Желание

Будильник зазвонил в пятый раз. Я знала это наверняка: именно пятый я когда-то отметила особенным — поставила любимую песню, ту самую, что недавно завирусилась в сети. Для меня она звучала как мантра о лёгких деньгах, которые будто сами приходят в жизнь. И в какой-то мере это было напоминанием, зачем я вообще открываю глаза в 6:45 утра.

ВЫключив музыку, я уловила резкий хлопок двери соседей. Кто-то уже уходил из дома, а я только-только приходила в себя, уставившись в белый потолок. Ну, как в белый… На самом деле на нём расплывались жёлтые разводы, оставленные прежними хозяевами, и темнеющие круги, будто следы дождевых облаков. Я гадала: крыша когда-то протекла? Или это вовсе какие-то другие, таинственные отметины? Ответа не было, но воображение неизменно дорисовывало узоры — фантастические, нелепые, порой даже пугающе живые.

Наконец, сделав над собой усилие, я опустила ноги на холодный пол. Сегодня предстоял важный день, но подготовка к нему вымотала меня. Я просидела над проектом почти до рассвета, стремясь довести каждую деталь до совершенства. И теперь расплата настигла — тело казалось разбитым, а мысли вязли в усталости.

— Последний рывок, — прошептала я себе под нос и тут же начала собираться.

Холодная вода оживила лицо, смывая остатки сонливости. Я поспешно натянула вчерашнюю рубаху и брюки, сброшенные на стул в спешке. Ткань предательски запомнила заломы, но времени на глажку не оставалось. И ладно, сегодня пятница — до выходных рукой подать, а там уже можно будет навести порядок. Нужно всего лишь протянуть ещё один день.

Документы, которые я дорабатывала вчера почти до полуночи, я смахнула в стопку и сунула в сумку. Туда же отправился ноутбук — мой вечный спутник и главный виновник недосыпа. Стол выглядел как поле боя: листы, кружка с недопитым кофе, ручка, с обгрызанным колпачком. Среди этого хаоса я пыталась отыскать крабик для волос. Казалось, что он должен быть именно здесь, рядом с блокнотом… но нет. Пришлось связать волосы в небрежный пучок, из которого всё равно выбивались непокорные пряди.

О завтраке можно было забыть. Я просто накинула плащ и, бросив быстрый взгляд на зонт, замерла на секунду. Кажется, вчера кто-то говорил о дожде… но перспектива тащить в метро этот громоздкий предмет казалась наказанием. Авось пронесёт, — решила я, слишком уставшая, чтобы спорить с собственным упрямством.

Скользнув за дверь, я захлопнула замок, и в тот же миг услышала хлопок другой двери справа. Обернувшись, я встретилась взглядом с новым соседом — таким же сонным и торопливым, как и я. Мы переглянулись, обменялись коротким «Доброе утро» и почти одновременно шагнули в лифт.

Вот же Женя со своими вечными историями о парнях. Если бы не она, я бы, наверное, и дальше равнодушно проходила мимо всех жильцов этого неказистого дома. Но стоило ей в прошлый раз заметить соседа, как в голове поселилось её ехидное: «А ведь он ничего такой…»

И действительно — Антона было трудно не заметить, если хоть раз посмотреть внимательнее. Высокий, с лёгкой небрежностью в движениях и такими же растрёпанными светлыми волосами, будто он только что вышел на улицу после сна, но всё равно выглядел привлекательно. Негустая бородка добавляла пару лет, хотя, кажется, мы ровесники. И у него всегда находилось время утром выгулять собаку — пусть маленькая деталь, но для меня она говорила об ответственности.

Вот и сейчас рядом с ним крутилась его бордер-колли — кажется, именно так он назвал её, когда Женя в прошлый раз едва не растаяла от умиления. Собака заинтересованно ткнулась мокрым носом в мои брюки. Антон слабо улыбнулся, и на его скуле тут же появилась ямочка — едва заметная, но такая, что сразу цепляла взгляд.

— Простите, он у меня слишком любознательный, — тихо сказал он.

— Всё хорошо, — отозвалась я, хотя в глубине души тревожно подумала о грязных следах, которые могут остаться на ткани.

Остаток пути мы провели в молчании, слушая гул лифта, который лениво спускал нас вниз. Между нами будто повисла тонкая пауза, когда не знаешь — стоит ли заговорить, или лучше отложить разговор до другого раза.

На первом этаже снова заклинило дверь, и подъезд стоял распахнутым настежь, словно приглашая прохожих заглянуть внутрь. Я в который раз поймала себя на мысли: будь у меня зарплата хоть чуть выше, я бы без колебаний перебралась отсюда — куда-нибудь поуютнее, понормальнее. Единственным плюсом этой квартиры оставалось то, что за целый год цену на неё не подняли. Ну и, конечно, близость к метро: пятнадцать минут пешком, и ты уже можешь добраться в любую точку города. Маленькое преимущество, но в ежедневной гонке оно значило многое.

Я заметила, что в 7:30 людей на улице ничуть не меньше, чем в восемь. Толпа текла тем же плотным потоком, только лица вокруг казались чуть соннее. Но мой график не оставлял выбора. Когда меня только брали на стажировку, условие было простое: к приходу руководства всё должно быть готово.

После училища я устроилась ассистентом — проще говоря, секретарём. Это, конечно, было далеко от того, чему я училась, но тогда мне казалось неплохим стартом. Почти год прошёл в рутине: звонки, бумаги, отчёты. Обязанностей навалили с лихвой, зато даже повысили до офис-менеджера. Звучало красиво, но суть не менялась: дизайнер из меня так и не реализовался.

Иногда я думала, что, может быть, это даже к лучшему. В офисе — работа стабильная, нужная, почти вечная. Но чем дальше, тем чаще закрадывалось сомнение: а моё ли это вообще?

Пережив утреннюю толкучку в метро, я вынырнула наружу вместе с людским потоком — словно часть огромного косяка рыбы, который одновременно несётся в одном направлении. Город встретил меня прохладной моросью: крошечные капли лениво оседали на волосы и плечи, намекая на приближающийся дождь. До ливня было далеко, но я всё равно ускорила шаг, надеясь успеть скрыться под крышей до того, как небо решит разверзнуться по-настоящему.

Поздоровавшись с охранником, я приложила пропуск к считывателю и уже через пару минут вошла в офис. Успела как раз к приходу начальства. Ярослав Владимирович говорил по телефону, голос его звучал громко и жёстко, в каждом слове — спор, в каждом тоне — давление. Кем бы ни был человек на том конце провода, ему явно пришлось несладко.

Я ещё не успела снять плащ, как начальник махнул мне: «Кофе в кабинет». Настолько привычное поручение, что я уверена — разбуди меня среди ночи, я приготовлю кофе в турке с закрытыми глазами.

Через несколько минут в обеденной зоне кружка кофе на аккуратном блюдце уже была в моих руках. Я направилась к директорскому кабинету. Дверь оказалась приоткрытой, но я всё же постучала по косяку — простая вежливость, без которой нельзя.

— Заходи, — отозвался он. Голос звучал раздражённо, и стало ясно: в сегодняшней сделке что-то пошло не так.

Как и любой руководитель, он бывал строгим, но, в отличие от многих, умел объяснять спокойно, если что-то оказывалось непонятным — и мне, и другим сотрудникам. В такие моменты он словно превращался из «начальника» в наставника. Наверное, мне всё же повезло работать именно под его руководством.

Я вошла в кабинет, где высокие окна раскрывали панораму города. Дождь, всё ещё мелкий и почти прозрачный, оставлял россыпь капель на стекле, превращая вид в акварель. Осторожно поставив чашку кофе на стол, я на секунду замерла.

Хмурые брови Ярослава Владимировича чуть приподнялись, и на меня сверкнули его тёмные глаза. Он не выглядел на свои годы. Ему было сорок пять, может, пятьдесят, но безупречный вид — строгий чёрный костюм, свежая белая рубашка, гладко выбритое лицо — делали его моложе и придавали той самой уверенности, которая заставляла уважать его с первого взгляда. Даже молодые сотрудники нередко выглядели на его фоне более блеклыми.

Его взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно, словно он ожидал: уйду ли я сразу или решусь сказать то, ради чего осталась.

— Я… насчёт проекта, который вы поручили в начале недели, — начала я, сплетая пальцы в замок, чтобы скрыть дрожь. — Он готов. Я бы хотела показать результат.

Сердце колотилось так, что мне казалось, его услышит не только он, но и весь этаж. Это был первый раз, когда он доверил мне личный заказ — оформление новой кофейни. Шанс наконец продемонстрировать, на что я способна как дизайнер. Но вместе с этим — страх: а что, если ему не понравится? Что, если он решит, что я зря трачу своё и его время?

Ярослав Владимирович устало потёр глаза, и этот жест дал понять: о проекте он напрочь забыл, а сейчас для него это лишь ещё одна забота. Но уже в следующую секунду он вернулся ко мне взглядом и кивнул, чуть мягче, чем я ожидала.

— Хорошо, Злата. Давай после обеда. Сейчас я немного занят.

Я порадовалась, что он не отказал, но легче от этого не стало. Волнение только сильнее вросло в меня, будто острый крючок. Если бы проект посмотрели прямо сейчас, всё решилось бы быстрее. А так… каждый лишний час казался испытанием: чем дольше он лежит без внимания, тем сильнее я накручиваю себя. Я лишь кивнула и вышла из кабинета.

Уселась за свой стол, достала ноутбук и попыталась сосредоточиться на финансовом отчёте, который никак не могла добить. Цифры упрямо расплывались перед глазами. Именно в этот момент рядом появилась Валерия. Она облокотилась бедром о край стола — демонстративно, так, чтобы я непременно подняла на неё взгляд.

— Привет. Он снова не в духе? — протянула она, откидывая за плечо длинные чёрные волосы, явно требующие дорогого ухода.

Валерия была здесь недавно, но держалась так, словно руководила компанией не первый год. Её внешний вид всегда вызывал у меня лёгкое недоумение: юбка-карандаш и блузка, подчёркивающая все достоинства фигуры, безупречный макияж, ресницы, будто нарисованные тушью художника, и губы, слишком сочные, чтобы быть подарком природы. Она больше походила на сотрудницу из глянцевого журнала, чем на офис-менеджера строительной фирмы. Иногда мне даже казалось, что её взяли за какие-то другие качества. Но глупой Валерия точно не была.

— Сейчас важный этап сделки, все немного на нервах, — ответила я и машинально прикусила губу, пытаясь вернуть мысли к отчёту.

— Всё равно не понимаю, — задумчиво протянула она. — Почему он не захотел объединяться с центральным филиалом? Предложение же идеальное.

На самом деле я тоже не до конца понимала, зачем он отверг предложение о слиянии. В какой-то мере можно понять: кому захочется, чтобы более крупная компания взяла под себя всё, над чем ты работал годами, и начала навязывать свои правила? Но судить не мне — мне оставалось только наблюдать и ждать, как будут развиваться события.

До обеда я намеренно не думала о проекте, который лежал на моём рабочем столе, а занималась рутиной: несколько звонков, записи, аккуратное оформление отчётов. Во время перерыва спустилась в кафетерий на первом этаже. Иногда брала еду с собой, но чаще обходилась бутербродом и чаем — выбор там был приличный и на первое, и на второе.

Я только села за стол, как телефон внезапно разразился звонком — от неожиданности я чуть не опрокинула ягодный чай. На экране светилось — «Женька». Сначала я не хотела отвечать: слишком много мыслей крутилось вокруг предстоящей встречи. Но потом решила, что пара ободряющих слов от подруги как раз не помешает.

— Привет, — сказала я, прижимая трубку плечом и поднося к губам бутерброд с сыром и ветчиной.

— К тебе не достучишься! — её голос был громким и привычно заводным. — Ты чего меня игнорируешь?

Это получилось не специально, просто я не знала, что ей рассказать. Проект же никто пока не посмотрел.

— Рассказывай, как всё прошло. И не пропусти ни единой мелочи — я хочу знать всё! — потребовала она.

— Да нечего рассказывать, — промямлила я, прожёвывая бутерброд. Вроде бы ничего особенного: булка, сыр, колбаса. А как же вкусно. Не знаю, что они туда добавляют, но каждый раз кажется — вот это настоящее утешение среди серых будней.

— Утром Ярослав Владимирович был занят, так что покажу после обеда, — добавила я и сделала ещё один, побольше кусок, надеясь, что Женя уловит намёк и сама продолжит разговор.

Она и правда всё правильно поняла — и тут же развернула свою тираду: «Как так?! Надо было настаивать! Пусть посмотрел бы сразу. И вообще, он просто обязан согласиться, твоя идея гениальна!»

Да, я делилась с ней своими наработками. Пусть она ничего не понимала в архитектуре и дизайне, зато всегда горела энтузиазмом. Даже если что-то выходило криво, Женя находила, что похвалить, и подкидывала советы: какие цвета попробовать, какие детали добавить. С её слов всё выглядело ново и сочно.

К этому моменту мой бутерброд был уже доеден, половина чая выпита, и разговор плавно свернул на выходные. Мы вспомнили планы, намеченные ещё пару недель назад: я обещала прийти на концерт, где Женя будет выступать. Она пела в группе под названием «Резонанс». Это была её давняя мечта, то самое дело, от которого у неё загорались глаза.

Толпы поклонников у них не было, но они с азартом играли в барах и иногда прямо на улице, превращая серый асфальт в сцену, а прохожих — в случайных слушателей. В этом было что-то трогательное и честное. Я искренне завидовала ей по-доброму: Женя не боялась заявлять о себе, жила так, как хотелось. «На полную катушку» — как любят говорить. Иногда мне казалось, что при её рождении кто-то просто окунул её голову в чистую энергию. Она всегда была весёлой, неиссякаемо оптимистичной, словно маленькое солнце, которое невозможно погасить.

Хотя в школе, когда мы с Женей ещё не были знакомы, она была совсем другой. Тихая, замкнутая, незаметная. Думаю, на ней сильно отразилась трагедия с её родителями, после которой в живых остался только отец. Но вместо того чтобы уйти в темноту депрессии, она словно развернулась на сто восемьдесят градусов — и стала такой, какой я знала её сейчас. Может быть, она поняла раньше нас всех: жизнь слишком хрупкая и короткая, чтобы тратить её на страхи. Надо успеть попробовать как можно больше.

Я понимала её умом. Но меня воспитывали иначе. У нас были свои правила: встать на ноги, заработать на собственное жильё, выйти замуж и создать семью. Купить машину, ездить в отпуск хотя бы раз в год и всегда — всегда! — иметь подушку безопасности.

Я росла с мамой, которая тянула всё почти одна. Отец… он был, но скорее как тень. Выпиваха, без образования, часто пропадал ночами. Нет, я знала, что он любил меня по-своему, просто не умел дать той жизни, о которой мечтала мама. Она воспитывала меня в строгости и с упором на стабильность.

И вот теперь я работаю в неплохой фирме, понемногу коплю деньги, надеясь на скорое повышение. Но иногда мне кажется, что я застряла в этом колесе. Как будто у меня совсем не остаётся времени на всё остальное: на мечты, на свободу, на то самое «жить на полную», чему меня учит Женя своим примером.

— И Алекс давай как ржать над разбитой чашкой… — я на мгновение потеряла нить разговора и уже не совсем понимала, как мы дошли до её парня. Но заразительный смех и та экспрессия, с которой Женя всё это рассказывала, невольно заставили меня тихонько хихикнуть. — О, мне уже пора. Обязательно напиши, как всё прошло. Поняла? Всё, люблю, целую!

Так же стремительно, как и её рассказ, звонок оборвался, оставив после себя в моём сердце лёгкость. Её голос снял тревогу, что мучила меня целый день. И вдруг всё показалось простым, ясным, будто уже предопределённым «наилучшим образом», как она любила говорить.

Воодушевлённая, я вошла в кабинет начальника, держа ноутбук с проектом так крепко, будто боялась, что уроню его. Но едва переступив порог, застыла — кабинет был пуст. Может, он просто задержался на обеде? Мысль мелькнула быстро, но тут же рассеялась, когда рядом, будто нарочно проходя мимо, остановилась Валерия.

— Ярослав Владимирович срочно поехал на объект. Скорее всего, сегодня в офис уже не вернётся, — сообщила она с лёгкой улыбкой, от которой её лицо приобрело хищные черты. В её голосе чувствовалась какая-то особая сладость, словно это известие предназначалось именно мне и только для того, чтобы выбить почву из-под ног.

Я почувствовала неприятный холод внутри, как будто сама её улыбка была причиной его внезапного отъезда.

— Да не кривись ты так, — протянула Валерия, будто дразня. — В понедельник покажешь.

Да дело было в другом. В понедельник, я была более чем уверена, примут другой проект. Я это знала. Чувствовала — так же отчётливо, как видела хитрую улыбку этой куклы. Я сильнее сжала ноутбук, будто он был единственной опорой, и старалась не расплакаться. Горло сдавило, глаза защипало, но я молча развернулась и вернулась за свой стол.

Мне стало так обидно, что меня даже не пустили в игру. Не дали возможности проявить себя. Из чистого негодования я тут же бросилась звонить начальнику, но после пятого гудка стало ясно: он не возьмёт трубку. Или занят, или… просто снова забыл обо мне. Эта мысль кольнула ещё больнее.

Остаток дня я работала спустя рукава. Документы мелькали перед глазами, буквы сливались в серую кашу. Несколько раз приходили коллеги из другого отдела, просили подсказать, почему их документы не проводятся, или уточнить данные по материалам. Я отвечала на автомате, чувствуя себя пустой оболочкой, внутри которой всё выгорело. Мысли возвращались к ноутбуку и тому файлу, который теперь казался ненужным мусором. Больше всего хотелось забиться в свою крошечную квартиру, зарыться под одеяло и доспать те часы, которые я бессмысленно потратила на проект.

Была безумная мысль одним движением отправить всё в корзину. Но палец, уже зависший над клавишей, дрогнул. Я удержалась. Почему — сама не знала. Наверное, это единственное, что оставалось моим.

Даже радость окончания рабочей недели поблёкла, как старый снимок, потёртый временем. Когда я вышла из офиса и наткнулась на стену дождя, ничуть не удивилась. Холодные струи били по асфальту, поднимали тяжёлый запах мокрого бетона. Те, кто был сообразительнее, раскрывали зонты и торопливо шагали в сторону дома, скрываясь за цветными куполами. А я так и застыла, смотря, как мимо проносятся машины с размытыми фарами, как пробегают люди, точно такие же, как я, но подготовленные к осеннему ливню. У них был хоть какой-то щит. У меня — ничего.

То, что день может стать ещё хуже, я уже не сомневалась. А вот то, что он способен хоть как-то стать лучше — в это не верилось совсем. Словно тонкая нить внутри меня окончательно порвалась.

Взглянув на небо, я убедилась, что дождь не прекращался и не собирался. Серое, тяжёлое, оно будто нависало над городом, давило своим весом, а вода стекала с крыш мутными ручьями, сливаясь с грязным асфальтом. Я, как и другие, перебежками рванула к метро, лавируя между лужами.

В моём районе дождь был чуть слабее, но это уже не имело значения. Пальто, не рассчитанное на такую погоду, держало мокрой стеной лишь верхнюю часть тела, а брюки безжалостно прилипли холодными складками к коже, вытягивая тепло. С каждым шагом обувь чавкала, набирая в себя воду. С каждым вдохом холод пробирал глубже, а надежда, что я не заболею, таяла вместе с остатками сил.

И тут — последняя капля. Стоило мне дойти до угла дома, как из-за поворота вылетела собака и, в прыжке, сбила меня на мокрый асфальт. Я села прямо в лужу, оглушённая и растерянная, вцепившись пальцами в мокрый бетон. Сначала было даже не больно — скорее неожиданно. Шум дождя смешался с лаем, а в голове зазвенело.

— Дино, мальчик, ко мне! — донёсся знакомый голос.

Сосед выскочил из-за угла, натянуто улыбаясь, а я сидела в луже, как мокрая птица, и чувствовала, как слёзы сами катятся по щекам, сливаясь с дождём. Нервы, на которых держалась вся эта неделя, сдали. Я не сдержалась.

Он, видимо, решил, что я плачу из-за падения — и поспешил отчитывать пса:

— Плохой мальчик!

Он шагнул ближе, протягивая мне крепкую руку — чтобы помочь поднятся. Другой рукой приподнял зонт, под которым стоял сам, и наклонился, прикрывая меня от потоков воды. На его лице было непонимание, смешанное с неловкой заботой. Он явно не понимал, почему я не прекращаю захлёбываться слезами, но всё равно стоически не уходил.

Пёс всё ещё тёрся мордой о мои колени, прижимая уши и виновато хлопая большими глазами. Будто понимал, что натворил, и пытался загладить вину. Его мокрый нос холодил по тонкой ткани брюк и плаще, а его шерсть пахла дождём и чем-то домашним.

Когда дыхание наконец выровнялось, слёзы иссякли, и вместе с облегчением пришёл новый прилив — стыда. Вот так, расплакалась перед соседом, будто маленькая девчонка. Теперь он наверняка решит, что со мной не всё в порядке.

— Извините, пожалуйста. Обычно он не прыгает ни на кого, — парень неловко улыбнулся, явно смущённый не меньше меня. Его светлые волосы тёмными прядями прилипли ко лицу от дождя.

— Всё хорошо, — я поспешно вытерла щеки ладонями. Не уверена, то ли это были остатки слёз, то ли капли дождя, но всё равно заставила себя улыбнуться в ответ.

Мы замерли на несколько мгновений у угла дома, просто глядя друг на друга. В воздухе висела неловкая пауза, которую нарушил Дино: он гавкнул, словно возвращая нас обоих в реальность.

Антон, не слушая моих возражений, всё же проводил меня до подъезда. Я твердила, что зонт мне уже без надобности, ведь я и так промокла до нитки, но он лишь отмахнулся. Металл двери отозвался глухим звоном, когда он толкнул её плечом. Никто так и не починил её.

Когда лифт поехал вверх, тишина между нами стала почти осязаемой. Я чувствовала, как вода капает с моих волос за ворот пальто, как мокрые брюки неприятно липнут к коже. Но всё это уже не имело значения. Дино тёрся носом о мою коленку, смешно шмыгая, и эти простые действия собаки вдруг оказались куда важнее всех моих мыслей.

Я была благодарна Антону именно за молчание. Он не пытался заставить меня говорить, не задавал лишних вопросов. Просто стоял рядом, и этого было достаточно.

Перед тем как разойтись, он снова тихо извинился и пожелал хорошего вечера. Его голос прозвучал так искренне, что я едва не дрогнула снова. Но сил не осталось. Я только кивнула, пряча взгляд, и шагнула в свою квартиру, ощущая, как за мной остаётся его тёплый светлый силуэт и чёрный хвост.