Металл скрипел под отверткой, как кость под ножом. Артем вжал плечо в холодную панель шлюза грузового дока #7, пытаясь дотянуться до проклятого сервопривода. Пот, смешавшись с масляной пленкой и вездесущей лунной пылью, заливал глаза. Он моргнул, пытаясь смахнуть соленую жижу ремешком комбинезона, оставив на щеке грязную полосу.
— Чертова железяка... — прошипел он сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как дрожь усталости ползет по рукам.
Повреждение было типичным для базы на Лиме: изношенная проводка, разъеденная агрессивной пылью Хофнунга, дала микроскопический пробой. Искра прожигала изоляцию, сервопривод глох. Вместо нового узла – что было бы логично – Артем выжигал оплавленные концы кабеля мультитулом и накладывал временную перемычку толстым, грубым проводом.
— Хоть бы до конца смены протянуло... Новый ждать – минимум три месяца. Если повезет. — мысль о корпоративных складах, вечно пустых под нужным пунктом, вызывала знакомую горечь.
Под ногами гудела сталь станции – отдаленный гул насосов, перекачивающих что-то жизненно важное или совершенно бесполезное. Где-то в технической шахте над головой вентиляторы на секунду взвыли, как раненые звери, потом срыгнули потоком застоявшегося воздуха – сладковато-химического, с привкусом рециркуляции и человеческой немощи. Артем поморщился. Станция дышала. Или хрипела.
— Артем, ты там живой? — треснул голос в комлинке.
Это Володя, его напарник по несчастью, застрявший на другой стороне шлюза, проверяя датчики давления.
— Еще дышу, — хрипло ответил Артем, затягивая последний контакт. — Почти готово. Как там твои сенсоры?
— Глючат, как черти. То ноль показывают, то зашкаливают. Как будто их кто-то дырочкой тычет.
— Добро пожаловать на Лиму, — усмехнулся Артем без радости. — Тут вся система последнюю неделю... дергается. То свет в секторе D моргает, то вентиляция в столовой с ума сходит, то вот это. Как будто... — он не договорил.
«Как будто ИИ икоту ловит.» Но произносить это вслух казалось глупым суеверием. Просто старость лунной станции. Просто корпоративная экономия. Просто их вечный серый ад.
Он щелкнул выключателем на мультитуле. Сервопривод жалобно взвыл, но панель шлюза плавно, хоть и с подозрительным скрипом, встала на место. Герметизация подтвердилась зеленым светом на табло. Артем вытер лицо рукавом, оставляя новые масляные разводы и направился в сторону столовой. Еще один рабочий день. Еще одна победа над ветхостью. Бесконечность впереди.
Путь от дока пролегал через узкий служебный коридор. Артем шел, почти не глядя, ноги сами несли его по знакомому маршруту. Но у небольшого, толстого иллюминатора, заляпанного изнутри отпечатками пальцев и слегка помутневшего от микрометеоритных сколов, он остановился. По привычке. По необходимости глотнуть чего-то другого, даже если это другая форма пустоты.
Он прильнул к холодному стеклу.
Внизу, подавляя своим масштабом, висел Хофнунг. Планета-шахта. Планета-могила. Ржаво-коричневые пустоши, изрезанные черными шрамами каньонов. Бледно-желтые пятна ядовитых выбросов. Ни капли воды. Ни клочка зелени. Тонкая, ядовитая дымка атмосферы лишь подчеркивала безжизненность. Хофнунг. Говорят, с какого-то старого языка Земли это слово переводится как Надежда. Ирония названия была горькой, как пыль на губах после выхода из шахты.
— Надежда... — прошептал Артем, и в этом слове не было ничего, кроме горечи. — Надежда угробиться в забое к тридцати. Надежда, что запчасти привезут до полного коллапса. Надежда сдохнуть здесь, так и не увидев ничего, кроме этой ржавой пустыни и серых стен.
На орбите планеты цеплялись, как паразиты, утилитарные серые комплексы шахт и перерабатывающих заводов – гнёзда механического муравейника, высасывающего ресурсы из мертвого тела.
А выше... Выше был космос. Не тот яркий, усыпанный туманностями, каким его показывали в детских передачах с Земли. Здесь, на фронтире, космос был абсолютно черным. Глубоким, бездонным, поглощающим свет. И в этой черноте горели звезды. Не мерцающие огоньки, а резкие, белые, ледяные точки. Яркие, как иглы. Холодные. Безжизненные. Никаких цветов. Только черное и белое. Контраст, режущий глаза.
И на самом краю этого чужого, враждебного полотна, едва различимое из-за расстояния, висело Кольцо. Портал. Гигантская конструкция из темного, не отражающего свет металла. Ни огней навигации, ни сияния активированного прохода. Просто огромное, инертное кольцо. Врата в иные миры. В свободу. В жизнь. Застывшие. Молчаливые. Недоступные.
Артем сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Вот он... Билет на свободу, — мысль жгла изнутри. — Сел на корабль... Прошел сквозь эти Врата... И ты там. Новый Стамбул. Зеленый Пояс. Хоть черт в ступе. Любое место, где есть цвет. Где есть жизнь, а не это... существование.
Его взгляд прилип к Порталу, смесь тоски, зависти и бессильной ярости сжимала горло.
— А вместо этого... опять этот скрежет в ушах. Опять вонь горелой изоляции. И завтра, с первым гудком, вызов к той же проклятой вентиляции в секторе G. Она опять воет, как призрак в трубах.
Он отвернулся от иллюминатора. Вид свободы стал невыносим. Артем двинулся дальше по коридору, глубже в чрево станции. Серые стены, тусклые светильники, вездесущие трубы под потолком – унылая утилитарность Лимы. Гул голосов из столовой впереди смешивался с гудением систем. Возвращение в норму. В рутину.
И тут станция вздрогнула.
Резкий, оглушительный СКРЕЖЕТ прокатился по металлическим балкам где-то прямо над головой Артема. Звук был таким, будто гигантский нож резал лист жести. Одновременно свет на секунду погас, погрузив коридор в почти полную темноту, а потом вспыхнул неестественно ярко, ослепляя, прежде чем вернуться к своему привычному тусклому свечению. Вентиляторы в шахте за спиной Артема дико завыли, а потом с шипением сбросили обороты.
Артем замер, сердце колотилось где-то в горле. Он инстинктивно вжался в стену, ожидая... Чего? Обрушения? Разгерметизации? Тишины не было – только нарастающий гул паники где-то вдалеке и шипение систем, приходящих в себя.
— Что за хрень?! — вырвалось у него шепотом.
Артем огляделся, ожидая увидеть трещину, дым, хоть что-то. Но коридор был пуст и по-прежнему сер. Только в ушах звенело от скрежета. Опять этот глюк. В этот раз сильнее обычного.
— Ладно, ладно... — пробормотал он, отталкиваясь от стены и пытаясь унять дрожь в коленях. — Главное, чтоб не в моем секторе вылезло.
Он привык к мелким сбоям, но этот... Этот был другим. Злым.
Поворачивая за угол к столовой, он почти столкнулся с двумя докерами. Они о чем-то оживленно спорили.
— ...да говорят, на следующем грузовике привезут партию этих... новейших. Для глубоких забоев на Хофнунге, — говорил первый, широко размахивая руками. — Говорят, каждый заменит человек двадцать, а то и больше! Надеюсь, хоть инструкцию на понятном пришлют...
Второй фыркнул, скептически разглядывая грязные ногти.
— Надежда, говоришь? На Хофнунге? Ха! Помнишь, как прошлые «умные» погрузчики чуть цех не разнесли? Надежда... Только на то, что не раздавят кого по дороге с конвейера! — он мрачно хмыкнул.
Артем прошел мимо них, улавливая лишь обрывки. «Новейшие боты... Замена людей...» Мысли путались. Усталость. Скрип шлюза. Черно-белая пустота за иллюминатором. Скрежет над головой. И эта ирония: «Надежда» на планете-могиле, «надежда» на железных заместителей. Его собственная надежда – Портал – казалась сейчас такой же далекой и холодной, как звезды за иллюминатором.
— Черт, а я хотел сегодня в ком-сеть заглянуть, вакансии посмотреть... Опять не успею, — подумал он с привычной досадой, отгоняя тревожные мысли.
Артем влился в поток людей, тянущийся к дверям столовой. Серый свет. Серые стены. Серые лица. Глюк прошел. Система вернулась в норму. Как всегда. Как и всё здесь. Серый горизонт снова сомкнулся.