Боль. Ослепляющая, скручивающая изнанку, доводящая до исступления. Он попытался подняться и дотянуться до ножа, но закричал от нового потока нестерпимой боли. Тело дернуло судорогами, и он рухнул на пол. Тело будто придавило миллионом лезвий, нещадно обкалывающих каждый сантиметр плоти.

Он не выдержит эту боль. Человеку такое не под силу. Как Они это делают? Невыносимо.

Пустота. Мужчина, терзаемый магией Пеленающего, провалился в бездонный колодец темноты и потерял сознание. Внезапно хватка ослабла. Прошло несколько минут. Он вынырнул из удушающей власти боли. Пол был ледяной, из приоткрытой двери тянуло промерзшим осенним воздухом с примесью торфа. Он со стоном шевельнулся — голова кружилась, в глазах всё плыло.

Комнату окутывал сумрак, нарушаемый лишь слабым догорающим огнём камина. Тишина стояла напряжённая: там, в дальнем углу, ждали. Он до тошноты боялся новой атаки.

— Я не знаю, где девочка, — прохрипел он, всё ещё лежа на полу. — Клянусь всеми богами Загреба.

Незнакомец нетерпеливо поднялся. Во всём тёмном он сливался с вечерним полумраком. Половицы натянуто скрипнули, когда он подошёл к жертве и склонился над ней.

— Боль — не всё, что я для тебя приготовил, Кавун.

Кавун поднялся на локоть и с отчаянием посмотрел в лицо мучителя. Как и у всех Пеленающих, у него были длинные белые волосы и бездонные, как лёд, глаза. Пустые, холодные, злые. Лицо пересекал шрам — от левого глаза до правого уголка губ. В этом лице не было ничего доброго, никакой надежды на пощаду. Словно уловив ход мыслей Кавуна, Пеленающий улыбнулся ему, и от этой улыбки всё внутри Кавуна сжалось от безграничного страха и осознания близости смерти.

— Как тебе пришлась по вкусу Боль? — злорадно спросил Пеленающий, упиваясь страданиями ещё одного недомерка, вставшего на пути Отца.

— Я правда не знаю. Умоляю, поверьте мне. Я могу расспросить в деревне, может, их видели. Прошу…

Его слова оборвались на полуслове, Пеленающий резко выпрямился, поднял правую руку вверх и направил два пальца на Кавуна.

— Боль, — отрезал он.

Кавун забился в новых приступах смертельной боли. Он хватался за голову и шею, пытался глотнуть воздуха, но грудную клетку сжимало так сильно, что вместо вдоха и выдоха вырывались только глухие хрипы.

— Нет? Всё ещё нет?

Лицо Пеленающего исказилось злостью, глаза потемнели от ярости. Он смотрел на содрогающегося в мучениях трактирщика и думал, насколько прекрасна Боль в действии. Стоит чуть сильнее поднажать, и Кавун лишится разума.

— Ты и правда не знаешь, где девчонка! — рявкнул Пеленающий спустя несколько минут.

Ни один человек не выдержал бы столько Боли и не раскололся. Он был разочарован: придётся вернуться к Отцу с пустыми руками. Девчонка снова ушла из-под их носа. Время сжимается, Петля затягивается. Она не может бегать вечно, но и у них нет вечности в запасе, кхарн бы её побрал.

Он опустил руку, атака Боли прекратилась. Кавун не шевелился, но был жив и пытался отдышаться. Каждое движение причиняло ему боль — обычную, человеческую, если так можно назвать то, что он чувствовал в этот момент. Вероятно, в судорогах сломались несколько рёбер и теперь они упирались в лёгкие.

Пеленающий посмотрел на тлеющий уголёк в камине, словно раздумывая над следующим шагом, развернулся к двери и пошёл к выходу, не взглянув на лежащего на полу трактирщика.
В мыслях у Кавуна промелькнула надежда на спасение. Но Пеленающий поднял обе руки и произнёс:

— Боль. Морт.

Комнату заполнил хлюпающий, хриплый звук конвульсий. Затрещали кости. Прежде чем навсегда погрузиться во мрачную безликую тишину, умирающий Кавун слабо улыбнулся. Он не знал, где девчонка находилась в этот миг, но она не была у Них, а значит, у мира оставалась надежда.


***

Кхарн* — могущественное существо, отвечающее за порядок в мире. Ранее служил сторожем Петли.

Морт* — смертельное заклятие, от которого кровь закипает, а кости разрушаются

Загрузка...