Герой поневоле

Гул проезжающих где-то внизу машин беспрепятственно проникал сквозь открытое окно в уставленную всевозможным мерчем комнату. Сидящий на кровати и уставившийся на собственные руки невидящим взглядом подросток, казалось, даже не дышал. Зеленые волосы, такого же цвета глаза, веснушки в форме ромба на щеках и шрамы на правой руке, не оставляли шанса на ошибку.

Изуку Мидория. Главный герой небезызвестных манги и аниме. Герой в полном понимании этого слова. Правда, в интерпретации японцев, это слово претерпело заметные изменения.

Тихий хмык не смог пробиться меж плотно сжатых губ. Изуку, точнее тот, кто сейчас занимал его место, с силой сжал шрамированную руку в кулак, плотно закрыв глаза.

— Этого просто не может быть, — шептали его губы, — это — сон. Просто гребаный сон.

Уверять себя он мог сколько угодно, только вот слишком яркие ощущения, адекватное восприятие и чувство боли ничуть не помогали в этом, сея зерна сомнения не только в попытках самовнушения, но и собственной адекватности.

— Как же…

Глаза защипало, в голове заметались воспоминания. Ночь. Улица. Фонарь. Последний правда работал через раз, потому-то, возможно, летевший по односторонней улице лихач слишком поздно заметил помеху, если судить по запомнившемуся визгу шин.

— Сходил, блин, за хлебом, — тон голоса все сильнее походил на истерику, что неудивительно. — Черт меня потянул в ту Пятерочку. — Пальцы расслабились, ладони накрыли лицо, мешая глазам видеть реальность.

В голове «Мидории» творился сущий ад. Эмоции били через край. Сначала был страх, все же новая, неизвестная обстановка после пробуждения вызывала нешуточную панику и позволила родиться самым безумным идеям, среди которых продавцы органов начинали казаться не таким уж плохим вариантом.

Следом, после осмотра окружения, пришло непонимание. Странные черточки на плакатах, до боли знакомые благодаря просмотренному в течении жизни аниме. Непривычное, маленькое тело, рост которого, по прикидкам, был намного меньше знакомого и привычного.

А потом пришло понимание. Оно-то и привело «за ручку» панику.

Звук гудящего двигателя за спиной, визг шин.

«Блять… Блять-блять-блять-блять! — Кричал в своей голове «Изуку». — Тварь! Ублюдок! Как ты мог на прямой дороге умудриться сбить идущего с самого края человека?! Я же специально отошел еще правее!»

Желание закричать, просто закричать на несправедливость мира, было до боли велико. Но из горла вырвался лишь стон. Протяжный, заунывный и хриплый. Слезы все же потекли из глаз, стоило мыслям скакнуть к тем, кто остался «на стой стороне».

— Мама… Папа, — всхлипнул «Мидория», вспоминая лица тех, кто даровал ему жизнь. Тех, кто обеспечил ему будущее. Людей, что провожали и забирали его из детского сада, встречали из школы, плакали на выпускном, радовались, когда он привел для знакомства девушку и устроился на свою первую и уже последнюю серьезную работу, ради которой учился шесть лет. — Мама, — перед глазами предстал образ улыбающейся, слегка полноватой, женщины, что когда-то рассказывала ему сказки и учила готовить, — папа, — теперь же, появился высокий, худощавый мужчина, который, хоть и невольно, научил «Мидорию» первому матерному слову, уронив на ногу деталь от своей любимой Нивы. Мужчины, что стал примером для подражания, ведь всегда, все проблемы свои или семьи встречал без истерик, тихо обдумывая варианты решения.

«Так не должно быть, — в голове сама собой всплыла знаменитая фраза, про то, что родители не должны хоронить своих детей. Но, видимо, его семье придется столкнуться с этим. — Все из-за того ублюдка», — стоило мыслям вернуться к «причинам», как вспыхнувший гнев мгновенно вытеснил все остальное.

«Изуку» хотелось кого-то или что-то ударить, желательно ту тварь, что сбила его и оставила незаживающий шрам на душах двух самых дорогих и любимых людей. Он представлял, как горе-гонщик попадается ему на улице, а рядом, какая удача, лежит удобная, прочная и легкая труба.

Удар. Удар. Зубы плотно сжались, но еще сильнее сейчас сжимались кулаки.

Увидь кто-то Мидорию сейчас, определённо испугался бы, ведь такого страшного лица тот не делал никогда в своей жизни, ведь не испытывал столь яркой и кипящей ненависти, даже к самым отпетым злодеям. Даже давний «друг» Бакуго, когда срывался, не вызывал ничего даже близко похожего.

Но такая яркая ненависть имеет очень интересное свойство — она ярко горит, но быстро тухнет, оставляя после себя лишь тлеющие угли и пустоту.

И сейчас, перегорев, «Изуку» мог лишь бессильно распластаться на кровати и безвольно уставиться в потолок.

Мыслей не было. Желаний тоже. Лишь вязкая, тянущая на самое дно апатия. Боль от потери любимой семьи колола душу острым ножом, но сделать что-либо, чтобы избавиться от неё он не мог. Не знал как. Да и не хотел, чего уж.

«Мидория» не знал, как долго он лежал вот так, смотря в белый потолок, не шевеля даже пальцем. Его из этого состояния не вывел ни звук дверного замка входной двери, ни приветствие «я дома» от вошедшего.

Делать что-то не хотелось. Вообще. Даже если где-то очень глубоко внутри он понимал, что вот он — второй шанс, новая жизнь, новые возможности, нужно лишь… А что нужно-то?

В межкомнатную дверь постучали. Это была Инко — мать Изуку. Смотреть в её сторону парень просто не решался, ведь знал, что злополучный гонщик-убийца разрушил не только его и его семьи жизнь, но и жизни Инко с Изуку. Пусть эти мысли и текли подобно меду, укрыться от них было невозможно.

Стоило женщине склониться над ним, показывая свое взволнованное лицо, как парень не выдержал, скривившись в странной гримасе болезненного плача.

Одно действие и столько жизней пошло под откос. Одна машина, один водитель и пешеход, все это испортило всё, абсолютно.

— И-изуку?! — Взволнованно кудахтала наседкой Инко, пытаясь растормошить того, кого считала сыном. — Что с тобой? Почему ты плачешь? Тебе больно? Не молчи, Изуку!

Наблюдать за тем, как незнакомая и абсолютно безразличная женщина проявляет к нему настолько сильную заботу и привязанность парню было странно. И больно, ведь обращалась Инко не к нему, а к своему ребенку, которого родила, воспитала, любила и лелеяла долгие годы, тому, кого больше не было.

Изуку Мидория больше не сможет ответить своей матери, не защитит её, не скажет слов успокоения или поддержки, не улыбнется радостно и не заплачет от горя. Его больше не было.

Но был он — бывший мертвец, что неким образом занял чужое место. И неизвестно, вытеснив настоящего владельца тела насильно или подселившись в уже пустое тело.

«Хотя он же дома у себя спал, после школы, от чего умирать-то? — Подумал парень, до крови прикусив внутреннюю часть щеки. Все же осознание того, что ты мог пусть и неумышленно, но поспособствовать смерти ребенка… Ошарашивает и бьет под дых, как минимум. — Нужно что-то ответить. Но что?»

Голос женщины срывался, ведь тот, к кому она обращается никак не реагировал на неё, лишь отрешённо наблюдал.

Могло бы стать хуже, но «Изуку» наконец ответил:

— Все хорошо, просто… Просто сон плохой приснился, — вымученная улыбка говорила о многом. — Сама знаешь, что было недавно, — напомнил ей о происходящих в школе для героев событиях и многочисленных атаках злодеев. — Мне нужно просто пройтись, — он мягко, насколько позволяло состояние, оттолкнул от себя Инко и сорвался к шкафу с вещами, быстро и не стыдясь никого, меняя домашнее на выходное. — Проветриться.

— Проветриться? — Растерянно переспросила Инко, не успевая за сыном.

— Да, — рассеяно ответил парень, не оборачиваясь, не желая встречаться с женщиной взглядом. — Просто пройтись. — И уже в голове: — «Куда-то подальше от этих знакомых, но незнакомых дома и человека. Просто, нахрен, уйти от всего этого».

Инко и возразить не успела, как входная дверь захлопнулась, оставляя расстроенную и ничего не понимающую женщину наедине с самой собой.

Возможно, думала она, что дело во всем том, что свалилось на сына в школе, тех изменениях, что повлекла за собой геройская карьера. Все же такие потрясения в нежном подростковом возрасте могут очень сильно повлиять на кого-угодно.

Для себя же она решила, что обязательно поговорит с сыном по возращении и поможет если не делом, то советом. Это то малое, что она могла сделать, будучи матерью. Главное, чтобы с её Изуку все было хорошо.

***

Ноги несли его вперед, глаза не разбирали дороги. Окружение было одновременно знакомым и нет, создавая такой диссонанс, что хотелось забиться в угол и не отсвечивать как можно дольше. Но делать надо было хотя бы что-то, даже если все происходящее окажется лишь сном впавшего после аварии в кому человека. Останавливаться нельзя, «Изуку» это уяснил более чем отлично еще в детстве, видя достаточно примеров не только в прочитанных книгах, просмотренных фильмах, но и услышанных новостях, да жизненных историях. Движение — жизнь, а в его случае еще и способ отвлечься от… Всего.

Автоматические двери круглосуточного магазина разъехались в стороны с характерным писком, впуская ученика Юэй. Уставший взгляд кассира провожал его лишь первые несколько метров, после чего молодой мужичек в очках вернулся к тому, чем был занят до этого — просмотру чего-то в своем телефоне.

Завалявшиеся в кармане ветровки мятые купюры не дали даже тени шанса взять что-то дорогое, но на смочить горло хватит, так еще и булочку какую прибрать можно.

Дешевое кофе без сахара — то, что нужно, чтобы очистить голову от лишнего и сосредоточиться, какое-то рисовое нечто с бобами заглушит голод, хотя «Мидория» никогда не был фанатом азиатской кухни, пусть и не брезговал стянуть с тарелки своей бывшей девушки парочку роллов или суши. Все же рыба — это рыба, с рисом она или нет.

На кассе, в тот момент, когда кассир уже начал пробивать товар, взгляд «Изуку» упал на не особенно приметный шкаф с табачной продукцией, одно наличие которой пробудило в его разуме не совсем забытое желание закурить. Злостная привычка, от которой ему кое-как удалось избавиться, дала о себе знать в этой странной ситуации, будто бы говоря, что никотин помог бы. И черт возьми «Мидория» очень сильно хотел курить, пусть последний раз это делал на прошлый новый год, после принятия на грудь очередной рюмки горячительного в кругу друзей, но упиралось все не в финансы.

— И вон ту пачку тоже, — если тебе недостаточно лет, нужно лишь сделать лицо кирпичом, словно так и надо, он это уяснил еще в далеком две тысячи седьмом. Хотя в этой Японии все могло отличаться от родной России прошлого.

Впрочем, так и было.

— Вам уже есть двадцать? — Заученная фраза слетела с зубов японца быстрее, чем тот сумел все осмыслить. — Покажите, пожалуйста, удостоверение.

Сделав вид, что ищет его, «Изуку» лишь печально выдохнул: — Может сделаете исключение? — Сейчас даже не нужно было напрягаться, чтобы смотреть усталым, даже убитым взглядом.

Не помогло.

Мысленно вздохнув, парень подхватить свои покупки и покинул магазин, немного отвлёкшись на проснувшееся желание закурить, что по прошествии стольких месяцев стало ужасающе сильно. Кажется, организм угробить пока не получится. Хотя стоило ли оно того?

Банка кофе пшикнула при открытии, пакет зашуршал. Пятая точка уместилась на скамейке в тени одного из маленьких скверов с детской площадкой. Пустующей, что на руку.

Челюсти механически жевали не самую вкусную булку в его жизни, даже противную чуть-чуть, но голод та тетка, что в лес сама не убегает. Кофе протолкнул ставший комом в горле последний кусок и банка полетела в след за целлофаном в урну… Хотелось бы, но. Выругавшись, парень огляделся — урны по близости не было, да и если верить памяти мусор все здесь тащили до дома. Видимо, адекватность даже спустя года так и не добралась до изолированного островка на краю мира, душившего самого себя собственной глупостью.

Мусор был засунут в карман. А разум ухватился за те мысли, что ожидали своего часа с момента выхода из квартиры Мидорий.

Он, вероятно, умер, — от этой мысли снова перехватило дыхание, — и занял место персонажа прочитанной им когда-то манги — Изуку Мидории. Точнее не место, а тело. Судя по тем воспоминаниям, что он получил, а те были в полном объеме, парень банально уснул в своей кровати, отдыхая в выходной день, и больше не проснулся. Но проснулся мертвец. Вопрос — куда пропал парнишка и как произошло вселение? Было ли это вообще вселением? Может запихиванием с вытеснением прежнего владельца? Может своим появлением мертвец убил подростка, отправив его душу… Куда там вообще отправляются души?

«Вопросы-вопросы, и ни одного, блять, ответа», — запустив пальцы в волосы, растрепал те «Изуку».

Он нутром понимал, что задавать их бесполезно, ответа он не получит. Его не встречал какой-нибудь бог, как в тех дешевых аниме с попаданцами, не напутствовал матами Рик, не приведи господь, Санчез перед очередным его экспериментом. Ладно, последнее может быть и лишним, но, как оказалось, вселенная геройской академии есть, как и Мидория Изуку, так почему бы не существовать другим мирам по другим сагам? От этого не стало ни проще, ни легче, но эта мысль помогла отвлечься.

Следующим не менее важным вопросом было — что вообще делать? Мидория — ключевой персонаж сюжета, герой в самом полном понимании среднего японца, готовый на все ради всех. Персонаж сёнена с самой банальной предысторий из возможных, бесхребетное нечто с хребтом, как бы парадоксально это не казалось. Глупости в этом мире было предостаточно, но эта глупость была именно что местная, и в неё никак не мог вписаться человек другого толка.

Новый «Изуку» был совершенно иным. Прожив пусть и не долгую, но более-менее насыщенную жизнь, бывший мертвец видел и знал достаточно, чтобы понять — вся эта дребедень с геройством и самопожертвованием не для него. Это не та парадигма мышления, что свойственна почти любому жителю его родины. Вся эта японистость, все их заскоки, да, в этом мире все это было сглажено сюжетом и условной глобализацией, ускорившейся с приходом причуд, но детали, все как обычно в деталях.

Разум уже неплохо прояснился, эмоции устаканились, но солнце уже клонилось к горизонту, говоря, что размышления заняли у «Изуку» достаточно много времени. Денег в кармане после покупок было недостаточно для поездки на поезде, потому, быстро было принято решение пройтись, оттянув максимально сильно момент «знакомства» с Инко, да и подумать было еще над чем.

Если тем почему он здесь появился и куда делся настоящий Изуку «Мидория» поделать ничего не мог, лишь приняв как факт и данность, ровно так же, как и будущие проблемы в сюжете, помощь в решении которых нужно было срочно просить у сильных мира сего, а именно Всемогущего и мыше-директора Юэй, то вот что делать с Инко он не знал. Она поймет, что сын изменился, возможно, примет это и промолчит. Но промолчит ли сам «Изуку»? Промолчит ли тот, кто занял место её ребенка и не расскажет о замене? Ей будет больно, но правда лучше, чем ложь, раскрытие которой слишком поздно нанесет еще больше урона. Если сейчас её можно будет спасти от самой себя, то что она может учудить, если узнает об этом через месяц, два, год? Наложит на себя руки? Сойдет с ума? Сломается? Возможно.

Опыт говорит, что разум человека штука очень хрупкая, а уж как хрупок разум матери, что потеряла дитя и говорить не стоит. Лучше сделать все быстро, словно сорвать пластырь. Да, пример плохой, но… Кто вообще может ему помочь? Те же Всемогущий и Незу-мышь пусть сначала и подумают, что он — захватчик, силой получивший тело благодаря неизвестной причуде, но знания будущего сюжета помогут склонить их на свою сторону. Благо, сюжет и прочую лабуду он помнил лучше, чем различные теоремы из математики и теории с формулами из физики. Эта бесполезная суперспособность после смерти оказалось очень кстати.

Ноги почти привели его к дому. Смеркалось. Солнце уже скрылось за горизонтом, но его лучи все еще поблёскивали, правда видеть их источник в мегаполисе было почти нереально.

Так стоило ли говорить с Инко сейчас или подождать разговора с директором и героем номер один, заручившись их поддержкой, чтобы в случае чего помочь женщине?

Входная дверь открылась. Его встретила низенькая, пухлая, но по-своему мила женщина. Её теплая, но взволнованная улыбка била больнее всего. Глядя на неё, «Изуку» не мог заставить себя сделать ей больно, даже если то было на благо. Но правда должна была сказана, так или иначе.

Может быть завтра?.. Утром он точно наберет Всемогущего Тошинори и договорится о встрече с мыше-медведем-директором, а пока… Пока он просто не мог выдавить из себя правду. После всего того, через что прошла эта женщина, воспитывая ребенка без причуд в японском обществе коллективизма? Гуманнее было бы просто стукнуть её по темечку молотком, да посильнее.