Человек – зверь иррациональный. Настолько, что способен вытащить на пешеходном переходе настойчиво трезвонящий мобильник. Для этого мне пришлось переложить один из трех пакетов в правой руке прямо в зубы, и двумя освободившимися пальцами поддеть смартфон в кармане брюк и извлечь его на свет. Секундная заминка стоила мне таранного удара баулом по ногам от идущей сзади тетки предпенсионного возраста, но я удержал равновесие и даже не выронил телефон, кое-как попадая по зеленой трубке на сенсорном экране.
– Да, любимая? Что случилось? – промычал я в трубку, нервно оглядываясь по сторонам. На светофоре горел зеленый, водители благочинно тормозили, но лучше перебдеть, чем недобдеть. В этом году здесь уже три человека под колеса попали, а ведь это даже не перекресток, просто проспект перед торговым центром.
– Ты кефир купил?
Я быстро провел мысленную ревизию содержимого своей поклажи. Кефир должен быть где-то под яйцами в одном из левых пакетов.
– Купил, – я выплюнул ручку пакета, виртуозно перехватывая его локтевым сгибом. Полиэтилен заскользил между складками ветровки, вырывая из моей груди стон отчаяния. Еще чуть-чуть – и придется ловить ногой.
– Обезжиренный?
Перед «зеброй», скрипя по асфальту резиной, притормозила большая белая фура, намертво перекрывшая обзор дороги.
– Нет, полтора процента. Другого не было, – я осторожно выглянул из-за фуры на дорогу прежде, чем сделать следующий шаг. Пустои безопасно.
– Мне нужен обезжиренный.
– Ну где я его тебе сейчас возьму? – я обернулся на звук ругани и гулко ударившего об асфальт баула – тетка наступила на развязавшийся шнурок идущего рядом пацана, и тот завалился на нее, лихо размахивая руками. Кажется, попал ей в ухо, и теперь она страшно материлась, подбирая тканевые ручки своей огромной сумки.
– В нашем магазине на углу.
– Радость моя, я тащу на себе тридцать кило, спустись туда сама, а? Твою маааа...!
Черный «Ниссан» материализовался на трассе буквально из пустоты, и я успевал выскочить из-под его колес... Если бы не эта парочка дебильных представителей обеих полов за моей спиной. Я шагнул назад, врезался в непреодолимую преграду в лице тетки и понял, что все. Не успеваю. Даже если брошу пакеты и прыгну вперед – мне не успеть. Последнее, что я успел сделать – это запомнил номер урода, который решил обойти фуру по встречке на пешеходном переходе.
***
– ...ааать!!! – черный капот «Ниссана» вытолкнул меня из промозглой серой городской действительности на залитую ярким солнечным светом зеленую поляну, и я, продолжая орать, покатился по мягкой траве. Пакеты лопнули, продукты разлетелись в стороны, густо усеивая пространство яркими пятнами банок с консервами, майонеза, кетчупа, сырного соуса, пакетов с макаронами и пельменями, колбасой... Яйцам точно хана. А вон и злосчастный кефир по травке расплескало.
Я больше не катился, и продолжая прижимать телефон к уху, лежа на спине безучастно смотрел в синее-синее небо, слишком летнее для начала ноября.
Тепло, воздух умеренно влажный, ветерок легкий и свежий. Где-то на границе поля зрения раскачивается что-то большое и зеленое, очевидно напоминающее живую стену леса.
Это что, рай? У меня не было особых иллюзий по поводу своих шансов на выживание: водятел «Ниссана» выдавливал все восемьдесят, даже не пытаясь тормозить, и наехал на меня прямой наводкой. Я должен был умереть или отправиться в больницу в разобранном виде, но вот, дышу часто-часто, и сердце колотится как у хомячка, которым невинные и милые детки решили поиграть в «горячую картошку».
А может, галлюцинация? Лежу сейчас, весь переломанный, в реанимации, и мой мозг как может пытается сгладить приключившийся с телом кошмар. Меня же должны были накачать препаратами по самое не могу.
Или после смерти люди и правда переносятся в другой мир, как в популярном фентези? А если я здесь так же откинусь, то куда тогда попаду? Не помню, чтобы у нас из ниоткуда появлялись люди, вереща от ужаса после того, как с предельно близкого расстояния посмотрели в глаза Смерти. Это что значит, наша Земля – типа стартовой локации? На ней рождаются, набираются жизненного опыта, умирают и переносятся в другой мир, чтобы жить дальше?
Бред какой-то.
Я оторвал телефон от уха и посмотрел на светящийся экран. Он сообщил, что сети здесь нет в принципе, а последний сеанс связи длился всего 56 секунд. «Твою маааа...!» – последнее, что я успел сказать жене.
И что теперь?
Что-что... Надеяться, что это все невзаправду. Сон или галлюцинация. Неважно, когда она началась, главное, что я смогу снова обнять любимую и все будет хорошо.
Я пролежал на траве где-то полчаса, но ничего не изменилось. Трава мягкая, солнце светит, ветер шелестит пакетами.
Есть хочется.
Ну что же, придется изучать эту локацию. Разбираться, что и как. Но для начала нужно замутить бутерброд. Благо, есть из чего.
***
Она вышла из зарослей на запах сосисок. Я как раз закончил укладывать две полузамороженные между кусками нарезного хлеба, обильно смазанного кетчупом и майонезом. Услада пищевых рецепторов, кошмар для поджелудочной. А что, у меня стресс...
У вышедшей из леса дамы тоже был стресс. На почве голода. Это было отчетливо видно в ее больших оранжевых глазах с вертикальными зрачками, которыми она рассматривала меня с очевидным гастрономическим интересом. Человеком она не была, но гуманоидные черты ее внешности, особенности женские вторичные половые признаки, игнорировать было никак нельзя. Сама высокая. Очень. Метра три ростом, наверное. Кожа серая, во лбу рога загнутые торчат. Клыки длинные-длинные, и слюна с них капает... Нет, точно голодная.
Я бросил в нее бутербродом, и она поймала его на лету, без помощи рук. Ртом. Проглотила и не заметила.
– Вкусно? – осторожно спросил я, хотя где ей там было распробовать... Хлеб и сосиски сразу оказались в ее пищеводе, минуя вкусовые рецепторы-сосочки на длинном раздоенном языке.
Дама не ответила и в следующий миг прыгнула прямо на меня. Я хотел было очень удачно пошутить и сказать, что жене не изменяю, и что за еду мне со времен общаги не давали, но внезапный удар в лоб в зародыше прихлопнул проснувшегося во мне стендап-комика.
Дальше была чернота. А потом снова свет. Белый. Воняло больницей. Я открыл глаза пошире и обнаружил себя лежащим в послеоперационной палате. Занавеска слева дернулась, за ней охнуло, и к двери бодро похромала тетка в розовом халате. Значит, палата общая.
Через минуту рядом уже были медсестры, врач, потом примчалась заплаканная жена.
Я пережил встречу с «Ниссаном». Так же как и падение с пятого этажа через полгода. Через год было тяжелое пищевое отравление шаурмой, еще через год из-за икроножной судороги меня откачивали на черноморском побережье. И каждый раз, находясь между жизнью и смертью, я снова и снова оказывался на лесной поляне с серой великаншей, которая неизменно бросалась на меня и... я оживал в своем родном мире.
Со временем жена привыкла к тому, что я с периодичностью в год-два оказываюсь в реанимации. Врачам смириться с этим было сложнее. А я для себя сделал вывод, что этот мир, наша обыденная Вселенная, пытается меня убить, чтобы я перенесся в иной, параллельный мир, и там что-то совершил героическое, но одна серая и рогатая персона с завидной настойчивостью этому перемещению препятствует. И после каждой новой кратковременной клинической смерти я все чаще задаюсь вопросом, что произойдет, когда полученные моим телом повреждения станут настолько критическими, что душе будет уже некуда возвращаться? Прямо сейчас я лежу в больнице после удара молнии, и правая рука что-то не двигается... Вот врач заходит, смотрит на меня задумчиво, печально так. Наверное, думает об усыплении. И говорит что-то.
– Что-что? – переспрашиваю. Кажется, в правом ухе барабанная перепонка – все. Прекратила свои полномочия. А левое что-то слышит еще.
– Что же вы так себя не бережете, Игорь Сергеевич!