Где пахнет теплом

Дверь хлопнула так, что зазвенели стекла. Стаканы на журнальном столике звякнули, напоминая о себе. Казалось, ещё немного — и они упадут, разлетятся на мелкие осколки. Как и всё вокруг.

От резкого звука подпрыгнуло небольшое кресло, под которым прятались двое. Вернее — две. Обе сжались в комочек, обхватив колени. Их глаза широко распахнулись, следя за тенью. Она расползалась из коридора по засыпанному крошками и залитому чем-то липким ковру.

В воздухе пахло кислым молоком, алкоголем, пыльными углами и грязной одеждой. Сердце у каждой колотилось так, словно его темп мог обогнать само время и обернуть вспять всё, что происходило раньше — все ужасы, что пришлось им пережить.

— Выйду в… В поле ночь… Ночью с конеееем…

Это уже не был человек. Скорее — бочка. Из пакета в руках донесся стон новых кандидатов для вечернего застолья.

— Он нас увидит!

— Тихо. Молчи.

Две пары глаз с ужасом выглядывали из-под кресла, когда громадное тело с громким "Ох!" бухнулось на диван. Оно рыгнуло, добавив в воздух еще больше вони, и принялось чесать обвисшее пузо. Этот звук всегда их раздражал — он означал скорое наступление скуки, а скука редко приходила без последствий.

— А ну, подошли сюда!

Кресло подпрыгнуло еще раз. Зубы стучали в такт сердцу, соревнуясь друг с другом.

— Эй, мелюзга! Кому говорю?! Марш сюда!

Они молчали. Что-то внутри, сжимающее сердце странной болью, не давало сдвинуться с места. Они прикрыли рты, чтобы не сорвался даже крошечный звук. Чтобы не выдать себя.

Мгновения растянулись в долгие минуты. Терпение у «бочки» кончилось. Она поднялась с дивана и порылась на столе, схватив первое, что попалось под руку — старый ремень с тяжелой бляхой.

Из-под кресла вырвался тихий сдавленный крик. Одна из них не выдержала, вспомнив вчерашний вечер. Мужчина вздрогнул от раздражения и сразу отреагировал на звук. Он нашел свою жертву.

Рванул вперёд. Ногой сшиб стол. Стаканы упали, зазвенели. Один чудом не разбился. Лужа расползлась и добралась до перевернутого детского стульчика.

— Вам не спрятаться, малявки! Что вы тут натворили, пока меня не было, а?! Кто всё разбросал?! Ай, твою мать!

Укрытие исчезло в миг и отлетело в сторону. «Бочка» нависла над ними, норовя раздавить, и тут же замахнулась для удара.

Они кинулись врассыпную. Новый шанс на спасение — приоткрытая дверь балкона с треснутыми и давно немытыми стеклами. Одна вправо, другая влево. Страх уступил место отчаянному желанию бежать и выжить. Но ремень оказался быстрее.

Боль кольнула в бок. Вскрик. В глазах помутнело, но останавливаться было нельзя.

— Стоять, мрази! Стоять!

Он замахнулся другой рукой и попал. Удар пришелся прямо в голову, тяжелый и грубый.

Позади с дребезгом хлопнула дверь. Они не поняли, как оказались на балконе и почему она захлопнулась.

Стало холодно. Снег шел всю ночь, а теперь вечер подморозил еще сильнее. Окна в комнате запотели от ярости и алкогольных паров. На балконе было зябко, но боль в боку и щеке одновременно жгла и пугала. Большая круглая тень легла на дверь, заслонив тусклый свет от одинокой лампы.

Их спины наткнулись на что-то шершавое. Старый дырявый ковер, когда-то заброшенный сюда вместе с другим хламом. Детская кроватка со сломанными ножками, разбитый аквариум, пакеты одежды — все припорошено снегом и забытыми воспоминаниями.

Одна украдкой заглянула вниз, то и дело поворачиваясь на дверь и тень, становящуюйся все больше. Другая тихо всхлипывала, держась за ушибленный бок. Ее взгляд был прикован к ручке двери, которая вот-вот должна была опуститься.

— Нам нужно бежать. Вниз.

— Нет! Это опасно.

— Здесь еще опаснее. Бежим... Пожалуйста.

Они стояли на краю балкона, плечом к плечу. Ручка дернулась вниз. Щёлк! В нос ударило тепло и запах алкоголя.

— Ты первая.

— Нет. Вместе.

Холод обжигал при каждом шаге. Они бежали вперед, слыша позади себя затихающую брань. В окнах качались занавески, показывались незнакомые головы, следившие за взрывающейся от ярости «бочкой» и парой, что неслась сквозь заснеженный двор.

Тяжело пробираться через сугробы. Тяжело думать о том, что будет дальше. Тяжело обернуться назад и признать: они не были готовы. Тяжело сказать самому себе — это было слишком смело.

Но ноги несли сами вперед, подгоняемые завыванием снега и страхом. А вдруг он догонит? Поймает за воротник и утащит обратно в свою зловонную конуру?

Впереди, в арке между двумя домами, мелькнуло красное. Затем еще раз. И опять. Появились новые звуки — резкие, громкие, непредсказуемые. По каменным стенам скользили тени: одни высокие, другие низкие. Кто-то тащил сумку, а кто-то опирался на трость.

Они замерли в шаге от потока. Он проносился рядом, создавая чужой ритм. Словно вода из-под крана, поток стремился из одной точки в другую, захватывая всех на своем пути.

Переглянулись.

— Что дальше?

— Вперед.

Их подхватило мгновенно. Толпа двигалась вразнобой: ступни сталкивались, сапоги скользили. Но никто не замедлялся.

Скрежет. Крик брани. Толпа сбилась — и снова рванула вперёд.

Они пытались замедлиться. Шмыгнуть между ног, увернуться от велосипедиста, ухватиться хоть за что-то

Но поток жил своей жизнью. Где-то над головой сверкнуло красным. Все застыло. Ноги встали в странный ритмичный танец: стучали друг о друга, сбрасывая снег. Захотелось присоединиться к этому странному ритму… но вдруг — зеленый!

Волна сапог сорвалась с места, унося за собой новых гребцов, не готовых к гонке. Их маленькие ножки не поспевали: скользили, спотыкались о блестящие полосы на земле.

Снова красный. По бокам заревело так, что хотелось заткнуть уши. Обе вскрикнули и рванули вперед, словно их снова гнали. Они бежали без остановки, ворвались в новый поток — и прорвались сквозь него.

Позади остались свет и рев. Впереди — пустота. Тишина.

Сердце колотилось. Глаза метались по сторонам. Назад не хотелось оборачиваться — вдруг этот шум только ждет, чтобы их снова заметить?

Узкая улочка, зажатая домами, упиралась прямо в стену. Воздух пах гнилыми овощами, черствым хлебом, чем-то кислым. Каждый шаг прилипал к грязной земле.

Но возвращаться нельзя. Нет. Нельзя.

Они дрожали, тесно прижавшись, настороженно вертя головами.

В стороне пискнуло. Пустая банка звякнула, упала и покатилась. Что-то метнулось между коробок и скрылось в щели.

А вот и она — стена. Высокая, непреодолимая. Холод бил в уши, в нос.

— Садись. Ты устала.

— Что мы будем делать?

Влажная коробка не спасала холода. Но сейчас хватало и ее, и тепла друг друга. Запах стал сильнее: переполненный зеленый бак, торчащие разноцветные пакеты, похожие на растаявшее мороженое, валяющееся на земле.

Снова писк. Уже рядом. Они вскрикнули, прижались крепче. Холод стены лизнул спины.

— Эй! Чего это вы тут шумите?!

В окне второго этажа показалась седая голова в больших очках. В руках тряпка, с нее капало на землю.

— Пошли прочь отсюда, поганые! Прочь!

Она замахнулась и метнула мокрый комок. Тот пролетел мимо и прилип к раме с разбитыми стеклами.

Они отпрыгнули, чтобы больше не попасть под удар, и рванули к шуму и свету.

— Бегите, проклятые! Прочь отсюда!

Глаза снова резануло светом. Тела болели от усталости и холода, движения стали вязкими. В животах урчало от голода, сил кричать уже не было. Они стиснули зубы и бросились вперед — и тут ослепительный свет вспыхнул прямо перед ними.

— Это конец.

Мысль мелькнула одновременно. Свет залил подворотню и прогнал даже седовласую. Если он властен над ней — что будет с ними? Два комочка сжались у стены дома, спрятавшись друг друга.

— Мама! Мама! Посмотри!

Свет залил весь мир. Сердце билось так громко, что гул отдавался в висках и в груди. Тела дрожали, ожидая финала. Сквозь сияние потянулась рука — схватить, ударить, запереть.

И вдруг — тепло.

Темно, но другое. Мягко, не снег. Пахнет молоком. Свежим. Не было грохота и рыков, только тихое тиканье. Где-то далеко — шелест, будто дождь.

— Как ты думаешь, они уже проснулись?

Голос. Совсем рядом. Они вздрогнули. Прижались друг к другу.

— Думаю, да. Видишь? Им холодно.

Второй голос. Похожий. Тонкий, как и первый. Неопасный. Просто чужой.

— Просыпайтесь. Выходите.

— Не стесняйтесь! Мама сделала оладушки. Мы пойдем их есть.

— С молоком! Хотите с нами?

И снова шаги. Тяжелые, но другие. Ближе. Ближе! Сердце стучало все громче.

— Не трогайте их, девочки. Пусть отдохнут. Успеете поиграть вместе. Марш завтракать, остынет же!

Два маленьких голоса взвизгнули. Большой голос! Он бьет! Он и их ударит!

Но ударов нет. Есть смех. Вот как он звучит.

Тишина. Они переглянулись. В глазах читалась нерешительность. Но прятаться больше не хотелось.

Одеяло дрогнуло. Они двинулись к смеху.

— Ты первая.

— Нет. Вместе.

Два мокрых носа выглянули из-под одеяла.