Три месяца. Ровно девяносто дней Гейл вынашивала свой тихий, упорный замысел, словно драгоценность, которую прячут от чужих глаз. Эдесса, вторая жемчужина в ожерелье системы Радейл, стала навязчивой идеей, тайной миссией, которую она совершала в тишине, пока её муж был поглощён привычной жизнью. Этот отпуск должен был стать идеальным. И чтобы он состоялся, требовалась не просьба, а тонкая, выверенная операция.
Она знала — одного её желания недостаточно. В воздухе неизбежно повисло бы тяжелое, гнетущее «нет». И потому Гейл начала действовать, превратив их с мужем реальность в подобие теплицы, где вызревала мысль об Эдессе. Её план не был блистателен в своей оригинальности, но он дышал терпением и методичностью настоящего стратега.
Он состоял из нескольких фронтов:
Кинематографическая обработка. По вечерам экран их голопроектора оживляли кадры фильмов, где Эдесса представала сияющим раем: под лазурными небесами скользили чуждые птицы, а океаны пели песни прибоя из чистого света. Она выбирала только те ленты, где о планете говорили с придыханием, где она была фоном для счастливых финалов.
Гастрономическое искушение. На их столе стали появляться блюда, чьи ароматы были диковинной музыкой. Она готовила их из продуктов, выращенных на эдессианском чернозёме, и каждый ужин превращался в немую лекцию о щедрости далёкого мира. «Попробуй, это же с Эдессы, — говорила она, — говорят, тамошние фрукты помнят тепло двух солнц».
Искусство ненавязчивых упоминаний. Её рассказы о планете были кратки, как вспышки света: «Сегодня читала, что на Эдессе сезон сияющих мхов» или «Представляешь, их океаны лечат не тело, а душу». Фразы, брошенные будто невзначай, должны были прорасти в его сознании семенами желания.
Игра на авторитетах. Гейл, словно шпион, собирала досье. Она отыскивала интервью, записи выступлений, научные труды — всё, где люди, чьим мнением он дорожил, пели, говорили, открывали нечто важное на Эдессе. «Смотри, — мягко направляла она его, — твой кумир, профессор Элдрин, объявил о своём открытии именно в академии на Эдессе. Должно быть, там особая атмосфера, вдохновляющая гениев».
Социальное подтверждение. Она организовала «случайные» встречи с друзьями, что уже побывали на планете-курорте. И те, подученные ею или искренние, взахлёб рассказывали о своём опыте, их глаза загорались при воспоминаниях. Гейл же ловила его реакцию, следя, чтобы чужая ностальгия стала его собственной.
Использовала ли Гейл обман? Нет, ни капли. В этом она была уверена с той же силой, с какой светили два солнца над Эдессой. Все её действия были продиктованы любовью и заботой о благе семьи — её мужа, её родителей, их общего будущего. Просто она, как мудрая садовница, знала, что почву для счастья нужно подготовить. Они, её близкие, могли не сразу разглядеть пользу в её тихой работе. Но Гейл и не нуждалась в их понимании. Ей было достаточно видеть результат.
Настал момент, когда тайное должно было стать явным. Гейл понимала, что дальше откладывать нельзя — пора было пожинать плоды своих трёхмесячных трудов.
Она подкараулила его на диване в гостиной, в том самом месте, где они смотрели фильмы об Эдессе. И начала не с просьбы, а с восторженного вихря, позволив эмоциям выплеснуться наружу после долгого сдерживания.
— Представляешь, — начала она, её голос звенел, как колокольчик, а сама она не могла усидеть на месте, порхая по комнате, — гравитация на Эдессе составляет 2/3 от силы тяжести на Кроке! Мы буквально станем весить меньше! Без всяких тренировок и голоданий. Я буду порхать как бабочка! — Её руки взметнулись вверх, описывая в воздухе невесомые траектории. Затем она остановилась, и её лицо озарила новая, почти детская мечта. — Надо приобрести пуанты! Я хочу исполнить свою детскую мечту и почувствовать, каково это — стоять на пальчиках ног и перебирать ими, как балерина!
Тэд наблюдал за этим экспрессивным представлением, откинувшись на спинку дивана. В его глазах плескалась усталая нежность. Он давно всё понял. Месяц-полтора назад он начал замечать назойливый, словно ритм метронома, рефрен «Эдесса» в их разговорах, в меню ужинов, в выборе фильмов. Он собрал пазл из её стараний и увидел чёткую картину.
«Она пытается сплотить нас с родителями, — размышлял он, следя за её грациозной тенью на стене. — И дело не только в этом. Время не щадит её отца с матерью. Ещё год-два, и врачи запретят им испытывать стресс от смены гравитации. Они навсегда останутся прикованными к Кроку, их мир сузится до размеров их квартиры. Если бы мои родители были живы… Гейл и о них бы так же заботилась».
Эта мысль согревала его изнутри, растворяя в зародыше любое возможное раздражение.
Но сдаваться сразу было бы против его натуры. И потому Тэд выдал свою отточенную, слегка ироничную контраргументацию. Уголки его губ дрогнули в сдержанной улыбке.
— Чтобы почувствовать, как пуанты давят, и потом сломать пальцы ног, не обязательно лететь на Эдессу, дорогая, — произнёс он с мнимой суровостью, наслаждаясь её игрой и позволяя себе свою собственную.
Внутренне он уже давно дал согласие. Просто ему требовалось ещё немного времени — не чтобы свыкнуться с мыслью, а чтобы продлить этот миг, когда она так красиво и старательно его уговаривала. Её надежда, её волнение были слишком ценны, чтобы оборвать их одним лишь словом «да».
Гейл поймала эту улыбку — крошечную, почти невидимую трещинку в его оборонительной стене. И в её сердце вспыхнула робкая надежда. Она решила пойти ва-банк, выложить последний, самый сильный аргумент.
— Тэээд! Ну, пожалуйста, — голос её звучал уже не как восторженный вихрь, а как мягкое, настойчивое пожалуйста. — Я уже поговорила с моими родителями, и они дали согласие.
Он покачал головой, и в его глазах мелькнула тень уколотой мужской гордости.
— Это нечестно, Гейл. Мы же планировали провести отпуск вдвоём.
— Тебе просто не нравится, что мой папа тебя постоянно критикует, — парировала она, срывая маску с неудобной правды. — И мама, иногда.
— Да, — честно признал Тэд, — в том числе и поэтому я не хочу лететь на Эдесс.
Тогда Гейл перешла в решительное наступление. Она подошла сзади, обвила его руками, прижалась щекой к его спине, ощущая знакомый запах и тепло.
— Тэд, ну пожалуйста, ради меня. Родители собирались лететь сами, но я боюсь отпускать их одних, без присмотра. На всё про всё уйдёт 14 дней, и у нас ещё останется две недели на то, чтобы провести отпуск так, как хочешь ты.
Тэд молчал. Но это было не сопротивление — это была тихая капитуляция, собирающаяся с мыслями.
— Обещаю тебе, всё будет хорошо, — прошептала она ему в спину, и её шёпот был горячим и искренним, как клятва.
Он буркнул что-то невнятное, и грудь его под её ладонями поднялась в глубоком, судорожном вздохе — вздохе человека, который смиряется с неизбежным, но находит в этом некое странное утешение.
— Уговорила, — произнёс он наконец, оборачиваясь к ней. И в его глазах не было раздражения, а лишь усталая, безграничная нежность. Он притянул её к себе, уткнувшись лицом в её каштановые волосы, в этот знакомый, успокаивающий аромат дома. И сквозь шёлк прядей донёсся его приглушённый голос:
— Надеюсь, наши дети будут также заботиться о нас, как ты, дорогая, о своих родителях.
В этих словах не было упрёка. Это было признание. Признание её любви, её преданности, её странных, упрямых, но всегда идущих от сердца методов.
Он откинулся, чтобы взглянуть ей в лицо, его пальцы мягко скользнули по её щеке. Он искал ответ в её зелёных, бездонных глазах.
— Обязательно, — выдохнула Гейл, и это было не просто слово, а обет. Она прижалась к его груди, и её накрыла волна такого стремительного, такого всепоглощающего облегчения, что у неё подкосились ноги. Неопределённость, этот тягостный камень на сердце, наконец отпустила её.
Она замерла, прислушиваясь к стуку его сердца, и позволила счастью заполнить каждую клеточку своего тела. Оно пришло не как ликующий крик, а как тихая, тёплая волна, смывающая все тревоги. Она закрыла глаза, сильнее прижалась к мужу и просто дышала, растворяясь в этом долгожданном моменте покоя и согласия.
Спустя несколько секунд тишина в комнате зазвучала по-новому. Её нарушили не слова, а тихое, глубокое покачивание Тэда, будто он ловил невидимую волну. Потом из его груди вырвался негромкий, бархатный напев — старая, как сам космос, баллада о двух влюблённых, чьи души, пройдя через все испытания, стали парой звёзд в темноте космоса, дарующих вечность любому, кто осмелится взглянуть на их свет.
— Тэд, через три часа нам идти на званый ужин к моим родителям, — прошептала Гейл, чувствуя, как ритм его тела меняется, а намерения становятся яснее и прямее. Её предупреждение прозвучало скорее как формальность, последний рубеж перед полной капитуляцией.
— Я знаю, дорогая, знаю, — его ответный шёпот обжёг её кожу. — У нас целых три часа.
И он продолжил, и его голос обрёл новую, почти колдовскую силу:
И время не касалось их,
Смиренно отступали беды…
Он знал, что этот куплет действовал на Гейл безотказно. Эти слова были для неё заклинанием, растворяющим волю.
— Тээээд… — её собственный голос стал тихим и плавным, она начала растекаться в его объятиях, её бёдра невольно начали двигаться в такт его покачиванию, подчиняясь древнему как мир ритму.
«В словах любви, в глазах двоих,
Рождались, вспыхивая, звёзды…»
Последние ноты дались ему с хрипотцой, дыхание сбилось. Но чувство, вложенное в них, было столь искренним, что Гейл больше не могла сопротивляться. Её пальцы потянулись к подолу его футболки, и она, не сводя с него влажных глаз, медленно стянула её через голову.
— Ты прав, — выдохнула она, отбрасывая ткань в сторону. — У нас впереди ещё целая вечность. И я хочу потратить её именно так. С тобой.
Тэд попытался было начать следующий куплет, его губы уже сложились для знакомых слов. Но в этот момент ловкие пальцы Гейл расстегнули застёжку на её блузке, и ткань разошлась, открывая грудь. Стройные строчки баллады, мелодия, сама память — всё разом испарилось из его сознания, унесённое куда более мощным и настоящим вихрем. Песня замерла на полуслове, уступив место красноречивому, оглушительному молчанию, в котором слышалось лишь учащённое дыхание и гул крови в висках. Звёзды могли подождать.
Эдесса
Первое впечатление Тэда от Эдессы оказалось горьким разочарованием. Вместо обещанного рая он увидел стерильный, отполированный до блеска курорт, чья развлекательная программа, судя по всему, составлялась с расчётом либо на неразборчивых людей, либо на почтенных старцев, чья жажда острых ощущений ограничивалась сменой сорта питательной пасты.
Так называемые «природные парки», преподносимые гидами как «затерянные миры» и «экзотические джунгли», на поверку оказались гигантскими, тщательно оберегаемыми плантациями тханара. Это причудливое растение, чьи семена были занесены сюда случайно на подошвах ботинок первых колонистов, стало главным — и по иронии судьбы, самым интересным — обитателем планеты.
Как выяснил Тэд из скучного образовательного голоролика, жизнь тханара была циклом метаморфоз, медленным и безжалостным актом трансформации. И если первые две стадии делали его похожим на безобидное, хоть и странное дерево, то третья стадия открывала его истинную суть. Тханар становился плотоядным.
Его корневая система, веками разраставшаяся вширь, образовывала под землёй сложные, похожие на лёгкие, полости-ловушки. Неосторожное существо, провалившееся в такую западню, обрекало себя на страшный конец. В попытках выбраться жертва поднимала облака мелкой пыли — прах отмерших корней, насыщенный природным нервно-паралитическим токсином. Яд не причинял боли, напротив — он лишал движения, погружая в полный паралич, но оставлял сознание ясным. И тогда специальные рецепторы, выраставшие на месте старых корней, подавали сигнал.
К жертве со всех сторон начинали медленно, неотвратимо ползти корневища, покрытые мелкими, острыми, как бритва, наростами-пилочками. Они обвивали обездвиженное тело, и начинался пир, растянутый на недели. Пилочки впивались в плоть, высасывая жизненные соки, пока разум жертвы оставался запертым в немом, лишённом боли кошмаре. То, что не мог переварить тханар, оставалось на дне ловушки, источая феромоны отчаяния и становясь приманкой для новых гостей.
Ирония, которая бесила Тэда больше всего, заключалась в том, что на период третьей, самой зрелищной стадии, все зоны произрастания тханара закрывались для посещения «в целях безопасности». Их визит, по злому указу судьбы, пришёлся на вторую, спокойную фазу, когда древовидные монстры всего лишь готовили свои подземные застенки, ничем не выдавая своей хищной природы. Тэд с тоской смотрел на безмятежно колышущиеся на искусственном ветру кроны и думал, что это идеальное воплощение всей Эдессы — красивый, скучный фасад, скрывающий по-настоящему интересное, но тщательно запрятанное от глаз уродство.
«Вот же ж, — с горькой усмешкой подумал он, — могли бы показать нечто по-настоящему захватывающее. А вместо этого — экскурсия по гигантскому огороду».
Особым спасением, тихой гаванью в этом вынужденном путешествии, стал для Тэда гостевой домик, который с удивительной прозорливостью выбрала Гейл. Она понимала, что её мужу необходима передышка от постоянного, изматывающего общения с её родителями. Проводить с ними целые дни было для него настоящей пыткой. Их бесконечные нравоучения и замечания, словно тонкие, острые иглы, впивались в него, и к концу дня ему приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не сорваться и не ответить грубостью. Этот отдельный домик стал его крепостью, местом, где он мог, наконец, выдохнуть и сбросить с себя броню вежливого напряжения.
Однако на третий день что-то начало меняться. Возможно, виной тому была особая, умиротворяющая атмосфера Эдессы, а может — ощущение лёгкой, почти детской невесомости, заставлявшее порхать не только тело, но и душу. Тэд смирился с ситуацией и начал по-настоящему помогать Гейл в заботе о стариках, научившись пропускать их колкости мимо ушей, как надоедливый, но безобидный фоновый шум.
И случилось неожиданное: сквозь завесу раздражения он начал различать черты этих людей. Совместные трапезы, просмотры потрескавшихся от времени голографических фильмов, неспешные беседы на веранде — всё это медленно, но верно стирало невидимую стену. К шестому дню Тэд с изумлением понял, что получает искреннее удовольствие от их компании. И кульминацией этого невероятного перемирия стала вечерняя беседа, когда отец Гейл, суровый полковник в отставке, некогда охранявший рубежи Федерации, с видимым усилием повернулся к нему.
— Сынок, не обращай внимания на моё старческое брюзжание, — произнёс он, и в его голосе прозвучала несвойственная ему мягкость. — Время с тобой… приятно проведено.
Тэд, сам удивлённый собственной искренностью, ответил:
— Что вы, не извиняйтесь. У вас за плечами такая яркая и насыщенная жизнь и вы воспитали такую прекрасную дочь. Для меня честь слушать ваши истории.
Старик фыркнул, но в его глазах блеснула искорка одобрения.
— Ах ты, шельмец. Льстишь, как на параде. Но… приятно. Я рад, что наша девочка выбрала тебя, несмотря на всё моё ворчанье. На правах человека, повидавшего не одну войну, заявляю ответственно: Тэд Паркинс — ты мне, в принципе, нравишься.
«Они просто любили её слишком сильно, — промелькнуло в голове у Тэда, польщённого и тронутого этим суровым признанием. — И не могли смириться, что какой-то парень увёл их дочь за собой».
Гейл, тонко чувствовавшая малейшие изменения в его настроении, с радостью и облегчением заметила эту перемену. И их домик, уже бывший крепостью для уединения, по ночам превращался в обитель страсти. Семейная пара, на седьмом году брака, словно заново открыла друг друга, окунувшись в атмосферу второго медового месяца, где каждое прикосновение было новым, а каждое слово — полным смысла.
Когда пришло время возвращения, Тэд с удивлением осознал, что ему не хочется покидать этот уютный уголок рая. Однако попытка продлить аренду оказалась тщетной.
— Сэр, домик уже забронирован на другую пару. Искренне сожалею, но ничем не могу помочь, — администратор развёл руками в немом извинении.
С тяжёлым вздохом Тэд побрёл к домику в последний раз. Завидев его сквозь листву, он на мгновение замер и поднял комлог.
— Ты останешься в моей памяти навсегда, — пафосно, но от всего сердца произнёс он, прижав правую руку к груди. — Рай для влюблённых.
Он похлопал ладонью по сердцу, как бы запечатывая обещание, и решительно зашагал помогать родителям жены упаковывать вещи, чувствуя себя уже не гостем, а частью этой странной и внезапно ставшей родной семьи.
«Халгора»
Посадка на космическую яхту «Халгора», которая должна была доставить своих пассажиров обратно на Крок, происходила в море. Отдохнувших туристов доставляли к месту старта, расположенному в пятидесяти километрах от берега, на круизном морском корабле в сопровождении местных чаек, радостно галдящих и каркающих в ожидании кормёжки от пассажиров.
Сама «Халгора» была воплощением изящной мощи. После пересадки корабль плавно набирал скорость, его корпус приподнимался для глиссирования, рассекая водную гладь. На расстоянии двухсот километров от берега, где океан сливался с небом, яхта преодолевала звуковой барьер, и в дело вступал импульсный двигатель. С нарастающим гулом «Халгора» устремлялась вверх, будто не желая расставаться с гравитацией планеты-курорта. На высоте пятнадцати километров, когда за иллюминаторами уже темнело бархатное космическое небо, плавно включались маршевые двигатели, выводя корабль за атмосферу планеты Эдесс в комфортном для пассажиров режиме.
Тэд стоял, обняв Гейл за плечи, на обзорном мостике. В огромном иллюминаторе перед ними висела Эдесса — не просто планета, а пережитый кусок жизни, сияющий голубым мрамором в чёрной бездне.
— Дамы и господа! С вами говорит капитан Астин, — раздался в динамиках бархатный, обволакивающий голос. — Благодарю за выбор нашего корабля. Отбытие с орбиты Эдесса, с этого рая для влюблённых и пенсионеров через десять минут. Желающие совершить прогулку по внешней смотровой палубе, обращайтесь к старпому Бексу. Через двадцать минут будет открыт ресторан, милости просим. По секрету скажу, сегодня наш кок в ударе и приготовил просто шикарный запечённый пирог к чаю, не пропустите. Только тссс… Никому не говорите!
Пассажиры, отдохнувшие и набравшиеся сил, полные эмоций, аплодировали в конце выступления капитана. Речь капитана о пироге была старой традицией на «Халгоре». Ради этой речи и знаменитого на всю трассу Крок–Эдесс запечённого пирога к чаю некоторые из отдыхающих специально брали билет на перелёт именно на «Халгору». Ходила легенда, что поедание пирога на корабле способствовало долголетию.
Тэд смотрел на удаляющуюся планету, на тот материк, где остался их домик, и неожиданное семейное перемирие.
— Знаешь, — тихо сказал он Гейл, — а он и вправду был прав. Этот домик… Эдесса… Это и впрямь был рай для влюблённых.
Она молча кивнула, прижимаясь к нему, и в её глазах отражались не только огни звёзд, но и тихое сияние обретённого на этой планете счастья.
— Шампанское, сэр? — предложил подошедший к Тэду официант.
Тэд посмотрел на Гейл. Она покачала головой, отказываясь от напитка.
— Один фужер, пожалуйста.
Официант налил шампанское в фужер. Тэд взял его, начал рассматривать планету сквозь фужер, затем поднёс его к губам и сделал небольшой глоток.
— Дорогая, ты многое теряешь, отказавшись от шампанского. Оно невероятное.
— Не сомневаюсь, — ответила Гейл и встала перед Тэдом. — Дорогой, я хочу тебя поставить в известность об одном факте.
— Гейл, что случилось? — он инстинктивно выпрямился.
— В общем, неделю назад у меня должны были начаться месячные. Не начались. Сегодня мой комлог настойчиво порекомендовал мне провести тест на беременность. Я провела. Результат положительный. Я беременна.
Слова повисли в воздухе, казалось, заглушив на миг весь фоновый гул корабля. Тэд замер, его мозг отчаянно пытался переварить услышанное. Затем, без единого слова, он поставил фужер на ближайший столик, и его руки, будто движимые собственной волей, обвили Гейл, прижав её к себе с силой, в которой смешались шок, страх и бесконечное облегчение.
— Ты уверена? — прошептал он ей в волосы, и его голос дрогнул.
— Комлог дал результат, 100% подтверждения.
— Хвала Эдессу и всем богам старого и нового мира! Я стану папой, а ты будешь мамой! — Тэд взял фужер. — За хорошую новость! — и выпил залпом всё содержимое фужера.
— Только держи это в секрете. Я хочу пройти обследование на Кроке у врачей, для полной уверенности.
— Да, дорогая. Теперь тебе нельзя алкоголь, и… что ещё нельзя? Я, я не разбираюсь в этом.
— Дорогой, не переживай, беременна я, а не ты. В том числе для того, чтобы получить рекомендации, что можно, а что нельзя, я хочу посетить врачей.
— Ты права. А мне, мне можно шампанское? Хотя, из солидарности с тобой я тоже откажусь от того, что тебе нельзя.
— Нет, Тэд. Я не хочу, чтобы ты страдал. Ты ещё намучаешься со мной.
— Спасибо, Гейл! Меня всего будоражит от новости. Официант, можно ещё шампанского?
Тэду не сиделось от нахлынувших эмоций. Он смотрел на удаляющуюся Эдесс и пытался успокоиться.
— Дорогая, я хочу запечатлеть этот момент.
— Каким образом?
— Помнишь все эти глупые снимки, в которых туристы держат на ладонях планеты и звёзды? Я хочу сделать подобный снимок с Эдесс, на внешней смотровой палубе. Будет что потом показать сыну или дочке и рассказать какую-нибудь романтическую историю об этом моменте. А ещё снять тебя на фоне космоса.
— Нет, я ни за что не выйду в открытый космос. Я ужасная трусиха, ты же знаешь.
— Жаль… Хотя, ты можешь снять меня на внешней палубе, находясь в смотровой площадке в шлюзе. А я сниму тебя с внешней площадки, сквозь стекло на обзорной палубе.
— Хорошо, дорогой, только тщательно проверь скафандр и убедись в надёжности страховочного троса.
— Слушаюсь, моя королева! — обрадовался Тэд, приложил руку к голове. — Для воплощения нашего великого плана выдвигаюсь на поиски старпома! — ответил он, подражая военным, развернулся на месте и, чеканя шаг, направился в сторону выхода.
Гейл смотрела ему вслед, улыбалась и наслаждалась чувством, доступным только женщинам, осознавшим, что они вынашивают новую жизнь и отныне их жизнь станет другой.
Шлюз
— Вы всё запомнили, сэр? — голос старпома Бекса был ровным и профессиональным, но в уголках его глаз прятались смешинки.
— Так точно, старпом Бекс, я всё запомнил, — кивнул Тэд. — Тем более, что когда мы летели… — Тэд заметил, как старпом отреагировал на слово «летели», — кхм, извините, шли на Эдесс две недели назад, вы меня уже обучали. Вы уже забыли об этом?
Старпом внимательнее взглянул на Тэда. Улыбка зародилась на его лице, но он сделал суровое лицо.
— Это ты пел по внутренней связи всему экипажу и пассажирам похабную песенку о проститутке Элли, думая, что тебя никто не слышит?
— Да, — подтвердил Тэд, опуская голову, вспомнив, как некоторые порицали его, а другие хохотали и аплодировали после того, как он исполнил песенку о похождениях весёлой Элли в портовом городке.
— У тебя хороший голос. И песенка отличная, но не для чопорной публики, — неожиданно похвалил его старпом и, хитро прищурившись, одарил Тэда искренней улыбкой.
Тэд расслабился и по просьбе старпома написал текст песни о весёлой Элли и отправил на его комлог. Расписавшись в бортовом журнале, что он прослушал курс обучения, ознакомлен с техникой безопасности и на время выхода в открытый космос самостоятельно несёт ответственность за свои действия и бездействие, Тэд облачился в скафандр. Старпом прицепил к его поясу страховочный трос, оглядел со всех сторон и остался доволен осмотром.
— То-то же. Твоя мадемуазель, как и договорились, будет на смотровой площадке шлюза с рацией, настроенной на 5-й канал. Канал связи наинём только ваш. Ну и система безопасности корабля будет слышать вас и видеть тебя. Воркуйте, голубки, — Бекс подмигнул левым глазом.
— Спасибо, старпом Бекс.
— Когда надышишься свежим ветром, зови меня. Ясно?
— Так точно, капитан. Извините, старпом.
Старпом хлопнул Тэда по скафандру, ещё раз окинул его с ног до головы и вышел из шлюзового отсека. На двери, ведущей на палубу, загорелись зелёные огни.
В шлеме раздался голос старпома: — Приём. Сейчас откроется внешняя дверь. 3, 2, 1. Как только пройдёшь через неё, она закроется, и откроется внешний шлюз. Развлекайся. Конец связи.
Тишина, нарушаемая лишь собственным дыханием, сомкнулась вокруг Тэда. Он сделал шаг вперёд, навстречу черноте, усыпанной бриллиантами далёких звёзд.
Уже выходивший две недели назад на эту палубу, Тэд не стал терять времени и приступил к задуманному плану.
— Алло, Гейл, как слышно?
— Приём. Надо говорить «приём», а по окончании — «конец связи».
— Вижу, старпом и тебе прочёл обучающий курс?
— Все уши прожужжал и взял расписку. Признаюсь, мне страшно немного.
— Тогда давай не будем отвлекаться. Приступаем.
Тэд подошёл к намеченному месту так, чтобы его видела Гейл, и помахал ей рукой.
— Ты меня видишь? Стекло пропускает изображение снаружи?
Поляризованное стекло обзорной камеры, в которой находилась девушка, было в том числе термостойким и бронированным, с возможностью блокировать большинство известных человечеству излучений, вредных для человека.
— Да, Тэд. Я вижу тебя, — и помахала рукой в ответ. — Какой у тебя героический вид в скафандре, прямо супергерой, — с улыбкой в голосе продолжила Гейл и послала Тэду воздушный поцелуй.
Польщённый Тэд, как мог, в ответ послал свой воздушный поцелуй и начал изображать из себя силача, подняв правую руку, как бы показывая мускулы. Потом проделал те же движения с левой рукой и одновременно с двумя руками.
Гейл сквозь смех предложила: — Ты не думал о карьере клоуна?
В ответ Тэд опустил зеркальный поляризационный фильтр на шлем и начал забавно топать ногами, раздвинув руки, став похожим на раздутую звёздочку.
— Я сейчас лопну от смеха, прекращай!
Тэду понравилась устроенная им клоунада, и он решил повращаться вокруг своей оси. Поправив страховочный трос, он раздвинул ноги, развёл руки и начал переминаться с ноги на ногу, выискивая момент, чтобы оттолкнуться от палубы.
— Ты так смешно двигаешься. Как будто хочешь снести яйцо!
Тэд ничего не ответил и продолжал топтаться. Затем, решив, что пора, наклонился влево, одновременно отключив магнитные подошвы и оттолкнувшись правой ногой от палубы. Вектор движения, переданный ногой в момент отталкивания, кроме вращательного движения, придал ускорение в сторону левого борта, за которым величественно возвышался Эдесс. Тэд бы и вылетел в открытое пространство и сгорел бы в атмосфере планеты через какое-то время, притянутый её гравитацией, но его спас страховочный трос.
— Отлично, дорогой. Это было очень смеш… — ракета, влетевшая в яхту с правого борта, прервала связь с Гейл.
Система управления яхтой автоматически закрыла входную бронированную дверь, отделяющую яхту от отсека со шлюзом, и заблокировала его, заперев Гейл внутри. Это спасло её от моментальной смерти от объёмного взрыва, от которого погибли практически все пассажиры, экипаж яхты и родители Гейл. Их смерть была быстрой и безболезненной.
В момент проникновения головной части ракеты сквозь обшивку корабля сработал заряд, активировавший распыление молекулярно-аэрозольной смеси, распространяющейся во все доступные помещения, где имелся воздух.
Датчики яхты зафиксировали изменение содержания воздуха и включили продувку помещений из резервных систем для очистки воздуха. Однако это только ускорило распыление боевой смеси. Сама по себе эта смесь была безвредной, незаметной, и при вдыхании человек не ощущал её. Со временем организм человека выводил эту смесь естественным путём без всяких для себя последствий. Но этого времени у тех, кто находился внутри яхты, не было. Следуя заложенной программе и объёму корабля, управляющая часть ракеты через какое-то время подала электромагнитный сигнал частотной модуляции на подрыв распылённой смеси.
Одновременно взорвалась вся площадь, куда успела проникнуть смесь. Лёгкие человека, система вентиляции и подачи воздуха, гемоглобин, переносящий кислород, мозг, как активный потребитель кислорода, вода в аквариуме, в которой плавала стайка экзотических рыбок — всё, что содержало кислород, взорвалось в результате термобарического эффекта в долю секунды и испепелило всё внутри замкнутого пространства яхты. Дополнительно, в результате быстрого изменения давления внутри замкнутого пространства корабля его разорвало на несколько частей.
Самой большой отколовшейся частью оказалась шлюзовая камера и обзорная площадка внутри неё.
Единственными выжившими были Тэд и Гейл.
В момент попадания ракеты в яхту Тэда всё ещё вращало, и он ничего не почувствовал. Продолжая беспомощно крутиться, привязанный тросом к шлюзовой камере, он увидел, как его жена потеряла равновесие и ударилась головой о стеклянную стенку.
Он попытался остановить своё вращение. Ничего не получалось.
Через какое-то время раздался взрыв. Его Тэд увидел отчётливо и, после того как во все стороны разбросало части корабля, осознал, что все, кто находился внутри корабля, погибли.
Обломки корабля, летящие в абсолютной тишине, поблёскивая в лучах звезды Радейл, разлетались в пространстве, временами ударяясь друг о друга и меняя траекторию.
Схватив трос, он начал подтягивать себя к поверхности того, что осталось от яхты. Вращение вокруг себя не способствовало концентрации. Потеряв ориентацию, Тэд видел на какую-то долю секунды светлое пятно обзорной камеры и силуэт жены за стеклом, а потом пустоту космоса, далее часть Эдесса и снова светлое пятно обзорной камеры.
«Там есть энергия. Резервные генераторы поддерживают свет, температуру и давление. Должны, просто обязаны», — лихорадочно думал Тэд.
«Там должна быть система экстренной связи или что-то подобное. Наверняка, сигнал бедствия уже подан и скоро прибудет помощь», — взбодрённый Тэд начал энергично тянуть трос и достиг поверхности.
Активировав магнитные подошвы, Тэд встал на остаток палубы и осмотрелся. Шлюзовая камера тоже вращалась в пространстве.
Планета Эдесс то появлялась в зоне видимости, то исчезала. Дверь шлюза на вид была цела. Открыв утопленную дверцу управления шлюзом, Тэд увидел рычаг, красную кнопку, аккуратно скрученный трос и небольшой красный пожарный топор. Над всем этим виднелся прикрученный металлический шильдик с инструкцией, как открыть шлюз.
Прочитав инструкцию, Тэд потянул рычаг из верхнего положения на себя, опустил его вниз, повернул влево и утопил в паз для фиксации положения. Далее в инструкции предлагалось нажать кнопку. После этих манипуляций дверь должна открыться на 30 секунд, и если никто не войдёт, закроется автоматически.
Тэд нажал на кнопку. Дверь никак не отреагировала. Тэд нажал и не отпускал кнопку несколько секунд. Дверь не шелохнулась. Нажал несколько раз подряд. Бесполезно. От отчаяния Тэд начал нажимать на кнопку в хаотичном порядке, проклиная тех, кто придумал такую систему открывания двери.
Через 20 секунд, убедившись, что проклятия тоже ни к чему не привели, он прижался шлемом к стене шлюза.
«Думай, Тэд, думай. Открыть дверь снаружи я не могу. Какие другие варианты есть?» — настраивал себя Тэд. — «Можно добраться до обзорной камеры, где находится Гейл, и как-то попытаться наладить с ней связь и попробовать с её помощью открыть дверь шлюза изнутри».
Вернув положение рычага в исходное положение и закрыв дверцу лючка, Тэд двинулся в сторону обзорной камеры, старательно выбирая, куда наступить, обходя покорёженные конструкции.
Через две минуты он добрался до обзорной камеры. Внешний защитный щит, который должен был закрыть обзорную камеру в случае какой-либо опасности, опустился на треть и замер. Изнутри камеры лился свет.
Гейл сидела боком к стеклу, за которым находился Тэд, на встроенном в стену откидном стуле и плакала. Временами дрожь пробегала по её телу, а руки постоянно дрожали. Тэд постучал по стеклу. Девушка не реагировала. Он постучал сильнее. Никакой реакции.
«Вероятно, стекло многослойное с энергопоглощающими свойствами. И оно не даёт распространяться энергии моего удара. Думай, Тэд, думай, как тебе спасти Гейл и себя».
Мужчина начал оглядывать место и замер, заметив слабое отражение своего скафандра в панорамном стекле. Он обратил внимание на встроенный в шлем небольшой фонарь.
— Включить фонарь, — произнёс Тэд и заметил в отражении, как фонарь начал плавно набирать яркость.
Воодушевлённый успехом, он направил взгляд на Гейл, молясь, чтобы поляризационные фильтры обзорного стекла пропускали свет от его фонаря внутрь.
— Да! Да! Да! — воскликнул он, увидев, как луч осветил его жену.
Гейл, продолжая рыдать, не обращала внимания на происходящее вокруг неё.
— Переключить фонарь в режим импульсного стробоскопа, — дал Тэд команду скафандру.
В ответ раздалось: — «Команда не распознана, ошибка или нет такой функции».
— Переключить фонарь в режим мигания с частотой 2 Гц, с плавным изменением цвета от красного до зелёного в течение 3 секунд и зациклить изменение цвета, — подал он другую команду.
Скафандр выполнил его команду. Световые импульсы разного цвета полились на Гейл. Она развернулась, и свет, льющийся ей в глаза, мешал ей рассмотреть, что происходит за стеклом. Она приложила ладонь к глазам и пошла в сторону стекла.
— Выключить фонарь, — скомандовал Тэд, когда увидел, что девушку слепит свет.
Он поднял поляризационный экран и прислонил шлем к стеклу.
Гейл
В момент попадания головной части боевой ракеты Гейл смеялась над представлением мужа, которое он устроил на внешней палубе. Когда пропала связь, она не понимала, почему Тэд не отвечает. Покрутив рацию, она повесила её на шею. Когда командная система кратковременно повысила давление в камере, у неё заложило уши от резкого перепада давления. А когда автоматически заблокировалась дверь, ведущая во внутренние отсеки яхты, Гейл перепугалась не на шутку. Она подбежала и начала стучать в заблокированную дверь и требовала впустить её в корабль.
В момент, когда произошёл объёмный термобарический взрыв и корабль распался на части, пол ушёл из-под ног Гейл, она ударилась головой о стекло, и последнее, что она заметила, был проплывающий кусок яхты с надписью «Халгора» и болтающийся на страховочном поясе скафандр Тэда.
В первые секунды после пробуждения у неё мелькнула мысль, что она видела кошмарный сон и сейчас, стоит открыть глаза, кошмар исчезнет. Реальность оказалась тем самым кошмаром. Дверь, ведущая внутрь яхты, была заблокирована, у неё на лбу была шишка, голова раскалывалась, за обзорным стеклом часть внешней палубы была вырвана неведомой силой.
Сознание возвратилось к ней, и она вспомнила о родителях и Тэде. Гейл подбежала к обзорному окну и, прислонившись к нему, пыталась найти Тэда.
Надежда покидала девушку, и отчаяние начало овладевать ею. Она попыталась ещё раз открыть внутреннюю дверь, чтобы узнать о судьбе родителей, — тщетно. Дверь не поддавалась ей, и никто не отзывался на крики о помощи.
Гейл осталась одна на покорёженном корабле в открытом космосе. Она вернулась в комнату, откинула встроенный в стену стул и начала плакать. Вскоре плач превратился в рыдание.
Назойливое мерцание света и разноцветные блики, прыгающие по полу и стене, привлекли её внимание. Девушка повернулась к источнику раздражающего света. Гейл прикрыла глаза ладонью, пытаясь рассмотреть подробности.
— Спасатели! Наконец-то мучениям конец! — обрадовалась она.
Яркий свет, мешавший ей рассмотреть, что происходит снаружи, погас. Гейл подошла ближе к стеклу. Человек, стоявший снаружи, опустил солнцезащитный экран и помахал рукой.
— Тэд! Ты жив! Хвала богам старого и нового мира! — Гейл забыла о том, что несколько секунд назад она рыдала, и кинулась к мужу.
Любимые, знакомые глаза смотрели на неё. Гейл подошла вплотную к стеклу, встала на цыпочки, чтобы её глаза оказались на уровне глаз Тэда, и прижалась щекой к стеклу.
— Тэд, я так испугалась. Я не могу выбраться из этой комнаты. Я думала, что тебя унесло в открытый космос. Я так переживаю за родителей. Мама, ей надо принимать лекарства строго по расписанию. А отец, если за ним не следит мама, начинает тайком курить табак. Врачи запретили ему курить. А я сижу тут взаперти, одна. Я набила шишку себе на лбу, вот, — дотронувшись до лба, Гейл посмотрела на Тэда, — мне стало страшно от мысли, что все погибли и я осталась одна.
Тэд улыбался и показывал ей перчаткой на грудь, а потом отводил руку на уровень ушей и вновь показывал в сторону груди Гейл.
Девушка посмотрела вниз и увидела висящую на шее рацию. Гейл посмотрела на Тэда, замахала головой и взяла рацию в руки.
Нажав кнопку вызова, девушка попыталась связаться с мужем: — Приём, Тэд, ты меня слышишь? — было видно, что муж что-то говорил, но рация безмолвствовала.
Тэд указал на рацию и показал на правую перчатку с широко раздвинутыми пятью пальцами. Подержав так несколько секунд, он сжал пальцы и вновь разжал их перед лицом жены.
Гейл не понимала, что от неё хочет муж: — Пять пальцев? Что с ними делать?
Она покачала головой из стороны в сторону. Тэд начал рисовать на стекле какую-то фигуру. Девушка не могла ничего понять. Тэд показал кисть с сжатыми пальцами и с вытянутым вверх указательным пальцем и легонько потряс рукой.
— Один? Что один? Один раз? Один момент? Я не понимаю, Тэд.
Муж скрылся из вида и вернулся назад через минуту с мотком троса и красным топором.
Отойдя от стекла, Тэд начал царапать на палубе топориком букву за буквой.
«РАЦИЯ» — было первым нацарапанным словом на палубе.
Тэд посмотрел на девушку за стеклом. Гейл показала ему рацию. Тэд в ответ утвердительно закивал.
«5» — Гейл показала правую ладонь с широко расставленными пятью пальцами. Муж опять утвердительно кивнул и начал царапать следующее слово.
«КАНАЛ».
— Рация, 5-й канал. Рация, 5-й канал. Включить рацию на 5-й канал? Да! Понятно, настроить рацию на 5-й канал, — радостно произнесла девушка. — Сейчас попробую.
Гейл принялась искать, где у рации настраиваются каналы. Она вспомнила, что когда пропала связь, она в приступе паники нажимала на все кнопки подряд и, вероятно, сбила настройки рации. Повозившись две минуты с меню, Гейл начала понимать логику настройки и нашла опцию смены канала рации. Показала Тэду.
После изучения настроек он положительно закивал головой, и Гейл сменила канал на рации.
— Приём, Тэд, ты меня слышишь? — спросила Гейл, глядя мужу, стоящему за бронированным стеклом, в глаза.
— Да, дорогая, слышу! Ты молодец, справилась и наладила связь.
— С твоей помощью! Ты знаешь, что произошло? С тобой кто-нибудь связывался?
— Я видел взрыв и то, что… корабль раскололся на части, — ответил Тэд, понимая, что Гейл может связать это с своими родителями. — Моя рация одноканальная, и никто ко мне не выходил на связь.
— Я видела часть обшивки корабля с надписью: «Халгора». За ней располагалась каюта моих родителей. Отец специально выбрал эту каюту. Кому понадобилось взорвать пассажирский корабль? Мои родители мертвы. Мама, папа, я больше не увижу их, — с покрасневшими глазами и дрожащим голосом произнесла Гейл.
— Надо надеяться на лучшее, дорогая. Скоро прибудет помощь и спасёт нас и твоих родителей.
— Мы едва успели отлететь от Эдесса. Возле него сотни кораблей. За время после взрыва сюда можно было прилететь спасателям даже с Крока. Случилось что-то страшное, раз сюда не присылают спасателей. Я это чувствую сердцем, дорогой.
— Гейл, пока к нам летят спасатели, у меня есть план, как нам самим спасти себя. Мне требуется твоя помощь. Ты поможешь мне? — Тэд хотел отвлечь от грустных мыслей жену и увлечь её каким-нибудь делом.
— Конечно.
— Я люблю тебя, дорогая! Вместе мы горы свернём!
— И я люблю тебя. Только вот мне что-то душно и клонит ко сну, — Гейл прислонилась к стене и, не в силах устоять на ногах, спустилась по стене на пол и села. — Мне надо немного отдохнуть, набраться сил, — левой рукой девушка стала оттягивать ворот свитера.
— Гейл, Гейл, — забеспокоился Тэд. — Посмотри на меня, Гейл!
Девушка сидела на полу, продолжая оттягивать воротник. Лицо её покраснело, она открыла рот и пыталась заглотнуть побольше воздуха. Как рыба, выброшенная на берег, она стала содрогаться в конвульсиях. Веки закрывались и резко открывались, оголяя радужную оболочку и расширенные зрачки.
— Гейл, любимая, посмотри на меня, посмотри на меня, пожалуйста, очнись и встань, Гейл, — в отчаянии Тэд начал колотить по стеклу. — Вспомни, вспомни, пожалуйста, ведь у тебя ещё осталось много дел. Ты планируешь сходить на обследование к гинекологу, Гейл, — Тэд видел, как Гейл начало трясти в мелких конвульсиях.
— Гейл, — звал мужчина в скафандре свою жену.
Шлем, не рассчитанный на такое мощное выделение углекислого газа и паров воды, запотевал в момент крика. Далее система скафандра включала обдув и горизонтально прокручивала бронестекло внутри шлема, собирая влагу со стекла и отправляя её через систему очистки в бак для питья.
Тэд в попытках спасти жену взял топор и начал колотить им по стеклу. Бесполезно. Стекло обзорной камеры было рассчитано на более мощные нагрузки. Тэд только отбил себе ладони от вибрации при ударе о стекло. Если бы не магнитные подошвы, его бы отбросило при первом ударе.
Поняв, что топор бессилен, Тэд отставил его и, активировав фонарь, осветил лежащую на полу жену.
Гейл приоткрыла глаза, наполненные мягкой тёмно-зелёной поволокой, посмотрела на мужа и слабеющим голосом произнесла: — Тэд, звёзды, их так много… они поют… спой…
Грудь Тэда вздымалась. Его организм, пытаясь совладать с предшоковым состоянием, решил устроить вентиляцию лёгких и насытить кровь кислородом в ожидании, когда мозг в состоянии повышенного стресса решит, что не справляется, и отдаст команду на потерю сознания для своей защиты.
Просьба Гейл одновременно успокоила и наполнила горечью его сознание. Он понял, о чём просила жена.
Тэд запел. Негромко, практически шёпотом. Словно боясь вспугнуть последние мгновения Гейл, его слова лились, сплетаясь в мелодию, которая так нравилась его жене. Прорастая сквозь темп песни, мелодия обрастала сюжетом любви, которой не страшны никакие преграды и которая провела сквозь время любимых в страну вечной жизни в счастье быть рядом друг с другом и одаривать своим теплом окружающих.
Слёзы покатились по щекам Тэда. И первые слёзы были наполнены горечью предстоящей потери и осознанием бессилия в попытках помочь любимой и ещё одной жизни, недавно зародившейся в ней. Плод их любви, который не увидит этот мир и не возвестит о своём рождении своим криком.
Слёзы не были скупыми. Нет. Тэду некого было стесняться. Слёзы не были солёными. Нет. Они были вкуса сожаления о не случившемся будущем, о недосказанном в прошлом. Об отложенном «на завтра» времени, так и не проведённом с Гейл.
Ещё мгновение, и он замолк. Переведя дыхание, он продолжил:
И время не касалось их,
Смиренно отступали беды.
В словах любви, в глазах двоих….
Тебе, любимая, пою,
Тебя, любимая, люблю,
С тобой, любимая, живу,
Жизнь без тебя не представляю.
На припеве слёзы стали вкуса приятных воспоминаний. Тэд вспомнил, как он увидел Гейл в первый раз, как она засмущалась, когда поняла, что он смотрит на неё. Вспомнил первый поцелуй с ней. Свадьбу и её в белом наряде. Вспомнил её отца и его ворчание. И маму Гейл, махавшую рукой вслед свадебной машине.
Воспоминания прекрасных моментов с Гейл накатились на него.
Она стоит на пороге их нового дома и ждёт, когда он возьмёт её на руки и внесёт её внутрь.
Вот она ходит по дому в его рубашке. Они смотрят вместе какой-то фильм, и Гейл вздрагивает от страха, когда внезапно в кадре появляется злодей, и она прижимается к нему.
Фон воспоминаний стал размытым, виньетка обрамила края образов, но Гейл была видна отчётливо. Она зовёт его. Тэд бежит изо всех сил, чтобы быть ближе, она с грустью качает головой, отворачиваясь от него. Он протягивает руку в попытке остановить её. Тщетно, его рука проходит сквозь неё. Гейл отходит от него, а он не может подойти к ней, он кое-как передвигает ноги, а она всё идёт и идёт и уходит, не оборачиваясь, медленно растворяясь в тумане…
Спасение
// ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРЕСС-РЕЛИЗ //
Комитет Чрезвычайных Ситуаций при Федерации Свободных Планет
В результате столкновения пассажирского лайнера «Халгора» с незарегистрированным метеоритом малого класса произошла катастрофа, унесшая жизни 264 пассажиров и всех членов экипажа из 265, зарегистрированных в бортовом журнале корабля. Подробности будут сообщены позднее.
// ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОКЛАДУ //
Комитет Чрезвычайных Ситуаций при Федерации Свободных Планет
Не для распространения. Совершенно секретно.
К сектору, где произошла катастрофа с пассажирским кораблём «Халгора», спасателям разрешили приблизиться только после того, как крейсер «Венурия» уничтожил все 249 ракет типа [секретная информация, доступ по согласованию с Комитетом Планетарной Обороны при Федерации Свободных Планет], свободно барражировавших в режиме поиска цели.
Как выявило следствие, эти ракеты 138 лет назад были частью планетарной обороны Эдесса и располагались на её 8 искусственных спутниках. По истечении времени их списали и переместили на военное хранение на склад [секретная информация, доступ по согласованию с Комитетом Планетарной Обороны при Федерации Свободных Планет].
Согласно регламенту, перед помещением на военное хранение с ракет должны были снять боевую часть и генератор питания. По неизвестной причине эти операции произведены не были, и всё время ракеты находились на складе в боевом режиме, ожидая целеуказания в одном ангаре с системой управления ракетами.
В день катастрофы, спустя 138 лет, у модуля управления источник питания начал работать с ошибкой, что привело к запуску команды режима свободного поиска цели.
Ракеты были автоматически обслужены системой управления, загружены в пусковые установки и перемещены для старта в [секретная информация, доступ по согласованию с Комитетом Планетарной Обороны при Федерации Свободных Планет] и запущены в сектор, где в этот момент находился корабль «Халгора», который был атакован одной из ракет и уничтожен.
Остальные ракеты не причинили никому вреда и были выведены из строя крейсером «Венурия».
Все иски, поданные родственниками погибших на корабле «Халгора», были отклонены. Причина отклонения [секретная информация, доступ по согласованию с Комитетом Планетарной Обороны при Федерации Свободных Планет]. Родственникам погибших была выплачена стандартная денежная компенсация Комитетом Обороны при Федерации Свободных Планет под видом помощи от Федерации и страховка от владельцев пассажирского корабля.
Имя единственного выжившего — Тэд Паркинс. Он возвращался с отдыха на Эдессе со своей женой и её родителями. Согласно показаниям службы спасения, Тэд Паркинс в момент взрыва находился на внешней палубе, и это спасло ему жизнь во время взрыва боевой части ракеты.
Его жена тоже пережила взрыв благодаря тому, что находилась в смотровой части шлюзового отсека с автономной системой жизнеобеспечения. Но из-за повреждения системы очистки воздуха она погибла из-за отравления монооксидом углерода.
Из показаний участников службы спасения следует, что при обнаружении Тэда Паркинса он находился в состоянии глубокой прострации, не реагировал на внешние раздражители и беззвучно открывал рот. С помощью анализа движения губ специалисты выяснили, что мужчина постоянно произносил слова песни «Созвездие любви», впервые прозвучавшей в старое время, незадолго до Прозрения.
Тэд Паркинс был госпитализирован для лечения в клинику «Тинто-3» на Кроке, где провёл 45 дней. Лечение Тэда Паркинса было оплачено Комитетом Обороны при Федерации Свободных Планет под видом помощи Федерации. Перед выпиской он прошёл стандартную процедуру допроса о происшествии и подписал «Акт о молчании», обязавшись не разглашать детали катастрофы, известные ему на момент подписания акта и ставшие известными ему до окончания срока Акта в течение 50 лет.
Взамен он попросил представителей Федерации продать дом родителей его жены и всё его содержимое (оценено в 9 млн кр.), дом, где он проживал со своей женой, и всё его содержимое (оценено в 1,5 млн кр.), и перечислить вырученные средства, страховку и компенсации детским приютам Крока.
При выписке из больницы представитель Комитета Обороны при Федерации Свободных Планет вручил ему ключи от квартиры в спальном районе Крока (оценена в 350 тыс. кр.) с правом пожизненного проживания без возможности продажи, дарения, сдачи в аренду и сертификат на погребальные услуги для Гейл Паркинс, тело которой находилось в морге военного госпиталя Святого Момона Карающего.
Через сутки тело Гейл Паркинс было кремировано в присутствии Тэда Паркинса , нескольких друзей и знакомых, приглашённых на церемонию.
Прах жены Тэд Паркинс отправил на солнце Крока ритуальным кораблём «Ласт Вэй», который запустил похоронную урну в сторону светила Радей, где останки Гейл Паркинс вспыхнули и растворились в корональном всплеске под звуки песни «Созвездие любви»…