Формула дождя

«Мы живём для того, чтобы сгинуть в бездне» — завывает вокалист хлорофиллов в моих огромных наушниках. Я выскакиваю из вагона и спешу, спешу, спешу по перрону, обгоняя прохожих стремительным вихрем. Людишки такие медлительные. Такие неуклюжие. Забегаю на лестницу, потеснив старушенцию с тележкой. Она взмахивает руками, возможно, что-то кричит, но я не слышу и не оборачиваюсь. «Всё, что было прошло» — отвратительная банальность. Я пытаюсь переключить песню, пока сбегаю вниз, и... на всём ходу наступаю в лужу. Чёртова осень. Я покидаю здание вокзала в брезгливом раздражении и мокрых ботинках. На нос падает холодная капля. Люди открывают зонты. Я растерянно хлопаю себя по карманам. Пока дойду до работы, стану похож на вчерашнего утопленника.

Сжимаю челюсть. Смешиваюсь с толпой, вынужденно замедляю ход. Твари, как же всё медленно! Я опаздываю! Эти человекообразные прут мне навстречу, как на штурм императорского дворца. Жить надоело?! Спицы чужих зонтов тычутся то в лицо, то в шею. Да, с ростом мне явно не повезло. Как и с поездом. И с кофе, который больше напоминает побочный продукт нефтепереработки.

Толпа редеет, я ускоряю шаг. Меня окатывает водой проезжающий мимо слайттраффер. Гудит клаксон, и только тогда я замечаю, что шагаю по проезжей части. Неважно. Так быстрее. Я должен успеть! Иначе он начнёт эксперимент без меня. Сегодня мы обязаны проверить мою гипотезу. Представляю, как вытянется лицо старого осла, когда…

Город с его острыми крышами остался за спиной. Я почти взбегаю по холму и оказываюсь под сводом кованых ворот. Моё внимание привлекают красно-синие отблески, и я поднимаю взгляд. На грунтовой дороге у входа в академию стоят два экипажа: длинный и чёрный принадлежит местным констеблям, а вон та здоровенная красная махина – неотложка.

Вокруг толпится, гудит народ, из окон высовываются любопытные рожи студентов. Я снимаю наушники, ускоряю шаг, хотя казалось, что быстрее идти уже невозможно. Двери распахиваются. Мне навстречу медленно выплывают носилки, накрытые кипенно-белой простынёй. «Видимо, не успели», — отстранённо думаю я. Справа и слева от носилок трутся люди, не вижу кто. Повинуясь какому-то странному чувству, бросаюсь вперёд. Толпа разделяется передо мной на две части, как расслоившаяся сыворотка. Я ищу глазами хоть одно знакомое лицо, но все кажутся одинаковыми.

— Кто умер? — обращаюсь к курящим у экипажей констеблям.

— Какой-то профессор, — равнодушно отвечает один. — Пролежал с самой пятницы. Утром уборщица его нашла.

— Надо полагать, одинокий, — заметил другой. — Семья в розыск не обращалась...

«Таков удел служителя науки», — отмечаю я с некоторым фатализмом. Кто-то хватает меня за плечо. Вздрагиваю.

— Это наш декан! — трагическим шёпотом произносит взъерошенный Айзек. — Профессор Дрейтон!

— Дрейтон, — повторяю я и не узнаю собственный голос. Не помню, как оказываюсь у носилок и отдёргиваю простыню. Со всех сторон какие-то голоса, но я не могу разобрать ни слова. Как заворожённый смотрю в фиолетово-синее, отёкшее лицо своего профессора. «Нет, шеф, вы не можете… Не можете так просто взять и сдохнуть! Мы же с вами... Мы же хотели... Сегодня я должен был доказать вам, что я прав!..»

— Мистер! Э-э, мистер, вы меня слышите?! — чей-то голос грубо прерывает мой идиотский внутренний лепет. Оборачиваюсь. - Ох, чёрт возьми!.. А я вас помню… М-м да, как такое збудешь? Давненько к нам не заглядывали... Вы знали покойного?

— Я его зам, — глухо вырывается у меня спустя пару длинных мгновений. Я с трудом узнаю лицо инспектора, и от этого узнавания делается тошно.

— На пару слов, — он берёт меня за локоть, и мы отделяемся от процессии. Воровато оглядывается, открывает блокнот. — Ваши коллеги сообщили, что в день смерти, вы уходили с работы последним, это так?

— Он невиновен! — орёт из толпы Айзек. Идиот. Насмотрелся синематории. Думает, что делает лучше, хотя на самом деле просто нагнетает драму. Куда больше?..

— Последним из сотрудников кафедры, — чеканю я, взглядом показывая Айзеку, чтоб заткнулся. Хочу продолжить, но меня резко перебивают:

— Сколько у вас приводов?

— Поднимите архив. Посчитайте. Кажется, это ваша работа.

— Судимости?

— Издеваетесь? Как бы я, по-вашему, преподавал?!

— Да, помню, — ухмыляется он. - Последний раз вас отмазали.

— Мы не на допросе, инспектор, — его самодовольная рожа настолько бесит, что мне удаётся вырваться из сковавшего меня ступора. - Оставьте свои нелепые попытки сделать логическое умозаключение и послушайте: я ушёл последним из сотрудников кафедры. Однако, когда я уходил, в кабинете декана была посетительница.

— Кто?

В толпе мелькнули платиновые кудри. Да, она. Поднимается по лестнице с таким видом, будто нет ни трупа на зелёной лужайке, ни экипажа неотложки, ни сборища зевак. Я открываю рот, чтобы назвать имя, но в этот момент на плечо ложится ладонь. Скрипит голос ректора:

— Если хотите допросить профессора Кастара, инспектор, пришлите официальный запрос, — ректор силой поворачивает меня спиной к констеблю и буквально толкает в сторону крыльца. — Пойдём, Винс, у меня есть предложение, от которого ты не посмеешь отказаться…