Фаталити

– KFC-ге қош келдіңіз (Добро пожаловать в КФС)
Я стоял у кассы для приёма заказов. Через меня проходили сотни лиц. Я стоял и ждал только одного.

Нанимающий менеджер была в шоке и непонимающе смотрела на меня при приёме на работу. Я даже убрал из резюме все руководящие позиции, образование за рубежом, работу в большой четвёрке. Она сидела в замешательстве, и я мог понять почему — я был, что называется, overqualified. В комнате, прямо над точкой общепита, было прохладно. Я видел через окно тот экшен, который творился внизу в зале. HR-менеджер была грузной молодой женщиной с огромным декольте. Она с любопытством рассматривала меня и читала листок с резюме.

– Вы точно понимаете, куда пришли? — сочувственно проговорила HR. — Давайте мы вас рассмотрим на менеджерскую позицию?
– Нет, я хочу фронтлайн. Работать с людьми. Принимать заказы, паковать заказы, раздавать заказы.
– У нас маленькие зарплаты, — попыталась испугать меня женщина обречённо.
– Я в курсе, — сказал я и вытянул руку, сунув в её блокнот пачку банкнот.

У женщины округлились глаза, она быстро свернула купюры и засунула их в бюстгальтер. Я как мог игнорировал декольте, не показывая удивления от картины. Почему женщины так делают? — подумал я.

– Вы приняты! Добро пожаловать в семью! — Её лицо перекосило от этой фразы, как от горького лимона. Затем она замялась и спросила: — А что такое фронтлайн?

Мой ментор был моложе моей дочери. Он смущался и не мог заставить себя говорить со мной на "ты". Он объяснил мне, как работать на кухне, как пользоваться POS-терминалом. Будучи зумером, он изъяснялся так, что смысла в его словах было столько же, сколько на пачке туалетной бумаги. Приходилось выуживать информацию из потока несвязных мыслей, вырывающихся из его рта. Стажировка прошла за шесть дней, и я приступил. Отрабатывал заказы, работал на износ. Брал столько смен, сколько мог. Приходил домой и падал замертво на кровать. Менеджер точки не мог на меня нарадоваться — моё лицо висело на доске почёта. В конце месяца рабского изматывающего труда на карту падало 120 тысяч тенге с премиями. Через полгода менеджер уволился и порекомендовал меня на замену. Я едва сумел отбиться от повышения зарплаты до 300 тысяч тенге с премиями. Меня переманивали другие точки, но я принципиально работал только в этом ТРЦ.

Каждый день я брал самую нелюбимую всеми роль — приёмщика заказов. Я не смотрел на лица клиентов. Я слушал их речь. Я обращал внимание на акцент, говор, интонацию.
Я ждал его. Тот самый голос, который я слышал всего один раз. Он сломал мне жизнь, но всё, что я знал о нём, — это небольшой акцент в нос и картавость. Этот голос я слушал каждый день на записи голосовых сообщений в Телеграм. Голос молодой, бодрый:
– Капитан КНБ Артыкбаев. Вы финансировали терроризм.

Голос мошенника на телефоне моей мамы. Он обманул пожилую пенсионерку и довёл её до больницы. Выманил большую сумму денег.

Всё, что осталось — записи телефонных разговоров. Следователь разводил руками: такие дела пачками лежат и ждут, пока они попадутся. Улик нет. Номер и карты подставные, давно обналичены.

Но я заметил на одной из фотографий, которые скинул мошенник, квитанцию от KFC с номером филиала. Оставалось только набраться терпения и ждать. И вот этот день настал.
– Можно мне баскет и два фри.
Лицо скрыто медицинской маской. На голове — капюшон. Я задал наводящий вопрос:
– Вы с улицы? Как погода там?
– Ничего, нормально.
Я похолодел. Это он.
Как только он забрал заказ, я скинул фартук и кепку KFC и ушёл, не оглядываясь. Менеджер кричал мне в спину:
– Смена ещё не закончилась!
Но я закончил. С этой сменой и с этой работой. Я шёл вслед за удаляющейся фигурой, зная, что впереди меня ждёт тяжёлая работа.

Сердце выпрыгивало из груди. Главное — не перегореть. Не наброситься на него со спины. Мне нужны были все улики. Я шёл за фигурой в капюшоне до подъезда его жилища. Небольшой двухэтажный таунхаус на тихой улице спального района. Жильё тут продаётся редко — тут живут для себя. Огромные квадратуры, высокие потолки, светлые комнаты. Здесь даже редко сдают квартиры. Я довёл его до забора с кодовым замком. Проводил взглядом через забор до подъезда. Мне ни к чему было его спугивать. Мне он нужен спокойный, уверенный в себе. Я был почти уверен, что он не заметил слежку. Но всё может быть.

Дальше — дело техники. Я не просто работал в KFC — я обдумывал варианты.

Я набрал номер своего давнего друга в органах.
– Даке, мне нужна помощь. Я в долгу не останусь. Пробей пару квартир.
Я продиктовал адрес и попросил досье на владельцев и тех, кто прописан по адресу.

Одна фамилия показалась знакомой. Что-то зашевелилось в дальних уголках памяти. Этот парень в капюшоне и маске был смутно знаком. Где-то я видел эти глаза. А фамилия? Тут у меня сработали флэшбеки. Это был известный в нашей школе ученик, сын депутата. Мы учились с ним полгода, пока его не загребли.

Какой план? Особо не было. Я решил под покровом ночи проникнуть в дом. Посмотрел в 2ГИС — рядом сервис по изготовлению ключей. Небольшой отдел в переделанной кладовке у входа в ЖК. За прилавком сидел человек с ограниченными возможностями — как они любят себя называть.
– Я потерял ключ от ворот ЖК. Сможете дубликат сделать?
Мастер посмотрел на меня и покачал головой. Я положил на стол 20-тысячную купюру. Он испуганно взглянул, но порылся под прилавком и вытащил брелок — ключ от ворот ЖК. Я оставлял следы, но надо было что-то делать, не привлекая внимания.

Я вошёл на территорию. Двор был пустынным и не просматривался из окон. Приватность на высшем уровне. Было жарко, хотелось пить, но отходить в магазин я не мог: надо было дождаться темноты. Я дождался, пока стемнеет, и следил за входящими, чтобы проскользнуть в подъезд. Я не заметил шагов за спиной — удар застал врасплох. Острая боль в затылке бросила меня на колени. Кровь потекла за шиворот. Остатками сознания я подумал: «Как я мог так попасться? Идиот!»

****

Я не знаю, сколько времени прошло, но я очнулся и медленно открыл глаза. Против моей воли из груди вырвался стон. Спина была вся в запёкшейся крови, которая стянула кожу. Пульсирующая боль била в висок в такт сердцебиению. Руки и ноги были примотаны скотчем к стулу, на котором я сидел. Вернее, полулежал. Обмякшее тело затекло и болело. Нестерпимо хотелось пить — губы были сухими и потрескавшимися.

Голова была свободна, и я повернул её, чтобы понять, где нахожусь.

Комната, кажется, находилась в подвале или паркинге — без окон, с одной дверью. Квадратов 30, не похожа на кладовку — скорее на склад. Голые стены, бетонный пол, два стула, на одном из которых сидел я. Меня поразил запах — резкий, химический. Почему-то на ум пришёл запах формалина, который я однажды почувствовал на похоронах.

Я не успел толком осмотреться, как услышал скрип.

Дверь, выкрашенная матовой краской, оказалась металлической и издавала ужасный звук при открытии. Вошёл тот самый любитель KFC. Он был в домашнем халате, на ногах — тапочки. Лицо всё так же скрывалось под медицинской маской. В руке — стакан с чайным пакетиком, верёвочка от которого болталась сбоку.

— Ты меня не помнишь? — Он стянул маску с лица и с видимым удовольствием отхлебнул горячую жидкость. В глазах двоилось, свет одинокой лампочки был невыносим, но я узнал его. Прошло пятнадцать лет, но я узнал его. Всё внутри перевернулось.

— А я думал, кто это следит за домом? — усмехнулся он.

— Когда тебя выпустили?.. — спросил я. В ответ — ещё один глоток чая.

— Что? Меня не выпускали. Я приехал к любимым родителям. — Он ткнул ногой в мешок, лежащий на полу. Я видел его раньше, когда оглядывался, но не придал значения — теперь понял: очертания были слишком похожи на тело. Я выпучил глаза от осознания. В этой комнате я был не первым, и, вероятно, не последним.

— Ты хорошо относился ко мне в школе. Поэтому ты ещё жив.

— Так это ты обманул мою маму? Выманил у неё все деньги? — Я знал ответ, но задал вопрос.

— Да. Жаныл Байжумановна была хорошей классной руководительницей. Но она ничего не сделала, чтобы остановить то, что происходило.

— Что происходило?.. Ты забыл, что случилось с Арманом? Арману было четырнадцать лет. Он ничего в жизни не успел увидеть. Сейчас ему было бы сорок. У него были бы дети. За что?.. За что?!

Рашид потемнел в лице. Он медленно вынул из кармана халата складной нож. Я в панике отпрянул, изгибаясь всем телом, насколько позволял скотч, которым я был примотан к стулу.

****

Я плохо спал ночью. Последний день лета. Завтра нужно было идти в новую школу, куда перевела меня мать. Мама была завучем — и что ещё хуже, моей классной руководительницей. Я окончил восьмой класс под её неусыпным оком в прежней школе, но теперь она решила перейти в другую, и забрала меня с собой. Так ей давали больше часов. Не думаю, что это была существенная прибавка — просто у матери был тяжёлый характер, и её долго не могли терпеть в коллективах. Эта тяжесть выражалась в гиперпунктуальности, маниакальной ответственности и эмоциональной атрофии.

Восьмой класс пролетел, как мокрый, измазанный в собачьем дерьме футбольный мяч, который я пинал с друзьями на площадке для выгула собак после школы.

Последний день лета. Август сходил на нет. Тревожность не давала мне уснуть всю ночь. Утром мать грубо стянула с меня одеяло, хотя я уже лежал с открытыми глазами.
— Что лежишь? Уже шесть утра. Я ушла. — Она пошла в школу засветло: дежурила по школе, хотела успеть закончить проверку тетрадей. Я понял, что завтрака не будет. Матери были важнее другие дети — их у неё было много: три тысячи. А на меня среди них места в её сердце не хватало.

Я встал, поел хлеба с чаем и пошёл в школу, чтобы за полчаса до начала уроков ждать, пока откроют кабинет. Вышел под промозглый моросящий дождь и шёл среди редких школьников — было ещё рано, некоторые досматривали сны. Я двигался в противоположную от остальных сторону и чувствовал на себе укоризненные взгляды: будто я иду не туда.

Мой дом был рядом со старой школой, но новая находилась на другом конце города. Я шёл под дождём минут сорок, пока не дошёл до серого трёхэтажного кубика с внутренним двором. Мне показали школу и путь к ней всего один раз, и я облегчённо вздохнул, добравшись. Никого не было. Я прошёл по коридору до кабинета, который мне вскользь назвала мама. Так и стоял, пока не подошёл учитель и не открыл дверь.
— Ты сын Жаныл Байжумановны? Она говорила. Заходи.

Я вошёл — и тут понял, что совершил ошибку, придя так рано: я не знал, куда садиться, а спросить было не у кого. Поколебавшись, я вопросительно посмотрел на учителя математики, чей предмет стоял первым уроком 1 сентября, но он отвёл взгляд. Я прошёл и сел на последнюю парту.

Запах краски после летнего ремонта ещё не выветрился. Белые лампы тихо шипели, освещая всё мертвенно-бледным светом. За окном занимался рассвет. Постепенно класс начал заполняться учениками.

Последними, прямо перед звонком, вошли двое: взъерошенный толстяк в сером свитере и растерянный тщедушный очкарик.
— Рашит! Арман! Опять опаздываете! — громко сказал учитель.
— Нет, Иван Сергеевич, мы вовремя, — толстяк ткнул локтем худого, и тот испуганно поддакнул.

Они прошли через весь класс и сели рядом со мной. Толстый — на отдельную парту, худой — рядом, грубо передвинув меня на соседний стул. Он, как мне показалось, агрессивно смотрел на меня. Я испуганно вжался в спинку. Меня учили не отвечать агрессией на агрессию. В прежней школе меня не били, потому что я был сыном завуча и классной руководительницы. За это меня презирала вся школа. Здесь же, в новой, у меня был шанс начать с чистого листа — до того, как узнают, чей я сын.

На перемене толстяк вытолкнул меня из класса и с размаху ударил в живот, пока толпа детей окружала нас, скрывая происходящее от учителей. Это была реальность того времени. Я сидел на корточках, корчась от боли, когда он обшарил мои карманы и отстал, не найдя ничего. Он не знал, что перед ним — сын нищих учителей.

Худой стоял надо мной даже после того, как дети разошлись. Подал мне платок и отвёл в туалет, плеснул в лицо водой.
— Ты не обижайся на Рашита. Его родители бьют, и он всех бьёт. Меня зовут Арман, — сказал он и неожиданно широко улыбнулся. Мы подружились.

Арман был очень умным и добрым. Его, как и меня, интересовало всё, что интересовало подростка в те годы — а именно Денди. Сеги ещё не было, или они не были так массово распространены на рынке.

Единственный из нас, у кого была Денди, — Рашит. С ним никто не общался, кроме Армана. А я подружился с Арманом. Мы приходили к дому Рашита, который находился в центре, на набережной. Арман звонил в дверь, и нам открывала женщина. Тогда я даже не понимал, что это была прислуга. Прислуга — это было что-то из бразильского сериала, которые были так популярны в то время. Но это — у них. У нас такого ещё не было.

Я тоже жил в частном доме, но у нас не было звонка. Если кто-то приходил в гости, он брал палку, лежавшую у входа во двор, и отбивался от собак, которые и служили звонком. У Рашита даже собаки не лаяли — от сытости. Дом казался роскошным — на взгляд подростка: ковры на стенах и на полу, огромный пузатый телевизор. В одной из комнат были натяжные потолки — неслыханная роскошь. Эту комнату называли французской. Видимо, из-за потолков.

Рашит включал приставку, и на экране появлялись черепашки-ниндзя. Играть мне не разрешали — я только смотрел, как Арман с Рашитом играли. Но я и так был счастлив. Я болел за черепашек.

В моём сенсорно обделённом детстве, где всё стояло в серой пелене, приставка казалась невероятной, инопланетной роскошью. Мы сидели, смотрели, пока у меня не начинало рябить в глазах. И вдруг — шаги во дворе.

Рашит резко вскочил, как ужаленный. Я не понял, в чём дело, но тоже поднялся. Его лицо стало белым, как мел. Он оттолкнул нас от телевизора и затолкал в шкаф. Мы были в шоке и просто смотрели через щель. Сам Рашит побежал наверх, в сторону родительской спальни. Вернулся — с ружьём в руках. Я такое видел только по телевизору.

В комнату вошёл мужчина. Ни слова не сказав, не обратив внимания на ружьё, он ударил Рашита. Тот согнулся и упал. Мужчина, всё так же молча, прошёл вглубь дома. Слёзы катились по моим щекам. Мы сидели в тёмном шкафу, среди запаха нафталина.

Дома на меня никогда не поднимали руку. И только теперь я понял, какая классная у меня семья.

Минут через пять, когда всё стихло, мы вылезли из шкафа и подошли к Рашиту. Он дышал, но был не в себе. Глаза открыты, но будто пустые. Мы с Арманом немного отошли от шока, но, глядя на него, снова начали беззвучно паниковать. Стараясь не издать ни звука, мы пробрались к выходу. Служанка молча открыла дверь.

Мы бежали так, что я не чувствовал ног. Я поклялся больше никогда не ходить в дом Рашита. Но Денди манила.

На следующий день Рашита не было в школе. Он пришел через неделю и мы ахнули. Он похудел как минимум на пять килограмм, и если раньше иногда на его лице была улыбка, то теперь его лицо было всегда мрачным. Он повзрослел за один день. Мы с Арманом также мучались от того, что не могли ему помочь в тот день. На вопросы, кто это был Рашит отмалчивался, только сказал что это брат.

—----------------------

Мама иногда приносила со школы всякую дребедень, которую находили учителя в кабинетах. Каким-то чудом она принесла домой картридж от Mortal Kombat. Это был дичайший дефицит.

Зачем он нам нужен — она, конечно, не знала: приставки у нас не было в помине, а весь дом был завален книгами, которые я читал без передышки. Просить приставку было не вариантом — денег у нас не было от слова «совсем».

Однажды у родителей не оказалось денег даже на зубную пасту, и мы месяц чистили зубы порошком из золы экибастузского угля и соли «Аралтуз». Моя приставка была в голове: мозг, который мог создавать чудеснейшие фантазийные миры из образов книг.

Но получить картридж Mortal Kombat — это была удача планетарного масштаба. Её нельзя было упустить. Я слышал легенды от друзей, что там невероятная графика. Никто из нас игру вживую не видел, но все знали пацана, который знал пацана, у которого была приставка — и тот был в восторге от МК.

У меня даже был код на фаталити, бережно выписанный на листочек. Что с ним делать — я не понимал, но смутно догадывался, что буквы и стрелки соответствуют кнопкам джойстика. Проверить это был только один способ.

Прошёл месяц, и мы стали забывать случившееся в доме Рашита. Картридж с МК прожигал мой ранец.

Мы с Арманом решились обратиться к Рашиту. За этот месяц он немного пришёл в себя, стал отвечать на вопросы на уроках. Он словно восстанавливался после тяжёлой болезни. Но он уже не был тем сорванцом, который ударил меня на перемене «из любопытства». В нём что-то сломалось.

Мы заранее спросили, когда он будет дома один. Он сказал, что в следующую среду отца и брата не будет, и мы сможем поиграть. Я был уверен: мне наконец доверят джойстик, и я смогу сыграть в Mortal Kombat.

Я не мог дождаться среды. Пятница и субботние уроки тянулись мучительно долго. Учёба по субботам тогда считалась нормой. Никто не задавался вопросом, зачем так нагружать детей. Родители тоже работали шесть дней в неделю — об этом часто забывают те, кто обвиняет их в равнодушии.

Наконец наступил тот самый день.

Я плохо спал с вечера вторника на среду. Мы с Арманом еле выдержали уроки, переглядывались и хихикали через парту. Мама, которая вела у нас русский язык, была вынуждена сделать мне замечание. Я стёр улыбку и втянул голову в плечи, чтобы она ничего не заподозрила.

После школы мы втроём побежали к дому Рашита. Никого дома не было. Он сразу повёл нас на кухню, где отрезал по куску хлеба, намазал маслом и посыпал сахаром. Ничего вкуснее в жизни я не пробовал.

Потом мы прошли в гостиную — так Рашит по-аристократически называл комнату с телевизором. В моём доме была спальня и кухня, где проходила вся жизнь.

Рашит включил телевизор, а я вытащил из рюкзака заветный картридж Mortal Kombat. Это было самое ценное, что я держал в руках в своей жизни на тот момент. Я бережно вставил его в слот и нажал «Старт», передав джойстик хозяину из уважения.

Рашит выбрал персонажа и начал жать кнопки наугад. Мы с Арманом смотрели заворожённо. Время побежало незаметно. Мы были детьми, впервые увидевшими цветной мир видеоигр.

Собака залаяла слишком поздно. Пришёл старший брат Рашита. Тот вскочил, заметался по комнате. Мы с Арманом бросились прятаться в шкаф, как в прошлый раз. Почему мы так боялись — мы и сами не знали, просто ориентировались на панику Рашита.

Шкаф был забит вещами, и места хватило только на меня. Арман юркнул в шкаф за телевизором. Рашита уже не было в комнате — он снова убежал наверх, в родительскую спальню.

Громкий топот брата заставил меня перестать дышать. Я боялся, что он услышит моё дыхание. Никогда его не видев, я всё равно представлял какого-то кровавого монстра.

Рашит спустился с ружьём в руках — доведённый до безумия страхом перед братом, который измывался над ним всю жизнь.

Я вышел из шкафа, чтобы помочь… Раздался выстрел. Заряд прошёл через телевизор и ударил в шкаф.

Перед экраном лежали два тела. Рашит был без сознания от шока. Его брат — на полу, зажимая дыру в животе. Но больше всего меня пугала дыра в шкафу, где прятался Арман.

Я подошёл, открыл дверь… и уже знал, что увижу.

Я выскользнул на улицу перед тем, как приехала полиция. Никто никогда не узнал, что я был на месте преступления. Рашита — или, как потом говорили, Расула — больше в школе не видели. Нам сказали, что его упекли в психушку. Никто из класса не пошёл на похороны Армана. Времена были другие. Все молча пожимали плечами: «Да, бывает».

И только я долго не мог сидеть на парте, где сидел Арман.

****

— И за что? За что? — Рашит потемнел в лице и вынул из кармана халата складной нож. Я испуганно отпрянул, изгибаясь всем телом, докуда мне позволял скотч, которым я был примотан к стулу.

Он подошёл, разрезал скотч и сказал: — Деньги твоей матери я не верну. Не то чтобы они мне нужны, но это наказание. А для тебя у меня другое наказание.

Он подошёл к телевизору, который стоял за моей спиной, и я не мог его видеть, когда был связан. Но теперь я разминал руки и думал, как мне выбраться из этой передряги.

Рашит возился под телевизором, не выпуская из рук ножа. Дверь он закрыл на замок, поэтому я не мог броситься к выходу.

Наконец Рашит справился с телевизором и обернулся ко мне. В руках у него был джойстик. — Сыграем? — Что? — я не верил своим ушам. — Мы так и не доиграли.

На экране были картинки прошлых игроков. Карта памяти помнила наши ходы.

Я похолодел. Я не мог играть в видеоигры с тех пор. — Ты помнишь? — внезапно охрипшим голосом спросил я и поразился, услышав свой голос.

Рашит взял стул, развернул и сел в него, протянув мне джойстик. Я сел на пол, поджав ноги, и мы начали играть. Я не стал спорить. В руке у него так и был нож.

— Я долго не мог понять, как так получилось, что ружьё выстрелило, — сказал Рашит. — Мы с братом иногда пугали друг друга ружьём отца. Это было несерьёзно.

— Round One! — прозвучало из динамиков телевизора.

— Меня долго пичкали лекарствами, от которых я не мог думать. Но потом я начал вспоминать. Я лежал на полу, и тут услышал, как ты вылезаешь из шкафа, берёшь ружьё и стреляешь в моего брата.

— У меня не было выбора. Он хотел и на меня наброситься.

— Ты убежал, оставив их умирать. В тот день ты убил не только брата и Армана, но и меня. Но я решил дать тебе шанс. Кто выиграет этот матч, тот выйдет из этой комнаты живым. Другой — нет.

— Lu Kane wins! — Я похолодел, потому что играл за Саб-Зиро. Выбор, сделанный 20 лет назад.

— Round Two! — прозвучало из динамиков телевизора.

— Sub-Zero wins.

— Final round!

Я понял, что мне надо выиграть этот раунд, иначе на меня нападёт псих с ножом. И тут я вспомнил код, который писал детской рукой в тетради: Вниз, Вперёд, Вниз, Вперёд, LK.

Саб-Зиро взлетел и заморозил противника.

— Fatality. Sub-Zero wins.

Рашит посмотрел на меня с улыбкой. Потом взял нож и, глядя мне в глаза, перерезал себе горло.