Гектомерон Алхимика - 1: Пушки и Путешествия

###

Дневник Виктора Лланмела, виконта де Ренне, алхимика.

Неожиданные события, произошедшие со мною в Одилбурге, побудили меня начать писать дорожный дневник. Сейчас, когда ливень задержал меня в этом городе ещё на день, я запишу то, что произошло здесь, впоследствии же запишу также то, что происходило с начала путешествия до Одилбурга, а также то, что произойдёт в дальнейшем. Возможно, и далее буду вести дневник. Или, более вероятно, заброшу это занятие.

###

Я ошибся в расчётах времени в пути и теперь не успевал в Одилбург. Уже три часа, как закатилось Солнце, моросило. Я был готов заночевать на любом постоялом дворе, да что там, в любом стогу сена, или даже на любом сухом клочке земли. Но справа тянулся заболоченный лес, а слева так и вовсе болото; да и сама дорога подозрительно чавкала под копытами коня. Вся Вселенная была пропитана водой; а потом вдруг лес отошёл в сторону и я увидел огни города. Справа была слобода, там, похоже, уже спали. В середине невысокий, но широкий холм опоясывала крепостная стена. Одилбург! Слева стояли какие-то шатры, горели огни. Ярмарка. Завтра нужно будет сходить, а пока спать. Главное, чтобы ворота не закрыли на ночь, но в наши мирные времена не должны бы.

Через четверть часа я уже подъезжал к воротам, там было какое-то движение — высунулся стражник и взмахами руки сигналил всем заходить прямо сейчас. Значит, всё же закрывают, но я успел. Я вместе с толпой втянулся в ворота — ничего не спрашивали, ничего не требовали, только махали проходить быстрее. И хорошо, я только за. Про Одилбург у меня было заранее выписано, где остановиться — один купец, про которого я решил, что он человек толковый, очень рекомендовал определённый трактир. Среди преимуществ было и то, что он располагался прямо у этого въезда в город, так что я сразу нашёл его, снял комнату, отдал коня на попечение конюха и пошёл немного побродить по улицам перед сном. Двинулся в сторону центра. Несмотря на позднее время, улица была заполнена людьми, работали некоторые лавки и все кабаки. Было пёстро и весело; горели разноцветные фонари, из кабаков доносилась музыка, там танцевали. Почему-то я был не в настроении ни есть, ни пить; я шёл и сонно воображал, что в городе карнавал и все одеты в костюмы зверей. Вот прошёл лось с конфетти на спине и серпантином на рогах; вот пробежали две весёлые самочки ягуара; вот гигантский белка-мужчина прилюдно целует белку-женщину, у обоих хвосты в блёстках, вот навстречу попалась летучая мышь — крылья полураспахнуты, идёт быстро, как будто летит...

— О, де Ренне. Ставлю Вас на восточную стену, промежуток от Сизой Башни до Угловой Северо-Западной. Жиль, проводи, — и мышь умчалась стремительным шагом, широкие фалды плаща плескались, как крылья.

Я ошалело тряхнул головой. Что? Что это было? Я даже не успел спросить своё обычное «Мы знакомы?» Впрочем, я узнал генерала. Он чем-то командует в Одилбурге, я его видел, когда он приезжал к нам в графство и общался с отцом. Не помню, как его зовут, но у него замечательный нос — крючком, как клюв ястреба — я запомнил его. Но что происходит?

Я вопросительно посмотрел на Жиля — порученца, данного мне в провожатые.

— Пойдёмте, нельзя терять время, — торопил он. — Я всё расскажу по дороге.

Я машинально пошёл за ним.

— Но что происходит, говорите же?

Жиль бросил на меня короткий взгляд через плечо.

— Так осада. Вас Большой Рес мобилизовал в ополчение. Я сейчас Вас отведу. Офицеров не хватает.

— Какая осада, — ошеломлённо спросил я. — Вы шутите?

Мы свернули в переулок. Тут было ни черта не видно, но Жиль шёл стремительно и уверенно. Я старался идти точно след-в-след.

— Вы что, спали летаргическим сном? — веселился Жиль. — Вы один в городе не знали, как Вам удалось? Нас осаждает барон Эйлвин, он претендует на место графа. Две недели уже. Час назад истёк срок ультиматума. Вы что, правда не знали?

— Я только что приехал. Какая осада? Я что, проехал сквозь целую армию и не заметил?

— Они стоят у северной стены. Они не стали брать город в кольцо, официально объявили, что желающие могут бежать, чтобы мы не смогли созвать ополчение. Часть народу разбежалась.

Я вспомнил шатры и огни слева от дороги. Вот оно что!

— Чорт, я же их видел. Я думал, это балаган приехал. Собирался завтра сходить.

Жиль остановился и заржал. Кажется, он даже опёрся на стену, чтобы не упасть. Он держался за живот, он хлопал себя по бокам. — Балаган! — восклицал он. — Вы лучше всех поняли момент! Вы приехали к самому веселью!

Я вдруг понял, что вижу. Я никогда не видел этого сам, но читал в книгах. Этот смех до упада — он искренний, но это не просто смех. Это возбуждение перед боем. Это не шутка была про ультиматум. Жиль собирается воевать. Прямо сегодня. Он не уверен, что доживёт до утра. Холодок прополз по моей спине.

Как могли меня мобилизовать, хотя я даже не местный, я не спрашивал. Будучи книжным юношей, я знал, что у наших графств союзный договор, подписанный ещё лет двести назад. Бессрочный. По нему в таких ситуациях я оказываюсь военнообязанным в Одилбурге в случае войны. Вот уж никогда не ожидал, что этот договор когда-нибудь подействует. Причём на меня.

— Нельзя медлить, — Жиль вновь двинулся вперёд. Мы опять куда-то свернули, все улочки были кривые, я давно потерял направление.

— Ладно, так что делать-то мне? Какая боевая задача?

— Как всегда. Победить любой ценой. Там всё просто — у Вас участок стены, если полезут, громите их. Но там болото перед стеной, вряд ли они пойдут там на приступ, есть места посуше. А дальше если что пришлют вестового с приказом.

Вдали что-то жахнуло, и сразу ещё два раза.

— Началось! — лихорадочно крикнул Жиль. — Но мы уже почти пришли!

Он побежал, и я бежал за ним. Безумное занятие — бежать в темноте по незнакомому городу, по кое-как мощёной улице. Вскоре мы добежали до крепостной стены, повернули вдоль неё налево. Шагов через пятьдесят, у лестницы наверх, Жиль крикнул: — Здесь!

Справа вдалеке — нет, на среднем расстоянии — жахнуло, потом сразу ещё три раза.

— АААА-тряд! Офицер де Ренне принимает командование! — рявкнул Жиль. Фигуры на стене зашевелились, поворачиваясь в нашу сторону. — Любить и жаловать, приказам подчиняться! Он из союзного Лланмела, сын самого графа! Потом ещё подойдут от них войска! И ещё от них отряд стоит на Восточной Стене! Так что держимся!

Ах-ха, подумал я. Значит, я теперь офицер. Смешное слово. Видимо, так тут называют командиров отрядов. Подражают имперской армии.

— Всё, — сказал мне Жиль. — Принимайте командование. Я побежал к генералу, увидимся!

— Удачи! — крикнул я ему вслед.

— АААА-тряд! — попробовал я свой командный голос. Вроде звучит. — Здравия желаю!

— Здравия желаю! — рявкнули сверху, несколько голосов сразу, остальные с отставанием.

Я полез наверх. Здесь, наконец, стало что-то видно — бойцы запалили два факела, и были ещё отсветы от вражеского лагеря, проникавшие сквозь бойницы. Я оглядел своё войско и впечатлился. Четверо были обычными ратниками-пехотинцами; на них были кожаные латные куртки, из-под которых выглядывали кольчуги; вооружены они были мечами и пиками. Пики с крючьями, понятно, чтобы цеплять и сбрасывать лестницы, если враги полезут на стену. Нормально. Но остальные шесть!

Жахнуло, ещё и ещё, я насчитал 12 раз. Через небольшую паузу ещё 4 раза. Звук был серьёзный, бил большой калибр. Били куда-то вправо от нас.

Остальные шесть бойцов были самые настоящие парадные кирасиры, из тех, кто торжественно стоят истуканами, украшая официальные приёмы высоких особ. Полный доспех! Позолоченные кирасы! Алебарды! И все в сажень ростом, а один из них ещё выше. Похоже, они и впрямь всех, кого нашли, расставили по стенам. Надо же, серьёзно как. Парадные кирасиры ведь не воюют. У них — выправка, шаг, знание этикета. Они всю жизнь служат в охране высоких покоев, ни разу не нюхая пороха. А потом, раз в несколько поколений, идёт совсем серьёзное рубилово, и тогда парадные кирасиры — последний заслон, защищающий сюзерена. Погибают все до одного.

Алебарды, подумал я, ну надо же. Часто бывает, что у людей фетиш на оружие. Я такое не особенно понимаю — ну меч и меч, сцентрован правильно, и ладно. Но у меня есть антифетиш — я всегда считал алебарды не оружием, а каким-то древним анекдотом времён войн с драконами. Даже не знаю, почему. И вот судьбе вольно было так пошутить. Я — командир алебардщиков. Что я вообще тут делаю, подумал я. Что там сказал Жиль, задача — победить? Видимо, побеждаю.

Кроме мечей, пик и алебард у вверенного мне войска наблюдалось пушек ноль, пищалей ноль, мушкетов ноль, камнемётов ноль, луков и арбалетов ноль. Ничего для обстрела подступов к стене. Знатно мы так навоюем. Знал бы, забежал бы в лавку, купил бы арбалет.

Я осмотрелся. Слева стена кончается угловой башней. Дверь из неё к нам на стену закрыта. Всё правильно, у них свой устав: даже если возьмут стену, башня должна держаться. Только дело у них швах, если возьмут стену. Нужно было пойти к ним, поговорить... Координация, всё такое... Я представил, как стучусь в дверь, будто просящий подаяния. Уже началась канонада, значит — не откроют. Ну их, заперлись и чёрт с ними. Одна из бойниц нашей стены была глубже остальных, видно сделана для установки пищали. Там удобно было осматриваться, я прогнал оттуда кирасира и высунулся в бойницу. Напротив нас в отдалении стояли шатры, пылали костры, но артиллерии видно не было. Направо крепостная стена уходила куда-то вдаль, и в этой дали по ней долбили пушки. Я давно перестал считать выстрелы. Я посмотрел назад. Там сначала невнятным из-за темноты ковром стелились кварталы города, потом возвышался донжон и высокие стены внутренней крепости. Я снова посмотрел направо. Ага, от нас тоже стреляли пушки в ответ, видны были попадания, только непонятно — куда. Канонада только началась, а всё уже заволокло облаками порохового дыма, пока не очень плотными. Знать бы, кто кого побеждает.

— А у нас тут есть пушки? — спросил я ближайшего ратника.

— В Сиреневой одна, и в Угловой две, — ответил он. — Но они пока не стреляли. А у Северных Ворот у нас полно пушек, там сейчас замес.

Я оглядел стену, потом высунулся в бойницу и посмотрел вниз. Стена была толстенная, но невысокая. В два человеческих роста плюс зубцы. Болото под стеной или поле — непонятно в темноте. Но в паре мест блестит вода. Рва нет. Ни следа рва. Одна надежда на болото, подумал я. Если это правда болото.

— А что, — спросил я, — стена везде такая?

— Здесь низкая, потому что болото, — ответил всё тот же толковый ратник. — А ближе к центру повышается.

Хорошо, что не я командую штурмующими, подумал я. Потому, что я бы штурмовал здесь. Закидал бы болото фашинами и быстро двинул бы всю силищу. У большинства нашей артиллерии здесь мёртвая зона, а атакующим ничего не мешает сконцентрировать здесь силы. Осада длится две недели, значит у них было время нарубить фашины. Дождь, подумал я. Нужен хороший дождь прямо сейчас, тогда надежда на болото может сработать. Всего час назад мне казалось, что это лето слишком дождливое на мой вкус; теперь я понял, что заблуждался. Дождь, больше дождя! Люблю дождь. А ливень — обожаю.

Чёрт, вот бы на пять минут включить Солнце, чтобы как следует оглядеться. Нужно будет сразу с утра этим заняться.

— А что, — спросил тот ратник, — правда, что от Лланмела на помощь войска подходят?

— Так союзный договор же, значит должны, — сказал я. — Но я не знаю, когда. Я-то по своим делам путешествовал, только час назад въехал в город. А тут штурм. Я сразу в ополчение тогда.

Вроде и не соврал, но слегка приукрасил. Ладно, сойдёт. Кстати, интересно, а все эти гуляющие люди, которых я видел на центральной улице — они тоже шли в ополчение записываться? Что-то непохоже было. И в кабаках тоже народ не военной подготовкой занимался. А я почему-то — тут. Вот я валенок. Ладно.

Бум! Бум! Бум! Бум! — четыре удара сотрясли нашу стену. Ну, и к нам пришёл праздник. Откуда стреляли — я не понял. Кажется, откуда-то издалека.

В Сиреневой бухнуло. Наши ответили, хорошо. Угловая молчала. Прошло минут десять. Со свистом несколько ядер пролетели над нами и улетели куда-то в город. Издалека раздался грохот бьющейся черепицы.

Долбанула Сиреневая. Наконец-то долбанула Угловая.

Вспышки — совсем близко! — и сразу же стена сотряслась от ударов ядер. Четыре пушки всего в пятиста шагов от нас... Видимо, их только что подтащили сюда, чтобы мы не скучали.

Теперь по нам по очереди стреляла то дальняя батарея непонятно откуда, то ближняя, хорошо мне видимая. Дальняя, похоже, целила не по нам, а по башням, чтобы подавить наши пушки; впрочем, точно сказать было трудно потому, что по большей части дальняя батарея не попадала ни по башням, ни по нам; ядра то зарывались в землю перед стеной, то летели с перелётом. А вот ближняя била точно. С такой дистанции пушкари не промахиваются. Как хочется ответить им взаимностью... Мне бы мушкет! Я бы в них не попал, но хотя бы отвёл бы душу... После каждого залпа врага я быстро высовывался в бойницу проверить — не идёт ли на нас пехота. Нет, пока нет. Дождь, хорошо бы дождь. Ливень! Чтобы размок луг, чтобы размок порох, чтобы размокла еда у этих придурков, чтобы размокла сама земля под их ногами и поглотила пушки...

Стена под ногами сотряслась, и ещё, и ещё, ещё. Я снова выглянул. Пехоты не было. Долбанула Сиреневая, а Угловая опять молчала.

Как это всё странно, подумал я. Я ведь сплю сейчас на постоялом дворе. Но откуда такой странный сон? Я же мирный человек.

Ещё несколько минут томительного ожидания. Жить от прилетающего в нас залпа до следующего залпа. Такой концепт.

И удар, удар — только сейчас они пришлись прямо в зубцы стены перед нами — и ещё удар — и ещё — и грохот, и стена содрогнулась от нового удара. Кирпичная крошка забарабанила по моей латной куртке; я зажмурился, потом открыл глаза. Воздух теперь состоял в основном из кирпичной пыли, она стала оседать — и я увидел панораму вражеского лагеря. Ничто более не скрывало его от нас. Зубцов стены не было. Весь верх стены с зубцами бойниц обрушился вниз. Оставался только небольшой участок около Сиреневой. Мы стояли на стене, ничем не прикрытые. Наверное, издалека мы теперь сами казались зубцами бойниц. Со стороны врага раздались вопли, потом ещё больше воплей. Ликуют. Сейчас! — подумал я, и меня потянуло смеяться тем смехом, которым смеялся час назад Жиль — сейчас вся их артиллерия будет бить по нам! Расширить брешь — и на штурм! — всё по учебнику!

— ААААААА-тряд!! — зарычал-закричал я. — Слушай мою команду! Вниз, в укрытие — бегом — МАРШ!

Смышлёный ратник рядом со мной дёрнулся было к лестнице, но посмотрел на соседей и остановился. Все оставались на своих местах. Идиоты, подумал я, вас же снесёт следующим залпом! Мне что потом — одному отбивать штурм? Кто тут лидер, думал я. Нужно утащить вниз лидера, тогда остальные пойдут следом. Так, пехотинцы смотрят на кирасир. Кто лидер у кирасир? Чёрт, я даже лиц не вижу — у них опущены забрала. Ладно, была не была. Своей волей назначаю верзилу лидером. Я схватил у кирасира слева алебарду, перевернул её древком вперёд, подскочил к верзиле-кирасиру и со всей силы обрушил древко ему на спину. Раздался удар, как по огромному железному барабану, верзила рухнул с целой сажени своего роста и загремел позолоченным доспехом об остатки зубцов стены.

— ААААААА-тряд!! — крикнул я, пытаясь вложить все свои запасы командирской внушительности в команду. — Вниз, в укрытие — бегом МАРШ!

И они посыпались вниз по лестнице! Я задержал последних двух, мы втроём потащили верзилу вниз. Надеюсь, он живой. Лестница была узкой, и мы не удержали его, и он проехался о лестнице, гремя доспехами, и приложился внизу ещё раз. Надеюсь, он и теперь живой. Тащи его за контрфорс, скомандовал я. Кто знает, вдруг нас ещё и картечью соберутся угостить. Мы все сгрудились под защитой контрфорса, и через пару минут по стене вновь долбанул залп, только теперь ударов было, кажется, восемь, хотя точно было непонятно, залп был почти одновременный, удары сливались. Наконец жахнула в ответ Угловая, а следом Сиреневая. Я схватил у какого-то кирасира щит, взбежал по лестнице на стену и залёг за уцелевшими справа зубцами головой налево, расположил щит так, что осталась узкая щель между ним и стеной и выглянул в эту щель. Пехота! Пехота с лестницами бежала к нам!

Теперь всё просто, так просто. Убийственно просто. Нужно дождаться, пока они не начнут лезть на стену. Тут их артиллерия должна перестать бить по нам, чтобы не ударить по своим. В этот момент — не раньше! — мой отряд должен взбежать на стену и скинуть нападающих. Всё просто. На уровне идей — просто.

Я переполз к внутреннему краю стены и крикнул вниз: — ААААА-тряд! Быть начеку! По моему сигналу занять позиции на стене! Но не раньше! Без команды не высовываться!

Надеюсь, меня услышали. Я переполз обратно к внешнему краю стены. Пехота бежала к нам с лестницами, пытаясь прикрыться щитами, болото не было особой помехой. Прикрыться щитами... какая тщета, наивные, нам нечем по ним стрелять! Кладка стены тут дрянь, и даже болото тут дрянь. Позор, а не болото. Во что я ввязался! Сиреневая и Угловая разом выстрелили куда-то, но не по пехоте. Я в последний раз посмотрел вдоль стены направо — кто там побеждает? Но там уже не было видно совсем ничего, всё тонуло в пороховом дыму, только яростная канонада давала понять, что рубилово в самом разгаре. Интересно, наш штаб знает, что на нашем участке стены брешь? Что тут штурм? К нам бегут подкрепления? Почему-то я в это не верил. Где тот замечательный генерал, который послал меня сюда? Буммм! Бум! Бум! Бум! Стена сотряслась от новых ударов, и я вместе с ней. И сразу же — видно, у другой батареи был другой прицел — ядра просвистели прямо над головой. Мне показалось, что я увидел ядро, пролетевшее в одном локте над стеной. Вот тут бы и снесло наш отряд. Я посмотрел вниз. Пехота уже прилаживала первую лестницу, вторая была на подходе. А с третьей лестницей что-то приключилось — похоже, болото чуток нам подыграло — она застряла на полпути, вокруг суетилась пехота. Долбоклюи, подумал я. Зачем вам эти лестницы-монстры? Тут хватило бы лестниц втрое короче. Шшшшшурх! Баммм!! Бамм!! Это ударила та батарея, которая сильно справа. Попадая в стену, её ядра рикошетили, а вот в башню они попадать наловчились, там уже были здоровые выбоины в кладке и трещины вокруг. Славно сэкономили на строительстве этой стены, молодцы, берегли казённую монетку. Как там местный вор-казначей, как ему спится сегодня? Я почти ничего не знаю о Одилбурге, но что при строительстве стены тут воровали так, что про это впору балладу сочинить — это я уже понял. Ладно. Бабббахх!! — четыре удара, сотрясших меня так, что зубы стучали друг об друга — три ядра пришлись в стену прямо подо мной, одно — в башню, и опять выбило целое облако кирпичного крошева. Ббухх!! Вжжбух! Бамм!! Бух! — это долбануло в Сиреневую, звук каждого удара был совсем разный — видимо, одни ядра попали по кирпичной кладке, а другие — по брёвнам и доскам. Я глянул туда. Ядра били по невидимой мне части башни, зато видно было, что с крышей — деревянная крыша была разворочена, стала сорокиным гнездом, торчащие в разные стороны доски и брёвна темнели на фоне окрашенного заревом неба. Я посмотрел вниз. Первая лестница была уже у самой стены! Медлить больше было нельзя.

— ААААААААА-тряд, — завопил я голосом уже нечеловеческим, выпуская всё накопившееся напряжение. — Наверх — бегом — МАРШ! АААА-тражаем штурм!!

Обидно будет, если их пушки не остановятся и я подставлю своих бойцов под удар. Но должны же остановиться, не может у них быть такой бардак, чтобы бить по своей пехоте?? Одна надежда на дисциплину вражеских пушкарей, подумал я.

По лестнице — нашей лестнице, по которой должен подниматься мой отряд — застучали шаги. Штурмующие успели приладить свою лестницу и тоже полезли — раздался боевой клич. Мои кирасиры один за другим выбегали на стену. Я прыжком распрямился, схватил большой обломок кирпичной кладки, оставшийся от разбитого верха стены, и скинул его вниз, на лестницу. Она крякнула, покосилась и рухнула вниз, трое пехотинцев, что лезли по ней, упали в лужу. Вторая лестница уже была наготове. Третью наконец вытащили и тоже бегом подтаскивали к нам. Чуть дальше бежали с ещё двумя лестницами — бежали куда быстрей, чем команда первых лестниц, потому, что не пытались прикрыться щитами. Поняли, подлецы, что у нас нечем по ним бить. Жахнула наша пушка с Угловой, и чёрт его знает, куда она жахнула, но точно не в наступающих. Двое кирасиров алебардами поддели вторую лестницу и сбросили её вниз, хорошо! Жахнула пушка с Сиреневой, и тоже непонятно куда. У них там в башнях хоть видят, что нас штурмуют сейчас? О чём они думают, о чём?!

К нам подтаскивали разом третью лестницу, четвёртую и пятую. Команды первой и второй лестниц начинали снова их поднимать. Мой отряд был наготове их сбрасывать. Так! Сейчас я обязан отвлечься и подумать. В лестницы играть есть кому без меня, а мне вот о чём нужно подумать — им нечем по нам выстрелить? Точно? Мне, понял я очень чётко — мне главное ловить момент, когда нужно командовать моей команде укрыться. В этом моя роль.

— А-АААХ! — разом выдохнули два кирасира, сбрасывая вниз очередную лестницу. То, что лестницы были слишком длинные для нашей стены, сильно облегчало нашу задачу; лестницы высоко возвышались над стеной, за них было легко ухватиться и сбросить вниз; атакующие поставили людей, чтобы они держали лестницы снизу, но это не помогало — длина лестниц давала моим бойцам большой рычаг.

Атакующие нелепо суетились под стеной, снова поднимая лестницу; топкая почва всё-таки заметно им мешала. Азарт охватил меня. Приступ — это не такое дело, которым занимаются долго. Приступ или удаётся — или не удаётся. С минуты на минуту штурмующие поймут, что с этими лестницами у них тут ничего не выйдет. И убегут. Что называется, перегруппируются. Совершат обратное наступление.

И тогда — настанет мой миг! Нет, моя роль не только в том, чтобы вовремя уводить бойцов в укрытие! Вылазка. Вылазка! Кирасиров я оставлю здесь; их доспехи — не для бега, да к тому же они слишком заметны. Возьму четверых ратников и вместе с ними побегу вслед за отступающим врагом. В полутьме и дыму враг не отличит нас от своих; мы добежим до ближней батареи и взорвём к чертям пороховой ящик. Устроим фейерверк — и бегом назад, на стену. Главное — скорость; тогда мы всё сделаем прежде, чем враг успеет что-либо сообразить. Ближняя батарея замолчит, и тогда у нас будет шанс отбиться! Если мы продержимся хотя бы полчаса-час, штаб должен прислать сюда подкрепления! Главное — точно подгадать момент, когда враг решит отступать — и не медлить ни секунды. Ярость бурлила во мне. Снарядный ящик ждёт меня! Ему невтерпёж — и мне тоже. Я знаю, наша встреча будет красивой!

Атакующие завопили, разом подгадав подъём всех пяти лестниц, и тут вдруг издали, из глубины вражеского лагеря завопили ещё сильней. И из города раздались какие-то звуки. Что ещё?? Не важно, мне сейчас не до того. Лестницы! И следить, не притащат ли они мушкетёров или арбалетчиков! И не пропустить момент для вылазки! Бешеное исступление пронизывало все фибры моего тела. Сейчас! Сейчас! Или мы их, или...

Пехотинцы под стеной бросили лестницы и завопили. Они... танцуют? Они показывали в нашу сторону. Что вообще. Я посмотрел на башни, потом направо вдоль стены. Что?? Что они вопят?? Ратник, стоящий рядом со мной, похлопал меня по плечу и показал рукой куда-то назад, в город. Я обернулся и посмотрел туда. Там всё было так же, только над донжоном теперь бултыхалась на ветру какая-то серая тряпка. Канонада стихла, вражеский лагерь вопил неистово. Белый флаг. Серая тряпка над донжоном, по крайней мере, в темноте она казалась серой. Это — белый флаг. Всё. Партия сыграна.

Ещё полчаса мы бессмысленно проторчали на стене, потом прибежал вестовой, приказал следовать за ним. И мы пошли куда-то сквозь узкие переулочки. Я оглянулся напоследок на стену, за которую мы воевали. Ну, прощай, стена.

Что это было, что это всё было? Я что, воевал, что ли? Моё тело и душа были полны боевой ярости, припасённой для боя, и сейчас я пытался растратить её на эти вопросы. Ярость нужно было куда-то деть, чтобы она не сожгла меня изнутри. Что, что это было??

###

Нас долго вели какими-то кривыми переулками — интересно, есть в Одилбурге нормальные улицы или нет — и наконец привели к внутренней крепости, а потом в её двор. Тут меня схватили какие-то люди, оказавшиеся медикусами, и потащили делать перевязку — у меня, оказывается, случилась царапина на лбу. Понятия не имею, в какой момент она возникла — наверное, осколок кирпича прилетел, когда обрушился верх стены. Я бы не стал делать по этому поводу ровно ничего, но медикусы, как я час назад, были полны неистраченной одержимости боя — они ожидали сотни раненых — и я не стал от них отбиваться. Я был украшен повязкой вокруг головы и отпущен.

К нашим услугам оказался двор крепости, где можно было пока толпиться в ожидании ужина, который обещали вскоре принести, и казарма, в которой можно было спать. Остальные пленные в основном выбрали толпиться, а я пошёл в казарму, залез в самый дальний угол и немедленно уснул. Мне снилось пламя в небесах — огромное беззвучное зарево — больше ничего из сна не помню.