным энтузиазма и неудержимой энергией. Он с радостным восклицанием вскочил с кровати и, напевая себе под нос, направился на кухню. Сегодня он приготовит самый великолепный завтрак! Спагетти с… с чем-нибудь особенным!

Пока вода закипала, он погрузился в свои утренние размышления. Мысли, как обычно, кружились вокруг двух самых важных монстров в его жизни: Санса и Меттатона.

Санс… Его брат. Он так сильно любил его, но в последнее время все было так тяжело. Мутация, этот проклятый мир и его извращенные последствия… Папирус изо всех сил старался понять, что творится с Сансом, но тот всегда прятался за стеной каламбуров и безразличия. Он видел боль в его глазах, слышал отголоски отчаяния в его шутках, но не знал, как пробиться сквозь броню.

Папирус знал о таблетках. Не все детали, конечно, но он понимал, что Санс принимает что-то, чтобы подавлять похоть. И он знал, что побочные эффекты ужасны. Он видел, как Санса трясет, как он бледнеет, как ему становится плохо. Папирус хотел помочь, но как? Как помочь тому, кто сам не хочет, чтобы ему помогали?

А потом был Меттатон. Его любимый Меттатон. Суперзвезда Подземелья, его кумир, его… друг? Папирус надеялся, что однажды они станут чем-то большим, но его скромность и застенчивость всегда вставали на пути. Он мечтал о том, чтобы признаться Меттатону в своих чувствах, но страх быть отвергнутым парализовал его.

Меттатон тоже страдал. Папирус знал это. Он видел фальшь в его улыбках, слышал грусть в его песнях. И он знал причину: Альфис. Их отношения были сложными, запутанными, и, казалось, что никто из них не был по-настоящему счастлив.

Папирус чувствовал себя беспомощным. Он хотел помочь и Сансу, и Меттатону, но не знал, с чего начать. С кого начать? Кто нуждается в его помощи больше всего?

Раздался свист чайника, вырвав его из раздумий. Вода достаточно горячая. Папирус решительно вздохнул. Он не может позволить себе погрязнуть в своих переживаниях. Нужно действовать!

- ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС ПРИМЕТ РЕШЕНИЕ! – провозгласил он, обращаясь к пустой кухне. – СЕГОДНЯ Я ПОМОГУ… ОБОИМ! Я НАЙДУ СПОСОБ!

Он энергично засыпал спагетти в кипящую воду, добавляя щедрую порцию соли и секретный ингредиент – щепотку сахара. Он всегда добавлял сахар. Это делало спагетти особенными.

Пока спагетти варились, Папирус принялся готовить соус. Он нарезал помидоры, лук, чеснок – все должно быть свежим и ароматным. Он вложил в приготовление завтрака всю свою любовь, всю свою надежду, всю свою энергию.

Он надеялся, что этот завтрак хоть немного поднимет настроение Сансу. Он надеялся, что этот завтрак станет началом перемен.

И пока Папирус хлопотал на кухне, наполняя дом ароматами и своим оптимизмом, в комнате наверху Санс боролся со своей собственной тьмой, в тишине и одиночестве.

***

Холодный, пронизывающий воздух Сноудина, казалось, оседал в костях, даже внутри уютного, хоть и немного захламленного дома Санса и Папируса. Запах хвои и слабый отголосок магии, пронизывающей все Подземелье, обычно успокаивали Санса, но не сегодня. Сегодня все чувства были притуплены липким слоем отвращения и позора.

Он лежал на кровати, свернувшись калачиком, точно выброшенный на берег медузой, чувствуя, как краска стыда заливает его кости. Подушка пахла его обычной ленью и… чем-то еще. Чем-то, что следовало немедленно забыть. Проклятый массажер. Он никогда не прикасался к нему, считая его одной из многочисленных, диковинных находок. Зачем… зачем он вообще позволил себе?

Мысль об этом вызывала новый приступ жара. Санс подскочил, как ошпаренный, чувствуя, как ноги предательски подкашиваются. Он схватил с пола обтягивающие штаны, которые обычно носил с таким равнодушием, и телепортировался в ванную.

Ванная комната, обычно наполненная паром от горячих душей Папируса, казалась сейчас ледяной пустыней. Санс глянул на свое отражение в запотевшем зеркале. Усталое, осунувшееся лицо, темные провалы под глазами, обрамленные ироничной полуулыбкой, которой он обычно скрывал свою усталость. Но сегодня улыбка не получалась. Только горечь.

Он включил воду, ощущая, как обжигающие струи смывают с него остатки "ритуала". Смыть, смыть, смыть! Он тер кожу докрасна, пока казалось, что кости сотрет. Потом, с маниакальной настойчивостью, вымыл руки. Трижды! С тем же яростным напором, будто пытался смыть не грязь, а саму память.

Вернувшись в комнату, он сбросил постыдную одежду в угол, будто это была змеиная кожа. Его гардероб, всегда отличавшийся… специфичностью, казался сейчас насмешкой. Обтягивающие штаны всех расцветок, короткие топики, демонстрирующие его плоский живот и узкие бедра. Единственным проблеском нормальности был длинный плащ с меховым воротником, подарок Папируса на какой-то забытый праздник.

Натянув первое, что попалось под руку – темно-синие штаны и черный топ – он напоследок бросил злобный взгляд на кучу грязной одежды и, тяжело вздохнув, телепортировался вниз.

Запах… Боже, этот запах! Сладкий, густой аромат томатного соуса, базилика и какой-то загадочной "секретной приправы" Папируса. Запах его спагетти. Запах дома. Запах нормальности.

Санс прикрыл глаза, позволяя этому запаху окутать его, словно теплый плед. Он сделал пару глубоких вдохов, стараясь вытеснить из памяти липкие ощущения и чувство стыда.

- Как всегда вкусно пахнет, Папс! – пробормотал он, стараясь придать голосу непринужденность.

Он вошел на кухню, стараясь выглядеть как обычно – расслабленным и слегка ленивым. Папирус стоял у плиты, орудуя поварешкой с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Его кости светились от гордости.

- САНС! КАК РАЗ ВОВРЕМЯ! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС ЗАВЕРШАЕТ СВОЙ ОЧЕРЕДНОЙ КУЛИНАРНЫЙ ШЕДЕВР! – воскликнул он, поворачиваясь к нему с широкой улыбкой. – НЬЕ-ХЕ-ХЕ! Я ДОБАВИЛ НОВЫЙ ИНГРЕДИЕНТ! Я ДУМАЮ, ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ!

Санс выдавил улыбку в ответ. Новый ингредиент? Кто знает, какую гадость Папирус на этот раз умудрился найти. Но сейчас, когда его переполняло чувство вины, последнее, что он хотел, это обидеть брата.

- Уверен, что будет… восхитительно, Папс, - сказал он, стараясь казаться убедительным. Он прислонился к дверному косяку, наблюдая за Папирусом. Его брат был таким искренним, таким наивным. Он никогда не понимал, что творится в голове Санса, никогда не видел его настоящую боль. И, может быть, это было к лучшему.

Папирус продолжал увлеченно рассказывать о своем новом рецепте, о том, как он вдохновился на его создание, увидев на улице старую книгу рецептов. Санс слушал вполуха, стараясь сосредоточиться на его голосе, на его энтузиазме, на всем, что было противоположно тому, что он чувствовал.

- …И Я ВЕРЮ, ЧТО ЭТО СДЕЛАЕТ СПАГЕТТИ ЕЩЕ БОЛЕЕ… – Папирус замолчал, внимательно разглядывая Санса. – САНС, С ТОБОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ? ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ… НЕМНОГО БЛЕДНЫМ.

Санс вздрогнул. Вот оно. Неизбежный вопрос.

- Я… да, все в порядке, Папс, - ответил он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Просто немного устал.

- УСТАЛ? НО ТЫ ЖЕ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ ВАЛЯЛСЯ В СВОЕЙ КОМНАТЕ! – Папирус нахмурился. – ТЫ ЧТО-ТО СКРЫВАЕШЬ?

Санс почувствовал, как холодный пот проступает на лбу. Он не мог рассказать Папирусу. Он не мог позволить ему увидеть этот позор. Он не мог разрушить его представление о нем.

- Просто… немного нездоровится, - пробормотал он. – Наверное, что-то не то съел.

Папирус нахмурился еще сильнее. Он всегда был ужасным лжецом, а Санс это знал.

- НЬЕХЕХЕ! ЗВУЧИТ КАК ОТЛИЧНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ДЛЯ ВЕЛИКОГО ПАПИРУСА ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ СВОИ НАВЫКИ МЕДИКА! – воскликнул он, откладывая поварешку. – Я ПРИГОТОВЛЮ ТЕБЕ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ЛЕЧЕБНЫЙ СУП!

- Нет! – выпалил Санс, слишком резко. – Не нужно, Папс. Правда. Мне просто нужно немного отдохнуть.

Папирус выглядел смущенным.

- НО… Я ПРОСТО ХОТЕЛ ПОМОЧЬ…

- Я знаю, Папс, - Санс попытался смягчить свой тон. – И я ценю это. Но мне правда нужно просто побыть одному.

Папирус отступил. В его глазах мелькнуло разочарование.

- ХОРОШО… НО ЕСЛИ ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ ЧТО-ТО, ПРОСТО СКАЖИ! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС ВСЕГДА К ТВОИМ УСЛУГАМ!

- Обязательно, Папс, - Санс выдавил еще одну улыбку. – Спасибо.

Он телепортировался обратно в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Он прислонился к двери спиной, чувствуя, как сердце колотится в груди, как бешеное.

Он сбежал. Сбежал от Папируса, от его заботы, от его невинности. Сбежал от правды.

Он посмотрел на грязную одежду, брошенную в углу. На проклятый массажер, лежащий на тумбочке. Он почувствовал, как волна отвращения поднимается в его горле.

Нужно что-то делать. Нужно что-то менять. Он не мог продолжать жить так, в вечном цикле саморазрушения и позора.

Он подошел к окну. Снег тихо падал, укрывая все вокруг своим белым покрывалом. Красиво, но холодно. Как его душа.

Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Что он мог сделать? Как он мог вырваться из этого порочного круга?

Может быть… Может быть, ему стоило поговорить с кем-то. С Альфис? Она всегда была хорошим слушателем. Или с Ториэль? Она была мудрой и понимающей.

Но мысль о том, чтобы рассказать кому-то о том, что произошло, была невыносимой. Слишком стыдно. Слишком унизительно.

Он открыл глаза и посмотрел на свое отражение в окне. Усталый, сломленный скелет.

Может быть, он уже не мог спасти себя. Может быть, он был обречен на вечное страдание.

Но он должен был попытаться. Ради Папируса. Ради всех тех, кто в него верил.

Он сделал глубокий вдох и выпрямился.

Первый шаг – избавиться от этого проклятого массажера.

Он взял его и направился к мусорному баку.

Но остановился.

Что-то в этом маленьком, пластиковом устройстве… что-то в воспоминании о том, что он чувствовал… остановило его.

Он сжал массажер в руке.

Может быть, дело было не в массажере. Может быть, дело было в нем самом. В его слабости. В его желаниях.

Он бросил массажер обратно на тумбочку.

Нужно было разобраться в себе. Нужно было понять, почему он позволил этому случиться. Нужно было найти способ контролировать свои желания.

Он сел на кровать и закрыл глаза.

Он не знал, что делать. Он не знал, с чего начать.

Но он знал одно. Он должен был попытаться.

Даже если это значит, что ему придется копаться в самых темных уголках своей души.

***

Предел.

Холодный воздух Сноудина обжигал щеки, но не мог охладить внутренний пожар. Санс ненавидел этот город. Ненавидел его вывернутую наизнанку беззаботность, его фальшивую жизнерадостность, пропитанную липким запахом похоти. Каждый дом, будь то обычная кроличья нора или уютная берлога, превратился в бордель. Даже снег казался каким-то… потным.

Он боролся. Боролся с каждой мыслью, каждым импульсом, каждым непристойным намеком, которые настойчиво лезли в голову. Боролся с желанием, которое разъедало его изнутри, превращая в чудовище. Сегодня утром… он стиснул зубы. Сегодня утром он достиг предела.

Одна мысль об этом бросала в дрожь. Массажер… прямо там, внизу живота. Отвратительно и… дьявольски приятно. Он чувствовал себя грязным, сломленным. Он – скелет, каламбурщик, защитник своего брата, – превратился в похотливую тень самого себя.

Нужно было найти лекарство. Срочно. Нужно было вернуть себе контроль, вернуть себе самого себя. Он должен избавиться от этих навязчивых желаний, от этого постоянного, изматывающего голода.

Он направился в сторону Водопадья. Каждый шаг был борьбой, каждое дуновение ветра – искушением.

Водопадье встретило его сыростью и теплом. Запах влажной земли смешивался с каким-то сладковатым, приторным ароматом, вызывающим тошноту. Санс надеялся, что его не вырвет.

Вскоре он остановился у реки. Картина, развернувшаяся перед ним, была настолько отвратительна, что желудок свело судорогой. Несколько голых монстров, извиваясь и крича, "играли" с огромным существом с щупальцами. Их похоть была осязаемой, липкой, словно ядовитый туман. Улыбки на их лицах были пустыми, глаза – безумными.

Санс почувствовал, как поднимается волна жара. Кровь прилила к щекам, внизу живота запульсировало знакомое, мучительное желание. Он ускорил шаг, стиснув зубы до боли.

Нет. Он не должен поддаваться. Ему нужно в Хотленд. К Альфис. Она должна помочь. Лекарство… должно быть лекарство.

Жара Хотленда обрушилась на него, словно раскаленный пресс. Пейзаж, обычно вызывавший у него лишь легкую скуку, теперь казался зловещим, угрожающим. Лава, кипящая внизу, словно отражала его собственное внутреннее состояние.

Он добрался до лаборатории, обливаясь потом. Внутри царила привычная атмосфера хаоса и научной деятельности. Но Альфис… Альфис была не такой, как всегда.

Она стояла у стола, склонившись над каким-то сложным прибором, и ее фигура была обрисована в резком свете монитора. На ней был надет обтягивающий серый комбинезон, подчеркивающий каждую линию ее тела. Санс невольно задержал дыхание. Он знал, что это не ее вина, что это всего лишь последствия мутации, но его разум… его разум отказывался подчиняться.

Альфис подняла голову и посмотрела на него сквозь толстые линзы очков. В ее взгляде читалось сочувствие, но и какая-то… усталость?

– Санс, – тихо произнесла она.

Он молчал, не в силах выдавить из себя ни слова.

– Я понимаю, как тебе плохо, – продолжила Альфис, – но отрицать нашу измененную природу… это плохо.

– Альфис, – прохрипел Санс, чувствуя, как его голос дрожит.

– Я мужчина! – Он сжал кулаки. – А мутация… она сделала меня… женским участком тела внизу живота.

Альфис вздохнула и сняла очки, потирая переносицу. Она понимала. Она видела это много раз. Разрушенные жизни, сломленные личности, поглощенные похотью.

– Я понимаю, Санс, – сказала она, – но… лекарства тебе уже не помогут. Ты достиг предела.

Санс застыл. Предел? Что это значит?

– Либо… – Альфис замолчала, подбирая слова. – Либо найди себе постоянного партнера… либо… используй массажер.

Санс застонал. Одно воспоминание об утреннем позоре с массажером вызвало приступ тошноты. Он не хотел этого. Он не мог этого сделать.

Он посмотрел на Альфис, умоляюще.

– Должен быть другой выход, – прошептал он. – Должен быть!

Альфис покачала головой.

– Я… я пыталась, Санс. Я перепробовала все. Но… ничего не работает. Мутация слишком глубоко проникла в твой организм.

– Но… что мне делать? – В голосе Санса звучало отчаяние.

Альфис подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Я не знаю, Санс. Я правда не знаю. Но… я постараюсь найти что-нибудь еще. Я обещаю.

Санс стоял, как громом пораженный. Слова Альфис звучали как приговор. Он достиг предела. Неизбежность.

Он чувствовал себя пустым, словно его выпотрошили. Все, что осталось, – это отвратительная жажда, пожирающая его изнутри.

Он поднял глаза на Альфис. В ее взгляде он увидел не только сочувствие, но и… страх? Боялась ли она за него? Или, может быть, боялась того, что он может сделать?

Он почувствовал, как в нем закипает гнев. Гнев на мутацию, гнев на этот проклятый мир, гнев на самого себя.

Он отодвинулся от Альфис и направился к выходу.

– Санс! – позвала она. – Куда ты?

Он не ответил. Он просто вышел из лаборатории, оставив Альфис позади.

Ему нужно было побыть одному. Ему нужно было подумать. Ему нужно было…

Он не знал, что ему нужно.

Он брел по раскаленным улицам Хотленда, не замечая ничего вокруг. Его мысли метались, сталкивались, образуя хаотический вихрь.

Постоянный партнер… Эта мысль вызвала у него отвращение. Он не хотел принадлежать кому-то, не хотел быть просто сосудом для похоти. Но… что еще оставалось?

Массажер… Эта мысль была еще хуже. Он не хотел превращаться в похотливого монстра, в тень самого себя. Но… что еще оставалось?

Он остановился, опершись на стену. Жара давила, душила. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Он закрыл глаза и попытался успокоиться. Ему нужно было найти выход. Ему нужно было…

***

Холод пронзил кости, как только Санс телепортировался в Сноудин. Лёгкий морозец, обычно бодрящий, сейчас казался пыткой. В мире, где похоть была такой же неотъемлемой частью жизни, как и магия, Санс достиг предела. Предела, о котором он старался не думать, но который настойчиво требовал своего.

Его мутация - чертова женская мутация низа живота, как он её про себя называл, - снова дала о себе знать. Жар и ломота терзали его кости, заставляя невольно поежиться. Либо партнер, либо... он поморщился. Массажер был, конечно, вариантом, но не самым желанным. Учитывая его нынешнее состояние, это было лишь оттягивание неминуемого.

Он еще не успел сделать и шага в сторону дома, как чья-то рука коснулась его "задницы". Санса словно током ударило. Инстинкты обострились, кости заискрились магией, готовые к атаке. Он резко обернулся, норовя треснуть нахала магическим ударом.

- Успокойся, Санс! - Гриллби.

Сине-оранжевые языки пламени, обычно спокойные и умиротворяющие, сейчас полыхали ярче обычного, выдавая возбуждение.

- Я пошутил!

Санс выдохнул, сбавляя обороты. Гриллби, его работодатель, его друг… и, будем честны, тот, кого он считал самым близким к нормальному в этом безумном мире. Доверять Гриллби было легко. Он всегда был рядом, всегда готов выслушать и поддержать.

- Прости, что прогулял работу, - Санс опустил взгляд на свои ноги в длинных сапогах. – Кажется, я достиг предела.

Гриллби вздохнул, внимательно глядя на Санса. В его огненных глазах плескалось понимание. Он сам, как существо, постоянно пребывающее в состоянии жара, прекрасно понимал, что творится с Сансом.

- Могу утешить твое… желание, - проговорил Гриллби, и уголки его пламенного рта тронула легкая, почти печальная улыбка.

Санса передернуло. Позволить Гриллби касаться себя… касаться его костей, его уязвимой, неестественной - женской зоны. Мысль об этом вызывала одновременно и отвращение, и странное, щекочущее любопытство. Что он сейчас теряет? Гордость? Надежду на что-то большее?

Гриллби, возможно, и станет его временным партнером… но настоящей любви тут не найти. Санс ощутил горький привкус во рту и сплюнул на заснеженную землю. Романтика и похоть были вещами несовместимыми. Здесь выживали только те, кто умел приспосабливаться.

- Ладно, - сдался Санс, чувствуя, как усталость и похоть берут верх. Он позволил Гриллби провести его в свой дом.

Дом Гриллби был… неожиданно комфортным. Никаких кричащих плакатов с полуобнаженными монстрами, никаких неоновых ламп, высвечивающих похотливые силуэты. Самый обычный, даже немного старомодный дом. Деревянная мебель, камин, в котором уютно потрескивали дрова, и запах ванили, витающий в воздухе.

Санс нервно переминался с ноги на ногу, чувствуя, как ледяной пот проступает на его костях. Боялся этого. Боялся начать. Но еще больше боялся остаться в одиночестве, раздираемый этим безумным, противоестественным желанием.

- Может быть, горячий шоколад? – предложил Гриллби, стараясь развеять напряжение.

Санс кивнул, стараясь не смотреть в его пламенные глаза. Горячий шоколад… Звучит до смешного банально, но сейчас ему было нужно что-то простое, что-то, что напомнило бы о нормальной жизни, о жизни до мутации, до вечного жара, до этой проклятой похоти.

Гриллби принес две кружки горячего шоколада и сел рядом с Сансом на диван. Они молча пили, чувствуя, как тепло распространяется по телу.

- Не бойся, Санс, - тихо проговорил Гриллби, отставляя свою кружку на столик. – Я не буду делать ничего, чего ты не захочешь.

Санс снова кивнул, не находя в себе сил что-либо сказать. Он знал, что Гриллби не причинит ему вреда. Доверял ему. Но страх все равно не отступал.

Гриллби медленно потянулся и нежно коснулся костлявой руки Санса. Его пламенные пальцы были горячими, но не обжигали. Скорее, приятно согревали.

- Можно? – прошептал Гриллби, глядя Сансу в глаза.

Санс закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он не хотел этого. Но он нуждался в этом.

- Да, - прошептал он в ответ.

И Гриллби начал помогать ему раздеться. Сначала снял с него длинный плащ с меховым воротом, короткий топик. Санс чувствовал себя ужасно уязвимым, стоя перед ним почти голым.

Когда Гриллби дотронулся до его облегающих штанов, Санс невольно вздрогнул. Это было похоже на прыжок в ледяную воду.

Гриллби остановился, встревожено глядя на него.

- Если ты не уверен… - начал он.

- Нет, - перебил его Санс, открывая глаза. – Все в порядке. Просто… сделай это.

Гриллби кивнул и медленно снял с него штаны. Кости Санса задрожали от холода и от ужасающего осознания того, что сейчас произойдет.

Последовал простой поцелуй. Не страстный, не требовательный, а нежный и успокаивающий. Затем объятия. Крепкие, защищающие. Касания рук, исследующие каждый участок тела. Гриллби касался его костей с осторожностью и уважением, словно боялся сломать.

Санс позволял ему это. Он отдавался во власть ощущений, стараясь отключить разум. Он просто хотел, чтобы это закончилось. Чтобы боль и похоть утихли.

Гриллби целовал каждый дюйм его кожи, шептал ободряющие слова. Его прикосновения были горячими, но нежными. Постепенно Санс начал расслабляться. Напряжение в его теле начало спадать.

И вот, настал самый болезненный акт. Санс зажмурился, крепко вцепившись в плечи Гриллби. Он чувствовал, как что-то чужое входит в него, разрывая и заполняя пустоту. Боль была острой, но терпимой.

Гриллби двигался медленно и осторожно, стараясь не причинить ему слишком много боли. Он целовал его шею, шептал слова утешения.

Постепенно боль начала отступать, сменяясь странным, незнакомым удовольствием. Санс застонал, не в силах сдержаться.

Гриллби ускорился. Движения становились более уверенными и ритмичными. Санс начал терять контроль. Он забыл о боли, о стыде, о всем на свете.

Он забылся в этом на всю ночь. В череде поцелуев, объятий, стонов и прикосновений. В безумной смеси боли и удовольствия. В забвении.

***

Лед и Пламя.

Снег Сноудина проникал даже сквозь толстые стены таверны Гриллби, оставляя на щеках легкий, покалывающий мороз. Но внутри, в самом сердце жара, где сине-оранжевое пламя неустанно плясало, забывались все зимние невзгоды. Забывал их и Санс, прижимаясь к источнику тепла, к самому Гриллби.

Вчерашний день, как и многие другие, был отмечен приступами мучительной похоти, искажавшей самого его. Эта проклятая мутация, этот чуждый, женский нарост внизу живота, что терзал его тело и разум. Он, Санс, ленивый скелет, любитель каламбуров, вдруг стал пленником телесных желаний, пожирающих его изнутри. Он пытался игнорировать, отвлекаться, но похоть неизменно брала верх, превращая его в тень самого себя.

Вчера все дошло до предела. И Санс, в отчаянии, пришел сюда, в таверну Гриллби. Он и подумать не мог, что именно здесь, в объятиях своего друга, найдет спасение.

Гриллби... Его пламя, обычно обжигающее, касалось Санса нежно, успокаивающе. Его объятия не были вульгарными, а дарили утешение, позволяя на время забыть о мучительной жажде. И Санс, впервые за долгое время, почувствовал себя в безопасности. Он отпустил себя, позволил Гриллби увлечь его в безрассудный танец тел, ощущая странное, новое чувство – облегчение.

Всю ночь они были вместе. На диване, пропахшем дымом и элем, на твердой поверхности барной стойки, на холодном полу, усыпанном осколками забытых мечтаний. Каждое касание, каждый стон, каждое переплетение костей и пламени становились криком облегчения, изгнанием внутренних демонов. Санс, опустошенный и умиротворенный, заснул в объятиях Гриллби, словно ребенок, укрытый от бури.

Проснувшись, Санс не испытал ни стыда, ни смущения. Его голые кости не казались ему отвратительными, его желейное тело не вызывало прежней брезгливости. Даже вид "вареника", как он про себя называл эту мутацию, не вызывал прежнего ужаса.

Он лежал, прижавшись к теплому телу Гриллби, и чувствовал спокойствие. Странное, непривычное, но такое желанное спокойствие. Возможно, если бы он позволил этому случиться раньше, если бы доверился Гриллби, он смог бы избежать мучительных терзаний. Но сейчас это не имело значения. Выбор сделан.

Гриллби... теперь он будет его лекарством. Его спасением от поглощающей похоти. Он не мог обещать, что это не повторится, но знал, что теперь у него есть место, куда можно прийти, где его примут таким, какой он есть, и помогут справиться с этим проклятием.

Санс осторожно поднялся, стараясь не разбудить спящего Гриллби. Он натянул обтягивающие штаны, подчеркивающие неестественные изгибы его тела, короткий топик, открывающий его костяную грудь, и длинные сапоги, скрывающие следы ночной борьбы. Накинул на плечи свой любимый длинный плащ с меховым воротником, словно пытаясь укрыться от чужих взглядов.

Он услышал, как Гриллби зашевелился, и обернулся. Горящие глаза с тревогой смотрели на него.

– Уже уходишь? – Голос Гриллби был хриплым от сна.

Санс кивнул.

– Да. Папирус наверняка волнуется. И спасибо... за ночь. Думаю, если что, я снова к тебе обращусь.

Гриллби ничего не сказал, лишь слегка кивнул, и его пламя вспыхнуло ярче на мгновение.

– Конечно, – тихо ответил он.

Санс улыбнулся, самой искренней улыбкой за последние месяцы. Он чувствовал, что это еще не конец. Это только начало.

***

Папирус метался по их небольшому дому. Легкий холод Сноудина проникал сквозь щели, вызывая у него дрожь, но не от холода, а от беспокойства. Время тянулось мучительно медленно. Каждый скрип половиц, каждый порыв ветра за окном отдавался в его костях набатом тревоги.

Его черный обтягивающий комбинезон, подчеркивающий каждую линию желейного тела, казался сейчас насмешкой. Открытый живот, с виднеющимся оранжевым желе, пульсировал в такт его беспокойному сердцу. Даже привычная гордость за свой… эмм… выдающийся силуэт, уступила место нарастающему страху.

Санс. Его старший брат. Он должен был вернуться еще вчера. Санс отправился в Хотленд. Обычно он возвращался к ужину, отпускал парочку своих фирменных каламбуров и засыпал на диване, уставший, но довольный. Но не сегодня.

Папирус взглянул на часы. Стрелки предательски медленно ползли вперед. Он почти не спал, ворочался в своей кровати, пока рассветные лучи не прогнали остатки сна.

Он вышел на улицу. Легкий мороз покалывал кости. Вдалеке, на дороге, ведущей от Гриллби, появилась знакомая фигура. Сердце Папируса подпрыгнуло к горлу. Санс.

Он шел не спеша, его длинный плащ с меховым воротом развевался на ветру, словно крылья ночной птицы. Под плащом виднелся короткий топик, открывающий вид на его синее желейное тело, обтягивающие штаны и длинные сапоги на каблуке. Папирус всегда удивлялся, как Санс умудрялся так ловко носить эту обувь, сохраняя при этом свою фирменную непринужденность.

Но сейчас не до моды. Папирус смотрел на лицо Санса. В глазах больше не было той привычной усталости. Они словно светились изнутри. И Папирус понял.

Гриллби. Санс провел ночь у Гриллби.

Ревность? Да, немного. Папирус всегда чувствовал себя ответственным за Санса, за его благополучие. Ему хотелось, чтобы у брата был достойный партнер, кто-то, кто будет заботиться о нем, а не просто использовать. Но, по правде говоря, он был больше обеспокоен, чем ревнив.

И кто, как не Гриллби, лучше всего подходит на роль… укротителя похоти Санса. Огненный элементаль. Стабильный. Надежный. Нормальный. Наконец-то.

- Санс! – выкрикнул Папирус, бросившись навстречу брату.

Санс вздрогнул от неожиданности и виновато опустил взгляд. Он знал, что Папирус волновался.

- Эй, братан… – тихо пробормотал он.

Папирус обнял его крепко, прижимая к себе.

- Все в порядке, Санс. Главное, что тебе лучше!

Санс удивленно поднял голову, широко распахнув глазницы. Он явно ожидал упреков, возможно, даже гневной тирады. Но вместо этого получил понимание и заботу.

- Ты не злишься? – спросил он неуверенно.

Папирус отстранился и посмотрел Сансу в глаза.

- Почему я должен злиться? Ты взрослый монстр, Санс. И ты заслуживаешь быть счастливым.

Санс облегченно выдохнул. Он прижался щекой к плечу Папируса, обняв его в ответ.

- Спасибо, братан, - прошептал он.

Они вернулись домой рука об руку. Папирус чувствовал, как напряжение постепенно покидает тело Санса. Теперь уже можно и завтраком заняться!

Завтрак прошел как обычно. Яичница с беконом, кофе и, конечно же, нескончаемый поток каламбуров от Санса. Папирус закатывал глаза, но в душе был рад. Он обожал дурацкие шутки своего брата. Это было их маленькой семейной традицией.

- Знаешь, Папс, - сказал Санс между глотками кофе. – Я вчера зашел к Гриллби просто погреться. У него, знаешь, всегда так тепло и уютно…

- Конечно, Санс, - перебил его Папирус с улыбкой. – А потом ты уснул у него на диване, я понял.

Санс покраснел, но тут же рассмеялся.

- Ну, почти, - признался он.

Папирус усмехнулся. Что ж, если быть до конца откровенным, он не мог не признать, что Гриллби был довольно… привлекательным. Высокий, сильный, с огненной харизмой. И, судя по всему, Санс тоже это заметил.

После завтрака Санс ушел к себе. Папирус слышал, как он что-то напевает себе под нос. Он решил не беспокоить его, зная, что брату нужно время, чтобы прийти в себя после ночи.

Он посмотрел в окно. Снег кружился за стеклом, создавая ощущение уюта и покоя. Папирус был рад. Рад, что Санс вернулся. Рад, что у него появился партнер, способный утихомирить похоть его старшего брата. Рад, что они снова вместе, братья, связанные не только кровью, но и крепкой дружбой.

Он нашел записную книжку и ручку и сел за стол. Он хотел написать стих. Стихи не относились к его сильным сторонам, но сейчас он чувствовал прилив вдохновения. Он хотел выразить свою радость, свою любовь к брату, свою надежду на светлое будущее.

Но как выразить словами то, что он чувствовал? Как передать всю глубину своих эмоций? Он задумался, погрызая кончик ручки.

Вдруг в голове всплыл образ Санса, идущего по заснеженной дороге, его плащ развевается на ветру, а в глазах горит огонь.

И слова сами собой начали ложиться на бумагу…