Двадцать восьмое августа 2024 года. Ницца, Французский Прованс.


Фаррел Вайд тоскливо смотрел в распахнутое окно. Там раскачивались пальмы на липком ветре, жарком как дыхание мерчевильского вулкана; ветер влетал в самые легкие, и хотелось задохнуться, несмотря на аромат соли и трав. Край, причесанный цивилизацией куда более продвинутой, чем Империя. Идеальная линия белого песка, ведущего к морю, дороги твердые и серые, по которой ревут и несутся разноцветные блестящие жуки, называемые автомобилями.

Сознание упорно пытается играть с дознавателем шутки: реальность это или декорации театра, в котором он играет ему самому непонятную роль? Никогда особенно не любил театр. И так и не ступил на землю за этими окнами ни разу. Он вообще в этом мире ступил куда бы то ни было только вчера. На собственные ноги. А то все лежал или на колесиках возили по кабинетам.

За всю свою не самую короткую в мире жизнь дознаватель Империи ОК ни разу не чувствовал себя настолько беспомощным, как здесь, на лазурном берегу государства, гордо именуемого Францией.

— Мсье… До-то-шкИн, — по слогам прочитал с листа человек, сидящий напротив.

Женщиной язык его не повернется назвать. Волосы зачесаны так натужно, что глаза превратились в щелочки. Под белым халатом безумных узоров… даже не платье. Вторая кожа, обтягивающая все превратности фигуры неопределенного возраста. Если бы халат частично не прикрывал это безобразие, глаза поднять и вовсе было бы стыдно.

Но Лаусс сказал, что для общей истории болезни необходим сеанс у психотерапевта. И это — якобы лучший в Провансе, в котором находится их сиренова лечебница.

Доктор Лаусс вообще дает все лучшее, так как случай Фарра в его карьере — «совершенно необычный». Лаусс — аспирант; он напишет «кандидатскую» о «новаторских» методах лечения «мышечной дистрофии» и прославится.

Кого эта мания ему напоминает.

Самое смешное — Лаусс стремится стать доктором наук, и факт, что он уже как бы доктор, ему совершенно не мешает в этом нездоровом стремлении. Безумный мир. Ничего удивительного, что Аврора Бореалис пришла отсюда в его жизнь с определенным приветом.

Она еще молодец. Он вот провел здесь неполных два месяца, а уже медленно сходит с ума. Если бы не сила воли, давно бы там был.

Что за изуверства ждут его в этом кабинете? Очередной прокол вены, чтобы ввести гремучий витамин или выкачать сотню пробирок крови на заковычные анализы?

Никаких мученических приборов в кабинете наметанный глаз не обнаружил, и это еще более подозрительно. Только грамоты на стенах да цветы из искусственного материала, называемого «пластик». Кажется, из него здесь делают все, включая логику.

— Мсье До-то-шкИн? — повторила психолог.

Фарр сморгнул и только теперь понял, что доктор-недоженщина обращается к нему.

— Мадам? — наклонил он голову вбок. — Это вы мне?

К счастью, наследственный имперский дознаватель в детстве обучался друидскому, что до жути похож на местное наречие. А доктор Лаусс его поднатаскал словами вроде «резонансная томография», «электрофорез» и «глюкокортикостероиды».

Голова от этого мира как деревянная. Лето идет к своему концу, а он едва сменил коляску на костыль.

— Да, — отвечала «мадам», — мсье Вадим ДотошкИн. Фе-до-ро-витч.

Последнее уродливое слово далось ей с особым трудом.

У Фарра зашевелились на затылке волосы. По-прежнему седые, зато Аврорин шампунь оказался благоухающей штукой шелковистого действия — как он прежде без нее обходился? Из самой Нижней Силезии прислала. Yope называется.

Соберись, Фаррел Вайд. ДотошкИн? Дотошкин, то есть? «Вадим Федорович»?.. Не дай Видящий кому-то так называться, тем более — главному имперскому дознавателю. Ночной кошмар, а не имя. Равно как и та, что его произнесла. Чудовищная ошибка. Она даже документы по слогам читает, и имя перепутала, к тому же.

«Лучший специалист». А хвалят свою Францию, как курица насест.

— Меня зовут Фаррел Вайд, — возразил Фарр со всем возможным достоинством.

И выпрямил спину, отрываясь от спинки стула. Мышцы заныли в изнеможении. Они вообще теперь предпочитали не напрягаться, и если бы не лечебная «физкультура» и вопиюще неприличные «массажи» — по словам весельчака Лаусса, один из самых действенных методов лечения для дистрофиков, а как для самого Фарра — наизощреннейший прием пыток — он бы катался в коляске до самой смерти.

И да. Еще уколы с гормонами. В такое место, которого никому не показывают просто так.

Психолог мягко улыбнулась и отложила документ, в котором вычитала свою вырвиушную ересь. Вайд скосил на бумаженцию глаза, вытягивая шею. «Дотошкин Вадим Федорович». И его портрет. Фотография, как называют мгновенную картинку в мире Зари.

Шею заело, и он не сразу смог вернуться в прежнее положение.

Быть не может!

— Светлейшество! — оттого вырвалось сквозь зубы и сжатый кулак.

Не на друидском хотя бы — на родном.

«Будет у тебя новый паспорт и имя». Так делом занялся «Костик» собственной персоной, прежде чем смотать удочки?! Не поймал революционера и мошенника в своем мире — отдувайся в ином.

Психолог и так сощурила глаза еще уже, чем это представлялось возможным. Ждала ответа.

— Мсье… Вайд? — вкрадчиво спросила она. — Как вы себя ощущаете?

Фарр насторожился. Он слишком много провел допросов, чтобы не знать, как они выглядят. Вот оно как, значит. Лаусс — а еще другом прикидывался. «К врачу пойдешь». Не зря «врач» — от слова «врать».

— Сижу, — отчеканил коротко и осторожно.

Чем меньше информации — тем лучше. Покосился на костыль, отставленный в угол. Подобрался. Не время показывать слабость. Он будет держаться до последнего.

Что же она хочет выведать?..

Улыбка с лица женщины в жуткой разноцветной коже под халатом не исчезла — растянулась еще шире. Еще дружелюбней. Он редко использовал такой прием. Проще угрожать. И честнее.

— Это хорошо. А если поподробнее? Может, тревога, беспокойство, раздражение?..

— В таком месте? — Фаррел усмехнулся. Ею, конечно, двор Вестланда пугать только так, но у него нервы крепкие. — Обычная бдительность.

Пожал плечами даже для наглядности. Поморщился: кто бы подумал, что столь простые движения однажды станут отнимать столько сил.

Улыбка женщины стала немного менее искренней.

— Вы… сдержанный человек, мсье ДотошкИн.

Фарр стиснул зубы. Странник несчастный! Да он бы казни в Империю вернул ради такого дела, как поквитаться с Кастеллетом! Мсье ДотошкИн — что за притча. Хорошо, хоть ударение на французский манер, но что делать, когда он будет представляться родителям Авроры?!.

Они ведь прочитают правильно. Желваки, казалось, скрипят как морская соль в снастях.

— У вас, должно быть большой опыт в преодолении трудностей?

— Предпочитаю их предотвращать.

— А как вам удается держаться, когда все вокруг выходит из-под контроля?

Фарр даже опомнился. Потому что это реально сложно. Особенно с Зарей. Она постоянно выходит из-под контроля, что сейчас, что всегда. Он никогда не знает, чем она занимается и что ей стукнет в голову! Но об этом не с лекарями говорить. Это только их с Авророй семейное дело, и они справятся, когда придет тому свое время. Для начала — увидеться. А то… пока костыль и дрожащие колени, и этого чудовищно мало.

Психолог кашлянула. Что ей нужно? Фарр сузил веки, сосредоточиваясь. Хотел было свести пальцы, да те не слушались.

— Можете рассказать, что вы чувствуете, когда теряете опору? Например, после… э… событий на родине, смены страны?

Опыта в ведении допросов у нее явно кречет накакал, но все равно, морской медведь подери, неприятно. Удружил Лаусс. «Общая картина истории болезни»!

Его просто сирена укусила, в честном бою, к чему тут психологи и пещеры томографии?

Но все же самостоятельно встать на ноги он смог только благодаря неугомонному стремлению Лаусса к званию доктора наук.

Фарр ответил сдержанно и сухо:

— Вы имеете в виду, когда от меня ничего не зависит? Тогда я беру на себя ответственность за то, что зависит.

Психолог сделала нечитаемую пометку на досье «Дотошкина Вадима Федоровича».

— Защитная реакция, — кивнула она так, словно что-то для себя установила. — А кто поддерживал вас, когда вам было особенно тяжело?

Перед глазами всплыла опустевшая «Сцилла», киты-убийцы, смерть Гэрроу-старшего, долгий путь домой и рыдающие сестренки. А потом другие киты-убийцы, и сирены, и белые медведи, край света и умирающая от лихорадки Аврора…

Последний раз он видел ее такой. Экран телефона не в счет. Это все будто… пластиковое, как вон та пародия на розу. Он не успокоится, пока не увидит Ро снова. Не обнимет. Не удостоверится, что она есть, а не снится. И потому он просто обязан выздороветь. И пройти вот этот допрос.

Фарр сглотнул. Ответ прозвучал неожиданно глухо.

— Ответственность.

— А еще? — в голосе психолога расцвело неуместное сочувствие. — Друзья, знакомые, семья?

Кроме Авроры никто не приходил в голову. Он просто не позволял. Боялся, что не выдержат и держался особняком. А она… идиотски смело проглатывала зелье морской соли всякий раз, когда он собирался справиться сам. Сердце защемило, Фарр мотнул головой, и перед глазами полетели звездочки.

О любви не говорят вслух, тем более — с психологами.

— Это не ваше дело.

— Вы скучаете по ним?

— Скучать — не действие, — из милосердия пояснил ее округленным подведенным углем глазам, но строго: — Это тратит энергию.

— Вы не позволяете себе грустить?!

Допрос принимал странный оборот. И на душе делалось неуютно, будто черные змеи из Белого Шепота снова пытались затюкать на смерть. Но его и так уже затюкали, пусть и не змеи, и не совсем на смерть, но он вывалился в другую вселенную, и возвращаться в прошлое совершенно не в его привычках. Есть цель, есть план, есть действие. Фарр поднял бровь.

— Грусть непродуктивна.

Психолог вздохнула. А ведь она не представилась. Или представлялась, а он забыл. Память стала ни к сиренам с этими Лауссовскими массажами.

— Мсье ДотошкИн, чувства надо проживать… — пояснила мадам терпеливо.

Опять двадцать пять.

— Когда буду в безопасности и покончу с делами, тогда и займусь, — не менее терпеливо отвечал Фарр. — И я просил называть меня Фаррел Вайд. ДотошкИн — это неудачная шутка моего… э-э… друга.

Хотя, скорее недруга.

— Это ваше имя по паспорту, — строго возразила психолог. — А чего вы боитесь? Мсье… Вайд, — она со скрипом пошла на уступку его суровой складке на лбу.

Хотя по ее лицу видно, что он ей не нравится. Что ж, это взаимно. Фарр усмехнулся.

— Что не доберусь до жены.

— До жены?! — удивилась и заинтересовалась психолог. — Но вы не женаты, мсье Вайд. У вас в документах не указано…

— Не указано — не значит «нет». Мне ли вам объяснять, мадам?

— Вам не приходило в голову, что жена — плод вашего воображения?

— Мне скорее приходит в голову, что плод моего воображения — вы. Больного воображения.

Потому что здоровым он бы даже вообразить такой женщины не смог. Даже пассия Гаррика Тенора выглядит в своем замызганном тюрбане элегантнее.

Психолог нахмурилась. Она крутила карандаш в пальцах с жутковато длинными разноцветными ногтями. Нервничала. Фаррел сжалился. В конце концов, они, вроде как, для него стараются. Сложил руки на груди и изобразил улыбку.

— Что вам не дает покоя, мадам? Спрашивайте.

Женщина оторопела, а потом рассмеялась.

— Вы думаете, мы здесь, потому что МНЕ что-то не дает покоя, мсье Вайд? Мы говорим о вас!

— Ну, мне покоя не даете только вы, мадам. А раз и за вас переживать нет причин… — он напрягся изо всех сил, чтобы встать перед противником по возможности одним движением. Пришлось опереться о стол. — Тогда разумным будет на этом распрощаться, не находите?

Схватился за костыль, удержал равновесие, но психолог остановила:

— Мсье Вайд, я понимаю, вам кажется, что вы потеряли контроль над своей жизнью, и поэтому…

Он медленно развернулся.

— Мадам, мне не кажется. У меня была почти абсолютная власть. Я построил империю. Люди боялись меня и исполняли любой приказ. А теперь мне приносят укрепляющие супы и говорят, когда вставать с постели.

Смотреть на нее сверху вниз было проще. Вселялось обманчивое ощущение, словно парад правит он. Обманчивое, потому что главная тут все же эта женщина-недоразумение.

— О чем вы мечтаете сейчас? — вкрадчиво спросила мадам за столом.

Что за бездарное дознание. Какого дознавателя волнуют мечты допрашиваемого?

— Забрать жену и вернуться домой, — без раздумий отвечал Фарр. — И чтобы перестали трогать мою спину и все, что ниже — у вас странная мода издеваться над людьми, которые могут двинуть только пальцем. И я это сделаю. Еще вопросы?

— Думаю, на сегодня достаточно, — белозубо улыбнулась мадам.

Он вернул ей безупречную улыбку.

— Вам стоит поучиться искусству задавать вопросы, мадам.

— А вы могли бы меня поучить?

— Мог бы, не будь у меня других планов.

— До встречи в следующий понедельник, мсье ДотошкИн.


Доктор Лаусс только цокал языком и довольно кивал головой, читая заключение во время обхода.

— Так я и подозревал. Психосоматика, не генетика. «Шизоидные наклонности», — хмыкнул он, с нездоровой радостью поглядывая на бледного как подушка Фарра. — Походишь к мадам ДюЖарден по понедельникам. Не переживай, на фоне ПТСР это вполне объяснимо, скоро пройдет. Зато в остальном ты идешь на поправку, ты молодчина.

ПТСР?.. Шизоидные наклонности? Новые заковыристые словечки не сулили ничего хорошего. Но Фарр погуглит позже. Благодаря Авроре он знает, что гуглить безопаснее, чем задавать вопросы окружающим, хотя пальцы вечно не попадают на кнопки, и пока он узнал катастрофически мало.

Хуже звучит фраза про понедельники. Значит, ту образину зовут ДюЖарден. И допрос он не прошел.

— Лаусс, она называет меня ДотошкИн. Ты уверен, что эта ДюЖарден «лучший специалист»?

Лаусс как-то странно посмотрел на Фаррела. И дознаватель заподозрил недоброе, потому что в докторских глазах над темными кругами заискрилось неудержимое веселье. Будто эти два месяца, что он изображал не сколько лекаря, сколько спасителя и первого в жизни Фарра приятеля, он недоговаривал чего-то фундаментального.

Фаррел мрачно прищурился.

— Если хочешь мне что-то сказать — лучше говори. Иначе узнаю сам, и будет хуже.

Лаусс расхохотался, качая головой.

— Ох, Фарр… Да будут благословенны ученые мужи, что разрешили мне оставить тебя в клинике на свой страх, риск и кошелек. Ты самый интересный случай в моей карьере, и — дай бог — не последний. Можешь представить, сколько дистрофиков можно спасти, если пойти путем психосоматики?! Дружище, мы вытащили тебя с того света, — он даже имел наглость наклониться к койке, чтобы потрепать Фарреллово плечо и одновременно потрясти бумажным заключением по «Дотошкину» прямо перед его носом. — Всем прогнозам назло.

Хотя с того света его вытащили эксперименты сестры и необходимость антибиотика для Авроры, а не Лаусс. И неизвестно, что лучше. Но хоть Аврора жива и здорова.

— …ты боролся, как настоящий герой. Тело медленно, но верно приходит в себя, над мышечной массой мы работаем, так что ничего удивительного, что теперь сдает память: подводит и подсовывает странные образы и имена. Ты ведь жаловался на ее ухудшение сам, помнишь?

— Это не то…

Но Лаусс уже тараторил, похлопав пациента по плечу панибратски и выпрямляясь, чтобы проверить капельницу.

— Мадам ДюЖарден поможет тебе разобраться во всех закоулках подсознания. А я — завершу подъем на ноги, — что-то одобрительно буркнул, остановил, вытащил иглу из его вены, заклеил свежую дырку. — Думаю, через месяцок-полтора ты уже сможешь взобраться на смотровую площадку Ниццы пешком. Устрою тебе экскурсию, так и быть. Тебе ведь не довелось пройтись по нашему городу, сразу с горячей точки, а он ой как хорош! И забудешь все горести.

— Мне надо как можно быстрее в Силезию, я говорил тебе…

— Я помню, Фарр. Но насчет срока выписки решит мадам ДюЖарден.

— Мадам ДюЖарден?!

Сил даже хватило сесть, но локти безвольно согнулись, и, если б Лаусс не подхватил, так и грохнулся бы. Доктор на мгновение сделался серьезен.

— Мы не можем тебя отпустить, пока твое психическое состояние не будет внушать опасений, ты же понимаешь. Но не переживай, ты и здесь справишься. А мы поможем. Мадам ДюЖарден рекомендует перевести тебя в общий стационар. Думаю, это отличная идея: ты уже можешь вставать потихоньку, и общение с реальными людьми пойдет тебе на пользу. И моему карману тоже, — Лаусс легкомысленно хихикнул и подмигнул из-под очков. — Ну, герой, держись, зайду вечером на новую палату, проведаю! Твой друг КостИк что-то перестал приходить?

— Он… уехал, — буркнул Фарр.

Дядюшка Звездочет, сочинивший историю с горячей точкой, с горизонта исчез вместе с Кастеллетом, а судьба Седрика Джарлета, с которым они вместе поступили в скорую по одной легенде, Фаррела не слишком интересовала. Он так и не определился, друг это или враг. И вообще — кто. Тоже мятежник, куда более злостный.

Мадам ДюЖарден, которая считает его полоумным Вадимом Дотошкиным.

— Выше нос, герой. Все будет хорошо!

— Если не считать понедельников, — буркнул Фаррел, мысленно вычеркивая этот день недели из календаря навсегда.

Соображать после допроса у мадам психолога было тяжело, как и после странных слов Лаусса. Он, что же… называл его «Фарром» просто чтоб не не волновать лишний раз, а тоже туда же… полоумный Дотошкин?..

И теперь мадам с двойной кожей решит, когда он сможет полететь к Авроре. Всего два часа полета, а месяц за месяцем тянется впустую… Тьфу!

Фарр прикрыл глаза. Ящик холодного ветра, что назывался кондиционером, мягко ерошил челку.

Впрочем, а он что думал, когда Аврора ему рассказывала про другой мир? Сам не сразу поверил и тоже вылечить собирался. Вполне логичная реакция, получается. Обидно — и это мягко сказано — но для них иной реальности нет.

Что ж. Принять имя Вадима Дотошкина — не самая худшая плата ради достижения цели добраться до жены. И упражнения. Упражнения, упражнения, чтобы встать на ноги быстрее.

«Общий стационар» — знать бы, что это. Но Лаусс сказал «другие люди». Встретить их в таком состоянии, когда при неудачном движении падаешь с кровати… Стыд. Упражнения, упражнения. Он всегда был в них хорош.

Фарр медленно сел. Поднял одну руку, завел за голову. Получилось. Вторая.

Пожалуй, даже неплохо, что он встретится с другими людьми этого мира — выведать что-то лишним не будет. Например, как отсюда сбежать, если что, и как купить билет в Нижнюю Силезию. Аврора говорила, на «самолет». А потом вытащить ее из мира пластика и психологов на воздух, в Империю, домой…

Осторожно повернулся, опустил ноги на пол. Почувствовал приятный холод идеально ровной плитки. Тоже искусственной, как все в этом месте.

Это не должно быть сложно. Пока — проверим словечки. И Ро. Фарр пошарил ладонью по тумбочке, где лежал телефон. Кастеллет научил основам пользования. Проныра, хоть какая-то с него польза.

И вздрогнул. Телефона не было.

В необъяснимой тревоге стек с кровати на пол, с колен перепотрошил всю тумбочку. Но кроме вороха таблеток и ампул… Ничего! Вывалил все на плитки, судорожно разворотив ладонями эту стрекочущую и шелестящую кучу. Нет! Он теперь не увидит свою Ро?!.

— Мсье Вайд… — вошла знакомая медсестра с формами большого порохового бочонка.

Она тоже называет его Вайдом. Тоже уважая это имя как прихоть сумасшедшего? Фарр прищурился подозрительно.

— Мсье Вайд! — бросилась она его поднимать с пола. — Что с вами?

— Где мой телефон? — процедил Фарр, не помогая ей нисколько. Даже наоборот — жестоко обвисая.

Да, он жутко похудел, а она крупная и сильная и справится, но… Злость брала. Они его держат в тюрьме, а не в больнице, они…

— Доктор сказал, это предписание мадам ДюЖарден… Снизить посторонние возбудители… — пробормотала медсестра. — Ох, что же вы, все распотрошили…

Она рывком подняла его на кровать обратно. Не прокатило сопротивление…

— Вам успокоительное выписали, — подняла шприц.

Ее звали Кларис Мару, он вспомнил. Медсестра привычным движением свернула голову ампуле, сунула туда иглу.

— Отдайте телефон, — потребовал Фаррел, хватаясь за пластырь на вене и не попадая с первого раза. — Или вы тоже считаете, что я Вадим Дотошкин?

Кларис Мару покачала головой с улыбкой — на свету она слегка прыснула из шприца тонкой струйкой в воздух. Успокоительное. Это вроде ветреного зелья?..

— У вас так в документах написано.

— Да к медведям документы!

— Видите, какой вы неспокойный. Куда вам телефон еще?

— Мне… — он с ужасом смотрел, как, она переворачивает его на бок. Чтобы колоть не в вену, а туда, куда они вечно лезут против правил. Пижамные штаны держатся на честном слове. И тоже подвели.

Вывернуться не получилось. У него, у дознавателя империи! Мышцы после рывка на обыск тумбочки сдали по нулям, и даже укола почти не заметили. Фарр горестно застонал.

— Ну, будет вам, я ведь не больно колю.

— У меня… жена… там… в телефоне…

— Да, мсье ДотошкИн, все будет хорошо. Вы найдете себе жену, непременно. Настоящую, не в телефоне. Вы же такой красивый, перспективный, смелый.

Кларис Мару была женщиной великодушной, не только великотельной. Это чувствовалось. Потрепала его по голове, укладывая обратно на подушки. Улыбнулась.

— Мадам Мару, прошу…

— Вот только доктор Лаусс и мадам ДюЖарден вас подлатают — и сразу отправимся искать вам жену, еще очередь выстраиваться будет! Виртуальный мир — это опасно, по опыту говорю вам…

Ее голос сменял тембр и темп, утягивая в черную дыру…

В навалившемся сне он непомерное количество времени тащил свою безвольную тушку до ванной комнаты, где обнаружил, что любимая банка шампуня опустела. Безуспешно стуча крышкой по ладони, Фарр съехал по стеночке кабины на дно, спрятал голову в колени и долго молча сидел под струями. Аврора так делала однажды.

— Заря… шампунь закончился… Как же мы встретимся теперь…

Только Фарр не плакал. Дознаватели не плачут.


дорогие читатели! вообще-то, четвертый сезон планировался через месяцок (предыдущий завершен всего неделю назад), и в принципе в другом измерении и про другую героиню. но Фаррел, как всегда, путает все планы... Дотошкин настоящий, хих. влез и не дает отвлечься. и даже, по ходу, делить этот сезон не станет ни с кем.

визуалы, прогресс, планы и предыстории на тг канале автора https://t.me/keitandersenn_kitchen

Загрузка...