Флер 2 - два как один

— Мы всё равно сдохнем. Вот увидишь — сдохнем, и всё, — буркнул первый, сплёвывая через плечо.

Он карабкался по крутому склону — невысокий, коренастый, весь в пыли и поту. За спиной болталась тяжёлая секира, в руке — обломок старого посоха, которым он отмахивался от мелких камней и опирался, когда ноги начинали скользить. Каждый шаг давался с усилием, но он упрямо продолжал подниматься.

— И зачем всё это? — проворчал он и остановился, бросив взгляд назад. Под горой, словно живая рана в ландшафте, тянулось странное море — густое, тёмно-оранжевое, как подгнивший янтарь. Оно шевелилось, как будто внизу билось огромное сердце. Даже отсюда чувствовался жар.

— Не ослабляйте шаг, кадет, — раздался спокойный голос позади.
Невозмутимый, почти ленивый.

Первый резко обернулся:

— Сколько можно, мать твою, называть меня кадетом?! Я тебе не курсант на параде!

— Тогда ведите себя соответственно, — ответил второй, не повышая голоса.

Он поднимался следом — высокий, худой, с правильными чертами лица и надменным выражением. Его длинные светлые волосы были аккуратно зачёсаны назад, несмотря на ветер. На плечах — лёгкий плащ, за спиной — длинный лук. В руке — изящная трость с металлическим набалдашником, которой он почти театрально касался земли, обходя особенно неудобные камни.

— Кадет — не оскорбление, а форма дисциплины, — добавил он спустя паузу. — Она спасает, когда теряется здравый смысл.

— Ага. А ещё она бесит, когда ты по уши в дерьме, — выдохнул первый и снова зашагал вверх. — Особенно, когда вокруг уже всё сдохло, кроме тебя.

Ветер трепал их одежды, небо висело низко, серое и тяжёлое. Впереди поднималась вершина — последний подъём перед чекпоинтом. Там, если повезёт, будет точка возрождения, и, возможно, короткая передышка. Но каждый шаг туда давался всё тяжелее, и никто из них не был уверен, что дойдёт.

Их лица были иссечены усталостью, но под этой маской скрывалось нечто другое — то ли холодная решимость, то ли тупое притупление чувств, выработанное привычкой. Это была уже четвёртая попытка подняться по осыпающемуся склону — один и тот же маршрут, одна и та же цель, снова и снова. По местному времени прошло уже две недели, наполненные жаром, пылью и тяжёлым дыханием. А там, в «новой реальности», за пределами этого раскалённого ада, возможно, не пролетело и пары минут.

— Напомни мне, кто додумался предложить пройти цикл вместе? — ворчал коренастый, с усилием перешагивая через очередной валун.

— Я устал слышать этот упрёк, кадет, — невозмутимо ответил высокий, не отводя взгляда от вершины.

— Не называй меня так. Или я начну звать тебя дедом.

— А ты зови. Это и есть истина. Мне, по вашему счёту, уже около двухсот лет.

— Там, а не здесь, — зло отрезал коренастый, намеренно исковеркнув имя.

Высокий лишь чуть улыбнулся, услышав, как его окликнули. Но не стал комментировать — просто зашагал дальше, выравниваясь с ним. На миг задержался, посмотрев вниз. Внизу, в лощине, тлела лава. Густая, тёмно-оранжевая, она мерцала в расселинах горы, и от неё шёл едкий жар.

— Это всё я, — вдруг тихо проговорил высокий. — Я настоял куратору, чтобы мы прошли этот цикл вместе. В одиночку нам бы не дали доступ. А без навыков мы теряем форму, ты же знаешь. Решил, что вдвоём будет проще… Кто ж знал.

— Кто ж знал, — передразнил его коренастый. Он поправил кирасу и взглянул с недоверием. — А теперь мы тут и сдохнем прямо под этой скалой.

— Никто не отменял перерождение, — возразил высокий.

— Не отменял, — хмыкнул тот. — Только толку? Цикл завершится, мы снова очнёмся, и всё по новой: проси прокачку, жди, когда возьмут в отряд, надевай старую кирасу, бери секиру и шагай гуськом. Перспектива, знаешь ли, так себе.

— Ну так чего ныть, кадет? Пройдём этот цикл — и вернёмся в Сектор Эри с наградой. Завалимся к Арку в трапезную, я подниму бокал самого лучшего вина и начну вещать, как геройски выстоял и прошёл этот проклятый цикл. Пусть все слушают и завидуют.

— Ты выстоял? — буркнул тот. — Ты мне ещё за прошлый раз должен, не забыл?

— Ах, эти ваши мелочи… — фальшиво вздохнул высокий, не оборачиваясь. — Мелочность не красит мужчину. Мужчина должен быть выше этого. Стремиться к цели, игнорируя всё, что мешает.

— Особенно деньги, да, Глеб?

Высокий на миг замер и повернул голову, бросив быстрый взгляд в сторону.

— Глеб?.. Откуда ты вспомнил моё старое имя? Здесь меня зовут Лерой Огнестрел.

— Да брось ты уже свои аристократические ужимки. Знаем мы вас, дворян недобитых, — фыркнул напарник. — Только шевроны у вас, а не душа.

Глеб — Лерой — посмотрел на него с лёгким презрением, но промолчал. Лишь глубже натянул капюшон, вскинул голову и снова уставился в сторону лавового поля.

— Я потомок…

— Да-да, ты — наследие, а я — работяга с завода. Опять начнём спорить, кто благороднее и у кого линия длиннее?

— Просто не привык к твоим плебейским привычкам. Ты мог бы быть немного деликатнее.

— Мы — рабочий класс. Нас не баловали деликатностью и выверенными речами. Раз-два — и готово. Вот и идём, пока ноги держат. Нам нужно добраться до следующего чекпоинта, пока нас снова не снесёт, как в прошлый раз. А то опять восстанавливаться с нуля — и бегать за группами, клянча кач.

Высокий хотел что-то ответить, даже открыл рот, но лишь выдохнул, немного пожевал губу, скривился, и вместо слов просто шагнул вперёд, продолжая подъём по склону.

— Сдохнем. Точно сдохнем. И не спасёт нас никакое перерождение, — проворчал коренастый напоследок, бросив взгляд на лаву внизу. Он сплюнул, почесал затылок, поправил карту, выбрал более удобную тропу — и молча зашагал следом за Лероем.

Молчание продлилось недолго.

Как бы ни был измотан, Лерой — в миру Глеб Романов — никогда не упускал возможности поговорить. Он просто не умел молчать долго. Любил рассуждать — о смысле происходящего, о прошлом, о чужих ошибках и великих судьбах. Часто это выглядело как тонкий троллинг, ещё чаще — как философская болтовня. Его речи неизменно цепляли товарища, и в итоге разговор скатывался в спор.

Так было и теперь.

Гром, он же Игорь Серов — рабочий с радиозавода, попал в Флер прямо с участка, где паял корпуса для приёмников. Это случилось в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом, в самый разгар серых лет, когда никто особенно не заглядывал в будущее. В тот день ему принесли подлатать видеомагнитофон — редкий, импортный, почти контрабандный. Он уже почти выторговал его себе, собираясь перепродать, когда случилось непонятное перенёсшее его в другой мир.

С тех пор прошло уже почти два десятка внутренних циклов, но он по-прежнему оставался таким же — прямолинейным, грубоватым, сильным. И не умел, ну совсем не умел игнорировать провокации Лероя. А тот, конечно же, этим пользовался.

Вот и сейчас — ни один их день не обходился без разговора. Пусть и с руганью. Пусть с угрозами. Но всё равно — лучше, чем идти в полной тишине.

— Ты же понимаешь, что этот мир — не просто выдуманная забава, — сказал Лерой, наконец нарушая паузу. — Всё, что здесь происходит, отражает структуру воли. Мы здесь не просто так. Это своего рода испытание.

Гром тихо выдохнул и закатил глаза, не сбавляя шага.

— Опять началось…

— Ты не находишь это интересным?

— Нет. Я нахожу это утомительным, как и тебя, — буркнул Гром. — Каждый день одно и то же. Ты говоришь — я злюсь. Я злюсь — ты доволен.

— А ты пробовал не злиться? — с показной невинностью поинтересовался Лерой.

— А ты пробовал заткнуться?

— Кадет, разве это подходящая речь для воина?

— Да пошёл ты, философ ты выдуманный, — отрезал Гром и ускорил шаг, стараясь оторваться.

Но, как бы он ни ругался, внутри ему было легче. Этот бесконечный словесный пинг-понг с Лероем стал частью цикла. Как дыхание, как боль в ногах, как надежда на чекпоинт впереди.

Без него было бы хуже.

И оба они это знали, просто не говорили вслух.

— Куратор, конечно, ещё тот ловкач и интриган, — продолжал Лерой, перешагивая через очередной обломок камня.

— Угу, — буркнул Гром, не отставая.

— Выбрать такой цикл, где наши способности почти бесполезны… Хитро. Максимально вытянут всё, что можно, а потом подкинут лаву и бесконечные подъёмы. Хотя, казалось бы, горы — это твоя стихия, нет?

— Горы — да. Море лавы за спиной — не очень. — Он хмыкнул. — Тут даже моя стойкость пасует.

— Угу, — повторил Лерой, сдерживая улыбку.

— И так уже две недели: либо ничего не выпадает, либо появляется что-то, с чем ты не можешь справиться. Или можешь — но на последнем издыхании. А когда не справляешься… Как ты себя чувствуешь, кадет?

— Хватит. Не кадет я. Запомни уже наконец, — буркнул Гром раздражённо.

Лерой ответил лёгкой, почти детской улыбкой, которую тут же спрятал.

— Говнюк ты, вот кто ты, — процедил Гром, слегка задыхаясь от очередного подъёма. — Если уж распределение по циклам и правда есть, то такие, как ты, всегда вытаскивают самое паршивое. Ничего лёгкого, ничего простого — только жопа. — Он посмотрел вперёд на Лероя, помолчал немного и добавил, растягивая слово: — Дерьмо.

Лерой не стал огрызаться. Он лишь обернулся — и Гром поймал его взгляд. В этой тишине, между шагами и каплями пота, на лице Лероя мелькнула искренняя улыбка. Такая, что даже Гром, несмотря на тяжёлый настрой, невольно усмехнулся. Он тоже умел подлить масла в огонь, иногда специально — потому что Лероя это раздражало, а его самого — успокаивало.

— И всё-таки мы сдохнем. Вот в этот раз — точно, — уже более спокойно, даже с какой-то печалью, сказал Гром после короткой паузы. — Тут выхода нет. Чтобы мы не делали, всё равно попадём на перерождение. Всегда. Какой у нас уже счёт?

— Двадцать две смерти, — тихо сказал Лерой, делая ещё один осторожный шаг мимо большого валуна.

— Двадцать две… — повторил Гром, хотя и сам мог бы проверить. Просто привычка. Все важные цифры были у Лероя, а спрашивать у него — было как-то правильно. Своё место, своя роль.

— Ну что, ещё десяток — и на выход? — проворчал он. — Или опять страж? Или снова сброс до нулевого уровня… Хотя, может, и лучше уж в ноль чем штраф…

Гром скривился, будто лимон съел, когда мысли коснулись накоплений и штрафа. Для него это было больное место — по-настоящему. Где-то глубоко внутри, в самых глухих закоулках сознания, тлела крамольная мысль: а может, сброситься до нуля — и в самом деле выход? Может, тогда станет легче. Но каждый раз он отгонял её — упорно, с раздражением, как комара от уха. Потому что знал: нулевой уровень отнимает кровное. А кровного он уже натаскал немало.

И что особенно раздражало — всё накопленное постоянно уносило течение. Лёгкое, вечно ироничное, ускользающее — по имени Лерой.

Тот был полным антиподом. Настоящее разочарование… и одновременно странный якорь. Лёгкий на подъём, язвительный, скользкий, как угорь в сметане, он будто существовал в собственной плоскости, где понятия «запас», «бюджет» и «рациональность» означали только одно — «потом». Гром же был угрюм, молчалив, прямолинеен. Крепкий, как кувалда, и такой же упрямый.

И всё же, несмотря на это — или, может, именно благодаря этому — они работали вместе. Как старая несовместимая пара модулей, которые по всем параметрам не должны были запускаться, но всё равно держали систему в равновесии.

Гром копил. Лерой тратил. Один пересчитывал всё до последней монеты, другой бросал добычу в торговый интерфейс не глядя. Один терпеливо откладывал, другой срывался в первую же авантюру. И в результате их «совместный баланс» постоянно болтался где-то между нулём и символическим минусом. Всё, что сберегал Гром, в конечном счёте сгорала в руках Лероя — на неудачные сделки, модификации, странные артефакты и вечеринки в «безопасных зонах». А тот только пожимал плечами, усмехаясь: мол, всё равно ведь не с собой в гроб уносить.

Тем не менее, Гром продолжал копить.

А Лерой — продолжал тратить.

И, вопреки логике, их баланс — этот странный, зыбкий, почти виртуальный — каким-то чудом всё ещё держал их на ногах.

Даже сейчас, когда в голове снова шевельнулась соблазнительная мысль — а что, если всё-таки появится Страж и вытащит их отсюда, из этого проклятого цикла? — ответ был однозначный: нет. Ни малейшего колебания. Если уйти сейчас, всё, что накоплено с таким трудом, превратится в пыль. И придётся платить кровными. А платить — не хотелось. Ни единицей, ни каплей.

Нет уж. Лучше грызть этот чёрный камень до конца. Карабкаться, ползти, срываться, но идти. Пока не встанут на твёрдую, зафиксированную точку. Пока не выберутся. Иначе — никак.

Монстров в этом цикле было немного — но и этого хватало с головой. Они не отличались особым рангом, но каждый бой с ними мог стоить слишком дорого на этом крутом подьеме. Огненные гоблины, горящие ящеры, шустрые теневые твари — достаточно было одного промаха, одного неверного шага, и ты уже катишься назад в перерождение. А Гром, как назло, стабильно нарывался на кого-то из них. Словно сам искал повод — или вёл с ними старый счёт.

Сейчас они продолжали путь по узкой извилистой тропе, ведущей к очередной контрольной точке. Скала впереди, отмеченная знаком возрождения, манила стабильностью. Но напряжение не спадало — казалось, что вот-вот кто-то выскочит из тени, прямо сейчас. В этой тишине каждый шорох, каждый звук становился предвестником новой схватки.

— Странно… — произнёс Лерой, почти шепотом. — В этот раз всё тихо.

— Ага. Подозрительно тихо, — отозвался Гром, останавливаясь рядом. Он прищурился, глядя вперёд, на тёмную гряду скал.

Перед ними, всего в десятке шагов, начиналась узкая расщелина, уходящая между серых, облупленных валунов. Вершина поднималась невысоко, но казалась зловещей — особенно на фоне тусклого неба.

— Им же хуже, — хмыкнул Гром, поправляя секиру — Ещё немного, Лер, не отставай.

Лерой внутренне скривился. Он терпеть не мог, когда его имя сокращали. Особенно — так грубо и буднично. Лер… Он не Лер. Он — Лерой. Имя новое, имя выбранное, имя, заслуженное в этом мире. Здесь, где всё по-другому, где старое прошлое умерло, а у каждого был шанс стать кем-то заново — имя значило многое.

И когда Гром сокращал его до бытового «Лер», это будто стирало его уникальность. Превращало в кого-то среднего, обычного, в одного из многих. А он не хотел быть «одним из». Не здесь.

В новом мире должно быть новое имя. Новая суть. Новая роль. Так он считал. Так он жил. И потому никогда не любил, когда кто-то хватал его за старое. Особенно — друг. Особенно — тот, кто сам продолжал цепляться за своё прошлое, будто за ржавую трубу.

Но Лерой не ответил. Только вздохнул и зашагал следом. В конце концов, впереди был чекпоинт. И, может быть, хоть какая-то передышка.

Или… новая засада.

Здесь никогда не бывает по-настоящему тихо. Просто кто-то затаился. Или ждёт, когда ты поднимешь голову.

Сделав ещё пару шагов, Гром внезапно остановился и вскинул левую руку, подавая знак Лерою замереть.

— Что там, кадет? — тихо спросил Лерой, не сбавляя готовности.

Гром бросил быстрый взгляд через плечо, но тут же снова уставился вперёд. Он щурился, напрягая зрение, будто пытался прорваться взглядом сквозь вязкую, дрожащую тьму, скапливающуюся между камней. Впереди, среди завихрений пепла и ползущего пара, что-то двигалось. Неясно, призрачно. Тень? Или фигура?

— ЛОЖИСЬ!

Лерой среагировал без промедления — рухнул на чёрный камень, как подкошенный, не успев даже оценить, откуда шла угроза. Его лицо скользнуло по жёсткой, острой породе, и нос встретился с шершавой кромкой выступа. Боль вспыхнула мгновенно, и почти сразу он почувствовал, как по губе ползёт тонкая тёплая струйка — кровь.

«Вот… всё-таки ощущения тут выкручены на максимум,» — мелькнуло в голове. — «Это тебе не та старая, испытательная зона. Это настоящее. Настоящее, полное…»

Он прикусил язык и резко перекатился в сторону, уже стягивая лук с плеча. Пальцы сами выхватили стрелу из колчана. Одним движением он активировал боевые навыки: Усиление прицела, Бесконечный боезапас, Ночное зрение. Слабое голубое свечение пробежало по древку, когда магия прошла по тетиве.

— Где? — коротко спросил он, голос стал спокойным, собранным, как всегда в бою.

— Впереди, на три часа.

Гром выхватил секиру, с привычной отточенностью взяв её обеими руками и заняв боевую стойку. Его движения были столь же быстрыми, как и у Лероя, — они давно сработались. Всё тело было напряжено, как пружина, взгляд метался по склонам в поисках угрозы.

В тот самый момент, когда они оба заняли позиции, в воздухе что-то прорвало тишину — стремительное, тяжёлое, гулкое. Пронеслось над головами, будто кто-то запустил артиллерийский снаряд. Лерой инстинктивно поднял взгляд, и взгляд его выхватил неясную, размытую тень, мелькнувшую высоко над тёмным валуном.

Сначала показалось, будто с горы просто скатился камень. Но он не катился — он летел. Быстро, стремительно, как будто его выстрелили из пушки. Но откуда? Как?

Ответ пришёл почти сразу — вместе с хриплым, резким криком Грома:

— В СТОРОНУ!

Не споря, не спрашивая, Лерой перекатился вправо, уходя в сторону узкого уступа. Гром, не медля ни секунды, бросился влево, тяжело грохнувшись плечом о каменную кромку. Между ними, точно по линии, где они стояли всего миг назад, с грохотом врезалось нечто — не просто камень, а сгусток спрессованной породы, что разлетелся с характерным треском и фонтаном мелкой крошки.

Каменная пыль взвилась облаком, мелкие обломки посыпались в разные стороны, царапая кожу, отскакивая от брони. Но оба успели — усиливающие способности, включённые заранее, сработали идеально. Щит на броне Лероя отразил удар обломков, поле поглощения на плечах Грома погасило осколки.

Ждать следующего удара они не стали. Ни слова, ни команды — оба сдвинулись с места одновременно, действуя молча, слаженно, как отточенный механизм. Рывком ушли с открытого пространства, забегая по узкой тропе влево, к чёрным скалам. Там, среди расколотых обломков и трещин, были встроены выступы — остатки древней крепи. Лерой первым заметил их и указал жестом. Эти утопленные в камне плиты могли послужить укрытием и опорой для восхождения.

Он натянул тетиву и, не сбавляя хода, шагал упруго и быстро, по инерции, скользя взглядом по направлению к источнику опасности. Тьма всё ещё клубилась впереди, но уже различались движения — едва заметные, словно из неё выныривало нечто громадное. Лерой выпустил стрелу за стрелой, сдержанно, точно, одна за другой. Магия стрельбы загоралась голубым светом вдоль тетивы.

Гром действовал по-своему. Он с хрустом активировал Ярость и Сокрушительный удар, и в тот же миг его глаза налились ярким кровавым светом. Он сделал оборот, подняв секиру над головой, и разрубил ближайший валун, одновременно расчистив проход и обозначив вектор атаки — вперёд, в самую тьму. Каменная крошка разлетелась в стороны.

Из темноты, словно из жерла пушки, вылетела очередь — сноп мелких чёрных камней, выброшенных почти бесшумно. Они сыпались, как плотный дождь, — быстро, плотно, с резким шипением. Уклониться было невозможно. Гром выставил секиру перед собой — она сработала как импровизированный щит, глухо отбив большую часть ударов. Остальные камни ударили в броню, оставляя на металле свежие царапины и вмятины.

Лерой же пошёл в обход — активировал Максимальную ловкость. Его движения стали стремительными, почти нереальными: он прыгнул, перекатился, отбил часть камней в воздухе своим небольшим ножом, сделал сальто, снова кувырок — и всё это под огнём, не останавливаясь ни на миг. Пока оставалась полоска выносливости — он продолжал двигаться. Вперёд. Всегда вперёд.

Грому шел медленно, но неумолимо продвигаться сквозь каменную сыпь, отмахиваясь от новых залпов. Он двигался как таран — не быстро, но с убийственной силой. Каждый шаг отзывался глухим гулом по скале.

Наконец, тьма рассеялась. Перед ними, будто выросший из самого вулканического камня, встал силуэт врага.

Это было нечто… Органическое — но не совсем живое. Не то сокрушитель, не то дух породы. Всё его тело было обугленным, словно выдолбленным из тёмного базальта. Вместо двух рук — четыре массивных конечности, две из которых завершались клешнями, а две — длинными, гибкими отростками, работавшими как хлысты и захваты. Он двигался с пугающей точностью, цепляясь за скалы и вырывая из земли глыбы, которые бросал в их сторону.

Позади, за спиной монстра, волочился хвост — длинный, чешуйчатый, в конце которого потрескивало тусклое бело-серое пламя. Он оставлял после себя выжженные полосы на камне, словно калёное железо, проведённое по ткани мира.

— Стреляй в хвост! — рявкнул Гром, лишь на мгновение повернув голову в сторону Лероя.

Тот чуть скосил взгляд, брови удивлённо поднялись, но он ничего не ответил. Словно услышал голос не ушами, а внутренним чутьём. Между ними — давно уже существовала странная, почти симбиотическая связь. Неважно, система ли это, глюк игры, случайная особенность алгоритма или дар мира — но они слышали друг друга сквозь расстояние, шум битвы, даже рёв монстров и взрывы. Всё работало так, будто собеседник стоял в шаге сбоку. Привыкли.

Почти одновременно с тем, как правая клешня твари зарылась в породу, она прекратила метать обломки. Существо явно переключалось на ближний бой. Гром среагировал первым: активировал Стремительный прыжок и, громко выкрикнув боевой клич, сорвался с места. Он сжал тело в комок, как настоящий снаряд, и метнулся вперёд — с яростью, алым свечением и полной самоотдачей, целясь прямо в основание клешни, чтобы вышибить её из баланса.

Тем временем Лерой успел подняться чуть выше — запрыгнул на плоский уступ, откуда открывался частичный обзор на монстра. Заметив удачный угол, он активировал Проникающую стрелу, натянул тетиву — и выпустил заряд. Стрела со свистом сорвалась с тетивы и полетела в сторону твари, но в ту же секунду Лерой был вынужден нырнуть обратно за укрытие: одна из каменных глыб, брошенных ранее, отлетела от скалы и угодила ему в лицо, срикошетив по щеке. Острая боль. Рваный порез. Горячая, солоноватая кровь потекла по коже. Он зашипел, сдержал ругательство, вытер кровь тыльной стороной ладони и перевёл взгляд на Грома.

Тот как раз завершал свою дугу — секира описала мощную траекторию над его головой и со всего размаха ударила по клешне. Раздался хруст, будто ломали кость пополам. Волна звука прошла по склону, подняв пыль и откликнувшись даже в груди Лероя. Такой мощный был удар Грома.

Монстр взвыл — и не только от удара, но и от стрелы, которая почти одновременно с секирой пробила наконечник хвоста, заставив его дёрнуться и отползти. Гром сгруппировался, перекатился вбок, сдержал натиск, и снова пошёл вперёд, расчищая путь перед собой серией сокрушительных ударов.

Хвост метался в бешенстве. Лерой заметил, как в точке попадания его стрелы начала трескаться чешуя, а из самого хвоста — вбок — стали расползаться тонкие тёмные прожилки.

— Получила, тварь! — крикнул он, и, заметив, как хвост судорожно извивается, понял: монстр пытается дотянуться до собственного ранения, выдернуть стрелу, вонзившуюся в основание.

Он не мог этого допустить.

Сжав зубы, Лерой бросился вперёд, выскочив из укрытия, перешёл на короткую дистанцию, скользнул между камней, выхватил кинжал — и пошёл прямо к хвосту. Цель была ясна: добить. Разрезать. Оставить шрам, от которого эта тварь уже не очнётся.

Гром тоже понял — тянуть больше нельзя. Момент был решающим. Он прекратил размахивать секирой, собрался, пригнулся и рванул вперёд.

Клешни чудовища, беспомощно тянулись назад, пытаясь дотянуться до хвоста и вытащить застрявшую стрелу. Это зрелище выглядело почти жалко — словно перевёрнутый жук, отчаянно сучащий лапками в попытке встать на ноги. Вот и эта тварь корчилась, дёргалась, напрягала массивные, панцирные конечности, стремясь вырвать из себя жало. Только это была не заноза — а смертоносный эльфийский наконечник, вонзившийся точно туда, где сходились её силовые узлы. Монстр корчился, хрипел, рычал, но координации в движениях уже не было. Он терял равновесие, будто внутренний механизм дал сбой. Именно в этот момент Лерой активировал Метку Слабого Места — способность, позволявшую точно обозначить уязвимую точку. Его цель была ясна: добраться до основания хвоста и вонзить туда кинжал, заряженный эффектом Отравления. Времени было немного — на клинке уже тикал таймер активации: 60 секунд. Но этого хватит.

Гром тоже не стал изобретать велосипед. Он сосредоточил всю свою силу, всё тело, всё накопленное яростью движение — в один удар. Вспоминая тактику, он навёл секиру прямо в центр между глаз монстра. Там, где сходились части панциря, где, возможно, была слабина. Пусть даже там и броня — Сокрушительный Удар почти перезарядился, и если он попадёт вовремя, если Лерой отвлечёт внимание — всё получится.

Они ударили почти одновременно.

Лерой, ловко скользнув в полубеге, прыгнул сбоку и вонзил кинжал точно в основание хвоста. Гром — с разворота, с воем, ударил сверху вниз — тяжёлая секира, напитанная магией, опустилась точно между глаз.

Монстр вздрогнул всем телом. Он дёрнулся, будто хотел в последний раз схватить их обоих, но клешни лишь бессильно клацнули по воздуху — Лерой и Гром успели отскочить в стороны. Затем тварь тяжело осела, словно окончательно выдохлась. Обугленные лапы дрогнули и вытянулись, распластавшись по камням, будто корни мёртвого дерева. Из тела повалил едкий дым, насыщенный пеплом и гарью, а следом за ним хлынула густая, почти чёрная, с серым отливом кровь — вонючая, как выжатая сера.

— Ну вот и всё, — спокойно произнёс Гром, проверяя заточку на секире. Лезвие, как всегда, было идеально острое, но он считал своим ритуалом после боя удостовериться — не затупилось ли. Старый рабочий рефлекс.

Лерой, как водится, первым подошёл к павшему врагу. С пафосом, не спеша, он поднялся на груду расколотого панциря и торжественно водрузил ногу на обломанную клешню скорпиона. Поднял подбородок, раскинул руки и начал вещать, словно стоял на сцене перед толпой благодарных слушателей:

— Этот враг был силён…, но сердца храбрых воинов, сражающихся вместе, невозможно сломить! Даже такой грозный…

Он театрально замер, прищурился, изучая покрытые трещинами останки, и, будто читая титры в конце битвы, с удовлетворением добавил:

— …Элитный Пустотный Каменный Скорпион, тридцатого уровня. О, он был впечатляющим! Возрадуйтесь, братья, и воспойте эту победу в песнях!

— Ну хватит уже, — проворчал Гром. — Глянь лучше, что с него выпало.

Лерой ещё пытался продолжить монолог, но поскользнулся на чёрной слизи и еле удержался на ногах. Сморщившись, отплёлся назад, махнул рукой и пошёл проверять трофеи — даже ему стало ясно, что момент торжественности безнадёжно упущен.

— Сфера Тьмы, Сфера Пустоты, жвалы Пустотного Скорпиона… — пробормотал Лерой, скользя пальцами по виртуальному интерфейсу. — И… две монеты для Куратора.

— Неплохо, — одобрил Гром. — Две монеты — неси сюда. Всё остальное можешь забирать себе.

— Кадет, их две. Одна тебе, одна мне. Это же очевидно, — фыркнул Лерой, даже не оборачиваясь.

— Неси сюда, — перебил его Гром, шагнув ближе и с тяжёлым взглядом указав на ладонь.

— Ваша жадность, кадет, приведёт вас к падению. Настоящие герои так не поступают.

— Тогда неси вообще всё сюда. Заодно и твою шпильку на поясе, — рыкнул Гром.

— Ну уж нет, — усмехнулся Лерой. — Тогда я требую свою долю твоего угрюмого молчания. Или хотя бы каплю той вечной кислой физиономии. Это, между прочим, тоже редкий ресурс.

Гром расхохотался, глухо и искренне. Лерой тоже не сдержал улыбки.

Поделить добычу у них всегда было своего рода ритуалом — с подколками, возмущениями и грозными взглядами, но заканчивалось всё одинаково: важное и тяжёлое забирал Гром, а Лерой — всё редкое, блестящее и загадочное. Их молчаливый баланс.

Обойдя тушу мёртвого монстра, они поднялись ещё на несколько десятков метров вверх по извилистой тропе и, наконец, вышли на плоскую скальную площадку. Там, в центре, возвышалась колонна чекпоинта — сияющая, полупрозрачная, словно выточенная из жидкого стекла.

— Добрались, — выдохнул Гром и с облегчением опустился на камни.

Лерой, напротив, шагнул вперёд с привычной эльфийской грацией. Касание пальцев к колонне — и активатор зажёгся. По её поверхности побежали голубые огни, засветились надписи и сигналы: завершение этапа, статистика, имя участников, заработанные очки, бонусы. Всё мелькало быстро и почти не касалось сути — слишком рано, слишком мало. Это был всего лишь второй узел. До конца цикла оставалось далеко. Путь только начинался.

Но чекпоинт — уже что-то.

Пускай он не давал ответов.

Пускай не указывал, куда идти дальше.

Но он был. А значит, и они были.

И пока стояла колонна — стояли и они.