Фавн

ФАВН

Прийти в себя ему помог стон и сонм мёртвых неупокоенных душ.

Его подбросило в кровати, будто молнией поражённого, и он осел, свесив ноги и руки с края матраца, упёршись лбом в колени. Над головой гудели мухи. Гудели повсюду и воняло как из сортира. Он провёл ладонью по внутренней поверхности ляжки, зацепив промежность, отдёрнул руку с отвращение: слава богу он был в трусах, и склизкая блевотина напрямую не достигла его прелестей, хотя... можно считать это везением, когда твои чресла маринуются в твоей же рвоте?

Его же, да?

Со спины на него падала полоса света; кто-то раздвинул шторы: вчера вечером они точно были задёрнуты, потому что они...

Хэнк резко вскочил, сбив в полёте головой пару мух, и заазирался по сторонам.

— Где я, нахрен, нахожусь?

Свет был погашен, лишь солнце на рассвете прорезало комнату пополам. Хэнк задел голенью матрац на котором очнулся, справа от него стояла низкая тумбочка без дверцы, видно — совершенно пустая. Чёрный прямоугольник, должно быть, дверь. И скрытый в полутьме, в самом дальнем углу комнаты, картонный ящик, в котором Хэнк вчера притащил нужные для дела инструменты; кто-то отпихнул его туда, и кто-то забыл вернуть инструменты на место.

— Успокойся, Хэнк. Всё в порядке. — Голос за приделами его взгляда звучал натуженным, будто его владелец поднимался в гору. Он был женским.

— Вики? — спросил Хэнк, подбираясь к окну. — Ты?

Ответ не заставил себя долго ждать.

Из оконной рамы вырвалась рука, и, как мертвец из фильма, ухватилась за подоконник. Зелёные ногти, длинные, обломанные, прочертили ещё четыре линии по и без того исцарапанной древесине; Вик никогда не рассчитывала свои силы, чем, собственно, и была прославленна недвусмысленно: за барной стойкой её легко было взять на слабо, чем Хэнк и другие приятели из их круга пользовались, дело быстро доходило до уютного гнёздышка и стонов.

Хэнк ухватил запястье и резко дёрнул на себя; Вик выдала из себя глухой «пфф», будто сдувшейся воздушный шарик. Её макушка вынырнула — коротко стриженная, цвета морской волны, она напоминала Хэнку павлинов, и изрядно подбивала на колкость — следом появилась и знакомая физиономия.

— Полегче. У меня руку ломит. Клешня какая-то...

Хэнк втащил Вик наполовину. Вторую часть себя — она настояла — втащила сама.

— Фингал откуда? — тупо спросил Хэнк. Он нерешительно обошёл её с фланга, который, по его разумению, этим утром явно не хотел ничего видеть.

— О фавна ударилась. Лоб у этого чертяги, что твоя скала. В жизни не подумала бы, что меня боднёт баран... — она помолчала, соображая, — то есть, фавн. Они же от овец произошли, да?

Хэнк не ответил — был занят лицезрением Вик во всей красе. Та была голая, ну, прямо совсем нагая. И кажись этого совсем не замечала. Вот удача.

Вик щёлкнула перед его носом пальцами:

— Эй, с тобой говорю. Земля, приём! Земля вызывает Хэнка, ответьте!

— Козлов, — пробубнил он.

— Что?

— От козлов. Полукозлы — полулюди.

— Точно.

Он перевёл взгляд с сисек на лицо, и только тут замети (был занят другими частями тела Вик, более интересными по его мнению), что у его подруги неестественно разбухла голова. Всё лицо будто наполнено ботоксом. Выглядит не ахти, как вылитый зефирный монстр.

— Вик, твоя голова, — он коснулся надутого подбородка, — выглядит хреново.

— Ай! — она отстранилась, пряча лицо.

— Тебе к доктору нужно.

— И без тебя знаю.

Хэнк плюхнулся на матрац, похлопал сбоку от себя, жестом приглашая Вик, она плюхнулась рядом. Матрац, когда-то белоснежный, стал жёлтым от пролитого на него за все эти годы пива и впитавшем превеликое множество сортов мочи, гармонично вписывался в картину — ложе для короля и принцессы. Свет из окна стал ярче, теперь комната теряла тени, развеивался полумрак.

Стали видны пятна на глазурных стенах; жёлтые и багровые розы расписывали холст. В углу, возле двери поблёскивала лужица — чей-то ужин, наверное Хэнка.

— Слушай, — начал Хэнк, — что вчера произошло? Я совсем не помню. Знаю, что инструменты принёс... а где они между прочим? Неважно. В общем, расскажи.

Вик посмотрела на него, левый глаз ни раскрылся — было видно, она даже не заметила этого, как и муху присевшую на её лоб. Сказала:

— Помню только, как рога Фрэнку прибивали, а дальше, — она обвила пальцем глаз и лицо, — я получила по морде от фавна, а ты заблювал угол и вырубился.

— И всё?

— Всё.

— А почему ты оказалась снаружи и голая?

Вик посмотрела на себя, на груди и то, что было между ног, вскинула голову, покривилась толи от боли, толи от осознания, что всё это время щегаляла перед Хэнком в чём мать родила, может от того и другого разом.

— Мы с Фрэнком вышли подышать свежим воздухом и трахнулись прямо там же. Ну как, он трепыхался на мне, как выброшенная на берег рыба. В его понимании, это называется: отжарил!

Вик занялась смехом, Хэнк нет. Он знал, что Вик больна сифилисом, и жалел Фрэнка, что тот, полный дурак, об этом забыл.

— А где он сейчас? — прервал он наконец лошадиное ржание Вик. — Он где?

Немного охолонив, попрыскивая, Вик посмотрела на Хэнка и выпалила:

— Не знаю. Скорее всего ускакал с другими фавнами в лес, сношаться с оленихами. У них как раз течка!

И снова взорвалась взрывом смеха.

Хэнк глянул в окно, на зашедшее солнце, и прошептал:

— Сейчас сезон охоты. Скорее всего какой-нибудь охотник по ошибке взял его на прицел.

11 ноября 2024...