Фиякр

– Теперь я расскажу какой классный сегодня будет день. – Антон крепче сжал руль. – Через несколько часов приезжаем в гостиницу. Номер там классный, тебе точно понравится!

– С балконом? – перебила Катя, глядя в боковое окно. – Я обожаю пить кофе утром на балконе. Только не этот растворимый из пакетика…

– Разберемся, – усмехнулся Антон.

Он на секунду глянул на нее. Взгляд невольно соскользнул на гладкие ноги, слегка прикрытые воздушным сарафаном в горошек. Уставился обратно на дорогу.

– А мы заедем куда-нибудь позавтракать? – спросила она.

Вот же блин. Позавтракать! Совсем забыл об этом.

– Кать, конечно, ты у меня прям впереди паровоза! Все хочешь знать наперед, – с ухмылкой ответил он, – завтрак тоже в планах!

***

Солнце настойчиво слепило через лобовое стекло. Глухой, как мурчание кошки, шорох колес по асфальту. Прохладный поток воздуха обдувал голову сквозь щель приоткрытого окна. Веки тяжелели. Хотелось закрыть их ненадолго.

Громкий клаксон пронзил полусонного Антона.

Задремавшая Катя с испугом:

– Антон, все в порядке?

Сердце лихорадочно билось, все тело напряглось. Спокойно. Держи себя в руках. Не хочу все испортить. Нужно взбодриться. Кофе бы сейчас не помешало.

– Да-да, ты как? – сдавленно ответил он и резко взял вправо, пропуская настойчивую фуру.

Она молча отвернулась, достала из сумочки зеркальце, взглянула на свое отражение.

Слишком много вложено в эту поездку – занять денег на работе, забронировать гостиницу, долго уговаривать брата дать машину на пару дней. Долго ждал, долго добивался. Терпел, пока она ходила с этим мажором. Знал, что не из ее мира. Но все должно получиться. Катя должна быть впечатлена. Катя должна быть моей.

Навстречу – серая потрескавшаяся деревянная табличка “Таверна Фиякр” и ниже криво вырезаны три звезды.

– Вот здесь мы и позавтракаем!

Угловатая, лупатая “Вольва” сбавила скорость и свернула на узкую дорогу, тонущую среди полей.

***

Сочные спелые подсолнухи – слева и справа. Дорога узкая, можно коснуться их рукой. Остановиться и сделать пару фоток? Справа виднелась покосившаяся конструкция из старых досок – то ли автобусная остановка, то ли забытый сарай. Он притормозил в нескольких метрах и прижался к обочине.

Катя удивленно вскинула брови.

– Давай! Выйдем, осмотримся. Разомнем ноги!

А снаружи – теплый душистый аромат, греющие лучи еще утреннего солнца. Сочетание синего неба и желтизны полей создавало магический контраст. Катя рассматривала подсолнухи, которые были с нее ростом. Он бесшумно достал свой фотоаппарат, коротко щелкнул рычаг, поднес камеру к глазу, задержал дыхание. Любопытное лицо Кати на фоне солнечных цветов – идеальный кадр.

– Здесь столько пчел! – с умилением воскликнула она, не оборачиваясь.

– Да… и комаров…, – полушепотом добавил Антон, сделав шаг ближе. Он обнял ее за талию и мягко подтянул к себе. Она моргнула от неожиданности и взглянула на него снизу вверх с живым любопытством. Солнце било ей в лицо. Воздух сгустился, как сироп. Подсолнухи замерли. Все стихло, будто кто-то выдохнул над полем.

– Ой! – Она дернулась и отшатнулась назад, едва не наступив в заросли.

– Что такое?

– Прости, я испугалась… там бабушка, – сказала она и перевела дыхание, – просто вдруг появилась, или я не заметила ее.

Он развернулся. За покосившейся остановкой, прямо на обочине, сидела старушка, прям как из сказки. Лицо в мелких морщинках, седые волосы прятались под платком, а поверх плеч – пепельный шерстяной платок, совсем неуместный для лета. На носу родинка с горошину, которая добавляла еще больше милоты.

– Да уж… – кивнул он. – Поехали? Нам еще позавтракать нужно успеть.

Направляясь к машине, Катя все оборачивалась на старушку.

– Антон, мне ее жалко. Что она сидит тут, посреди поля?

Он вздохнул. Не хочется ввязываться в чужие заботы. Но как отказать Кате – особенно сейчас.

– Бабуля, вам куда? Вас подвезти?

– А? Что?

– Давайте мы вас подвезем! – чуть ли не прокричал он.

– Спасибо, внучек, мне никуда не нужно, – ответила она свистящим голосом. Глаза забегали, будто пыталась вспомнить что-то. – Да, я… я здесь яблочки продаю. И пирожки…

– А пирожки с чем?! – также громко спросил он.

– С картошкой есть, с капустой, с яйцом и рисом… – бабушка тараторила, будто проговаривая по памяти.

– Два с яйцом и рисом! Сколько с нас? – он нырнул в карман, оглянулся на Катю возле машины, – вот вам без сдачи.

– Ой-ой-ой, спасибо, сыночек, пусть бог даст тебе здоровья! – Взяла деньги обеими руками, чуть покачивая головой. – Хорошее дело не пропадет.

– И вам здоровья!

Она улыбнулась, посмотрела куда-то мимо и тихо добавила:

– Да.. милый. Как зерно упало — так и взойдет.

Антон, по-детски довольный, мотылял пакет с двумя пирожками. Подошёл к машине с чувством победителя.

– Видимо местная…, – пожал плечами и передал пакет с пирожками Кате на соседнее сиденье, – а пирожки с яйцом и рисом я люблю! Мои любимые!

Машина неспешно тронулась, оставляя позади серую остановку и крошечный силуэт старушки среди подсолнухов.

***

Успокаивающий шепот колес сменился на треск и шум – асфальт уступил место гравию. Из-за поворота вынырнула табличка “Таверна Фиякр”, а за ней – деревянные строения с со столиками во дворе, укрытыми в тени деревьев. Место выглядело колоритно – массивные срубы, треугольные навесы, запах дыма. Дальше раскинулась деревня – дома с красными и серыми крышами разбросанные по холмам. Быстро позавтракаем и поедем дальше.

– Приехали, – устало сказал Антон.

***

Свежий ветерок. Солнечный луч пробился сквозь ветви ореха и скользнул по льняной скатерти – от тарелки к тарелке, между вилками и ложками. Замер на бокале белого вина, который засиял изнутри, как волшебный.

– Слышала про новый прикол? – продолжал разговор Антон. – Мобильник! Можно позвонить прямо с улицы. Правда дерут много за звонки, но первые 4 секунды бесплатно. Колян, дружбан мой, купил себе такой. Звонит своему другу, говорит “как дела” и сбрасывает. Тот перезванивает – “нормуль” и тоже сбрасывает. Так и общаются по 4 секунды.

И сам рассмеялся от своей истории.

– Да, я видела, – мечтательно улыбнулась Катя, глядя куда-то в сторону, – у Андрея такой. Уже несколько месяцев с ним ходит. “Нокиа”. С зеленой подсветкой.

Опять этот Андрей. Вечно этот мажор всплывает.

Она помолчала и добавила:

– Хотя сейчас… я не знаю, с чем он ходит. И с кем. – Она сказала это будто сама себе, глядя сквозь бокал.

– Хочешь, я подарю тебе мобильник? – вырвалось у него.

– Что, правда? – Катя просияла.

– Конечно, Катюшь, – он чуть подался вперед, посмотрел прямо в глаза. – Я за свои слова отвечаю. Вот увидишь.

– Ваш кофе! – вежливо произнес официант со стороны.

– Наконец-то, – пробормотал Антон с вилкой в руке, быстро дожевывая и перехватывая у официанта кофе, – то, чего мне не хватало.

Катя откинулась на спинку стула. Сделала глоток вина.

– Антон, это место замечательное, – промурлыкала она мягко, – идеальное начало путешествия. Как ты и обещал.

Рядом позвякивали тарелки и вилки – официант собирал посуду со стола.

– Кать, ты права, – он широко улыбнулся. – Это только начало. Он пригубил горячий кофе со свистом и потянулся.

Она взглянула на него иначе. С восхищением – впервые за все их знакомство. День складывался удачно.

– Счет, пожалуйста, – бросил Антон проходящему официанту.

Хватит ли на все денег? Не просчитался ли? Впереди еще могут всплыть непредвиденные расходы. Может, надо было занять побольше? Хотя куда – и так месяцами отдавать.

Он сделал еще глоток кофе.

Спокойно. Все идет как надо. Лучше, чем я ожидал.

Внешне он оставался непроницаем и спокоен. Катя наслаждалась моментом, допивала бокал вина и осматривалась вокруг. Из дворика ресторана был симпатичный вид на деревню – тихие узкие улочки, единичные прохожие, по дороге ехала какая-то повозка с лошадьми.

– Антон, тебе не хватило завтрака? – не удержалась от улыбки Катя. Он, словно фокусник, извлек из ниоткуда пакет и забавно шуршал, доставая пирожки.

– А это… мой десерт! – сказал он, сосредоточенно вынимая один из пакета. – Я не мог себе в этом отказать! Составишь компанию?

Она покачала головой с усмешкой. Он жадно откусил кусочек и на секунду завис. Задумался.

– Хоть съедобные? – спросила она, заметив его заминку.

– Даа… С привкусом детства!

Принесли счет. Все не так плохо. У него сразу отлегло. Внизу – надпись: “Чаевые на совесть гостей”. Совесть у Антона сегодня есть – он ведь с Катей. А под строкой, еще ниже: “Ждем вас снова в таверне Фиякр”.

– Извините, а что такое Фиякр? – заинтересовался он и протянул официанту счет с деньгами.

– Это наша местная достопримечательность, – улыбнулся парень. – Никола. Извозчик. На карете катает.

То, что нужно! Он мысленно достраивал идеальный день.

– Кать, мы обязаны прокатиться на карете!

– Я готова, мой принц, – ответила размякшая от вина Катя.

– Сегодня катает? Где его найти? – заторатоил он, обращаясь к официанту.

– Кажется, я знаю где! – она повернулась в другую сторону. – Там, на перекрестке, я видела повозку.

– Да, да, на перекрестке сразу за таверной, – подтвердил официант, показывая рукой.

– Видите там указатель, – добавил парень. – Это место, откуда он катает. Начало маршрута.

***

Мощные жилистые лошади – одна угольно-чёрная, другая тёмно-каштановая – стояли неподвижно, лишь изредка кивая мордами. Гладкая шерсть поблескивала на солнце, густые гривы лениво колыхались. Сзади – добротная деревянная карета без верха, покрытая слоями оранжевой краски, местами поверх уже облупившейся. Внутри – красная лакированная обивка, потрескавшаяся и протёртая, с золотыми шляпками гвоздей по краям.

– Какие милые… – с улыбкой произнесла Катя, подошла поближе и провела рукой по шее каштановой лошади.

– Так. И где этот Фиякр? – с деловым видом огляделся Антон.

Где-то неподалёку слабо зазвенел колокольчик — дверь со скрипом открылась и закрылась. Они обернулись.

– Похоже что это он … – пробормотала Катя.

Из бара напротив выходил Никола – огромный как литая скала, в клетчатой рубашке и кожаной потертой жилетке поверх. Огромный ремень с тяжёлой бляхой туго обхватывал живот. На голове – кепка, из под которой небрежно торчали пепельно-черные волосы.

– Здравствуйте, – бодро начал Антон, делая шаг вперед, – мы бы хотели прокатиться на вашей карете…

– Угу… экипаж, а не карета, – буркнул себе под нос Никола, не сбавил шага и даже не взглянул на него.

– На вашем экипаже, конечно, – поправился он и добавил, догоняя его, – ну в общем, вы катаете?

Никола внезапно остановился, как будто очнулся. Уставился на него. Прищурился. Затем развернулся в сторону Кати. Улыбка расплылась на лице, показались белые зубы, а за ними и дружелюбность.

– Вас двое? Да? Катаю, – отрезал громила, вернул отстраненность и направился обратно к своему экипажу. Взгромоздился на место кучера.

– А какая плата за провоз? – быстро спросил Антон. Слова сами сорвались, прежде чем он успел подумать.

– Что? Потом! – бросил он, не оборачиваясь.

Антон с выражением, ну и чудак, кивнул Кате в сторону кареты.

***

Места в карете оказались жесткими и прохладными. Широкая спина Николы повернулась к ним.

– Только, ребят, – тут же опять вежливо начал, – Лошадь нужно поменять. Весь день трудится, – сглотнул и перевел взгляд с Антона на Катю, – Заедем ко мне. Здесь недалеко. Потом хорошенько вас покатаю. Все покажу – и деревянную церковь, и старую мельницу, и торговую улицу.

– Антон, можем вернемся обратно? – почти неслышно спросила Катя у Антона. Ее пальцы теребили сумочку.

– Расслабься, – таким же полутоном ответил он, – все будет классно.

Экипаж рывком тронулся со скрипом, Антон вцепился за бортик и откинулся назад. Катя тоже оживилась – глаза заблестели, тело выпрямилось. Живая сила ощущалась иначе. Игривость хода и детский восторг в толчках и вибрациях. Приглушенный топот копыт и тугой перекат колес по асфальту. Неторопливо плыли мимо сельские магазины, старые дома с потемневшими крышами. Пыльная вывеска «Хлеб», а под ней кошка, вяло поднявшая голову. Жизнь — в тёплой дремоте.

Неожиданно свернули в узкую улочку, где по обе стороны выстроились неказистые беленые дома. Катя с умилением разглядывала окрестности и наслаждалась встречной прохладой. Стало ощутимо свежо, заметил Антон. Вскинул голову – за время поездки небо заволокло плотной серой пеленой.

Внезапный лай раздался где-то снизу. Серая дворовая собака выпрямилась как струна и яростно гавкала в сторону лошадей и бежала следом за каретой. Никола обернулся. На миг в его взгляде что-то произошло. Антону вдруг почудилось, будто сверкнуло красным. Собака сбилась с шага, опустила голову и, поджав хвост, отбежала к обочине. Катя и Антон переглянулись. Продолжали ехать.

Стало тихо. Все будто поглотила густая жижа. Воздух вибрировал, как перед грозой. Дома вокруг словно потеряли цвет. Холод пробежал по рукам Антона. Он ощутил, как кто-то смотрит на него. Из окна ближайшего дома, из-за занавески, прямо на него смотрела женщина в платке. Неподвижно, но глаза были живые – слишком живые. Карета ехала дальше. Он не мог оторваться. Еще одни глаза – смотрели на него через большие щели зеленого деревянного забора. Он поежился, заморгал, не померещилось ли? Но едва повернул голову – глаза снова – то там, то тут: из окон, из сада, с крыльца. Девочка на пороге проводила их взглядом, плавно поворачивая голову следом за ними. Ни звука. Только это странное, вязкое внимание.

Катя продолжала любоваться поездкой. Всё так же смотрела по сторонам – ни тени настороженности. Покачивающаяся спина Николы и тихое цоканье копыт.

– Кать… – Антон пытался говорить ровно, – как тебе? Нравится?

– Да! Здесь забавно. Мне нравится это деревенская атмосфера.

– Отлично, – кивнул он, сглотнув. – Хорошо…

– Фррр! Приехали, – четко и звонко бросил Никола, словно облил Антона ледяной водой. Карета дернулась и остановилась. Антон оглянулся – глаз больше нет. Все выглядело обычно. Тихо. Пусто.

Вот я даю… Паника на ровном месте. Соберись!

Перед ними высился серый забор, за которым виднелись черепичные крыши. Никола уже распахивал широкие ворота, сколоченные из неотесанных досок. За ними двор. Он спустился, взял поводья и потянул за собой, экипаж вяло двинулся следом. Вокруг просторно: стойла, хозяйственные постройки и небольшой дом – скорее всего, сам Никола здесь и жил.

– Можете спускаться – пробормотал он, возясь с упряжью впереди, – пока я… меняю лошадь.

Антон спрыгнул первым и подал руку Кате. Она, оказавшись на земле, тут же заинтересовалась лошадьми.

Протяжный скрип. Он обернулся, это Никола закрыл массивные ворота. Он подошел ближе. Какие же они высокие... Пришлось запрокинуть голову: казалось ворота не заканчивались, а за ними выше – уже свинцовые облака и небо стремительно чернело. Может, нужно было вернуться? Но Никола уже засовывал засов.

***

Катя поглаживала нос угольно-черной лошади и что-то игриво шептала, но слов не разобрать. Каштановой уже не было; видно, Никола увел ее для замены на другую. Катя улыбалась. Антон смотрел на неё, и сцена казалась почти умиротворяющей. На этой ноте он прошёлся по двору.

Вокруг было живо: где-то слышалось поцокивание, шуршание и фырканье. Все вокруг пропитано запахом сена и сырости.

В самом конце неприметный сарай. Странно тихий. Дверь приоткрыта. Любопытство взяло верх – он заглянул. Внутри – темнота и густая, затхлая сырость, обволакивающая горло. Зрение привыкало медленно. По стенам развешены тяпки, грабли, веревки и цепи. Сарай для инструментов, ничего необычного – мысль всплыла сама по себе. Остался стоять у двери, вглядываясь в темноту. В дальнем углу разглядел массивный деревянный стол весь в зазубринах и пятнах. Рядом топоры и пилы. Над столом жужжали мухи. Беспорядочно и монотонно. В животе потяжелело. Там что-то на столе. Круглое. Сначала подумал – котелок. Или капуста. Потом – нет. Очертания лица. Волосы. Не может быть. Он подался вперед, чтобы вглядеться, чтобы наверняка. Голова человека… Антон сглотнул. Зрачки расширились. Рот приоткрылся, но голос застрял. Ноги, подламываясь, отступили назад. И тут ударил гром. Его дернуло словно судорогой, и он вскинул голову вверх.

– Неужели будет дождь, – раздалось за спиной. Никола. Возник из ниоткуда и как ни в чем не бывало зашел в сарай. Щелкнул выключателем. Свет брызнул желтым. Антон, как по минному полю, шагнул поближе и заглянул внутрь. На столе – пусто. Никакой головы. Под столом – корзины и мешки. Никола молча вешал упряжь на крюк на стену. Антон вернулся во двор. Сердце колотило глухо и неровно. Медленный вдох и выдох, чтобы успокоиться. То глаза, теперь голова… Что происходит? Какое-то наваждение. Надо ехать дальше. Все таки у нас романтические выходные с Катей.

Катя! Где она? Он лихорадочно осмотрелся. Вокруг было пусто. Экипаж с угольно-черной, ворота, те же строения – но Кати нигде. Во рту пересохло. Первобытный страх поднялся из живота. Он криком позвал Катю, но новый раскат грома заглушил его. Он снова вскинул голову и сверху на него обрушился дождь, как будто в небе что-то прорвало. Вода хлынула стеной, размывая очертания вокруг. Издалека донесся крик Николы, перекрывая ливень:

– Быстро внутрь!

Кто-то схватил за руку. Он вздрогнул. Это Катя! И потянула вперед. Быстрые шаги, ничего не разобрать. В лицо хлещут струи дождя, холодные и быстрые, сбивают дыхание. В следующий миг – тишина. Дверь захлопнулась за спиной. Они где-то внутри.

***

Он переводит дух, смотрит на Катю. Ее платье в горошек облепило тело, волосы спутались, прилипли к лицу. По щекам скатываются капли.

– Ребята, можете переждать у меня, – раздался голос Николы сзади, – Я заведу вторую лошадь в конюшню и вернусь. Дождь скоро закончится. Как зерно упало — так и взойдет.

Дверь со скрипом снова открылась. Оглушительно барабанил дождь. Запах сырости, холодный сквозняк. Потом скрип и все смолко.

– Катя, ты где была? Я тебя потерял, – прошептал он, снимая промокшие кроссовки.

– Там же… в стойле… с лошадьми, – ответила она, помедлив, – с тобой … с тобой все в порядке?

Со мной все в порядке! Я совсем немного размяк. Но я тот же Антон. Тот, который тебе нужен!

– Да, все хорошо, Катюш, – сказал он невозмутимо, с легкой улыбкой, – Просто переживаю за нашу поездку, вот и все.

Он шагнул к окну, отодвинул край занавески и взглянул на свинцовый ливень.

***

Катя сидела на скамейке в прихожей, опустив голову. Мокрые волосы свисали вниз, руки крепко обхватывали плечи, будто она пыталась отгородиться от всего вокруг.

Антон замялся, бесшумно приблизился и сел рядом. Осторожно протянул руку чтобы обнять.

– Кать…

– Посмотри на меня… я вся промокла, – холодно сказала она. – Сколько мы еще будет тут торчать? А как же твоя поездка? Наши романтические выходные?

– Ээ, – промямлил он, лихорадочно подбирая слова. – Сейчас все разрулим…Я… я схожу за машиной и заберу тебя отсюда.

– И оставишь меня здесь с незнакомым человеком?

– Кать… Я… я что-нибудь придумаю.

– Ты куда? – резко спросил Антон, когда она внезапно поднялась.

– Поищу уборную… приведу себя в порядок, – тихо ответила она, не оборачиваясь.

Что же делать. Соберись, тряпка! Ты раскис. Еще не все потеряно. Так. Ливень может быть надолго. Мы застряли. У Николы. Никола! Может быть он сможет помочь. Подвести нас. Нужно дождаться его и обсудить. Все решится. Должно решиться.

Он наконец выдохнул и поднял голову и стал рассматривать дом Николы кадр за кадром. Небольшая прихожая, от которой тянулся в сторону узкий коридор — туда ушла Катя. Слева – входная дверь и рядом маленькое окно с кружевными занавесками. Прямо напротив – скамейка у стены, на которой он только что сидел. Справа белели широкие раздвижные двери. Он медлил мгновение, потом потянул створки. Протяжный скрип. За ними оказалась просторная комната, явно гостевая. На тумбочке стоял древний пузатый телевизор с красной лампочкой, нагло мерцающей внизу панели. Поверх – вязаная салфетка, свисает и уголком закрывает пыльный экран. Красный диванчик и накидка с кисточками, все словно из прошлого века. По стенам — картины с вышивкой, полочки с безделушками. Всё заставлено, уютно и немного душно — скорее бабушкин дом, чем жилище мужчины. Свет моргнул, как будто пригласил. Антон шагнул внутрь. В комнате его окутала холодная сырость. Пахло чем-то тяжелым, приторным – будто старым цветком, забытым в воде.

Внезапно всё погрузилось во тьму. Его передернуло. Он окаменел, прислушиваясь к пустоте. Ничего не разобрать, контуры расползлись, как в тумане. Темнота будто впитала звук. Наверное, выбило пробки, мелькнуло в голове. И только теперь, в густой тишине, стало ясно: за окном бушевал настоящий ураган. Ветки с треском били в окно, бесновато метались из стороны в сторону. Порывы ветра швыряли потоки дождя в стекло, они будто яростно пытались прорваться внутрь. А ведь была еще середина дня, но за окном стояла тьма, почти ночная.

Антон почувствовал что-то странное. Сначала лёгкий шорох, за ним — едва уловимые движения. Казалось, комната ожила, шевелилась, дышала. Красная лампочка на телевизоре моргнула и будто отделилась. Переместилась в сторону. Он застыл, не в силах двинуться, только наблюдал. Точка дрогнула. Раздвоилась, будто перед ней стояло зеркало. Но никакого зеркала там не было. Два огонька. Медленно ползли сквозь темноту. Вот они уже у окна, среди бешено хлещущих веток. Но это были не огни. Это были глаза. Глаза зверя. За ветками проступал огромный силуэт — тёмная фигура-гора. Казалось, Антон слышит тяжёлое, рваное дыхание. Существо будто плыло прямо к нему, увеличивалось, прорывалось сквозь стекло. Что-то шевельнулось у пола. Тени, похожие на щупальца, тянулись из окна. Струились по стенам, растекались по комнате — как мрак, вырывающийся из бездны.

***

Антон рванул вперед, судорожно ища выход в темноте. Казалось, он ослеп – веки раскрыты, но ничего не видно. Дыхание сбивалось, вырывалось прерывистыми толчками. Он не смел оглянуться. Пальцы лихорадочно шарили по стене. Где же эти двери. Щупальца хлестали все ближе, тяжелое дыхание все громче. Он вскрикнул и метнулся вперед – хоть куда, только прочь. В следующее мгновение он рухнул на корточки. Он во дворе. Ржавые лужи взрываются от ударов ливня, ветер завывает и гонит ледяные брызги в лицо. Он отшатнулся, попятился на руках – подальше от дома, но дома не видно. Вокруг сквозь стихию темнели неясные контуры хозяйственных построек Николы. Ветер завывает и тело пронизывает холодный дождем. Он дополз до ближайшей стены и обессиленно облокотился спиной. Скрестил руки на коленях, уткнул голову в ладони. Пытался выровнять дыхание. Смотрел вниз – на капли, которые срывались с его волос и стекали на землю, растворяясь в грязной воде.

***

Мелькнуло движение. Сквозь пелену дождя тяжело и плавно двигалась фигура. Он всмотрелся – по силуэту узнал Николу. Уже собирался подняться, окликнуть, но фигура остановилась и повернула голову. Красные глаза. Кровь застыла. Он рухнул на землю и прижался к стене. Хотел исчезнуть, стать невидимым. Фигура постояла мгновение и поплыла дальше, вглубь двора. Он замер, зажмурился. Катя! — пронеслось в голове. Она же осталась в доме. Что с ней сейчас? Надо вернуться. Предупредить. Спасти. Пока он не добрался до нее! Поднялся, пригнулся и бросился вперед. Спотыкался. Падал. Снова вставал. Дождь хлестал по лицу, гнал в отчаяние. Он почти не видел, куда бежит. Где же этот дом? Мысли путались, ноги вязли в грязи. Он упал на колени и в это мгновение заметил тонкий просвет света под дверью. Сердце рванулось. Дом! Собрав последние силы, он бросился вперёд. Схватился за ручку и навалился всем телом. Влетел внутрь, рухнул на пол. Тухлая сырость заполнила ноздри. Поднял голову. Нет… это не дом. Сарай. Под потолком тускло горела лампочка жёлтым светом. Зубчатые пилы, ржавые инструменты, почерневшие топоры. Тот сарай. Массивный деревянный стол в самом углу. Пустой.

***

Он поднялся. На пыльном полу темнел мокрый отпечаток его тела. Доски жалобно скрипнули. И только теперь его пробрал озноб. Холод пробирал до костей: мокрая одежда липла к коже, дыхание сбивалось. Вытер лицо рукавом. Скрестил руки, весь сжался, сел на мешки возле стены. Тишина. Будто за стенами сарая мир перестал существовать. Лишь запах сырости и железа. Он покачивался, пытаясь унять дрожь. Мысли смешивались, застревали. В голове – вспышки: летний зной, запах сена. Настоящее растворилось.

Тогда он тоже сидел на мешках – мальчишкой, в старом сарае за домом отчима. Покачивался, затаившись, боясь дышать. Закатные лучи пробивались через щели и ложились ровным красными полосами на стене. Стояла густая, горячая духота. Июль был жарким, как никогда. Маленький Антон обхватил колени руками. Футболка прилипла к спине – мокрая от пота и напряжения. С улицы доносились крики. Он зажмурился. Сильнее прижал ладони к ушам. Только бы не слышать. Только бы оставаться незаметным. Невидимым.

– Я не говорила такого!

– Паскуда…

– Я тебе клянусь, Андрей!

– Всегда так говоришь. Заговариваешь меня, да?

Я не боюсь его. Я могу с ним справиться. Я должен показать ему.

– Андрей, не надо…

– Тебя только так можно научить уважать мужика!

Руки дрожат, ноги ватные, сердце молотило.

Он вышел из сарая. Они – там же где и всегда, на крыльце. Отчим стоит возле стола: рубаха вылезла из-под штанов, волосы сальные, липкие. Полуоткрыты рыбьи глаза с красными прожилками. Огонек от дымящейся сигареты. Стул опрокинут. Мать рядом. В спешке поправляет разбросанные стаканы на столе. До крыльца несколько метров. Он не чувствует — знает, как от них несет спиртным. Отчим замечает его, делает затяжку. Через едкий дым, через прищур смотрит на него. Самодовольная улыбка.

– Прекрати! Хватит! – зарычал Антон и показал свой перочинный ножик. Сжимал так крепко, что побелели пальцы.

– Смотри-ка, сосунок оскалил зубы…, – лениво сделал следующую затяжку отчим.

Мать застыла. Пристально смотрела на Антона. На лице стали отчетливо видны исчезающие следы былых синяков.

– А ну, пшёл отсюда! Пока зубы целы! Давай. Быстро! Я сказал. – взорвался, как гром, отчим.

Его крик завибрировал внутри. Руки онемели. Дыхание застряло. Подбородок задрожал. Глаза наполнились влагой.

Мать коротко взглянула на него – с мольбой во взгляде. Без слов: уйди, не нарывайся.

Сарай. Мешки возле стены. Антон покачивался, пытаюсь унять дрожь. Угнетающая тишина. Снаружи доносились отчетливые глухие удары, всхлипы, мамины, прерывистые.

***

Всхлип. Ещё один. Но теперь где-то рядом.

Он вздрогнул – и не сразу понял, где находится. Холод снова пронзил тело. Тот же запах сырости. Под потолком подрагивал желтый свет лампы. Ничего необычного, убеждал он себя. Снова всхлип. Доносилось из-под стола. Едва заметное движение в самом углу. Он прищурился. В тени проступили очертания. Сжавшись в комок, притаился кто-то. Мальчик. Укутанный в белую простыню.

– Ты… ты кто? – еле слышно спросил Антон.

Мальчик поднял голову, будто вынырнул из сна. В его глазах мелькнуло удивление.

– Ты пришел меня спасти…

– Спасти? От чего? – слова дрожали, словно боялся что его услышат.

– От него… – мальчик уставился прямо на него, – от зверя.

Антон оцепенел. Вытаращился.

– Так ты меня спасешь? Правда?

– Я… я не знаю, – мысли путались, – Я здесь случайно… я просто хочу выбраться.

– Ты сам к нему пришел? – мальчик моргнул и отвёл взгляд, будто размышляя, – вот почему он меня не сожрал…

– Сожрал?.. – губы Антона едва шевельнулись.

Мальчик замер. Его лицо побелело. Он кивнул и указал наверх – на стол, под которым прятался.

Антон тяжело поднялся. Все вокруг сгустилось. Он шагнул ближе, почти не дыша. Массивный стол – в глубоких выемках, липкий на ощупь, тянуло кислым. Он провел пальцами по краю стола. Остановился.

И вдруг – прерывистое жужжание. Он обернулся. Возле мешков, где только что сидел. И еще раз. Он подошел, отодвинул край мешка. Синяя кожа. Слипшиеся волосы. Стеклянные зрачки. Голова. Дыхание пропало, но он не мог оторваться. Глаза не слушались. Казалось, так и должно быть – иначе нельзя. В груди пустота, то ли от бессилия, то ли от безысходности. Жужжание снова – то ли от мухи. Или от чего-то внутри.

– Он давно живёт в нашей деревне, – прозвучало за спиной и вырвало из ступора Антона. Он повернул голову – мальчик стоял у стола.

– Он обычно выбирает помоложе. Но больше всего он любит девственниц…

Антон отшатнулся. Уперся руками и головой в стену. Мальчик что-то говорил, но слова тонули в гуле. В висках стучало. Из него что-то рвалось наружу. Катя. Моя. Одна в доме. Зверь.

– Ты его боишься, да? – слова мальчика будто вползли в уши.

Он зажмурился сильнее. Лоб больно впивался в шероховатые доски.

– Вечно будешь сидеть в сарае? Или наконец оскалишь зубы? – слова мальчика врезались в самую душу.

Антон. Стоит, окаменевший у стены. Веки сжаты, кулаки напряжены. В голове распирает. Гул набирает силу.

– Тебе нужно поторопиться! – голос ударил как гром.

Гул исчез. Он распахнул глаза. Мальчик уже устроился на столе, свесив ноги и весело ими болтая. Белая простыня спадала с плеч. Он вытянул руку и указал на стену.

– Возьми то, что тебе по душе!

Холодное, гладкое легло в ладонь Антона.

– Торопись! Пока зверь не сожрал ее! – мальчик ткнул пальцем в дверь сарая. – Зерно взошло!

***

Снова двор. Черная бездна. Ледяные капли били по лицу, стекали по спине, обжигали кожу. В груди хрипело, дыхание сбивалось. Пар изо рта. Где. Где он?! Вязкие шаги. Он шел, шатаясь. Не прятался. Не пригибался. Стоит как глыба. Ищет. Вращает головой. Где! Жёлто-красный прямоугольник вспыхнул среди мрака. Нашел! Подкрался поближе. Сквозь беснующиеся ветки заглянул в окно. Комната. Знакомые очертания. Телевизор. Диван. На спинке – платье в горошек. Катя. Прошла мимо дивана – обнаженная, словно во сне. Гладкая кожа. Раздвижные двери медленно сомкнулись за ней.

Опять чернота. Он стоит перед дверью. Голова опущена. Руки и ноги налились тяжестью, будто чужие. В правой руке сжимает ледяную рукоять. Крепко, до боли. Он затаил дыхание, словно перед прыжком. В груди что-то рвется наружу. Катя… Катя будет моей. Как будто чужой голос внутри головы.

Резкий толчок – дверь с грохотом распахивается. Влетает внутрь, падает. Тьма. Зверь здесь. Он чувствует его дыхание. Он дышит вместе с ним. Темнота дышит вместе с ними. Стен нет — только черная пульсирующая масса, как живая. Что-то скользит за спиной – тянется, обвивает. Щупальца касаются ног. Он рвется вперед, бьет вслепую. Руки вязнут. Каждое движение – удар. Разрывает. В ушах только звон и удары сердца. Скользкое, липкое хлещет в лицо. Только бы не остановиться. Еще. Убить. Сожрать. Из груди вырывается крик – без звука.

Дверь бесшумно открылась. Шаркающие шаги по мокрому двору. Голова опущена. Губы сжаты. Сквозь зубы – короткое свистящее дыхание. Идет. Тяжело. Ноги подкашиваются, он падает на колени. Красные глаза. Замирает. Смотрит в лужу – тусклое отражение дрожит, будто живое. Антон не узнает себя. Больше нет сил сражаться. Падает на спину. Светло. Капает где-то рядом, но дождь уже закончился. Тело не болит. Сердце больше не гремит в висках. Тихо. Спокойно. Белые, густые облака плывут над ним. Завораживает. Между ними кружит ворон. Сквозь облака пробивается луч – касается лица. Теплый. Антон закрывает глаза.

***

– Теперь я расскажу, какой классный сегодня будет день… – наконец решил начать Коля, уставившись на дорогу, где в свете фар бежали полосы.

– Колян, лучше расскажи, когда этот дождь закончится! Льет как из ведра, – опять встрял Кирилл сзади.

Салон “Лады” взорвался басистым хохотом. Дворники скребли по стеклу, ливень барабанил по крыше.

– А то твое корыто сейчас реально поплывет, – поддакнул Виталя, обычно молчун.

– Не, пацаны, я не виноват… ща доедем и все будет чики-пуки, – Коля улыбнулся в зеркало. – Короче… дача пустая, родаки в городе, доедем за пару часов, пивасиком то мы затарились, правда Егор?

Егор с переднего сиденья бегло глянул на него и просто кивнул.

– А там, у меня подружайки неподалеку живут, обещали тоже зайти на тусу, – продолжал Коля.

– Ооо… – протянули сзади, кто-то присвистнул. Точно не Виталя – тот свистеть не умеет.

– Хорошенькие?

– После пивка все хорошенькие! – заржал Кирилл и закашлялся.

– Та тебе уже и мы хорошенькие, – буркнул Егор, не оборачиваясь. – Наш пивас пьешь.

Смех стих. Кирилл продолжал улыбаться, сделал пару глотков. Колян сжал руль. Машина соскользнула с асфальта на гравий — глухой скрежет. Он выровнял руль, включил дальний.

Впереди мелькнула дорожная табличка.

– Фи-я-кр, – прочитал Егор. – Что за фигня?

– А было тут местное заведение, – оживился Коля. – Кстати, я вам сейчас такое расскажу…У меня двоюродный брат там работал. Ресторан “Фиякр”. Их недавно прикрыли. Одна пара туда заехала на завтрак и у чувака крышу снесло. У него глюки начались или что-то в этом роде. Он свою девушку пилой… ну, короче, замочил, прикиньте? Как молотком забил… И сам потом кони двинул – от передозировки. Какие-то психоделики у него нашли в крови потом. Они у местного дома были. Из-за грозы электричество вырубило – тот пошел чинить – вернулся, а там мясо.

– Ого… – выдохнул Виталя и спросил на редко умное, – а ресторан-то при чем?

– Да менты думали, что в еде что-то было. Потом нашли еще одного – тоже обедал в этом ресторане. Тоже поехал башкой и напал на своих родаков. Потом тоже кони двинул…

– Заливаешь или внатуре?

– Моего братуху несколько раз допрашивали, он там официантом работал. Ресторан несколько раз обыскивали. Ничего не нашли.

– Стремно, – полушепотом сказал Егор.

– Пацаны… отлить надо, – неожиданно подал голос Кирилл.

– Хороший хозяин домой везет! – буркнул Коля.

– Колян, ну останови где-нибудь, – почти жалобно, – не довезу домой…

– Че реально под ливень в темноту пойдешь искать кусты? – спросил Коля, зыркнул в зеркало заднего вида на Кирилла и понял что вопрос риторический, – ну окей.

Машина притормозила. Дверь хлопнула, в салон ворвался ливень, захлопнулась и сразу стих.

– Зачем мы его вообще взяли? – спросил Егор у Коляна.

– Жених моей сестры, – коротко ответил Коля. – Налаживаем отношения.

– Понятно, – со смешком ответил Егор и перевел взгляд в боковое окно. За окном темень, лишь заросли в свете фар. То ли подсолнухи, то ли сорняки.

Дверь хлопнула снова.

– Ты в озере купался? – поморщился Виталик. С довольного лица Кирилла струилась вода.

Тот достал пакет, разорвал, вытащил оттуда что-то и начал жевать.

– Ты где пирожки взял? – удивился Виталя.

– У бабули, – невозмутимо ответил кирилл, жуя.

– У какой бабули, доходяга? – расхохотался Колян. – Посреди дороги, ночью, под дождем?

– Ну да, сидела там, вся такая несчастная… с родинкой на носу. Я жрать хотел, а она пирожики продавала, – Кирилл говорил с набитым ртом и протянул пакет Витале. – Хочешь?

– Давай! – потянулся тот.

– А с чем пирожки? – спросил Коля.

– С капустой, – с полным ртом пробубнил Кирилл.

– Передавай сюда свои пирожки! – Коля усмехнулся, врубил передачу и нажал на газ.

– Будешь? – обернулся к Егору.

– Ну давай – с улыбкой ответил тот.

Машина тронулась. Фары прорезали ливень. Пирожки пошли по кругу. Дорога уходила в черноту.