Железная дорога

Железная дорога

Нечего говорить, железные дороги – чудесная штука. Ездить можно быстро, да и народ становится от них, как будто умнее. Звери, однако, остаются зверьми, и какую бы хитрую механику не выдумывали люди, все-таки звери от нее не выведутся.

Эмиль Золя

1.Бульварная мелодрама

Официально мы не женаты. Тем меньше у меня оснований устраивать сцены. Но тут бы и ангел не смолчал, а я к ангелам никогда не принадлежала.

--Ты вообще что здесь делаешь? У тебя еще наглости хватает ко мне домой заявиться!

Когда я увидела, кто воздвигся на пороге моей мансарды, мне захотелось заорать. Но я ограничилась тем, что зашипела. Не хватало еще, чтоб соседи снизу повылезли из своих квартир.

-Ну , Хелен, ну, что ты… -- и смотрит эдак умоляюще.

--А вот что! – я схватила со стола свежие выпуски «Утренней звезды», «Вестника», «Тримейнского еженедельника» и совсем уж непотребной «Голой правды». На первых полосах красовались заголовки вроде «Железнодорожный убийца погиб во время ареста!!!» , «Старший инспектор Лангдон говорит: «Кошмару конец!» и тому подобное.

--А теперь скажи мне, дорогой, почему репортажи об этом опубликованы не в «Тримейнском курьере»? – Крис на полголовы выше меня, и, конечно, гораздо сильнее, но я была так рассержена, что намерена была просто выставить его на лестницу. – Кто уверял меня, что не имеет причастия к делу «железнодорожного убийцы»? Иль не твою фамилию я вижу в числе тех, кто производил арест, а Лангдон не твой начальник? Ты можешь мне объяснить, почему ни под одной из этих статей нет моей подписи?

Вообще-то уголовная хроника – не мой профиль. Но о «железнодорожном» или «вагонном» убийце говорили в Тримейне уж около года. Одни твердили, что это очередная городская легенда, другие – что у нас завелся свой собственный Джек Потрошитель. В любом случае, по материалам этого дела я могла бы сделать гораздо лучшую статью, чем эти безграмотные писаки. Или даже цикл статей. Тем более, что мне и раньше приходилось писать по криминальным вопросам.

Я никогда никому не раскрываю своих источников. Если бы в редакции узнали, от кого я получаю сведения, мне бы продохнуть не дали, принялись бы выжимать покрепче, чем прачка – белье. А если бы в полицейском управлении узнали, что инспектор Мейтхем не просто болтает о своих делах с подружкой – это дело житейское, а целенаправленно, хотя и в малых дозах, сливает информацию репортерше, он бы и дня на работе не продержался.

--Могу объяснить. Не хотел тебя подставлять.

Сейчас, когда злость немного поутихла, я заметила, как он устал.

--Потому что Лангдон ошибается. Возможно, ничего не кончилось.

--Это что же получается? – черт бы меня побрал, я сама не заметила, когда перестала шипеть. – Вы прихватили не того?

--Долгая история… Может, мы все-таки войдем?

--

В комнату я его все же не пустила. Предложила выпить кофе у дядюшки Якоба, а заодно и пожевать чего-нибудь. Дома, кроме газет, ничего не было.

У дядюшки Якоба полноценного обеда не подают, это кофейня все же, не ресторан, так, легкую закуску. Крис взял запеканку с рыбой. Я – пару рогаликов. Время было раннее, никто из посетителей не косил на пару за столом в глубине зала – чернявую девицу в сером жакете и плоской шляпке, и худого мужчину лет за тридцать. Крис был в цивильном, мундир он надевает только по официальным случаям. Так что единственное, чего он мог дождаться, так это сочувствия окружающих – «должно быть, баба плохо его кормит». Ну да, так ведь себя-то я еще хуже кормлю.

И за чашкой кофе с рогаликами я постаралась припомнить все, что слышала об этом деле.

Пять убийств в течение года. Все – в разных поездах на разных направлениях, неизменно направлявшихся из Тримейна. Полиция вряд ли связала бы их в одно дело – кражи, грабежи и даже убийства на железной дороге происходят не так уж редко, скорее наоборот. Вот только убивают в вагонах первого класса нечасто. А все убийства происходили именно в вагонах первого класса ( ну почему никто из этих писак не использовал заголовок «Убийства первого класса»? Ведь напрашивается же!). Все убитые были мужчинами, все ехали в отдельных купе, все были ограблены. Больше ничего их вроде бы не связывало, но и того хватило.

Газеты поначалу окрестили убийцу «вагонным душителем», но это было не вполне верно – жертв сначала душили, а потом наносили удар в грудь острым лезвием. Так что затем остановились на длинном и неблагозвучном «железнодорожном убийце». Уверяли, что он буквально испаряется с места происшествия. Но, судя по сегодняшним передовицам, не так уж он был неуловим.

Итак, кем же оказался наш убийца?

Питер Коллум, 21 года от роду. Ну ничего себе, молодой, да ранний. Хотя бывали живорезы и помоложе. Служил охранником в театре «Тримейнская роза». Еще того не легче. Был задержан, когда садился в вагон третьего класса поезда «Тримейн – Переправа святого Павла» у речного вокзала, вырвался из рук полицейских и бросился под колеса товарного поезда, прибывавшего к соседнему пути. Просто-таки замечательный финал. Железнодорожный убийца находит смерть под колесами поезда. Справедливость торжествует, неумолимая, как паровоз.

Если это, конечно, был убийца.

--Ну так что значат твои намеки? Ты сказал, что этот парень определенно был виновен. Но откуда такая уверенность? Скорее можно подумать, что убийства совершил кто-то из тех, кто обслуживал рейсы?

--По-твоему, в полиции работают сплошь идиоты? Разумеется, служащих проверяли в первую очередь – от кондукторов и буфетчиков до кочегаров. Но убийства совершались в поездах разного следования, и принадлежащих разным компаниям. Конечно, можно было предположить разветвленный заговор, охватывающий служащих всех поездов, выходящих из Тримейна…

--Отличный сюжет для романа-фельетона, кстати.

--Предоставляю тебе, если со статей переключишься на романы. Но нам оставалось предположить, что убийцей был кто-то из пассажиров. Газеты писали, что убийца не оставлял следов. Но это было не совсем так. Он по возможности старался быть аккуратен, но в тесном купе это не всегда удается. В отдельных купе первого класса есть умывальники, и если убийца был запачкан кровью, он имел возможность ее смыть. Но однажды, при борьбе или просто от тряски поезда, на пол упала бутылка со сладким ликером. Его не так легко оттереть, и подошвы ботинок отпечатались на полу. В другой раз он схватился за дверной косяк рукой, перемазанной кровью. Еще как-то было открыто окно… В общем, мы могли хотя бы составить представление о росте и сложении убийцы. Все преступления совершались во время следования поезда, потому что на остановках кондуктор обычно стучит в дверь или заходит, если она не заперта. У убийцы были две возможности покинуть купе. В первом классе у всех купе есть наружная дверь – он мог выпрыгнуть на насыпь. Или выйти в коридор и перейти в другой выгон. И ехать дальше, например, вторым или третьим классом.

--А если он пользовался обеими?

--Мы так и подумали. И да, так оно и было. Тебе было бы неинтересно знать, как мы его вычислили. Никаких озарений и гениальных догадок, как в твоих любимых романах-фельетонах ( я их терпеть не могла, и Крис это отлично знал). Долгая, нудная, рутинная работа. В одном трактире неподалеку от станции припомнили парня, который зашел в неурочное время передохнуть. Потому что хромал – а это было в ночь одного из убийств. Кондуктор видел в тамбуре человека, переходившего из первого класса во второй – в ночь другого…

--А как насчет скупщиков краденого? Если убитые действительно были ограблены?

--Тут глухо. Похоже, он брал только наличные, на перстни-часы-булавки для галстуков не льстился. Но ,в общем, у нас было примерное описание, и кассиры городских вокзалов его получили. Два дня назад кассир Речного вокзала сообщил дежурному патрульному, что человек соответственного вида купил билет на ночной поезд до Переправы – и полицейский проследил того типа до театра.

--Что ж вы его сразу не взяли?

--Лангдон настаивал, что мы должны взять его с поличным. В любом случае, скажи на милость, зачем «Тримейнской розе» охранники? В других театрах вроде сторожами обходятся.

--Сразу видно, что ты не театрал. В «Розе» публика бывает богатая. Надо от воров устеречь. Опять же, поклонники мадам Валери – это премьерша труппы, уж про нее ты всяко должен был слышать – иногда такое устраивают… в общем, порядок надобен. Но мы отвлеклись.

--Короче, после спектакля он пошел на вокзал… а дальше было примерно так, как описано в газетах. На перроне были агенты в штатском, но Коллум, видимо заметил слежку, попытался сбежать, его схватили, он вырвался – крепкий парень был – и под товарняк.

--По- моему, отчет об отлично проделанной работе. Что тебя смущает?

--Потому что убийц было двое, -- сказал инспектор Кристофер Мейтхем. – Я подозревал это с самого начала, а вчера имел возможность в этом убедиться.

Хотя Крис и не был театралом, но в драматических эффектах толк понимал.

Я заказала еще кофе.

--А с этого места – поподробнее, пожалуйста.

--Для начала – вернемся к личности Коллума. Он был высокого роста, широкоплечий, с мощными руками. Вид имел довольно простецкий. Приехал в столицу откуда-то из деревни года полтора назад. Как уверяли в театре, характер имел угрюмый, ни с кем близко не общался. Конечно, за год с лишним пообтесался, но за порядочного буржуа вряд ли сошел бы. А теперь вопрос: мы знаем, как он покидал купе, но как он туда попадал? Предположим, пассажиры могли впустить человека, который искал бы помощи или общества, но такой человек вряд ли обладал бы характером или внешностью Коллума.

--То есть сообщник Коллума каким-то образом убалтывал пассажира, слегка его душил, а потом запускал Коллума и тот завершал дело?

--Я поначалу тоже так подумал. Но зачем тогда вообще нужен Коллум? Убийца справился бы и один, наглости, судя по поведению, у него хватало…

--А вот физических сил, возможно, нет.

--Совершенно верно. Знаешь, что меня навело на эту мысль? Открытое окно. Я беседовал с теми полицейскими, которые постоянно работают при железной дороге, и они рассказали, что воры порой проникают в вагоны первого класса через окна.

--Так ведь и разбиться недолго!

--Веревка, кошка, чтоб закрепиться, ломик, чтоб отжать раму, и сноровка – вот все, что нужно. И ловкость, конечно. Многие пассажиры курят и на ночь оставляют окна приоткрытыми. Как в том купе. Коллум, как я уже говорил, был крупным и широкоплечим, а рама была опущена едва ли наполовину. Коллум бы не пролез, но человек небольшого роста и худой вполне мог бы. Он проникал в купе. Когда пассажиры спали, впускал Коллума, они совершали убийство и тут же скрывались.

--Однако окно было открыто лишь в одном случае.

--Вероятно, дальше они стали осторожнее и закрывали окно перед тем, как выскочить через наружную дверь. Итак, я поделился своими соображениями с Лангдоном , и он их принял. Старший инспектор предположил, что это подросток. Вообще-то распространенный прием у грабителей – запускать вперед мальчишку, который пробирается в дом по каминной трубе, через слуховое окошко – везде, где взрослый не пролезет, чтоб открыл дверь.

--Ага, а еще в этом возрасте не умеют бояться по-настоящему. Наоборот, опасность словно медом намазана. Чего только в этом возрасте не творят… - я умолчала, что это не только к мальчикам относится.

--Да и Коллум по возрасту недалеко от мальчишки ушел. Понимаешь, эти убийства отличались от тех, что совершают маниаки. В них не было извращенной жестокости. Эти двое не ценили человеческую жизнь, но и удовольствия от кровопролития не получали.

--Пожалуй. Но ты сказал, будто вчера убедился в наличии сообщника.

--Да. Я был неподалеку, когда Коллум бросился под поезд. И слышал, как он перед этим закричал : «Ли, беги!» Или «Лин», я точно не разобрал. То есть сообщник был там же, на перроне. И мы его упустили.

--И Лангдон ни слова не сказал об этом прессе.

--Потому что на него давят сверху, и ему важно как можно скорее закрыть дело. Мы с ним вчера крепко повздорили. Я напомнил ему, что он изначально принял версию о двух убийцах. Он напирал на то, что ребенок, оставшись без старшего и главного сообщника, ничего не сможет сделать. Но я в этом сомневаюсь.

--И ты хочешь, чтоб я об этом написала.

--Ни в коем случае. Это может помешать следствию. Кроме того, я действительно ни в чем не уверен. Даже в том, что это ребенок.

--В смысле?

--Убитых сначала душили, потом резали. Кстати, орудие убийства нашли при Коллуме. Длинное тонкое лезвие, наподобие тех, каким пользуются сапожники или шорники. Так вот , я думаю, что, если пассажиры просыпались, тот, что влезал в окно, душил их, чтоб не кричали. Возможно, той же веревкой, по которой спускался. По-твоему, такое мог бы сделать ребенок?

--Сомнительно.

--Вот и я считаю, что это просто человек небольшого роста, ловкий, подвижный, но не слишком сильный. Он может быть любого возраста.

--Ты сказал – Ли или Лин? Похоже на китайскую фамилию. Тримейн не так далеко от морских портов, у нас тут всяких наций водится… а китайцы как раз по большей части мелкие и ловкие. Хотя…-- я задумалась, -- это уж как-то слишком экзотично.

--Точно. Версия для романа-фельетона. Мне вот что сейчас в голову пришло. Ты упомянула, что в «Тримейнской розе» промышляют воры. Наш Ли вполне может быть профессиональным вором, ошивавшимся в театре. А охранник Коллум мог взять его с поличным… но вместо того, чтобы сдать его полиции, предпочел работать с ним вместе. В театре утверждали, что у Коллума не было друзей. Наверняка над ним насмехались, как над неотесанным деревенщиной. Он молод, одинок и озлоблен… и тут у него появляется возможность доказать, что он чего-то стоит.

--И это не версия для романа фельетона?

--Более правдоподобная, чем китаец в тримейнском поезде.

--Ты сам рассказывал, и не раз, что воры обычно не убивают.

--Возможно, Ли тоже хотел чего-то большего, чем шарить по карманам. Если он из Тримейна, то у него больше жизненного опыта, и вполне вероятно, что преступления планировал именно он. А Коллум был лишь исполнителем.

--И ты предполагаешь, что он продолжит убивать?

--Я бы хотел ошибиться. Очень хотел. В любом случае это всего лишь мои домыслы. И, -- он заглянул на дно чашки, -- тебе не кажется, что мы уже помирились?

Разумеется, мы помирились. Он дал мне пищу для размышлений – не худший подарок от любимого мужчины. Хотя наши отношения скорее дружеские, чем любовные. Мы видимся не так часто, и не торопимся вступать в брак. Во всяком случае, пока. У каждого из нас слишком много насущных дел.

И мы занимались насущными делами, изредка встречались, а через два месяца в купе первого класса «Эрденонского экспресса», отбывшего из Тримейна, был найден убитый пассажир. Сердце его было пробито длинным тонким лезвием.

---