Грязь хлюпала под колёсами машины, будто поле пыталось затянуть нас в свою вязкую пасть. Мы ехали посреди бескрайнего пространства — вспаханного, растревоженного, словно кто-то только что перевернул землю снизу вверх. Осенний вечер окутывал всё вокруг тусклым светом, не оставляя надежды на тепло. Ни деревьев, ни зданий — только поле, беспощадное и безмолвное.
Я сидела рядом с водителем — женщиной, лицо которой терялось в сумраке, как будто сама память отказывалась удержать её черты. Перед нами, по рыхлой земле, двигался гусеничный броневик — массивный, цвета мокрой земли, но всё равно отчётливо выделяющийся на фоне поля. Мы ехали по его следу — единственному намёку на дорогу в этом беспорядке.
Внезапно броневик остановился. Машина начала буксовать, колёса скользили по жиже, отказываясь повиноваться. Водитель выключила зажигание. Из тяжёлой машины вышли две женщины — в старых, истрёпанных фуфайках, будто сшитых из серого тумана и следов прежних дорог. Одна из них, постарше, подошла ко мне, в руке у неё была карта. Мы стояли по щиколотку в грязи, когда она раскрыла её прямо передо мной.
Крупным планом — тёмные горы, извилистое ущелье. Она ткнула пальцем в красный крест у подножия гор:
— Город, — тихо сказала она и провела линию вдоль ущелья. — А здесь мы.
Расстояние казалось почти невозможным.
Я повернула голову направо — у самого горизонта виднелась постройка: низкое здание, похожее на сторожку или заброшенную станцию. Возле входа стояла вторая женщина из броневика. Мы направились туда.
Внутри было тускло. Маленькое помещение без окон. Единственный источник света — лампа над столом, отбрасывающая жёлтое пятно на стену, где приколоты бумажки и обрывки карт. В углу — старый регаль с пыльными банками маринадов и варенья, всё покрытое плотным слоем пыли и паутиной. Справа — узкая комнатка с двухъярусной кроватью, застеленной выцветшими пледами. Здесь нам предстояло остаться. И еда, и кровати — всё было предусмотрено.
Позже, выйдя наружу, женщины провели нас за дом. Там текла узкая речка — мелкая, но чистая, как ключевая вода. По берегам — следы прежней ширины, размытые временем.
Мы пошли вдоль воды, прямо по ней, и вскоре слева показалась бетонная стена — длинная, как забор, ограждающий нечто неизвестное. В одном месте дерево проросло сквозь неё, его толстый ствол врос в бетон. Я легко вскарабкалась на дерево и сделала несколько шагов по широкому стволу. Слева — окно без стекла. Старое, облупившееся, как вещее око прошлого.
Я перелезла через него внутрь дома.
Это была спальня. У стены стояла большая кровать. На её краю — кто-то лежал. Мужчина. В пижаме. Застывшая поза.
Я затаила дыхание — мертвец. Мумия. Он просто уснул и больше не проснулся. Годы прошли, а он всё так же лежит здесь — в забытом доме, где ничего не меняется.
Я прошла в следующую комнату.
Передо мной открывались огромные окна без стёкол. Они смотрели в серую даль, бесконечную и тягучую, как сам сон. Я подошла к ним и долго смотрела вдаль.
Тишина. Покой. Но неуютный. Как перед чем-то, что ещё не пришло.