ФОМА

Петр: Скажи мне, Алексей, ведь ты присутствовал на диспутах нашего друга Александра с его оппонентами, со всеми теми, которые обвиняли его в персонализме, как будто это некая ересь?

Алексей: Да, я былъ там, а что же тебя интересует?

Петр: Не мог бы ты рассказать мне о техъ спорахъ? Вот и мне очень хочется узнать всё во всех подробностях. Ты же конечно хорошо запомнил всё, что там было, наверняка помнишь вопросы и аргументы обоих сторон?

Алексей: Разумеется! Помню, отлично. Образы и слова ещё хранятся в моей памяти, как будто это было только вчера, хотя сам знаешь, что прошло уже довольно времени и я опасаюсь, что если не сейчас, то рано или поздно забуду что-то, а мне бы не хотелось потерять даже нечто малое из услышанного.

Пётр: Ну так перескажи мне быстрей, если ты конечно имеешь сейчас хоть немного времени на это.

Алексей: Да, давай так и сделаем, раз уж так получилось, что мы оба свободны.

Итак, впервые это случилось, когда мы с Александром прогуливались по Нескучному саду и обсуждали так сказать, перипатетически, какие-то догматические вопросы, которые, впрочем, уже не памятны. И вот внезапно нас нагоняет известный тебе Фома и сходу бросается спорить. Хотя тогда ни он, ни другие из той компании, что образовалась на Кантемировском приходе, там, где как ты должно быть помнишь был заводилой ещё акционщик Энтео и кому они все чуть ли не поклонялись как кому-то великому, через коего якобы глаголет Сам Дух Святой! Слава Богу, к тому дню и сам Фома, и другие иже с ним в основном уже отвергли подобное безумие, но оно было у них не единственным, а кое-какие, включая тот же имперсонализм, поныне кружат и безумят их головы.

Александр должен был прервать нашу с ним беседу, но никто из нас не был против, ибо всем был интересен данный вопрос, так что и мы просили Александра отвечать, потребовав же от Фомы неукоснительно соблюдать приличия и не отвлекаться от избранной темы.

Петр: Это очень интересно! Пожалуйста, продолжай, а я постараюсь не только запоминать, но и записывать ключевые моменты.

Алексей: Ты можешь это делать, полагаю, всем от этого будет лишь одна польза.

Так вот, Фома постоянно требовал, чтобы Александр отвечал ему на его вопросы, главным из которых был такой: согласен ли он с определением ипостаси, данном отцами Седьмого Вселенского Собора, как это отражено в соборных деяниях. Александр ответил, что даже не зная точно, что там сказали отцы, он безусловно согласен с их словами и никогда ранее не собирался разногласить с ними, ни в будущем не собирается.

Тогда Фома явно торжествующе сказал: Значит ты отрицаешь-таки свой персонализм и готов покаяться, что исповедовал эту ересь!

Александр ответил: Это слишком сильное заключение сделал ты из моих последних слов, будь любезен пояснить мне связь между необходимостью моего отречения от чего-либо и — сказанным тремястами и пятьюдесятию отцами в Никее.

На это Фома продекламировал заученную цитату:

“Мы, питомцы кафолической церкви... Ипостасию мы называем какую либо разумную сущность с ея свойствами, – имя заимствовано от ὑφεστάναι – стать под что либо, взять на себя что либо... а естеством называем предмет, который существует сам но себе и не нуждается в другом для своего существования, – имя – от πεφυχέναι – произойти, появиться на свет”.

Эти слова ты и любой желающий легко найдёт в Шестом деянии Собора, томе третьем. Ты согласен с этим, Александр?

Александр: Как и ранее я сказал уже, признаю сказанное отцами верным и истинным. И эти слова тоже, если ты точно передаёшь их по книге и твой перевод верный.

Фома: Нет, скажи прямо, согласен ли ты, что ипостась есть именно “разумная сущность с ея свойствами”?

Александр: По правде тебе скажу, что и так не вижу оснований для возражения на эти слова, если бы даже не знал, что это ты цитируешь отцов, то пожалуй бы согласился и так.

Фома на это торжествующе воскликнул:

— Вот! Если так, то готов ли ты каяться?

— В чём же, дорогой мой?

— Ну как я сказал — в пагубной ереси персонализма конечно!

— Покаяться в своих грехах я всегда готов, во всяком случае, всегда стремлюсь к этому, — сказал Александр, — Но я по-прежнему не вижу связи между признанием тех слов и еретичностью персонализма, который я принимаю как должное и законное изложение догматического церковного учения. Не мог бы ты пояснить, любезнейший, это подробнее?

— Да вот ведь прямо сказано, что ипостась есть просто природа с некоторыми свойствами. При-ро-да, а не то, что вы там, персоналисты, еретически исповедуете в своих кругах, что нечто особенное.

— Конечно, друг мой, ипостась всегда есть ипостась какой-то природы. И также верно, что у неё есть некоторые свойства. Странно слышать от тебя, что этих свойств у ипостаси вдруг много как ты утверждаешь, но вернёмся сперва к твоему вопросу.

— Да, давай от него не отвлекаться, — перебил его Фома, — Неужели ты не видишь столь прямой и явной связи?

Александр: Вижу ли я что-то или нет, я прошу тебя эту связь также прямо и ясно показать, явить её не только мне, но и всем присутствующим.

Фома: Как же ты не понимаешь? Вы, персоналисты, утверждаете, что ипостась — это нечто особенное, не являющееся природой, а отцы Собора прямо говорят, что ипостась — это только природа со свойствами, особыми. То есть вы противоречите отцам, а значит, впали в ересь.

Александр: Понятно. Хотя ты и не отвечаешь на вопрос, который я задал, мне представляется, что я понял, в чём проблема.

Фома: В чём же? Ты разве и сейчас не принимаешь, сказанное отцами?

Александр: Принимаю с чистым сердцем всё сказанное отцами в Духе и истине.

Фома: Стало быть оставляешь свой персонализм?

Александр: Отнюдь нет.

Фома: Но как ты можешь?

Александр: Весьма просто. Отцы как известно не противоречат отцам, говоря в одном духе, в Духе Святом. Но ты-то разве в Духе? Почему же ты так уверен, что твоё понимание того, что говорится отцами также безупречно, как и их слова?

Фома: Но как же ещё иначе можно понять их слова? Они пишут недвусмысленно, что ипостась — это лишь природа со свойствами и всё. А не то, что вы утверждаете, будто ипостась — не природа и не часть природы.

Александр: Вот и вижу я, что проблема в том, что ты не можешь даже представить, что понимать сказанное отцами можно так и только так, как с чего-то пришло тебе в голову.

Фома: Тогда как же пришло в твою?

Александр: Если ты хочешь узнать что-то — хотя бы и только для того, чтобы меня обличить, тебе наверное следовало бы придти ко мне и научиться у меня всему. Ну а потом, хорошенько узнав всё с самых начал, ты мог бы законно даже нападать и требовать от меня покаяния. Сейчас же ты как говорят в народе: слышал звон, да не знаешь, где он. Но давай разберёмся в вопросе насколько возможно. Ответь мне на несколько вопросов, если ты готов.

Фома: Конечно готов.

Александр: Итак, ты утверждаешь, что ипостась есть природа и больше ничего, лишь природа эта имеет некие особые свойства.

Фома: Так утверждаю не я. Так говорят богоносные отцы!

Александр: Странно, что ты не подумал, что я могу знать отцов не хуже тебя. Впрочем, мы сейчас уже обсуждаем не то, что говорят они, а то, как ты понимаешь сказанное ими. Или ты не видишь разницы? Неужто всё то, что пришло тебе в голову при чтении отцов, то непременно и является смыслом сказанных ими слов?

Фома: Нет, я такого не говорил. Но в данном тексте ведь всё сказано очень просто.

Александр: Наверное не настолько просто, как тебе показалось, если здесь, в том месте, где мы в этот момент присутствуем, находится по крайней мере два человека, очевидно понимающие их слова по-разному. Но я возвращаюсь к вопросам, пожалуйста, давай доведём до конца это недолгое дело и может быть тебе тоже будет понятно понятное мне? Ты убеждён, что неукоснительно следуешь отцам, когда утверждаешь, что ипостась есть природа и больше ничего, лишь природа эта имеет некие особые свойства?

Фома: Да, я утверждаю это.

Александр: Тогда скажи, какого рода эти свойства? Природные они или какие-то другие?

Фома: Они ипостасные. Так учат отцы.

Александр: Эта твоя мысль не вполне прояснена. Ипостасные — эти свойства природные или нет? К чему они относятся?

Фома: Ипостасные свойства относятся к ипостасям, конечно! Зачем задаёшь эти глупые вопросы? Ипостасные свойства – такие, которые отличают ипостаси. Но поскольку ипостась по слову отцов есть природа, то ипостасные свойства к природе и относятся. В конечном счёте.

Александр: Благодарю тебя, что ты просвещаешь мою темноту, несмотря на мою глупость, да и как иначе же мне осознать её, если ты мне не поможешь? Получается по-твоему, что ипостасные свойства называются так специально, лишь для того, чтобы подчеркнуть их способность различать ипостаси, но по сути они также относятся к природе как и все прочие свойства, которые просто природные?

Фома: Да, точно также относятся и являются, ибо откуда взяться и к чему ещё относиться всяким свойствам, если существует только природа, та сущность, которая является базисом и для всех ипостасей единым основанием, без которой никаких ипостасей вовсе и быть не может?

Александр: Вижу, ты соглашаешься, что ипостасные свойства суть всего лишь природные, к природе относящиеся?

Фома: Да, в правильном понимании, о котором я вполне сейчас сказал. Существует лишь природа, к чему же свойствам ещё относиться?

Александр: Понятно, ты превосходно мне разъяснил. Стало быть, возвращаясь с догматическому знанию, мы говорим, что Бог Отец, имеющий божественную природу, со всеми природными её свойствами, имеет и особое ипостасное свойство, относящееся по-твоему конечно же к Его природе?

Фома: Точно так.

Александр: И, значит, можем сказать, что Ипостась Бога Отца является ни чем иным как Его Божественной природой со всей совокупностью природных свойств, в которые так или иначе входит и данное особое свойство, просто для удобства понимания называемое ипостасным?

Фома: Значит можем.

Александр: Тогда и Ипостась Сына также есть божественная природа — такая же, что и у Отца, — но среди всех свойств обладающая своим особым ипостасным свойством: рождаться от Него?

Фома: Безусловно.

Александр: Мы можем также сказать о Духе, но давай остановимся на рассмотрении природы и свойств Отца и Сына.

Фома: Давай.

Александр: И ты должно быть согласишься, что этого ипостасного свойства, которое есть у Отца, нету у Сына, а свойства Сына нет у Отца?

Фома: Соглашусь. Они-то и отличают Их обоих друг от друга.

Александр: Прекрасно. Получается так, что в ипостаси Отца божественная природа имеет это свойство, которого не имеет Сын, а Сам Отец оказался у нас не имеет свойства, которое есть у природы Сына?

Фома тут впервые замешкался, но кивком головы кажется согласился.

Александр же продолжал:

— Стало быть в природе Сына не имеется свойственного природе Отца, однако в ней появляется что-то, чего лишён Отец? Стало быть природа Сына отлична от природы Отца — раз имеет нечто, что не свойственно Отцу по Его природе и лишена того, что свойственно. И сколь бы незначительным не было это отличие в Их природах, это может свидетельствовать о том, что Отец не делится с Сыном каким-то Своим природным свойством, но сообщает Ему нечто не свойственное божественной природе. И Сын умалён относительно Отца не только по недостатку, но также и по избытку. Ведь если природа Отца совершенна, — а мы это отлично знаем, — то всякое прибавление к ней какого-либо свойства или чего-то ещё не может сделать её более совершенной, а стало быть делает менее совершенной, то есть такое прибавление мнимое, на деле это убавление совершенств. И Сын оказывается у тебя умалён по природе относительно Отца, что уже не делает Его, Сына, вполне Богом. Но ведь и Отец оказывается умалён относительно Сына, ведь в “Отцовской” природе отсутствует целое “Сыновнее” — природное, замечу! — свойство. Что же выходит у нас с тобой? Либо выходит (да не будет!), что кто-то из них Бог, а другой — бог неполноценный, бог лишённый чего-то, — пусть самой малости; либо, что Сын и Отец суть разные боги с разным набором свойств своих божественных природ. Возможно у тебя в голове есть какой-то иной вариант, который ускользает от моего сознания, посему умоляю тебя со мной им поделиться, ибо мне видится дело так, что по обычной и всем доступной логике ты пришёл к разделению в Троице, к разрушению божественной природы, к отрицанию совершенной божественности Сына, а значит и Духа, и же превращению единой Троицы в трёх особых богов.

Александр закончил речь, видя, что Фома находится в жалком положении, глубоко задумавшись и находясь как бы в ступоре. Тогда Александр сделал нам знак рукой, чтобы мы следовали за ним и оставили Фому наедине с его мыслями, далёкие в душе от того, чтобы наслаждаться тем, что он мог бы воспринять как свой позорный проигрыш. И мы все с Александром отошли, продолжив наше собеседование. Фома же остался сидеть на месте и более нам тогда не встречался.