Жемчужина Сар’эль

Металл глухо скрипнул, когда массивная створка закрылась, и камера погрузилась в полумрак. Кадета Звездного флота Сергея Фельдмана бросили внутрь, словно ненужный груз. Шаги стражей — существ, похожих на огромных летучих мышей с перепончатыми крыльями, — удалились, оставив лишь сырой запах их кожи и тяжёлое дыхание заключённых.

Сергей прижал ладонь к уху, нащупав крошечное устройство связи. Оно было его единственной ниточкой к свободе.
— Кадет, держись, — раздался едва слышный голос капитана Тихонова. — Наши уже идут. Пара дней — и мордорцам придётся пожалеть, что связались со Звёздным Флотом.

— Понял, капитан, — и Сергей выключил канал, чтобы не выдать себя.

В камере было темно, но постепенно глаза привыкли к сумраку. В дальнем углу он заметил силуэт. Там сидел гуманоид — высокий, худой, с большими, почти светящимися глазами. Сар’эль, очевидно. Тот молча наблюдал за Сергеем, пока юноша устраивался на холодном полу. Наконец, чужак тихо произнёс:
— Новый пленник.

— Похоже на то, — кивнул Сергей. — Но я не останусь тут надолго. Скоро придут мои. И тебя тоже вытащат. Обещаю! - последние слова он произнес хриплым шепотом, одними губами.

Гуманоид чуть усмехнулся. Его рука поднялась к груди, и тусклый свет упал на крупную жемчужину, висящую на шее. Она мерцала в полумраке, словно сама светила изнутри.

Они долго молчали. В сумраке казалось, что прошла целая вечность.

— Красивая вещь, — решился сказать Сергей, чтобы нарушить тишину. — Это… символ чего-то?

Чужак кивнул.
— На моей планете такие жемчужины рождаются из боли. Когда в створку раковины попадает песчинка, она защищает себя, слой за слоем, и со временем появляется жемчужина. Когда ребёнок достигает зрелости, ему дарят жемчужину и говорят: только боль превращает песчинку в жемчужину. С тех пор он должен помнить, что испытания делают нас сильнее.

Сергей молча кивнул. Слова отозвались в нём, будто он слышал их уже когда-то. Чужак внимательно посмотрел на него и вдруг заметил тонкую цепочку на его шее.

— А у тебя? — спросил он. — Что на цепочке?

Сергей замялся. В груди что-то дрогнуло, словно он открыл слишком личное. Он не любил рассказывать об этом, особенно чужакам. Но чужак смотрел без насмешки — с настоящим интересом.

Кадет осторожно вынул из-за воротника маленький серебряный крестик. Он блеснул в тусклом свете камеры.

— Это… крест, — произнёс он негромко. — Символ веры моего народа.

— И что он значит? — мягко спросил гуманоид.

Сергей отвёл взгляд, будто боясь, что слова прозвучат слишком наивно или слишком сложно. Или, если честно, слишком глупо.
— Это… долгая история.

Гуманоид чуть улыбнулся и снова коснулся своей жемчужины.
— Что ж, у нас много времени, пока твои корабли прилетят. Расскажи.

И вот в тёмной камере, под скрип металла и далёкий гул двигателей мордорского корабля, началась их беседа — о боли и вере, о жемчужинах и крестах.