Фо̀бинск

Рыжков Алексей.

Фо̀бинск.

Эти горы умеют хранить секреты.

Не спрашивай их ни о чём.

И если найдёшь в их чреве что-то,

Лучше оставь это в нём.

Тимофей Гиперальский, 17.10.2024 н.э.

Ночь опустилась на древние горы и старый автобус, поскрипывая ржавыми боками, медленно полз через чёрный лес. Дождь барабанил по крыше, стекал волнами по лобовому стеклу, сочился мелкими каплями по окнам салона. Битов поёжился, поднял воротник куртки и тяжко вздохнул. Пахло как в склепе - сыростью, плесенью и ушедшим временем. И лишь чуть-чуть, на грани восприятия, мелькали тонкие нотки несгоревшего бензина. Битов достал смартфон - время на дисплее 21:45, в лучах фар блеснул дорожный указатель - Фобинск 10. "Опаздываем из-за этого ливня, так я в гостиницу точно не успею" - подумал он, и оглядел пустой салон, кроме него пассажиров не осталось. Пал Палыч поднялся и, придерживаясь за поручни, направился к водителю.

– Извините, вы не могли бы довезти до гостиницы Центральная? У меня бронь до двадцати двух ноль ноль.

Тот оглядел Битова с головы до ног, цыкнул зубом и сказал:

– До автовокзала довезу и шаба̀ш. Я в этот город не полезу.

Палыч помялся, полез в карман за бумажником, лихорадочно соображая сколько предложить.

– Может, сто пятьдесят рублей?

Тут дорога пошла под уклон и водитель, выругавшись, вцепился в руль. Лапы раскидистых елей хлестанули по лобовому стеклу, покрышки взвизгнули на мокром асфальте и лишь, удержав автобус на дороге, водитель резко выдохнул.

– Тебя чего туда понесло-то?

Битов даже немного растерялся.

– Я в командировку.

Водитель сделал этакий отрицающий жест.

– Ясно. Ни за какие коврижки не полезу. Что-то там творится в последнее время, как въезжаю – волосы дыбом. И пахнет. Смертью.

Пал Палыч нахмурился и вернулся на своё место. Машинально достал из набедренного кармана мешковатых штанов билет на междугородний автобус. Покрутил его в руках, посветил на билет экраном смартфона. Прибытие: 21:40, Фобинск, "Что же там происходит, в этом городке?"

Битов с сожалением посмотрел вслед удаляющемуся автобусу. Дождь всё также лил как из ведра и его хрустальные нити блистали в свете единственного фонаря у закрытого автовокзала. Пал Палыч накинул капюшон, застегнул все шесть карманов оранжевой непромокаемой куртки и вскинул на плечи рюкзак. Пройдя по тёмному Центральному проспекту метров пятьсот, он вдруг понял, о чём толковал водитель автобуса. В этом городе действительно происходит что-то странное. Время начало одиннадцатого, пятница, а в домах от силы два-три светящихся окна. Ни одного человека на улицах, ни одной проезжающей машины – город, словно вымер. Из десятка городских фонарей в лучшем случае светит один, а на мокрых тротуарах слой опавших листьев, обрывки бумаги и пакеты. И ещё. От самого автовокзала его преследовал странный навязчивый аромат. Очень тонкий, еле уловимый, – так пахнет на кладбищах. Битов пытался отогнать от себя чёрные мысли, но пустые улицы Фобинска лишь усиливали затаённый ужас, крадущийся вдоль позвоночника. Всё, что он мог противопоставить ползучему страху, профессиональное реноме и решимость выполнить свою работу. Да и бежать-то некуда. Автовокзал закрыт, ни одной проезжающей машины и на сотовом не то, что Интернета — вовсе нет связи. И он, стиснув зубы, шлёпал высокими ботинками по лужам, поправлял мокрыми пальцами капюшон и надеялся, как все человеческие существа, на лучшее. Думал, что вот сейчас он дойдёт до гостиницы, примет душ, выпьет горячего чаю и завалится спать. И он таки дошёл.

На освещённой яркими фонарями центральной площади Фобинска стоял, прикрытый завесой дождя, памятник Ленину. За ним виднелось здание администрации, а справа гостиница Центральная. Длинная пятиэтажка, построенная, наверное, ещё во времена развитого социализма. В гостинице горело всего одно окно – слева от главного входа.

– Вы опоздали на сорок минут! – Встретила его администратор с причёской «дом на голове» и в пиджаке болотного цвета.

– Здравствуйте, – ответствовал Битов.

– Паспорт!

Паспорт, СНИЛС, водительское удостоверение и прочее хранилось у Палыча во внутреннем кармане в герметичном пакете.

– Пожалуйста.

Администратор забрала паспорт и протянула ключ с массивной деревянной блямбой.

– Номер 501, пятый этаж. Паспорт заберёте завтра, я карточку заполню, распишетесь.

Битов дурашливо встряхнулся, пригладил ладонью короткий ёжик седеющих волос и, схватив ключ, направился к лестнице.

– У нас в последнее время свет часто выключают – проворчала вслед администратор – в номере есть свечи на всякий случай. Туалет и душ на этаже.

– Понял! – Битов, отряхивая куртку, рванул вверх по центральной лестнице.

Справа платяной шкаф, слева вешалка для верхней одежды, две тумбочки, две кровати, письменный стол и стул в комплекте.

– Мда. Это не Рио-де-Жанейро.

На подоконнике, на металлическом подносе стоял пустой графин, два перевёрнутых гранённых стакана и огарок свечи. Пал Палыч поставил рюкзак, повесил куртку на вешалку и облюбовал левую кровать – звенья панцирной сетки скрипнули, когда он уселся. В этот момент вырубили свет. Битов встал и посмотрел в окно – на тонущий во тьме и дожде город. Никогда ещё он не видел такого. Бывало, конечно, и в его родном городке выключали свет, но, где-то дальше всегда светились привычным светом другие районы. Луна и звезды, в конце концов. Но тут – в этом проклятом Фобинске – всё было покрыто мраком, и даже небесный свет был отрезан чёрными тучами. Битов достал смартфон и, включив фонарик, направился в туалет. В длинном коридоре пятого этажа его вдруг снова настиг страх. Он резко обернулся, попытался прошить мрак слабеньким лучом, но ощущение, что на него кто-то смотрит из тьмы, не отпускало. Немного успокоился он, только добравшись до места. Грязно-серый кафель, изгвазданные умывальники, висящие на одной петле дверцы туалетных кабинок. "Усё как мы любим" – Палыч закрыл входную дверь на защёлку, сделал свои дела, помыл руки и сунул голову под струю холодной воды. Выйдя из туалета, он осветил коридор и наткнулся взглядом на листок бумаги – «Душевая не работает». "Да я даже не сомневался", – пробормотал Битов, почему-то уверенный, что он единственный постоялец этой задрипанной гостиницы. Вопрос – почему грымза в болотном пиджаке поселила его на пятом этаже совершенно пустой гостиницы?

Вернувшись в номер, он откопал в рюкзаке бесполезный налобный фонарик с севшими батареями.

– Руки тебе оторвать, Паша, фонарик сейчас очень бы пригодился, – пробормотал Битов и с грустью посмотрел на экран смартфона, - заряда осталось 3%. Следующей он извлек компактную туристическую плитку с пъезоподжигом. Её газовый баллон был почти полон и, спустя несколько секунд, кружка с водой уже стояла на газу. Перед отправлением в Фобинск Битов плотно поел и сейчас был согласен на бутерброд с сырокопчёной колбасой и чашку чаю. От плитки он зажег свечу, и стало почти уютно. Что-что, а это Палыч умел – устроиться в любых условиях. У него в командировочном рюкзаке даже шерстяной плед был припрятан и, стянув тяжеленные ботинки, он забрался на скрипучую кровать с ногами. На дворе октябрь, дождь, в холодной промозглой гостинице ни света, ни тепла, а он сидит тут, закутавшись в плед, неторопливо нарезает колбаску и хлебушек, в нагрудном кармане тёплой рубашки маленькая посеребрённая фляжка. На донце выгравирована надпись «Главному мужчине в моей жизни». "А жизнь-то налаживается", – довольно зажмурился Битов, и тут оконные стёкла сотряс громкий звук. Словно ударили в огромный, размером с дом, набат. Тревожный звук поплыл над скрытым во тьме городом, дождь мгновенно стих, а в следующую секунду под окнами гостиницы раздался страшный крик. Кричала женщина. Кричала так, как будто её режут зазубренным ножом, или цепью от бензопилы, или чем-то таким, очень страшным и приносящим нечеловеческую боль. Палыч вскочил, схватил смартфон, но связи на нем так и не было, он распахнул окно и заорал в темноту:

– Я сейчас милицию вызову!

Но женщина продолжала кричать. Её крик превратился в нечеловеческий вой, а потом перешёл в захлёбывающийся хрип. Пал Палыч торопливо натянул ботинки, схватил куртку и, нащупав газовый баллончик во внутреннем кармане, рванул вниз.

И в коридоре и на лестнице царил абсолютный мрак, рискуя переломать ноги, Битов схватился за перила. Подсвечивая экраном смартфона, перескакивая через ступеньку, быстро спустился на первый этаж.

– Вызывайте милицию! – Заорал он. – Дежурная!

Битов дёрнул ручку входной двери, но она оказалась заперта. Он заметался в полутьме, освещаемой лишь экраном смартфона, подбежал к стойке администратора и перемахнул через неё. На столе стоял стационарный телефон, Пал Палыч схватил трубку – в ней была мёртвая тишина. «Где-то у них должна быть тревожная кнопка!» Он наклонился, нырнул под стол и нашёл кнопку вызова охраны. Нажал на неё несколько раз и тут различил дробь автоматных очередей. Стреляли где-то неподалёку, может в нескольких кварталах. А потом громыхнул взрыв. Битов ощутил удар через пол, в следующее мгновение задребезжали стёкла. Он выпрямился, застыл на месте, прислушиваясь, и тут снова раздались выстрелы. Потом крик, ещё один и ещё. Битов повернул голову к тёмному окну, краем сознания отметил, что батарея смартфона сдохла окончательно, и он остался в полной темноте. А в следующее мгновение где-то в гостинице со звоном разлетелось оконное стекло.

В глубоком детстве, когда Паше было лет пять-шесть, они с друзьями страшно любили одну игру, у которой не было названия. Играть в неё можно было только, когда кто-то из взрослых забыл закрыть подвал. Подвал этот раздваивался под их пятиэтажкой на два длинных коридора. Свет проникал от входа лишь на несколько метров, а дальше царила тьма. Дети вставали у входа и заводили считалку – «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...». Так выбирался «ловчий». Остальные разбегались по коридорам и с замиранием сердца ждали пока ловчий досчитает до ста. Его силуэт был немного виден при входе в подвал, и это было основной интригой. Куда он направится? В твой коридор или в соседний? Если в твой, то остаётся полагаться только на слух. Возможно, ловчий медленно приближается к тебе во тьме, растопырив руки, почти не дыша, тоже весь превратившийся в слух. А у тебя перед глазами лишь чернота, из всех ориентиров в пространстве у тебя лишь пол под ногами, да шершавые стены. И сердце колотится как у воробья, ты с трудом сдерживаешь дыхание, и тебе и страшно и весело одновременно. Потому что всё это понарошку. А вот сейчас нет. Где-то во тьме коридора первого этажа Битов различил хриплое дыхание. Кто-то приближался к нему тяжёлыми шагами – большой, страшный, невидимый. Сердце, как когда-то в детстве, заколотилось, кровь прилила к голове, адреналин затопил сознание. Паша огромным усилием погасил панику и скользнул на цыпочках к тому месту, где должен был быть выход на лестницу. Дрожащими пальцами нащупал проём двери, потом носком ботинка первую ступеньку и, крадучись, двинулся вверх. Он поднялся на несколько ступеней, и вдруг понял, что больше не слышит тяжелые шаги. Битов тоже застыл, прислушиваясь, и тут ощутил запах крови. Паша пытался убедить себя, что это лишь такой выверт подсознания – не может так явственно пахнуть кровью. Но тошнотворная, ужасная волна запаха, идущая снизу, накрывала его с головой, – требовала бежать сломя голову, прямо сейчас, перепрыгивая через две ступеньки. Он сжал газовый баллончик с такой силой, что заболели пальцы и в этот момент внизу скрипнули половые доски под драным линолеумом. Тот – большой и невидимый, всё же пошёл наверх. Битов запаниковал, дал струю газа из баллончика, и помчался вверх по лестнице, хватаясь за перила – ту тонкую нить, что хоть как-то связывала его с реальностью. Он взлетел на пятый этаж за считанные секунды, понял, что бежать дальше некуда, и тут различил полоску света под дверью своего номера. Там всё ещё горел огарок свечи и туристическая печка. Захлопнув дверь, Паша повернул ключ в замочной скважине, и попытался отдышаться. Он скользнул взглядом по кипящей на печке стальной кружке и в этот момент дверь сотряс страшный удар. Хлипкая дверь затрещала, выгнулась – полетели щепки. На втором ударе дверь упала на пол, и в комнату вошёл огромного роста человек. Онбыл залит кровью с головы до ног и Битов понял, что запах ему не мерещился. В руках у гиганта была цепная электропила с оторванным шнуром, и стало ясно, что этой мутно-поблёскивающей цепью безумец и кромсал женщину под окнами гостиницы. На хищно загнутых остриях кое-где застряли ошмётки плоти, и темнела кровь. И теперь настала его – Пал Палыча очередь. В этот момент что-то щёлкнуло в мозгу у Битова и он решил защищать свою жизнь до последнего. Он отбросил бесполезный газовый баллончик, схватил с печки кружку с кипятком и выплеснул её в лицо нападавшего. Раскалённая ручка обожгла пальцы, кожа зашипела, а в следующее мгновение цепная пила упала на пол, и гигант закрыл руками обожжённое лицо. Он заревел, словно корабельная сирена, вторя ему, закричал Палыч, машинально дуя на пальцы. Потом вскочил на кровать, спружинил ногами и, прыгнув, оказался у дверного проёма. Отсвет свечи позволил сориентироваться и Пал Палыч бросился к аварийному выходу в конце коридора. Он вышиб локтём стекло двери с надписью «Ключ у дежурной», скользнул ужом наружу и оказался на пожарной лестнице на торце пятиэтажки. За несколько секунд суматошного, сумбурного спуска Битов успел рассмотреть полыхающую огнём ТЭС на склоне горы и мерцающую неподалёку мигалку милицейской машины. «Первым делом туда» – решил он, повис на руках на последних ступенях, и сиганул вниз.

На пятом этаже бесновался великан с выжженными кипятком глазами. Он ревел белугой, скрежетал цепью пилы по ржавому ограждению пожарной лестницы, выл зверем. А Палыч, кое-как различая деревья и дома, пробирался в направлении которое запомнил пока спускался по пожарке. Вот уже стало различимо мерцание милицейской машины, в этих синих сполохах по дороге медленно прошёл человек с топором. С лезвия что-то капало, и Битов на несколько секунд погрузился в своём сознании в колодец старых кошмаров. Ему как-то снилось, что-то подобное, сам сон он не помнил – лишь отголоски и отблески. Жуткое ощущение, что все вокруг сошли с ума, и только ты вроде бы нормальный, но боишься даже пикнуть. Просто потому, что вокруг тебя люди с топорами, цепными пилами и ножами. Они куда-то бредут в оцепенении, но стоит им учуять запах или услышать звук они будут кромсать, резать, бить. И всё это без единого слова, молча, как сомнамбулы. Мужик с топором скрылся за поворотом и Битов рванул вперёд. Выглянул из-за угла кирпичной трёхэтажки, увидел лежащий на боку милицейский уазик с одной тускло светящей фарой и слегка приуныл. Тут, судя по всему, на помощь рассчитывать не стоило. "Может оружие осталось?", – подумал Пал Палыч. Он на полусогнутых приблизился к уазику, потом на четвереньках обполз его со стороны капота и наткнулся на распростёртое тело в камуфляже. Битов уже примеривался как проникнуть в салон и тут тело вдруг сказало: – не лезь, нет там ничего, все патроны я израсходовал. Если меня из-под уаза вытащишь, у меня в ксюхе ещё почти полный рожок. Битов наклонился, разглядел в мерцающей синей полутьме грязно-белый бинт на голове, небритую окровавленную скулу и нормальные, светящиеся разумом, глаза. Паша протянул руку.

– Битов Пал Палыч.

– Сержант Семёнов. Ты если домкрат из багажника достанешь, то мы эту хрень поднимем и мою руку с автоматом высвободим.

Паша метнулся к багажнику, со скрипом открыл дверцу и увидел на боковой стенке домкрат. Кое-как присобачив его к кузову уазика, качнул несколько раз и Семёнов со стоном вытащил руку из-под машины. Кисть была раздроблена, и автомат просто остался висеть на плече бесполезной, пока, ношей. Семёнов с трудом перекинул ремень автомата на плечо Битова и поморщился от боли.

– Давай, Палыч, воюй. Похоже, больше нормальных в этом городе не осталось. Ты да я.

И в этот момент из подъезда дома напротив выскочил человек с монтировкой. Не издав ни звука, он поднял своё оружие над головой и побежал к ним.

– Спокойно, Палыч, – сказал сержант. – Предохранитель на два щелчка вниз – на одиночные, с патронами у нас полный швах.

Битов выстрелил раз, другой. Руки от страха дрожали, и короткий ствол ходил ходуном. Затем всё же приложился щекой к короткому прикладу и третьим выстрелом попал нападавшему в грудь. Тот как-то нелепо скособочился, сделал ещё несколько неверных шагов и упал. Монтировка со скрежетом проехала по асфальту к ногам Битова. Пал Палыч втянул носом остро пахнущий порохом воздух, огляделся и застонал, опуская руки с оружием. Из-за угла дома, пошатываясь, слепо тыкаясь в ограждения палисадников к ним брёл безумный гигант с цепной пилой. – Да на него мне патронов не хватит – обречённо сказал Битов. Он коснулся плеча сержанта и кивком дал понять, что надо драпать. Глаза великану он выжег, но слух у того был отличный. И вдруг из дальних кустов выскочил мужик с топором, он с хрустом всадил лезвие в спину гиганту, выдернул топор и отскочил, снова примериваясь. Гигант взревел, и с неожиданной для такой туши резвостью, развернулся и ударил в ответ пилой. Попал он поперек груди противника – с громким треском ткань куртки лопнула и брызнула кровь. Пал Палыч отвернулся. Ничто в жизни не готовило его к таким картинам. Слюна стала вязкой и кислой, и Палыч понял, что его сейчас вырвет. Он оперся рукой о кузов машины, наклонился и тут подал голос Семёнов. – Нашёл время. Пошли, ещё не такого насмотришься. Сержант взял его здоровой рукой за рукав куртки и потащил.

Свернув за угол ближайшего дома, они оказались в полной темноте. Где-то позади остался лежащий на боку, мерцающий мигалкой, уаз, кромсающие друг друга безумцы, застреленный Битовым псих с монтировкой. Время от времени до них доносился рёв гиганта и высокий вой мужика с топором. Кровавая битва всё ещё продолжалась и Палыч, сплюнув кислую слюну, покачал головой. «Нормальный человек уже после первого удара упал бы, а эти люди, вернее нелюди, рвут друг друга как звери до самого конца».

– Слушай, Пал Палыч, а ты что тут у нас делаешь? Я же вижу, что ты не из местных – тихо спросил Семёнов.

– В командировке я. Томограф приехал чинить в вашу поликлинику – прошептал в ответ Битов.

– Вот оно что. Прямо скажем, не повезло.

Тут Семёнов, так и тащивший Битова за рукав куртки, резко остановился и присел, потянув вниз Палыча. А потом зашептал ему на ухо. – Слышишь? Шуршит впереди кто-то. Держи оружие наготове. Битов только теперь вспомнил про висящий на боку автомат. Жгучий стыд и сожаление пронзили его. «Сержант весь израненный – кисть раздроблена, голова в крови, на меня вся надежда, а я клювом щелкаю. От страха забыл про оружие, ох стыдоба». Палыч поудобнее перехватил автомат и направил ствол во тьму. Было страшно. Не так конечно, как одному в коридорах гостиницы, но всё равно жутко. В этом чернильном мраке глаза перестали быть органом чувств. Остался только слух, обоняние, да мокрый асфальт под правым коленом. Палыч принюхался, от Семёнова несло спиртным, горячим потом и немного больницей. Из-за забора тянуло мокрой землёй, прелыми листьями и канализацией. И тут Битов явственно различил запах крови, волосы у него встали дыбом, а позвоночник ожёг ледяной холод. Паша завертел головой, пытаясь понять, откуда пахнет, чуть повернулся назад, и в этот момент все вокруг залил мертвенно белый свет. И в этом свете в двух метрах от своей спины Битов увидел нечто чёрное, скрюченное, с растопыренными конечностями, и это ринулось на него с неимоверной скоростью. Битов заорал, запутался в ногах и рухнул на спину, подмяв под себя Семёнова. В воздухе что-то резко свистнуло и левое предплечье Палыча пронзила боль. Он отчаянно ударил ногой в ответ, попал тяжелым ботинком куда-то и существо отлетело назад. Но сразу же снова пошло в атаку. Теперь Битов разглядел, что это человек на четвереньках, а в зубах у него зажато что-то с длинным изогнутым лезвием. Да это же серп! – понял Битов и, наконец, вытащил из-под своего правого бока автомат. Он выстрелил почти в упор, потом ещё, ещё. Поднялся на ноги и снова выстрелил, уже из мести за только что испытанный, непередаваемый ужас. Затем поднял глаза на чёрные уходящие тучи. В небе сияла необычайно огромная, яркая, полная Луна.

– Ты охренел что ли на старуху столько патронов тратить? – Заорал Семёнов, поднявшись на ноги.

– Старуху?

– Это же баба Нюра главная наша огородница.

Пал Палыч с омерзением рассматривал тщедушное тело в кедах, тёмно-синих спортивках и чёрной штормовке. Вся одежда психованной старушки была залита кровью, значит кого-то она уже своим серпом того. Битов снова посмотрел на небо, на свой распоротый окровавленный рукав куртки и на лежащий, на земле серп.

– Семёнов, что у вас тут происходит, а?

Тот смутился, машинально поскрёб затылок.

– Да я и сам не очень в курсе. И некогда разговоры говорить. Стоим тут как три тополя на Плющихе.

– Два.

– Что?

– Два. Нас двое.

– Да какая разница. Двигать надо и укрытие искать. Пока ещё какие-нибудь психи с серпом и молотом не появились. Если они скопом ринутся – нам с моей одной рукой и твоей снайперской стрельбой точно хана.

В этот момент снова послышалось шуршание и Битов вскинул автомат.

– Не стреляйте, пожалуйста, – сказал тонкий, похожий на детский голосок и из-за дерева показался высокого роста мужчина с непропорционально большой головой и глазами ребёнка.

– О! Тимоха – удивился Семёнов. – Ты-то как живой остался? Хотя не важно. Пошли. Быстро и тихо.

И они двинулись гуськом с сержантом во главе.

Спустя время они сидели на чердаке пятиэтажки, бинтовали свои раны и жадно пили воду, передавая друг другу пластиковую полторашку. Полиэтиленовый пакет у их ног был забит едой, ещё две пятилитровые бутыли стояли рядом. Всё это они позаимствовали в двух квартирах на пятом этаже. В первой никого не было, а вот во второй, как только они вскрыли дверь, девочка лет четырнадцати без единого слова кинулась на них с кухонным ножом. Им пришлось связать её бельевой верёвкой и оставить на полу в прихожей. И только забравшись на чердак и закрыв люк они наконец-то смогли хоть немного расслабиться. Кое-как зафиксировав переломанные пальцы Семёнова, Паша занялся своим плечом и обожжёнными пальцами – кожа на них уже пошла волдырями.

– Хорошо, что Луна показалась – философски заметил сержант. – В темноте нас эта ведьма малолетняя точно бы порезала. Да и не пришли бы мы никуда в той тьме. Битов просто кивнул, повернулся к Тимохе и представился.

– Меня зовут Павел Павлович.

– Тимофей Гиперальский – церемонно поклонился тот и протянул руку.

– Он у нас вроде городского сумасшедшего – встрял Семёнов – в Центральном парке песенки идиотские под гитару поёт.

– Собственного сочинения и Гиперальский мой сценический псевдоним – надулся Тимоха. Время от времени, где-то вдалеке слышались страшные крики, звон бьющегося стекла, иногда одиночные выстрелы. Слуховые окна были открыты, и свет от Луны проникал на чердак призрачным серебристым сиянием. Семёнов подошел к окну, поднёс к глазам позаимствованный бинокль и тяжко вздохнул:

– Отделение наше горит, и администрация, и больница. Влипли мы крепко. – Битов, тем временем, пересел на деревянную балку напротив Тимохи и мягко спросил:

– Тимофей, а может, вы знаете, что происходит?

– Знаю – улыбнулся тот, а Семёнов хмыкнул.

– Расскажете? – Попросил Паша, и лицо Гиперальского озарила детская улыбка.

– Мой старший брат Сергей заменил мне отца и мать. Он работает на нашем руднике. Несколько дней назад третья бригада нашла в шахте золотой гроб.

– Чегооо? – Не выдержал Семёнов.

– Не перебивайте, пожалуйста, – вступился Битов.

– Так вот, – продолжил Тимофей, – мой брат назвал это гробом, но по его описанию это скорее саркофаг. Как он сказал «такая штука, в которой фараонов хоронили, только здоровая – метра три с лишним длиной». Ребята из третьей бригады решили его вывезти по-тихому и потом продать. Алчность затуманила их умы. Они подогнали шахтный погрузчик, с трудом погрузили этот саркофаг в ковш и, присыпав его породой, попытались вывезти с рудника. Ничего у них, конечно, не получилось. Их задержала охрана. Вызвали начальство и, как сказал Сергей, глаза у тех загорелись огнём. Тут же приехал тентованный камаз и саркофаг погрузили в него. Мой брат это лично видел, правда, издалека – их всех прогнали подальше. Он сказал, что "гроб блестел на солнце, аж глаза резало". И ещё он был очень тяжелый. Камаз, по его словам, «аж присел». -- В этот момент, стоящий у окна Семёнов, покашлял и сказал – Палыч, иди, глянь. Вот такого мы пока точно не видели. Он протянул бинокль Битову и указал направление. По дороге босиком шла молодая красивая блондинка в коротком халатике. Тонкие черты лица, точёная фигурка, стройные ноги. Луна серебрила своим светом её длинные волосы, заляпанные чем-то тёмным, в руке у девушки был массивный утюг. Палыч покачал головой и вернул бинокль.

– Продолжайте, Тимофей — сказал он.

– В общем, саркофаг увезли с рудника в неизвестном направлении, а спустя несколько дней в городе стало происходить странное. С моим братом это было так. Сначала он перестал со мной разговаривать, потом ходить на работу. А потом даже есть – просто сидел и смотрел в окно или в стену. А сегодня, как только прозвучал этот страшный набат, бросился на меня с топором. Мне пришлось прыгать с балкона. А вот соседка тётя Таня ещё вчера вела себя, как обычно, может, была чуть менее разговорчива. Правда, сегодня ночью она тоже тронулась и забила своего мужа дядю Толю сковородкой. А потом мой брат отрубил ей голову. – Тимофей замолчал, а на лице его всё также блуждала улыбка. Битову стало немного жутко.

– Таак – протянул Семёнов. – А насчёт поведения граждан ты прав. Я из отпуска вернулся, пошёл в смену, а в городе чёрт знает что. Суициды, бытовуха раз в пять больше чем обычно, врачей половины нет, не понятно где они, пожарные вышли треть от состава. И такая хрень на всех предприятиях. А потом в меня на вызове этот дебил из ружья пальнул. Ладно, картечь вскользь по голове прошла, но в больницу я загремел. Битов хлопнул себя по колену – Так, стоп, сержант. Кажется, что-то вырисовывается. У вас было тяжелое ранение в голову?

– Так уже третье по счету. Когда воевал, была и контузия и осколок в череп, теперь вот картечина.

– А у вас Тимофей? – Битов замялся, стараясь сформулировать вопрос корректно. – Были травмы головы? – Тот лишь застенчиво улыбнулся.

– Он инвалид детства – сказал Семёнов, – в коррекционной школе учился. Вроде тихий тихий, а потом как чего-нибудь отчебучит. Раза два в год в психушке лежит. Да, Тимоха? Тимофей, продолжая улыбаться, ответил:

– Иногда и три.

В этот момент раздался гулкий звук – тяжелый, страшный, всепроникающий. У Битова даже зубы заныли. Второй за ночь удар невидимого огромного колокола опять поплыл над городом, и было даже страшно представить, что за ним последует. Битов и Семёнов непроизвольно прикрыли уши руками, склонили головы, погрузившись в страшные мысли, и только Тимофей Гиперальский всё улыбался растерянной улыбкой.

Сержант, усевшись на пол, нервно курил, зажав сигарету в кулаке. На посту возле окна его сменил Битов. С чердака этой пятиэтажки было видно центральную часть Фобинска и районы к западу. Семёнов вдруг тихо сказал:

– Я после операции как в себя пришел, сразу почуял, что-то не так. Одна задерганная сестричка на три отделения и больше ни кого. Не кормят, не лечат, а у меня башка раскалывается. Терпел целый день, к ночи ей говорю, вколи что-нибудь обезболивающее, а она ревёт. Кое-как уговорил, вколола она мне чего-то я и отрубился. Сколько проспал, не знаю. Глаза открыл – в палате только я и дед лежачий. Из соседних палат кричат, плачут, помощи просят. Я кое-как встал, по стеночке в коридор к телефону – тот не работает. Я дальше пошёл и понимаю, что в больнице никого из персонала. Форму мою в крови заляпанную, документы, телефон – всё это напарник забрал. На мне только трусы в горошек и повязка на башке. Взял одеяло из палаты, завернулся и пошёл домой. Такая вот херня. – Сержант раздавил ботинком окурок и встал.

– А дальше? – Спросил Тимофей.

– А дальше, Тимоша, пришёл я домой под проливным дождём. Дверь открыл запасным ключом, он у меня под крыльцом спрятан, и первым делом воды литр выпил. Потом две банки тушенки съел, сто пятьдесят грамм хряпнул, надел камуфляж и в отделение. Там никого, оружейка открыта, машина патрульная у входа стоит. Тут свет во всем городе вырубился. Я броник надел, ствол взял, магазинов пять штук и поехал потихоньку к администрации. Ну, дальше гонг этот долбанный и началось.

– Смотрите! – Возбужденно зашипел Битов, прильнув к биноклю. – Вот это уже совершенно не объяснимо! Сержант подошел к окну, забрал у Палыча бинокль и тихо присвистнул. Тут и там по улицам брели безумцы, волоча за собой трупы, некоторые вытаскивали из подъездов убитых ими же родных и, не церемонясь, волокли по асфальту. Кто за руку, кто за ногу, а кто-то и вовсе за волосы. Ещё час назад нещадно убивавшие друг друга жители Фобинска, вдруг прекратили это чёрное дело и потащили куда-то результаты своего кровавого труда. Недалеко от гостиницы Семёнов разглядел двоих, которые дружно волокли за ноги труп гиганта. Одной руки у него уже не было, но во второй по-прежнему была зажата цепная пила.

– Кто-то или что-то управляет людьми – задумчиво сказал Битов. – Влияние это видимо нарастало постепенно и действовало на всех по-разному. А сегодня достигло своего апогея. – Битов отошел от окна, сел и задумался на пару секунд. – А на нас оно не действует, потому что у всех нас в той или иной степени поврежден мозг – продолжил Палыч. – Я в двадцать лет на байке разбился, мне нейрохирург череп собирал заново. С тех пор у меня бывают провалы в памяти, иногда зрение пропадает на несколько минут и прочие последствия.

– И все это из-за золотого саркофага – ослепительно улыбнулся Тимофей.

– Очень вероятно. Видимо, он спрятан где-то в городе. – Согласился Битов.

– Погодите-ка – встрепенулся Семёнов, – а не к нему ли эти психи тащат трупы? Битов вскочил на ноги, подошел к окну.

– Похоже на то. Все движутся в одном направлении в западную часть города. Что там находится? Сержант почесал затылок, поморщился и сказал:

– Ремонтная база комбината. Там полно боксов, вполне можно камаз спрятать. – Он нахмурился. – Ты что предлагаешь, Пал Палыч?

– Надо саркофаг обратно в шахту вернуть. – Решительно сказал Битов и тут Тимофей вдруг встал и звонким детским голосом продекламировал:

– Эти горы умеют хранить секреты. Не спрашивай их ни о чём...

– Тимоша, кончай. Не до этого сейчас. – Прервал его Семёнов. – Ты как, Палыч, это провернуть собираешься? Даже если мы саркофаг этот найдём, там же куча этих психов. Если он ими управляет, даст команду фас, и они кинуться на нас всем скопом.

– Мдааа – Битов потёр ладонью подбородок. – Надо подумать.

– Давай хотя бы рассвета дождёмся и оружия добудем. – Сказал сержант.

– Согласен. Давайте поедим и поспим хоть не много. Я уже с ног валюсь.

– Вы спите, а я подежурю. – Сказал Семёнов и забрал автомат у Битова. Он положил цевье на запястье перебинтованной руки и уселся поудобнее.

На рассвете страшный колокол ударил в третий раз. Битов подскочил, зажимая уши руками, стиснул зубы от боли и открыл глаза. Чердак уже осветили лучи встающего Солнца, и в этом тёплом свете поблескивали пылинки и свисающая со стропил паутина.

– Сколько времени?– Спросил он.

– Кто бы знал? – Усмехнулся сержант Семёнов. – Часы-то теперь почти никто не носит. Все на сотовые надеются.

– Мда. – Согласился Палыч и потянулся, разминая косточки.

– Ты как, Пал Палыч, всё так же решительно настроен? – Поинтересовался Семёнов.

– Ты про саркофаг?

– Ну да.

– А кто если не мы? Да и сомневаюсь я, что он даст нам уйти из города. Наверняка какая-то защита предусмотрена. В город попасть можно, из него нельзя. Иначе тут уже и спецслужбы, и МЧС, и медицина катастроф бы были. Битов допил воду из полторашки, потом отвинтил пробку пятилитровой бутыли и толкнул безмятежно спавшего Тимошу. – Подъём, молодежь, полей на руки. Умывшись, Битов достал из чехла на ремне складной нож и принялся нарезать остатки колбасы и хлеба. Они с Тимофеем съели по два бутерброда, и Пал Палыч сменил у окна сержанта. – Как тут? – спросил он.

– Да почти до рассвета трупы тащили, и всё на запад. – Ответил сержант и, уже протягивая бинокль Битову, вдруг встрепенулся. – Погоди-ка. – Он снова посмотрел в бинокль и застыл. – Возвращаются. – Тревожно сказал Семёнов. – Вот что третий гонг значит. Они с Битовым мрачно переглянулись. Что сейчас начнется? Новая кровавая резня? Или этот древний саркофаг послал своих бесноватых слуг за ними? На чердаке было два люка из первого и второго подъезда. Их можно заблокировать валяющимся по углам барахлом и в случае чего уйти по крыше на соседний дом. А дальше что? Битов забрал бинокль и посмотрел на огромную толпу бывших горожан, теперь же кровавых убийц. Он заметил, как постепенно, несколько человеческих фигур отделяются от толпы и заходят в дома. Он продолжил наблюдение и, наконец, радостно воскликнул: – Они домой возвращаются! Представляешь, Семёнов?! Он их по домам отправил!

– Типа отдохнуть перед ночной сменой? – Осклабился тот.

– Да не важно. Они сейчас по норам расползутся, а мы по следам найдем тот бокс или гараж. Где там этот саркофаг спрятали. – Сержант Семёнов пожал плечами. – Может и получится.

Спустя час или два они, крадучись, пробирались по пустым улицам. Тут и там тянулись кровавые следы, лежали обрывки одежды, отрубленные конечности и даже головы. Битова мутило, он, как мог, сдерживал рвотные позывы, но ему было ужасно трудно. Кровь пульсировала в голове, кислая слюна затопила рот и, в конце концов, он выблевал на грязный тротуар весь свой завтрак. Семёнов с укоризной посмотрел на него, Гиперальский как всегда улыбнулся, но Паше уже было плевать. Стало полегче и ладно. Через какое-то время они оказались у ворот рембазы местного ГОКа — Горно-Обогатительного Комбината имени Фобина. Палыч указал Семёнову рукой на фамилию и сделал вопросительное лицо. Тот объяснил шёпотом: – это геолог, который тут рудное месторождение открыл в пятидесятые. В честь него и рудник, и ГОК, и город назвали. – Битов кивнул. Они вошли в ворота – кровавый след вёл к одному из больших, метров десять в высоту, боксов. На подходе к нему у Битова заныли зубы. Ощущение было, словно неслышимые низкочастотные звуковые волны пронизывают всё тело. Вибрировали даже кости черепа, и это было жутко неприятно и больно. Наконец, они дошли до распахнутых ворот и застыли, потрясённые увиденным. В центре стоял камаз с разорванным тентом, над ним парил в воздухе медленно вращающийся чёрный саркофаг, а на бетонном полу идеальным кругом были выложены сотни трупов. От них тонкими, почти невидимыми нитями тянулись струйки крови, и саркофаг словно купался в них, наматывая эти нити на себя, становясь всё больше похожим на чёрный, жирно блестящий кокон. Все трое переглянулись. Битову даже не хотелось думать, что вылупится из этого кокона, если они не справятся. Какое древнее зло, что было запечатано в горе тысячи лет? Возможно, даже ещё до того как человек взял в руки первый бронзовый меч. Он встряхнулся, внимательно оглядел бокс и заметил кран-балку под потолком. Пал Палыч тронул за плечо Семёнова и указал на неё.

– Как думаешь, есть тут дизельгенератор для аварийного питания? Надо эту чёрную пакость из центра трупов как-то сдвинуть, похоже, она ими питается. – Семёнов пожал плечами – давай поищем. Следующие несколько минут они обшаривали бокс, уже почти не обращая внимания на боль и висящий под потолком жуткий кокон. Он, похоже, тоже не замечал их, просто висел, продолжая напитываться кровью и силой смерти. Тут Битов заметил в углу, заставленного техникой бокса, потайной люк. Он махнул Семёнову и тот подошёл ближе. Люк никак не хотел открываться, и тут пригодилась техническая смекалка Пал Палыча. Неподалеку от люка проходил по стене кабель и Битов решил его проверить. Вскрыв изоляцию ножом, он умудрился найти нужные провода и замкнул их, - электронный замок, запитанный от резервной батареи, щёлкнул где-то под люком. Втроем они кое-как открыли тяжеленную крышку и спустились по лестнице. Тут же зажглись светодиодные светильники и Семёнов ахнул. На металлических стеллажах лежало оружие, взрывчатка, ювелирка, деньги. В углу сиротливо поблескивал золотой унитаз. Семёнов привычно поскрёб пятерней затылок и сказал:

– Вот они денежки комбината и криминала. Ладно. Взрывчатку для горных работ обязательно берём. Как эту хрень на место вернём, рванём шахту. Оружие тоже пригодится. Чего застыли, тащим наверх.

Спустя минут тридцать-сорок у них всё было готово. Семёнов после армии проработал пять лет на руднике и горную технику знал. Для дела он выбрал один шахтный погрузчик после ремонта и небольшой шагающий экскаватор с одной гусеницей. Он завел погрузчик, вывел его на исходную позицию и заодно показал Битову как управлять этой машиной. В кабину погрузчика уже была уложена снаряжённая взрывчатка, несколько коробок с лентами для пулемета ПК, три автомата и штук десять магазинов к ним. Пал Палыч сел за руль шахтного погрузчика, рядом с ним примостился Тимоша, а Семёнов, перекрестившись, полез в кабину экскаватора. Они на мгновение встретились взглядами через стекла кабин. Семёнов и Битов. Два простых, далеко не идеальных человека, волею судеб оказавшихся на пути у древнего неумолимого зла. Сержант кивнул Палычу и решительно взялся за рычаги. Стрела экскаватора выпрямилась, Семёнов отвёл ковш чуть в сторону, примериваясь, и с размаху ударил по чёрному кокону. Тот вылетел из круга мёртвых, со страшным грохотом рухнул на пол, полетели отколовшиеся куски бетона и брызги крови. Битов нажал на газ и повёл погрузчик вперёд. Он подцепил ковшом саркофаг, с которого ручьями стекала человеческая кровь, снова обнажая золотой блеск. Ни одной вмятины после падения на саркофаге не было. И в этот момент громкий звук сотряс стены бокса – древнее зло звало своих слуг.

Битов выжимал из погрузчика всё возможное, по ощущениям – километров двадцать-тридцать в час. Двое в кабине, Семёнов снаружи, положив ствол пулемета на забинтованную руку. Теперь "золотой" саркофаг испускал оглушительный звон каждые несколько секунд, он звал на помощь. Его слуги выскакивали из домов, похватав всё, чем можно убить и бросались наперерез. Семёнов открыл огонь. Он бил короткими очередями, уворачивался от летящих ножей, топориков, грабель и камней, и чем дальше они продвигались, тем больше безумных убийц бросалось им навстречу. Семёнов уже не успевал перезаряжать, в его плече торчало лезвие узкого филейного ножа, лоб был рассечён камнем, в голень воткнулись садовые ножницы. Битову тоже было не сладко, выбивший лобовое стекло кирпич, похоже, сломал ему несколько рёбер. И тут он увидел бешеную орду, несущуюся навстречу. Хотелось закрыть глаза и не видеть того что сейчас будет. – Не сворачивай, Палыч, не тормози! – Закричал сержант и в следующее мгновение тяжелый погрузчик врубился в толпу. Тела полетели в разные стороны, словно тряпичные куклы, колёса с хрустом подмяли десятки черепов, и машина вырвалась из этого беснующегося моря безумия, состоявшего из запятнанных кровью, слуг зла. Битов снова вдавил газ в пол и повёл машину дальше. Через несколько минут погрузчик стоял у устья горизонтальной шахты. Семёнов, весь залитый кровью, стиснув зубы, готовился к последнему бою. – У вас фора минут десять, – проворчал он, – я, сколько смогу буду прикрывать. Делайте, как договорились. – Они с Битовым пожали руки и Палыч, морщась от колющей боли в грудине, полез в кабину.– Веди, Сусанин – сказал он Тимохе и они въехали в чёрный зев шахты.

Хорошо, что фары погрузчика были прикрыты сетками и уцелели. Они прорезали светом кромешную тьму, отбрасывали на стены яркие блики от золотого саркофага, а тот всё звал и звал своих обезумевших слуг. Тимофей подсказывал куда свернуть на развилках, говорил где притормозить, а Паша совсем запутался.

– Ты вообще как тут ориентируешься? – Спросил Пал Палыч.

– Мне брат рассказывал, и тут вообще-то везде указатели – ответил тот. – Нам направо, почти приехали. – В свете фар показался тупик, и Пал Палыч остановил машину. Они выбрались из кабины, подошли к куче грунта– Смотри! – Сказал Битов, разглядывая большую каменную плиту на земле и углубление в стене. – Похоже, этой плитой саркофаг и был закрыт.

– Это печать, я в кино видел, её нужно на место поставить обязательно.

– Поставим.

Битов достал из кабины два лома, но Тимофей решительно его отодвинул от плиты. – Я сам, у вас ребра сломаны.– Он в одиночку откантовал каменную плиту в сторону. Саркофаг издал очередной гонг. – Да заткнись уже — психанул Палыч, сел в кабину и подогнал погрузчик к самой стене. Он хотел выбраться из кабины и помочь, но Гиперальский махнул рукой – Не надо, лучше ковш чуть поднимите.

Тимофей запрыгнул в ковш, начал орудовать ломом, навалился на него что есть силы, так, что на лбу вздулись вены, и саркофаг сдвинулся с протяжным скрежетом. И вдруг завизжал, словно циркулярная пила. Визг этот ударил по ушам, заставил прикрыть глаза, и Битову стоило огромных усилий не отключиться.

– Наклоните, – закричал Тимоша, – наклоните ковш.

Палыч кое-как вспомнил за какой рычаг надо потянуть и саркофаг с визгом и скрежетом скользнул из ковша направляемый Тимофеем. С гулким ударом он встал вертикально в углубление в стене, где был до этого тысячи лет и смолк. Оставалось запечатать его навсегда. Битов вылез из кабины, намереваясь помочь Тимофею с плитой, но тот, словно, былинный богатырь поднял за край огромный камень, поставил его на попа и начал кантовать к саркофагу. Всё-таки сила у этого ребенка в облике мужчины была немереная. Тут саркофаг стал темнеть, превращаясь из золотого в кроваво-красный. Мотор погрузчика заглох, следом погасли фары и в наступившей вдруг тишине Пал Палыч различил многоголосый вой. Кричали сотни глоток и эта безумная толпа приближалась. Ужас и отчаянье навалились на Битова, невидимая рука приближающейся смерти сжала сердце. И он застонал. В этот момент щёлкнула крышка зажигалки, и во тьме вспыхнул крохотный огонёк. – Брат подарил, – улыбнулся Тимофей, – мой брат Сергей. – Он ухватился за плиту, с пыхтением пододвинул её ещё на несколько сантиметров, и Битов тоже впрягся. Острая боль пронзила грудь, но он толкал, тянул, наваливался из последних сил и наконец, плита со скрежетом встала на своё тысячелетнее место. На мгновение на ней вспыхнули белым мерцанием странные символы и тут же зажглись фары, смолк вой и Палыч оттёр пот со лба. Он устало опустился на край ковша и ссутулился.

– Еще шахту надо взорвать – сказал Тимофей.

– Взорвём. Дай отдышаться.

Они сдали задним ходом до ближайшей развилки, развернулись и проехали ещё несколько сотен метров. Потом уложили на крыше погрузчика огромное количество взрывчатки, подсоединили подготовленные Семёновым взрыватели и завели таймер на тридцать минут. После шли в темноте, подсвечивая дорогу фонариками, взятыми в боксе, а Тимоша всё повторял:

– Вы не переживайте, Пал Палыч, я теперь за этой горой присмотрю. И тут они наткнулись на толпу растерянных людей. Пал Палыч быстро всех организовал и вывел. И теперь он стоял на склоне горы поодаль от злополучной шахты, рядом лежало растерзанное тело сержанта Семёнова, а в голове у Битова было совершенно пусто. Он достал из кармана грязных, заляпанных кровью штанов билет на междугородний автобус, смял его в кулаке и отшвырнул подальше. И тут грянул страшной силы взрыв.