Утро начиналось с тишины. Серебристая роса еще дрожала на кончиках сосновых иголок, а солнце, едва коснувшись горизонта, разлило по небу розовато-золотые мазки. В это мгновение, когда земля только пробуждалась, с вершины скалы сорвалась тень — стремительная, острая, как клинок. Это был сокол-сапсан, властелин небесных просторов.
Его крылья, широкие и сильные, рассекали воздух без единого взмаха. Он ловил восходящие потоки, рожденные нагревающейся землей, и поднимался выше, туда, где небо становится холодным и прозрачным. Отсюда, с высоты птичьего полета, мир казался пестрым ковром: изумрудные леса, прошитые серебром рек, желтые пятна полей, дымчатые долины. Сокол видел всё. Его глаза, словно два отшлифованных камня, замечали малейшее движение — трепет мышиного хвоста в траве, шевеление зайца у ручья, тень коршуна, кружившего вдали.
Но сейчас он не охотился. Сейчас он парил, и в этом парении была вся его суть. Ветер пел в его перьях, солнце грело спину, а сердце билось в такт с ритмом мира. Он знал: свобода — это не отсутствие границ, а умение слиться с небом, стать его частью.
Вдруг внизу, над болотцем, закружила стая чибисов. Их тревожные крики разорвали тишину. Сокол заложил круг, наблюдая за ситуацией. Чибисы метались, словно листья на ветру, а между ними, едва заметный в камышах, шевелился лунь — хищник помельче, но не менее опасный. Он пытался отбить у стаи птенца, но чибисы, храбрые и отчаянные, атаковали его всем скопом, били крыльями и клевали клювами.
Сокол наблюдал. Он не вмешивался — у каждого своя борьба. Но когда лунь, оглушенный, рванул вверх, прямо навстречу сапсану, тот лишь слегка взмахнул крыльями, уходя в сторону. Лунь замер, ослепленный высотой и силой, а затем камнем рухнул вниз, к земле, где его уже ждали вороны — вечные падальщики.
К полудню солнце стало палящим. Сокол опустился ниже, к речной долине. Здесь, над водой, вились ласточки-береговушки, их стремительные тени скользили по волнам. Сапсан спикировал, почти касаясь крылом поверхности, и на миг его отражение слилось с их стаей. Ласточки рассыпались, как брызги, но он уже взмыл ввысь, оставляя за собой лишь рябь на воде.
Его манила гора на горизонте — древний каменный исполин, увенчанный снежной шапкой. Туда, к вершинам, где воздух разрежен и холоден, он направлялся. По пути встретил орлана-белохвоста, тяжелого и величавого. Тот парил медленно, царственно, будто осматривая свои владения. Сапсан сделал круг, почтительно держа дистанцию. У каждого своя высота.
Когда солнце начало клониться к западу, сокол вернулся к своей скале. Он уселся на уступ, втянул голову в плечи и замер. Его перья, позолоченные закатом, слились с камнем. Теперь он был неотличим от скалы — тихий, мудрый, вечный.
А внизу, в долине, уже зажигались огоньки человеческих домов. Люди думали, что свобода — это то, что можно поймать или потерять. Сокол же знал: свобода — это небо внутри. И пока бьется сердце, пока крылья режут ветер, она будет с ним.
Так заканчивался день. Завтра всё повторится: восход, парение, танец с ветром. Потому что небо — это не место. Это состояние души.
….
Долина замерла в тревожном ожидании. Солнце, словно раскаленный шар, катилось за горизонт, окрашивая небо в багрянец и лилово. Облака, тяжелые и неподвижные, нависли над землей, будто свинцовые щиты. Воздух гудел от напряжения, наполненный запахом озона и влажной пыли. Ветра не было — лишь тишина, густая, как смола. Даже кузнечики притихли, а сороки спрятались в глухих ельниках.
И вдруг — первый удар. Молния рассекла небо от края до края, ослепительная, как меч ангела. Гром прогремел так, что задрожали камни в русле реки. И тогда хлынул ливень. Капли, крупные и холодные, били по земле с такой силой, что поднимали тучи брызг. Деревья гнулись под напором ветра, их листья рвались в бешеном танце.
Молодой сокол-сапсан сидел на уступе скалы, впиваясь когтями в камень. Его перья, еще не обретшие зрелой жесткости, взъерошились от влаги. Но в глазах горел огонь — не страх, а дерзость. Он видел, как старые соколы прятались в расщелинах, прижимаясь к камням. Но он не хотел прятаться. Свобода — это небо, даже если оно в огне, — будто шептало ему что-то внутри.
Он расправил крылья и бросился вниз, в самую гущу бури.
Ветер схватил его, как ястреб добычу, швыряя из стороны в сторону. Дождь хлестал по глазам, слепил, но сокол рвался вверх, пробиваясь сквозь стену воды. Каждый взмах крыльев отдавался болью в мышцах, каждый порыв ветра пытался сломать его. Но он летел, подчиняясь не разуму, а инстинкту — древнему зову, который сильнее страха.
Молнии били вокруг, освещая долину мертвенно-белым светом. Одна из них ударила в сосну у подножия скалы — дерево вспыхнуло, как факел, но тут же погасло под ливнем. Сокол видел это. Видел, как ворон, мудрый и осторожный, нырнул в пещеру. Видел, как заяц прижался к земле, дрожа всем телом. Но он не сворачивал.
Огненная змея молнии метнулась к нему. Сокол рванул в сторону, чувствуя, как ток прошивает воздух, опаляя кончики перьев. Еще удар — еще поворот. Он петлял, как лист в вихре, его сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди.
И тогда случилось нечто. Перед ним, в разрыве туч, возникло сияющее кольцо — портал, мерцающий холодным голубоватым светом. Он напоминал лунный диск, но в его глубине танцевали звезды. Сокол не раздумывал. Он влетел в него, пронзив пелену дождя.
Мир без солнца
Тишина. Грозы не было. Не было ни ветра, ни ливня. Над головой простиралось ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Млечный Путь вился серебряной рекой, а в его центре сиял Звездный Град — скопление света, от которого захватывало дух. Воздух был прохладен и напоен запахом хвощей и мха.
Сокол, ошеломленный, планировал вниз. Под ним расстилался Темный Мир: черные скалы, покрытые голубоватыми светоносными лишайниками, долины, где росли гигантские папоротники, и реки, отражающие звезды. А вдалеке, у подножия Костяного хребта, горел костер.
Огонь был маленьким, но в этой вечной полутьме он казался маяком. Вокруг него двигались фигуры — высокие, стройные, с бледной кожей и серебристыми волосами. Тенелюды. Один из них поднял голову и указал на сокола.
— Смотрите! — его голос донесся снизу, мелодичный и чуть печальный. — Звезда упала, но не погасла.
Сокол кружил над костром, чувствуя, как тепло пламени смешивается с холодом ночи. Он не понимал, где находится. Но здесь, в этом странном мире, не было грозы. Не было страха. Было только небо — другое, но столь же бесконечное.
Над Темным Миром не восходит солнце. Но здесь есть свои огни — костры тенелюдов, мерцание лишайников, сияние Звездного Града. Молодой сокол, чье перо еще пахло дождем родной долины, сел на камень рядом с костром. Тенелюды смотрели на него без страха, а один из них протянул кусок вяленого мяса.
— Ты принес с собой бурю, — сказал старик с лицом, изрезанным морщинами. — Но здесь бури не страшны.
Сокол клюнул еду, чувствуя, как усталость накрывает его. Завтра он снова взлетит. Но теперь его небо стало больше.
Тенелюды сидели вокруг костра, сложенного из сухих ветвей древовидных папоротников. Пламя лизало смолистые поленья, выбрасывая вверх искры, которые смешивались со звездным светом. Воздух был наполнен дымом с горьковатым привкусом мховых огней — их добавляли в огонь, чтобы отогнать болотных летунов. Молодой сокол, притихший на камне, наблюдал за людьми с полузакрытыми глазами. Его перья, еще влажные от чужой грозы, медленно высыхали в тепле.
Внезапно из тьмы шагнула фигура. Она появилась бесшумно, словно материализовался из самого мрака. Длинная борода, седая и всклокоченная, спадала до пояса. Широкополая шляпа скрывала лицо, но под ее полями мерцали две звезды — его глаза. Плащ, сотканный из теней и серебристых нитей, обвивал тело, словно живой. Тенелюды замерли. Они знали эти глаза.
— Звездный Бродяга, — прошептал старейшина, поднимаясь. Его голос дрожал от благоговения. — Ты почтил наш огонь.
Бродяга кивнул, и его борода колыхнулась, будто под легким ветром. Он сел у костра, протянув к пламени руки с длинными, узловатыми пальцами.
— Дороги устали от моих стоп, — сказал он, и в голосе его звенела тысяча дорог. — А ваш огонь пахнет... домом.
Тенелюды молча подали ему чашу с драхвином — горячим напитком из корней светоносных лишайников. Бродяга отхлебнул, и его глаза вспыхнули ярче.
— Благослови нас, Странник, — попросила женщина с седыми, как лунный свет, волосами. — Мы идем к Костяному хребту, но дороги Темного Мира коварны.
Бродяга улыбнулся.
— Благословение? Оно уже с вами. Вы носите его в своих сердцах. — Он указал на костер. — Огонь, что вы делите, сожжет любые цепи.
Потом его взгляд упал на сокола.
— А этого... откуда?
Тенелюды переглянулись.
— Он прилетел сквозь бурю и портал, — объяснил старейшина. — Таких птиц здесь не бывает.
Бродяга наклонился, и сокол, вопреки страху, не отпрянул. Глаза странника светились мягко, как Звездный Град в ясную ночь.
— Подарите его мне, — попросил он. — Он заблудился меж мирами. А я знаю дороги.
Тенелюды замерли. Потом старейшина кивнул.
— Он твой.
Бродяга бережно взял сокола в руки. Птица дрожала, но не вырывалась — в прикосновении странника не было угрозы, лишь тишина и холод далеких созвездий. Старик задумчиво посмотрел на птицу, погладил ее старческой ладонью и посмотрел на сияющее в небе скопление звезд. Под его взглядом в небо протянулась тропа, состоявшая из мерцающих искр, похожих на маленькие звезды. Странник как ни в чем не бывало стал подниматься по тропе в небо.
Звездный Бродяга шагал по сияющей ленте, что вилась сквозь космос, словно река, сотканная из света. Его плащ, мерцающий тенями и серебром, развевался в такт шагам, а в руках он бережно держал сокола. Птица притихла, вперившись в мерцающий путь. Вокруг них плыли звездные духи — сгустки радужного сияния, то принимающие формы животных, людей и даже совершенно фантастических существ, то рассыпающиеся в искры. Одни кружили вокруг Бродяги, словно старые друзья, другие молча скользили мимо, оставляя за собой шлейфы холодного огня.
Внизу под его ногами стал разворачиваться волшебный пейзаж. Этот Темный мир был не таким уж и темным. Леса, поля, озера, река реки были наполнены свечением живых существ. Все это жило, дышало и сновало туда-сюда. По мере восхождения в небо из-за горизонта показалось скопление ярких огней. Это был Древлень, стольный град Арлана. С каждым шагом все ближе становился город звезд в небесах. Здесь в небе было холодно, и Вечный странник спрятал сокола под свой плащ. Плащ нельзя было назвать толстым и теплым, но это был плащ бога, а у них свои законы.
…
Впереди, в сердце Млечного Пути, загоралось скопление света. Сначала — как туманное пятно, потом — как город, чьи башни и мосты были выкованы из мерцающей материи. Стены переливались всеми оттенками синего и фиолетового, а шпили вздымались к самым краям галактики.
— Видишь? — прошептал Бродяга, обращаясь к соколу. — Это Звездный Град. Дом тех, кто забыл, что такое тяжесть.
Они вошли в Град через арку, напоминающую замерзший взрыв сверхновой. Улицы здесь не были твердыми — они струились под ногами, как жидкий свет. Звезды-обитатели скользили мимо: одни в облике людей с полупрозрачной кожей, другие — как шары энергии, переговаривающиеся вспышками.
— Эй, Странник! — окликнул его Альдебаран, принявший форму старца с огненной бородой. — Снова тащишь в дом диковинок?
— Диковинок? — Бродяга усмехнулся, поглаживая сокола. — Это мой новый ученик.
Они прошли мимо площади, где Плеяды танцевали вальс, их платья рассыпались звездной пылью. Мимо башни, где Сириус в облике юноши спорил с Вегой о природе времени. Здесь всё дышало вечностью и мгновением одновременно.
Свернув с широкого проспекта, Бродяга снова приветственно махнул рукой неспешно и важно летевшей на встречу звезде: «Антарес, давно не виделись», — заходи сегодня в гости. Я прихватил на тверди амфору с твоим любим фалернским».
Дом Бродяги стоял на окраине Града, в тихом переулке, где свет был мягче. Снаружи он казался скоплением спиралей и лучей, но когда Странник коснулся двери, стены стали плотнее, приняв форму скромного особняка с витражами из застывшего света.
Дверь открыла Аэра — женщина в хитоне цвета лунной пыли. Ее волосы были заплетены в косы, перехваченные серебряными нитями, а глаза напоминали два спокойных озера.
— Время ужина, — сказала она, забирая плащ и шляпу. — Вино и закуски?
— И мед для гостя, — кивнул Бродяга, указывая на сокола.
Внутри дом был уютно прост: деревянные полы, ковры с узорами созвездий, полки с книгами, чьи страницы светились мягким голубым. В центре гостиной пылал камин, хотя вместо дров в нем горел сгусток плазмы. Бродяга махнул рукой, и огонь заиграл теплыми оттенками.
Он посадил сокола на спинку кресла, обитого бархатом, и шагнул назад. Его тело дрогнуло, сжалось, и через мгновение перед птицей стоял мальчишка подросток в белой расшитой серебром тунике, с взъерошенными каштановыми волосами и глазами, все еще сиявшими, как звезды.
— Так лучше, да? — голос его звучал моложе, но в нем осталась та же мудрая усталость. — Взрослые облики... они тяжелы.
Сокол наклонил голову, словно пытаясь понять.
— Не бойся, — мальчик улыбнулся, доставая из воздухе кубок с вином. — Завтра ты сделаешь первые шаги по дороге странствий. А сегодня... сегодня просто послушай.
Он сел откинувшись в кресло, и камин осветил его лицо — юное и древнее одновременно. Где-то за стенами пели Плеяды, а в окна стучались сгустки любопытных звезд. Но здесь, в комнате, царила тишина. Тишина перед началом истории.
В зал вошла Аэра. Она несла хрустальный кувшин с красной жидкостью, пару бокалов из полупрозрачного белого камня и поднос с кусочками вяленного мяса. Странник взмахом руки создал столик, встал и когда женщина сервировала его, обнял ее. Его глаза сияли невероятным звездным светом. Взгляд мальчишки странным образом встретился и переплелся с ее. Между ними образовалась незримая, но прочная как космическое притяжение, связь. Впрочем она была уже давно. Много веков. Почти вечность.
Мальчишка поднял взгляд к лицу Аэро и выдохнул едва слышно: «Я зайду к тебе позже. У меня есть просьба, связанная с этой птицей и с этой просьбой я могу обратится только к тебе». Улыбнувшись ей, мальчик-бог снова сел в кресло и начал задумчивый монолог:
— Тебе, наверное, интересно кто я такой? — произнес он, отпивая вино, — Я — тот, кто бежит по звездному небу навстречу ветрам. Я тот кто слышит тайный шепот мира.
Свобода — мой компас, звёзды — мои маяки. Я живу ради мгновения, когда земля исчезает под ногами, а горизонты растворяются в бесконечности. Мои следы — лишь тени на песке, но память о них живёт в сердцах тех, кто осмеливается мечтать. Не бойся бурь — ведь именно в них рождаются самые яркие молнии. Пусть твой путь будет извилистым, но никогда — скучным. Каждый день — это новая глава, каждое приключение — ключ к сокровищнице души. Стремись к вершинам, где воздух чист и прозрачен, где ночь сияет миллиардами огней. Там, высоко над облаками, ты найдёшь себя — настоящего, свободного, бессмертного. Зови меня, когда ваши сердца жаждут странствий, когда душа рвётся за пределы привычного. Я буду рядом, как вечный спутник всех, кто готов бросить вызов судьбе и следовать за своей звездой. Помни: жизнь коротка, но она может вместить целую вселенную, если вы решитесь открыть двери в неё. Смерть тираном, что заточают вас в оковы своей власти.
— Но постой, ты наверное не понимаешь меня, — спохватился бог и сосредоточенно стал артикулировать руками будто он скульптор и лепит нечто прекрасное.
Облик сокола стал меняться и вот уже в кресле перед божественным подростком сидит молодой красивый мужчина славянской внешности с золотистыми длинными волнистыми волосами, ясными синими глазами, прямыми бровями. У него аккуратные бородка и усы. Он одет тунику с длинными широкими рукавами и серебряным шитьем и широкие удобные штаны. На ногах мужчины сапоги из мягкой кожи. на голове тонкий серебряный венец с прозрачным драгоценным камнем. Рядом с креслом появился еще один столик, на котором лежит сложенный плащ палий, длинный меч спада и короткий тугой лук.
В завершении Странник выдохнул изо рта сонм серебристый искр, впитавшихся в мужчину, и произнес: «Твое имя Финист по прозвищу «Ясный Сокол»
— Финист... — произнес Звездный Бродяга-мальчишка, наблюдая, как тот подносит ладони к лицу, изучая их. — Ты все еще чувствуешь ветер под крыльями?
Финист встал, и его движения были такими же стремительными, как в небе. Плащ взметнулся, открыв сапоги из мягкой кожи, стиснутые пряжками в форме молний.
— Да, — ответил он, и голос его звучал низко, с хрипотцой, будто долго не использовался. — Но теперь ветер... внутри.
Он подошел к окну, где за стеклом плыли звезды-духи, и прикоснулся к поверхности. От его пальца побежали круги, как по воде.
— Ты будешь учиться всю эту ночь, — сказал Бродяга, подбрасывая в воздух кубик света, который рассыпался на карту земного Старого Света. Как сражаться и очаровывать дам. Как думать, спорить и давать советы вождям и царям. Как вновь ощущать всей душой ветер и летать соколом в небе. Я дал тебе малую искру своей души, но я очень хочу, чтобы в первую очередь ты стал самим собой.