Фаворский синдром

Угольно-чёрное небо над полюсом усыпано звёздами. Северное сияние струится над торосами. «Георгий Брусилов», стоящий в узком разводье, мерно покачивается, ожидая проводки. По бокам теснится лёд — ноздреватый, грязно-голубой. Ефим, откинувшись в пилотском кресле, заканчивает настройку. Обернувшись, он различает в темноте белеющую громаду рубки. Зрители на мостике надевают солнцезащитные очки. Кто-то машет ему рукой. Приведя в движение десятитонный погрузчик, Ефим поднимает в ответ манипулятор, в котором зажата гигантская лопата. Фигура у «Святогора» — человекоподобная, для удобства мысленного управления. Поликарбонатные стёкла грудной кабины когда-то давали превосходный обзор, но сейчас наглухо заварены пенотитановыми панелями. Десятисантиметровые плиты покрыты вмятинами и царапинами, словно злой великан лупил по ним молотом. Теперь единственный способ смотреть на мир — через поворотную видеобашенку на крыше. Радужное изображение с камер, сотканное из инфракрасного, видимого и рентгеновского спектров, напоминает бензиновую плёнку. Вращая головой робота, Ефим осматривается — нагромождения многолетнего льда теснятся до горизонта. Перед судном — трёхсотметровая промоина, заполненная серой шугой. Используя ТМИН, пилот отдаёт приказ, и «Святогор» принимает теннисную стойку — с лопатой, занесённой для удара. Пора!

Сияющий луч ударяет в конец промоины. Раздаётся оглушительный взрыв. Циклопический столб воды взметается в небо. Пятиметровый лёд идёт волнами. Пространство впереди заволакивает паром. Во все стороны, словно вулканические бомбы, летят глыбы льда. Ударная волна врезается в корпус. Пенный вал накрывает судно. Палуба ходит ходуном. Грохот стоит невообразимый. Ефим срывается с места — «Святогор» скользит по баку благодаря воздушной подушке, вмонтированной в ступни робота. Лопатой он разбивает летящие на нос ледяные громадины, принимая бронированными плечами град осколков. В перерывах погрузчик поддевает скопившуюся на палубе ледяную мешанину и швыряет за борт. Контейнеровоз прёт вперёд, следуя за всеразрушающим лучом. Надо торопиться, пока ФАВОР завис в зените. Скоро он начнёт сваливаться из апогея, разгоняясь с каждой секундой, чтобы стремительным метеором пронестись над выстуженной Антарктидой и спустя три часа вновь вынырнуть над Северным полюсом. Пока орбитальная платформа не ушла за горизонт, ей предстоит вести караван по прямой, взрывая ледовые поля на пути. Газовозы из Сабетты и сухогрузы из Норильска пройдут между Элсмиром и Гренландией, чтобы добраться до канадского Черчилла в Гудзоновом заливе.

Ефиму аплодируют все, кто сейчас на мостике. Упиваясь тщеславием, пилот не замечает, что громоподобный гул, сопровождающий работу ФАВОРа, становится всё ближе. Вынырнув из облака пара, луч ударяет в корабль. «Ты это видишь, брат?» — успевает выкрикнуть Ефим прежде, чем меркнет свет.

Часом ранее:

Андрей объезжает Большой Кремлёвский дворец по кругу. С одной стороны, неприятно, что его — подполковника СИБ — поставили в простое усиление, а с другой — охранять место сие почётно, ведь здесь скоро состоится обращение императора к государственному собранию и будут подведены итоги года. Неподалёку наверняка прохаживаются его коллеги из Системы Имперской Безопасности, но лишь Андрею начальство разрешило передвигаться верхом, зная его нелюбовь к пешим прогулкам.

В Кремле тихо — от реки веет безмолвием и прохладой, и лишь со стороны Александровского сада доносятся звуки народного гулянья — там царит предновогоднее оживление. Андрей закрывает глаза, подставляя себя ветру и чувствуя, как мороз покусывает круглые бока шалтая. Свернувшись в позе эмбриона внутри роботизированного чрева, он рассеянно пролистывает перед внутренним взором рабочие материалы — иностранную прессу, разведданные, аналитику.

Шалтай, чёрное яйцо двухметрового диаметра, несёт Андрея вдоль Боровицкой улицы. Его многослойная скорлупа достаточно прочна, чтобы выдержать очередь из крупнокалиберного пулемёта, но не настолько, чтобы спасти оператора от кумулятивной ракеты. Лёгкий разведчик — не более того. Яйцеобразная кабина подвешена к бочкообразному плечетазу, из которого растут страусиные ноги, обеспечивающие шалтаю превосходную прыгучесть и сокрушительный пинок. Если ног не хватит, то из плечетаза вынырнут стрекательные щупальца — семиметровые скрутки наполненных парафином углеродных нанотрубок. Толщиной с руку взрослого мужчины, верхние конечности в сорок раз сильней человеческих, стоит только пропустить через них ток. Ноги машины устроены так же, только в них для жесткости добавлены суставы из углепластика. Этого кальмарострауса венчает малюсенькая голова, набитая умносенсорами. Датчики попроще усеивают поверхность яйца, преобразовывая внешние воздействия в понятные человеческому мозгу ощущения — температуру, давление и тому подобное. Что до управления, то это как на велосипеде ездить: однажды научившись, уже не забыть.

Андрей проходит мимо охраны мероприятия — лейб-гвардии казаков. На них чёрные черкески и шаровары с васильковым галуном. Хромовые сапоги скрипят на морозе. Грудь перечёркнута лопастями башлыка. Заломленные набок папахи, из-под которых лихо выбиваются химически завитые кудри. За спинами — компактные винтовки. Булатные бебуты в серебряных ножнах заткнуты за алые кушаки.

От казаков веет маскарадом. Глядя на их подкрученные усы и румяные от мороза лица, как-то забываешь, что за всеми этими парадными декорациями скрываются разогнанные нейростимуляторами рефлексы и кибернетические улучшения, годы службы в специальных подразделениях и реальный боевой опыт. Волки в овечьих шкурах. Профессиональные убийцы на страже государственного спокойствия.

Интересно, каким они его видят? Мрачное ходячее яйцо, слоняющееся там, где не положено быть транспорту? На груди шалтая белые буквы — СИБ, за спиной — два универсальных контейнера. Что в них? Может быть что угодно — начиная от безобидного блока радиоэлектронной борьбы до чего-то действительно опасного — скорострельного лазера или противоспутниковой миниракеты. Наверняка, лейб-казаки следят за ним пристальней, чем за дворцом и прочим народом, шастающим по территории.

Воспользовавшись ТМИНом, Андрей привычно разделяет сознание на три рабочих потока, чтобы каждая из виртуальных личностей с полным сосредоточением занялась своим делом. Одна просматривает служебные документы, вторая ведёт шалтая по маршруту, третья готова пообщаться с братом.

Он открывает спутниковый канал связи с ТМИНом Ефима. Последний узел называется «ОБЧР Святогор» — значит, сидит в погрузчике.

— Здравствуй, Ефим.

— Привет, старшенький.

— От младшенького и слышу, — их обычный обмен подколками. — Как дела?

— Стоим на полюсе. Ждём луча, — отзывается брат. — ФАВОР ведёт встречный караван из Канады, затем перестроится и примется за нас. Готовлюсь ледышки отбивать.

— Ты вроде на реакторе трудишься?

— Смена не моя — делаю, что хочу.

— И к чему этот риск? Сам же говорил, что лёд убирают, пока нет луча.

— Правильно, пусть рубку завалит до мостика, — отмахивается брат. — Люди ждут представления. Хотят видеть меня в деле. Ты забыл? Я человек-легенда. Чемпион Севморфлота по робохоккею. Пилотирую всё, что движется, а что не движется — двигаю и тоже пилотирую.

— Как всегда — сама скромность.

— Это семейное.

— А в остальном как дела?

— Да вот, жениться надумал, — делится Ефим.

— Врёшь!

— Серьёзно. За нами идёт сухогруз «Борис Вилькицкий». Там на дизеле чудо-девушка работает — Маша. Хочет подучиться и к нам — на реакторы. Возьму её к себе, чем плохо? А пока можно свадебку сыграть. У нас, как раз, и храм на корабле есть. Мы с мужиками, кстати, рубку под собор разрисовали: гульбище, прясла с закомарами, колонки наборные — всё как положено. А колпак РЛС в «золото» покрасили и сверху крест водрузили. Красота!

— Богохульники. Что вам батюшка на это сказал?

— Хорошо, говорит. На душе жаворонки поют, когда смотришь.

— Тогда ладно. А с Машей ты давно знаком? — уточняет Андрей.

— Неделю точно.

— Ты хоть сознаёшь, насколько это безответственно?

— Кончай брюзжать, старикан. Сам-то до сих пор не женился. Всё по лунной княжне сохнешь?

— Она не княжна, да и живёт в Москве, — поправляет Андрей, а внутри всё сжимается. Брат задел за живое. Сколько времени прошло? Два года уже, а забыть не получается. Воспоминания приходят незвано.

Лунный благотворительный бал. Высший свет. Андрей, только восстановившийся после ранений, стоит, прислонившись к стене. Высокий воротник новенького мундира грозит перерезать горло. Одинокий и мрачный, он сам не знает, что тут забыл. Не вальсировать же, в самом деле… Объявляют белый танец. Неожиданно он ловит на себе девичий взгляд и отводит глаза. К нему подходят. Он видит перед собой барышню лет двадцати.

Высокая, худая и немного нескладная, с длинными прямыми волосами, заложенными за оттопыренные уши. Белая свободная блузка, черная плиссированная юбка до колена, фиолетовые туфли-лодочки. В её облике есть что-то милое и беззащитное — он не может сказать точнее, просто в тот момент ему кажется, что внутри она добрая и скромная, а это главное, что может привлечь его в женщине.

— Танцуете, господин офицер? — голос у неё приятный, с хрипотцой. Он уже знает, кто она — ТМИН нашёл её лицо в базе СИБ. В нём всё немеет, но он отшучивается:

— Только на месте перетаптываться умею.

— Этого достаточно, — улыбается Ольга Ильинична.

Они кружат по залу — с лунной гравитацией это легко. Её ладони холодны, как лёд, а плечи — горячие, как батареи в разгар отопительного сезона. От такого контраста по коже бегут мурашки. «Что её привлекло? — спрашивает он себя. — Чёрный мундир с васильковой выпушкой? Молодцеватая фигура? Орден на груди или, может, боевые шрамы?»

— Где служите? — спрашивает дворянка.

Он кивает на петлицу с двуглавым орлом, сжимающим в лапах ноль и единицу.

— Двоичные войска? — поднимает бровь девушка.

— Именно, — отвечает он и смеётся: — Точнее и сказать нельзя!

— Брат, уснул там? — возвращает его в настоящее Ефим.

— Извини, замечтался.

— Зря ты в неё втюрился. Ничего в ней нет, кроме родовитости.

— Хочешь сказать, это гало-эффект?

— Чего?

— Ну, это когда красивые люди кажутся умнее, чем они есть. Думаешь, дело в том, что она из знати?

— Ничего я не думаю. Вы с ней виделись с тех пор?

— Пару раз. Созваниваемся иногда… Просто мы живём в разных мирах.

— Ещё бы. Ты пока только личное дворянство получил. Как называлась та операция? Катаракта? Катарсис? А может Катарстрофа?

— Никак не называлась, — не сознаётся Андрей. — Страну разрывали противоречия. Всё развалилось само. Мы ни при чём.

— Ну ладно Катар, — соглашается Ефим. — А Саудовская Аравия? Тоже скажешь, сама?

— Именно. Все эти ближневосточные нефтяные пузыри рано или поздно должны были лопнуть.

— Да ладно!

— Ты знаешь, что в Катаре мужчин было в три раза больше женщин? — спрашивает Андрей.

— Нет.

— Ужасная диспропорция. Природа взывала к балансу. Некое преступное сообщество, используя социальные сети, завербовало по всей Европе почти полмиллиона девушек и устроило им нелегальную эмиграцию в Катар. Все были рады — катарские мужчины получили дешёвых жён, а те наконец-то смогли вырваться из нищеты. Правда, оказалось, что перед отправкой контрабандисты надевали на голову каждой девушке устройство наподобие ТМИНа и что-то правили в мозгах, чтобы повысить их конкурентоспособность на местном рынке. Снимали кое-какие этические запреты… Через год мятежники свергли эмира.

— Не ты ли всем этим занимался, старшенький?

— Что ты! Это всё местные. На Востоке работорговля — старинная забава. Мы просто нашли действующий канал и помогли им расшириться до нужного масштаба.

— За это тебе и дали подполковника?

— Нет, за другое.

— Когда у тебя следующее повышение? — интересуется брат.

— Уже никогда, — зло бросает Андрей. — Вместе с повышением меня перевели сюда — штаны просиживать.

Сам не замечая, он скрипит зубами. Полковничье звание открыло бы для него пятый класс в табели о рангах, что давало потомственное дворянство, а вместе с ним и возможность… Нет, прочь несбыточную мечту! На Ближнем Востоке карьера Андрея была стремительной — стал подполковником в тридцать. Не зря его в шутку назвали «катарскими асессором». Теперь же он и помышлять о подобном не смеет — его посадили за аналитику. Чтобы быть на шаг впереди всех, надо знать, кто где шагает. Открытые научные данные, инсайдерские источники, моделирование и нейроразведка — вот его реальность. Возможность совершить подвиг равна нулю.

— Хоть познакомился с кем, а?

— Иди лесом.

— Вот ты сидишь, а жизнь проходит мимо.

— Пускай. Не в жизни счастье.

— Скоро у тебя мозги в бородинский хлеб превратятся, — предрекает Ефим.

— Почему?

— Из-за ТМИНа! Ты его вообще снимаешь, старшенький?

Андрей понимает — брат прав. ТМИН успел намять ему голову. Того гляди залысины появятся там, где Транскраниальный Магнитный ИНтерфейс прижимается к черепу.

— А я ведь тоже мог, как ты, пойти на военную службу, — заявляет Ефим.

— Поверь, ты ничего не потерял.

— Прекрати. Эта шутка смешная только первый раз, — отмахивается Ефим. — Я серьёзно. Был бы к твоим годам генералом.

— Мечтай, — хмыкает в ответ Андрей и смотрит на часы. Скоро начнётся обращение.

— У тебя там хоть интересно? — спрашивает брат. — Есть на что поглядеть?

— Умеренно. А у тебя?

— Луч через сорок минут. Сейчас на той стороне Арктики работает. Мы его даже отсюда видим…

— Можно, я посмотрю? — спрашивает Андрей.

— Как посмотришь?

— Да прямо из глаз твоих.

— Это что-то новенькое. Объясни.

— Ты же сам попросил тебе ТМИН настроить. С тех пор у меня есть к нему доступ.

— Ну, удружил. Только я не слышал, чтобы можно было видеть глазами другого.

— Ты прав, это невозможно из-за отличий в нейронной топологии, — соглашается Андрей. — Если передать сигнал из глаз одного человека в мозг другого, ничего путного не выйдет — мозг каждого уникален.

— И где подвох?

— Мы с тобой исключение. Однояйцовые близнецы.

— Вот уж нет! — тут же идёт в отказ Ефим. — Как такое может быть? Сам подумай. Ты урод, а я красавчик. Ты низкий, я высокий. Ты толстый, я стройный. В конце концов, ты уже старик, и женщины тебя не любят.

— Я старше тебя на пятьдесят минут, — возражает Андрей. — И те, кто нас не знает, не могут нас различить. Вешу я, кстати, столько же. И рост одинаковый.

— Враки.

— Так как?

— Нет.

Андрей вздыхает. Они с детства отличались от карамельного образа близнецов, у которых всё одинаковое — одежда, причёски, игрушки. Ефим всегда претендовал на то, что он не просто другой, но что он лучше Андрея во всём. Меж ними не было соперничества — чем бы ни увлекался один, второй выбирал себе иное занятие. Это не делало их чужими, хоть порой и создавало проблемы — как сейчас.

— Тут красиво, — начинает Андрей. — Сияют окна Большого Кремлёвского дворца. Солнце пылает на золотых куполах Благовещенского и Архангельского соборов. Схожу полюбуюсь, как подъезжает императорский кортеж.

— Уговорил, — сдаётся Ефим. — Меняемся. Это сложно?

— Нет, у меня уже программка написана. Сейчас поставлю её тебе.

— Злодей, крутишь моим ТМИНом, как своим.

На настройку уходит минута, и вот они видят глазами друг друга.

— Ух ты, казаки, — говорит Ефим.

— А почему так темно? Какой у тебя робот примитивный, — жалуется Андрей.

Несколько минут они играются с новым режимом, затем возвращаются каждый к своему зрению, оставив перекрёстный канал открытым.

Начинается обращение императора к парламенту. Андрей находит прямой эфир в Импернете и устраивает совместный просмотр, не забывая прохаживаться по Троицкой улице и делать вид, что патрулирует. Ежегодное послание государь начинает со слов благодарности неодворянству — опоре самодержавия.

— Хорошо быть дворянином? — спрашивает Андрея брат.

— Нормально. Доплата хорошая.

— Голосовать часто приходится?

— Два-три раза в неделю. Через ТМИН всё просто, — Андрей открывает панель голосования и просматривает, нет ли свежих тем. — К тому же, это почётная обязанность дворянина. Как-никак, мы референтная группа общества. Я голосую только по вопросам безопасности. Для других областей надо много документов читать, чтобы разобраться, что к чему.

— Всё равно ваше голосование императору не указ.

— Ты прав, результаты голосования имеют рекомендательный характер. Если государь хочет, то прислушивается к дворянству. По крайней мере, он всегда знает наше мнение по важным вопросам. Не скажу, чтобы его решения расходились с тем, что мы советуем.

Андрей подключается к камере кругового обзора, установленной в Георгиевском зале дворца. Император выступает с трибуны. За его спиной — двухместный трон, где осталась сидеть государыня. Зал заставлен стульями. Передние ряды отведены государственному совету и первым лицам, дальше устроились депутаты государственной думы. Над сидящими нависают огромные люстры. Вдоль стен расположилась военная и чиновничья элита. Воспользовавшись режимом полёта, Андрей находит в первых рядах отца Ольги Ильиничны. Тот, словно чувствуя внимание, смотрит прямо в камеру. Андрей отводит объектив в сторону.

Тем временем император, успевший поблагодарить военных, учёных и космонавтов, переходит к достижениям. Конечно же, первым делом он заговаривает о важности Марсианской колонии. Двенадцать самоходных куполов кочуют по поверхности планеты, исследуя недра и столбя территорию. За лето пройдена тысяча километров. Один купол сорвался в пропасть — семь человек погибло. У двух куполов вышла из строя ходовая часть — их тащат на буксире. Сейчас «Гуляй-город» остановился на зимовку — переждать стоградусные морозы и заменить износившиеся механизмы. Только самый быстроходный купол — «Юркий» — продолжает движение, спеша на помощь китайским товарищам, чтобы запитать их лагерь от своей бортовой сети и помочь дожить до спасательного корабля — у китайцев возникли проблемы с реакторами, так что им пришлось сесть на голодный паёк.

— Американцы сказали, что не смогут прийти на помощь, пока не соберут урожай картофеля в своих агрокуполах, и это при том, что им гораздо ближе добираться до китайцев, чем нам, — замечает брат.

Андрей отвечает:

— Похоже, они не хотят повторения истории с европейской экспедицией, где дело дошло до каннибализма.

Далее государь говорит о колонизации Венеры. В этом году семисотметровый пузырь, собранный на орбите из прозрачного аэрогеля, вошёл в атмосферу и, подобно аэростату, завис на высоте, где средняя температура равна комнатной. Сейчас в нижней полусфере оборудуют аэропонические фермы и жилища для поселенцев. Следующие пузыри будут пристыкованы к первому.

— В НАСА беспокоятся, что ураганные ветры могут столкнуть их пузыри с нашими, — делится Андрей, и брат ворчит:

— Наплевать, пусть волнуются.

Завершая тему колонизации, государь отмечает, что, пусть в этом вопросе мы и должны идти в ногу с другими державами, нельзя забывать и о Земле. Нужно активней заселять Сибирь и Дальний Восток. Нас триста миллионов, а в Арктике всё-таки лучше, чем на Марсе.

Андрей чувствует, что пришло время для болезненных вопросов. Полномасштабная арктическая экспансия давно стала камнем преткновения, а именно — российские глубоководные города на шельфе, где морские роботы добывают «чёрное золото».

— Кстати, мы везём с собой жилые модули для «китежей», уже сгрузили часть по дороге, — говорит Ефим. — С нами идёт «Михаил Щербин» — судно обеспечения придонных работ.

Андрей с замиранием слушает императора. С Арктикой, действительно, не всё гладко — Канада заявляет, что хребты Ломоносова и Менделеева является продолжением их материка, а не нашего, и так как собственных силёнок на освоение у них нет, они сдают шельф в аренду США. Каковы подлецы: сдавать в аренду то, что им не принадлежит! Зато у американцев появился повод объявить Арктику зоной своих интересов, и вот — якобы ради защиты корпораций, тянущих руки к шельфу, по Арктике шастают американские миноносцы и крейсера, а в воздухе барражируют военные БПЛА. С нашей стороны тоже не отстают. Арктический авианосец «Сергей Шойгу» крушит паковый лёд, курсируя между хребтами Ломоносова и Менделеева, ну и атомные подводные лодки — шнырь-шнырь, стратегические ракетоносцы — вжик-вжик. И всё это на фоне непрекращающейся международной полемики. Но углеводороды-то — бульк-бульк, и покуда это наши углеводороды, значит, всё в порядке. Верной дорогой идёте, господа.

Андрей ждёт, когда речь дойдёт до ФАВОРа, ведь, подняв тему Арктики, нельзя о нём не вспомнить. И вот, как по заказу, государь упоминает о невероятной экономической пользе ФАВОРа. Ещё бы, только одна продажа трансарктических проводок чего стоит. Но не обойтись и без ложки дёгтя: пусть ФАВОР находится под международным контролем и имеет встроенные ограничители, не позволяющие ему атаковать территории других государств, по всему миру не утихают протесты и угрозы. НАТО открыто требует передать им управление фотонным агрегатором, ссылаясь на опасность терроризма. Калифорнийские фермеры судятся с Роскосмосом, выставляя миллиардные иски за то, что ФАВОР, якобы, сжигает их посевы. Гринпис вопиет, что ФАВОР нарушил миграцию — подставьте любое животное по вкусу — и обрушил экологию целого региона. Летающий кипятильник не даёт никому покоя.

Дальше следуют более спокойные темы — сельское хозяйство, искусство, медицина, наука. Особенно государь рад за технопарки и наукограды — Лунодром, Сколково, Иннополис, Подводный-3…

— Старшенький, мне пора заняться делом, — говорит Ефим. — Сейчас будет луч. Я должен быть на воротах.

— Я оставлю зрительный канал открытым?

— Конечно. Посмотришь, как я крут.

— Договорились, — соглашается Андрей, и спустя пять минут — прямо на его глазах — взбесившийся луч врезается в нос «Брусилова».

— Ты видишь это, брат? — кричит Ефим перед тем, как связь обрывается и зрительный тракт заполняет белый шум.