Чон Со-мин гнала свой полуспортивный седан Kia Optima GT по дороге ведущей в Сонгпа-гу с той грацией, с какой пантера бросается за добычей, хотя в её случае добычей был диван, чашка кофе и пара часов без чужих проблем. Неоновые вывески мигали, как лайки в TikTok, вишнёвые деревья вдоль тротуаров ловили свет фонарей, а запах ттокпокки с многочисленных лотков дразнил пустой желудок. Радио шептало новый трек Seventeen, но Со-мин было не до музыки. Она мечтала о диване, латте и паре часов без рабочих чатов в KakaoTalk и дедлайнов.
Телефон издал звук, похожий на восклицание фанатки на концерте BTS. Со-мин глянула на экран, и её брови удивлённо дёрнулись, как будто кто-то лайкнул её старое, неудачное селфи. Сообщение от Канг Ин-хо. «Еду к Пакам, через полчаса буду у них. Подъезжай, сопроводишь, представишь». Ни «аннён», ни «чэбаль». Просто три строчки, наглые, как этот мичинном с его манерами скомороха.
— Щибаль, Канг Ин-хо, — пробормотала Со-мин, и её голос мог бы испепелить ближайший лоток с кимпабом. — Чинча, никакого уважения к старшим. Ноль!
Она фыркнула, мысленно обзывая Ин-хо. Но левая рука уже крутила руль, а правая нога жала на газ, разворачивая машину к дому Пак. Айго, почему она это делает? Может, потому, что этот парень — как вирусный челлендж: бесит, но затягивает.
Со-мин выудила телефон из сумки, одной рукой удерживая руль, другой тыкая в экран. Номер Ин-хо.
— Этот мальчишка… мичинном…
Взгляд в зеркало.
— Кто вообще пишет так секретарю главы Daewon Group?! Представь, сопроводи... чинча...
Телефон подлетает в её руке, она ловит его на лету, быстро нажимает вызов.
— Возьми трубку, Ин-хо-я… Ну давай...
После вызова звучит надоевшая ей за сегодня фраза:
«Оставьте сообщение. Абонент не может вам ответить».
— Оммая, Канг Ин-хо-я, ты что, опять телефон выключил? — взмолилась она, бросая взгляд в боковое зеркало. — Что за фокусы, мичинном? Надеюсь, в этот раз хотя бы в морг за тобой ехать не придётся.
Сеул проносился за окном. Наконец она въехала в район Каннам: неон, машины, модные тусовщики с пакетами Dior, Chanel, Gucci, Prada, Louis Vuitton, Balenciaga, Hermès, Versace, Givenchy и Fendi изредка мелькал Maison Seoryun.
Со-мин лавировала в потоке, её пальцы отбивали беспокойный ритм по рулю.
Снова схватила телефон. Набрала номер. Гудки. Автоответчик. Со-мин выдохнула, её губы сжались, как смайлик в чате. Щибаль, это раздражение жгло, как острый соус кимчи. Но под ним тлело что-то ещё — зуд любопытства. Канг Ин-хо за период их короткого знакомства не кидался словами, как лайками. Если он срочно звал к Пакам, это пахло проблемами. Или, что хуже, чем-то необычайно интересным.
Чон Со-мин свернула на тихую улицу Ханнам-дон, где её Kia Optima GT выглядела очень скромно на фоне припаркованных Genesis G90, Kia Stinger и сияющих Lexus LS. Особняк Пак возвышался впереди — трёхэтажный, с панорамными окнами и декоративным забором, словно кадр из дорамы про чеболей. Фонари заливали асфальт мягким светом, аромат жасмина кружил голову, но Со-мин стиснула руль, всё ещё злясь на сообщение Канг Ин-хо. Полчаса на поручение от Пак Чон-хо-ним? Чинча, даже её босс уважал её график больше.
И тут она заметила это. На встречу ползло такси — ржавое, жёлтое, из тех сеульских развалюх, что еле передвигаются по подворотням Итэвона. В Ханнам-дон, где каждый второй ездит на Infiniti QX80 или Genesis GV80, оно выглядело как растоптанный рабочий ботинок среди лакированных модельных туфель — чужеродно, нелепо и подозрительно. Со-мин приподняла бровь, её губы сложились в тонкую усмешку.
— Айго, что это за транспорт? — пробормотала она, качая головой. — Неужели Ин-хо решил так пошутить?
Смех замер в горле, сменившись лёгким уколом тревоги. Ин-хо — парень, который без раздумий оплатил ей и Хе-вон билеты в первый класс KTX, а потом, посмеиваясь, жаловался, что не смог забронировать люкс в Lotte Hotel из-за возраста, — и это такси? Не сходилось. Первый звоночек прозвенел, когда он дал ей полчаса, будто она ассистент на побегушках, а не секретарь Daewon Group. И сейчас это был второй.
Со-мин аккуратно припарковала машину у ворот особняка, её каблуки мягко цокнули по асфальту. Она бросила взгляд на КПП — будка охраны, камеры, охранник в строгой униформе, проверяющий что-то на планшете.
— Оммая, как они пропустили эту рухлядь в Ханнам-дон? — тихо вздохнула она, поправляя сумку. — Здесь даже курьеры на электровелосипедах выглядят дороже.
Её телефон молчал, как заблокированный аккаунт в KakaoTalk. Ни ответа от Ин-хо, ни уведомления. Она набрала его номер, прижав трубку к уху. Гудки. Автоответчик. Со-мин выдохнула, её пальцы сжали ремешок сумки чуть сильнее, чем нужно.
— Канг Ин-хо, если это очередной твой трюк, я буду очень разочарована, — пробормотала она, но в голосе скользнул стресс, и она добавила, почти шёпотом: — Щибаль, что ты задумал?
Особняк Пак высился перед ней, его окна отражали далёкий неон Каннама, а во дворе журчал фонтан, как в рекламе люксового курорта. Но что-то было не так. Такси, срочность, молчание Ин-хо — всё это складывалось в пазл, который Со-мин пока не могла собрать. Её сердце стучало чуть быстрее, чем обычно. Не от страха, нет. А от того, что Канг Ин-хо, этот ходячий вирусный тренд, опять втягивал её в историю, которую она не просила. И, чёрт возьми, она хотела знать, что ждёт её за этими воротами.
***
Столовая в доме семьи Пак сияет мягким, почти интимным светом. Тёплое свечение подвесных ламп ложится пятнами на стол, покрытый льняной скатертью цвета рисовой пудры. В центре — изящная ваза с живыми орхидеями, будто только что принесёнными из сада. Рядом — фарфоровые тарелки, серебристые палочки, маленькие пиалы с кимчи, супом из водорослей, поджаренной до хрустящей корочки рыбой и сезонными гарнирами. Ароматы кунжута, чеснока и свежего имбиря поднимаются вверх, смешиваясь в густой, тёплой дымке домашнего уюта.
На стенах — большие картины с морскими пейзажами: волны в движении, лодки на закате, чайки в полёте. Между ними — чёрно-белые портреты, школьные фото, сцены с семейных торжеств и дипломатических приёмов. Здесь время не просто прошло — оно застыло в рамках, став частью интерьера.
Разговоры за столом приглушённые, формальные, будто заранее отрепетированные. Темы не выходят за пределы допустимого, всё как по давно утверждённому сценарию. Столовая это место где кушают а не беседуют, в этом доме есть другие места для общения.
И вдруг — фары в глубине сада. Блики света за окном.
Кто-то подъехал к дому.
Гость в такое время?
Атмосфера за столом едва уловимо меняется. От буднично благодушной — к слегка настороженной.
Ми-ран бросает быстрый взгляд в сторону окна.
Хё-джин медленно отрывает глаза от тарелки.
Гён-хо остаётся неподвижным, но его пальцы чуть сжимаются на подлокотниках стула.
Сун-ми приподнимается, взгляд ярче, дыхание чаще. Она ищет глазами подтверждение — и получает его: лёгкий, почти незаметный кивок деда.
Пауза. Ожидание словно натянутая струна.
Через несколько секунд всё возвращается к прежнему ритму. Кто-то снова ест, кто-то неспешно делает глоток чая. Но за этим спокойствием — предвкушение. Нетерпение.
Когда в дверном проёме появляется домработница Ён-су, все взгляды поднимаются. Она приближается к главе семьи, слегка кланяется.
— Простите, что прерываю, господин. Прибыл молодой человек. Он представился как… Канг Ин-хо. Сказал, что его ожидали. Куда мне его проводить?
Она склонилась ближе и добавила, почти не шевеля губами:
— Выглядит… крайне непрезентабельно.
В столовой становится тихо — не гробовой тишиной, а той особенной, что возникает, когда воздух словно становится вязким и в нём как в патоке тонут все звуки.
Пак Ми-ран первой подняла голову. Её лицо оставалось спокойным, лишь в уголках глаз мелькнуло лёгкое удивление.
— Канг Ин-хо? — тихо повторила она, словно пробуя имя на вкус, как редкое французское вино оказавшееся вдруг кислым — Любопытно…
Хё-джин отодвигает миску. Он и его мать обмениваются многозначительными, явно недовольными взглядами.
Юн-ги и Со-юн замолкают.
Со-юн нахмурилась, аккуратно положив палочки на тарелку, будто делала паузу в хирургической практике.
— Почему он приехал именно сейчас? — её голос был ровным, но в нём скользнуло сомнение. — Так поздно? Он предупреждал кого-нибудь?
Хё-джин не произнёс ни слова, но глаза его сузились. Он медленно поворачивается в сторону Гён-хо, подбородок чуть дрогнул выдавая эмоции. Что-то в этом визите отзывалось в нём, но не ожиданием, а чем-то ближе к скрытому раздражению.
А вот Сун-ми резко выпрямилась, глаза её вспыхнули.
— Чинча? Ин-хо-я здесь? — выпалила прежде, чем успела прикусить язык.
Она тут же прикрыла рот рукой. Ми-ран посмотрела на неё с упрёком, не сказав ни слова, но сделав это достаточно «громко». Сун-ми увидела, что все смотрят на неё, и быстро опустила глаза, пряча улыбку.
Гён-хо молчал, задумчиво поглаживая пальцем резную кромку подлокотника. Его лицо было спокойным, почти безмятежным — взгляд немного рассеянным. Он взглянул на Ён-су.
— Пригласи его сюда, — сказал мягко, с теплотой в голосе. — И поставь дополнительный прибор.
Домработница кивнула и скрылась за дверью, как звук. Столовая снова замерла — но теперь в ней чувствовалось движение. Будто вода в чаше, которую потревожили, и волна только собиралась дойти до краёв.
Орхидеи в вазе задрожали, но не от сквозняка, а как будто в предчувствии. Канг Ин-хо, приёмный сын бывшего главы влиятельного преступного синдиката, с неизвестным происхождением, шёл в самое сердце чебольского мира — и стол был уже накрыт.
***
Квартира Чон Со-мин в «Лотте Касл» была словно вырезана из журнала: светло-бежевые стены, деревянный паркет, чёрно-белые постеры в рамках. Минимализм с претензией на уют. Ни пылинки, ни лишней чашки — кроме той, что стояла на барной стойке, как экспонат. Пустая, чуть скошенная вбок.
Но в этом порядке был чужеродный остров — диван. На нём растеклась Ким Хе-вон, поджав ноги, в оверсайз-худи, с запотевшими очками и растрёпанными волосами. Ноутбук с открытым Instagram, кольцо для селфи, смятый плед на диване. Плед — сбившийся, как мысли. За окном мерцали огни Сеула, их отражения падали на паркет — как напоминание: ночь не спит.
Хе-вон сидела, поджав ноги. Длинные чёрные волосы падали на лицо, очки запотели от слёз. Флисовый рукав был мокрым — она вытирала щёки, но слёзы текли, как лайки под чужим постом. Телефон лежал рядом, экран светился сообщением от Со-мин-ним: «Еду домой, скоро буду». Больше часа назад.
Щибаль, где она?
Хе-вон шмыгнула носом, сжала плед — но это не спасало от мрачных мыслей. Всё из-за этого Ин-хо.
У Хе-вон всё началось с девчоночьего упрямства, с желания доказать родителям, что она не такая, как они хотят. Их традиционные корейские взгляды рисовали её в университете — с книгами по хангук и математике. А Хе-вон мечтала о блоге: миллионы подписчиков, TikTok, фотосессии в Каннаме. Но её аккаунт, начатый с амбицией два года назад, напоминал черновик — милый, но пустой. Посты выходили редко, без системы. Визуал — пастель, кофе, цветы — выглядел красиво, но без души. Темы — мода, лайфстайл, Сеул — не цепляли. Она знала это. И каждый лайк, которого не было, бил по самолюбию.
А потом появился Ин-хо-я.
Импровизированная фотосессия, когда они с тётей в ночь прибытия на вокзале КТХ в шутку изображали фотомоделей, изменила всё. Буквально на следующее утро её пост «выстрелил» — сотни лайков, комментариев, репостов. Фотографии, сделанные Ин-хо на вокзале, буквально взорвали её блог. Его заметили даже в редакции Чосон Ильбо!
Почти мёртвый аккаунт, задышал. Словно Ин-хо щёлкнул пальцами — и волшебным образом вдохнул в него жизнь.
И вот теперь этот волшебник охладел. Как стекло барной стойки.
Всё из-за той дурацкой ссоры. Со-мин пыталась «покомандовать» Ин-хо, как привыкла на своей должности в офисе Daewon Group. Потребовала поехать с ними, отказавшись от своих планов. Ин-хо тогда пошутил, что раз он ещё не умер, то ему нужно доделать свои дела, от которых они его отвлекли. А Со-мин продолжила давить и он просто развернулся и ушёл.
Ну а Хе-вон... она тогда встала на сторону тёти.
Зачем? Она не знала. Наверное, просто хотела побыть с ним ещё — особенно после ужасной сцены в морге. Они тогда с тётей там рыдали на пару.
А потом Ин-хо на мотоцикле приехал к крыльцу Центрального Университетского госпиталя и лично их успокаивал, как будто это он взрослый.
«Откуда он вообще взял мотоцикл, — в который раз спрашивала себя Хе-вон, — и эту экипировку, в чём девушка не сомневалась, стоящую приличных денег». Но не находила ответа.
И вот сегодня волшебство исчезло, как забытый хэштег в глубинах сети.
Как он сказал?
«Похоже, ты провалила свою роль моей девушки».
— Оммая... какая я идиотка, — пробормотала Хе-вон, уткнувшись в плед. Слёзы снова хлынули — горячие, как комментарии под вирусным постом.
Со-мин-ним говорила, что Ин-хо — просто взбалмошный ребёнок. Что он перебесится.
Но Хе-вон чувствовала: это не так. Ин-хо особенный.
В его взгляде было что-то, что сразу притянуло её к нему. И вот теперь полярность поменялась.
Телефон пиликнул — уведомление из Instagram, очередной комментарий под постом.
Хе-вон бросила взгляд, но не взяла трубку.
Без Ин-хо всё это казалось пустым и не важным.
Где тётя? Почему она не едет?
Хе-вон сжала плед сильнее. Ногти впились в ткань.
Она хотела закричать, но вместо этого только всхлипнула и шмыгнула носом.
За окном «Лотте Касл» мерцал огнями.
А в квартире, где всё было на своих местах, пребывали в полном беспорядке чувства Ким Хе-вон и её мысли. Они были разбросаны, спутаны и потеряны, как её блог в бесконечном потоке контента.
И где-то задерживался человек, с которым ей критически важно обсудить главный вопрос: что теперь делать… и как вернуть расположение Ин-хо-оппы.
***
В сопровождении Ён-су в столовую вошёл молодой человек. Высокий, худой, с чертами лица — словно вырезанными из другого этноса, времени и жанра. Его красота была почти угрожающей: холодная, точёная, как у античной статуи, забывшей, что она не должна двигаться в своём величии. Длинные руки, движения плавные, но немного угловатые, как у птицы, которая только что вышла из дождя и замерла с встопорщенными перьями. Чёрные, как смоль, растрёпанные волосы лишь усиливали это впечатление.
Но главное внимание привлекали его глаза. Разные. Крайне редкая гетерохромия. Правый — карий, почти тёмно-коричневый, глубокий и спокойный. Левый — светло-янтарный, с искрой жёлтого, как у хищных птиц. Он намеренно повернулся левой стороной и обвёл взглядом собравшихся за столом.
Отступил на шаг, чтобы все увидели его целиком.
Одежда была шокирующей, она будто досталась ему от двух поколений старших братьев. Застиранная рубашка цвета серого молока, сидящая так, будто её перед этим выкручивали в ведре с цементом. Брюки — короткие, мешковатые, с завышенной талией — создавали эффект костюма, сшитого по памяти о человеке. И вишенка на торте — бумажный пакет из супермаркета, измятый и мокрый снизу, будто его несли по ливню.
Ин-хо знал что они растеряны. Он видел, как напряглась женщина в дорогом жакете — явно мать. Как слегка отшатнулся мужчина с прямой спиной — сын, может, наследник. Он знал это и всё равно шагнул вперёд, будто проверял: а сколько стоит их приличие?
«Ну вот, началось, — подумал он. — Сейчас пойдут взгляды. Мгновенное сканирование. Кто я, откуда, какого чёрта здесь делаю. Они будут вежливы, конечно. По-своему. По-корейски. Но внутри каждый из них уже держит меня щипцами за воротник».
Мгновение замешательства застыло между ними. Все взгляды были прикованы к этому жёлтому глазу, который смотрел на них, не мигая.
Ин-хо, видимо, удовлетворившись осмотром, громко поздоровался:
— Анныонг хасэйо! Меня зовут Канг Ин-хо.
И нелепейшим образом поклонился.